Смерть на просеке

               

"Патологоанатом на рыбалке! На все выходные укатил на Тунгуску!" - такими словами встретил меня дежурный врач Туруханской больницы, куда я привез труп рабочего партии, вывезенный из тайги вертолётом.
Я растерялся!
" А куда я с ним?"
Врач посмотрел на меня, как на идиота, но видя моё состояние, куражиться не стал и спокойно ответил:
"В морг, батенька! В морг!" и ткнул пальцем в окно, выходящее во двор.
Под морг была приспособлена какая-то деревянная халупа, дверь в которую была прикрыта и заперта на висячий замок. Табличка на двери гласила "Посторонним вход запрещен!" и тут же ручкой написано, где находится ключ.
Я, было, направился по указанному адресу, но тут же на меня наткнулась женщина, в синем халате и со связкой ключей в руках.
«Где постоялец?»
«Не понял, какой постоялец? Я покойника привёз?!»
«Вот, вот! Я про него и спрашиваю!», ответила кастелянша, отпирая дверь.
«Постоялец» лежал в будке ГАЗ-66 в синтетическом спальнике.
« Ты, что? Один?!», повернулась ко мне женщина.
 «Кто занесет-то его?»
«Да, я и занесу. Я его и из вертолёта один выгружал – никого нет на базе, а пилоты, что-то «замешкались». Ну, я и не стал ждать!»
Внутри здания было всего два помещения. В первом, куда на плече затащил куль с покойником, стоял обитый оцинкованным листом двуярусный стеллаж, на который я и положил свой груз.
Во второй комнате, в центре стоял железный стол и вдоль глухой, без окна стены, размещались какие-то шкафы.
«Всё! Оставляй его. Вещи вернуть?», зевая, спросила, видимо привычная ко всему кастелянша.
«Нет. Не нужно!», а сам подумал, что спальник-то придётся списывать.
« Сейчас Петрович, сторож наш придёт. Он за бутылку разденет и помоет этого!», кивнула она на Генку и протянула ко мне руку, недвусмысленно показав, что бутылка за мной!
Было лето. Стояла жара. Окна были плотно закрыты. А до понедельника, когда врач, который будет проводить вскрытие, вернется с реки, двое суток почти!
Я огляделся, но ни в той, ни в этой комнате никакого холодильника не было?! Стоял устойчивый запах формалина и, ни с чем несравнимый, запах разлагающейся человеческой плоти.
« А как же он долежит-то?», недоуменно спросил я.
«Лежать, не робить!», раздался сиплый голос за моей спиной. «Льдом обложим!»

Я вышел наружу и свежий воздух, заполнивший мои легкие, ударил меня по мозгам, да так, что я пошатнулся. Последние два дня я почти не спал.
Радиограмма с базы о том, что в тайге погиб рабочий, который с напарником рубил профиль под Кочумдеком, застала меня в Туруханске.
Туруханск. Новая Мангазея до 1708 года. При впадении реки Нижняя Тунгуска в великий Енисей.
Кособокий, деревянный городок, растянувшийся вдоль реки, отделенный от неё узкой полосой изъеденного оврагами берега с Мысом Любви. Рыбный завод под боком аэропорта.  Как грибы на мху, то тут, то там торчат постройки последних лет: двухэтажки.
Новый магазин "Мангазея" отсвечивает застекленными фасадами.
Это центр города. С клубом, милицией. В пятачке разросшихся берез, закопчённая труба бани, гостиница на полтора десятка мест, больница и прочий набор «жизнеобеспечительных» учреждений.
И, как вестник где-то давно кипящей жизни - кирпичное здание Дома Культуры.
Убегающий дальше посёлок был облеплен, по таежной своей стороне, многочисленными базами различных экспедиций, ведущих поисково-разведочные работы в регионе.
А еще есть два музея. Домики, в которых жили, отбывая ссылку,  Яков Свердлов и Сурен Спандарян. Внутри - низкие, но чисто побелённые потолки, берестяная утварь по лавкам.
 В домике Свердлова мы как-то схулиганили и выпили по сто грамм из размещенной там посуды за победу Коммунизма!
Рядом был еще один, известный в городке Дом под Зеленой Крышей, приют бичей и пьяниц, откуда нам приходилось перед сезоном выманивать, обещанием опохмелить на базе, его обитателей.

На базе Таймырской геофизической экспедиции я был один.
Водитель дежурных машин Валентин, который заодно был кладовщиком, был в отпуске и, мне пришлось усесться за руль его машины: встретить борт, отправленный за умершим Генкой.  Помотался по городу, улаживая формальности: заявление в милицию, заказ вертолёта, отправка с ним молодого лейтенанта-следователя и еще каких-то сотрудников районного отдела уголовного розыска.
Была и другая головная боль.
Генку, покойника, на работу принимал я, по весне. Сразу после окончания разбивки опорной сети. Он пришел сам и попросился «в лес». Так он выразился.
Уволенный за прогулы по известной 33 статье с Норильского комбината, собирался  вернуться домой, на материк, как говорили здесь, но, добираясь на теплоходе «Александр Матросов» в Красноярск, напился со случайными попутчиками, поскандалил и был ссажен на берег в Туруханске экипажем судна.
И вот уже почти год работает в местных электросетях помощником электромонтёра – крутит электропроводку на керамические изоляторы.
Другую, более ответственную работу, как например, подключение розеток и патронов к сети, ему перестали доверять, хоть он и имел соответствующий допуск, после того, как он чуть не спалил деревянный барак-общагу, где производили ремонт.
Делая разводку, скрутил не те провода и, когда подключили электричество к зданию, коротнуло! Оплетка кабеля загорелась, а вслед за ней сухая дранка на стене.
 Ладно, справились с огнем быстро, а то бы не миновать беды.
Не выгнали, но доверять перестали. И маленькая зарплата, и ежедневные попойки с «коллегами», так и не дали ему скопить сумму, достаточную на дорогу в родной посёлок.
Билет на самолёт, после окончания навигации, билет на поезд, пусть и в общий вагон, требовали каких-никаких, но сбережений. И, когда узнал от собутыльников, что идёт набор рабочих на рубку просек в полевую гравиметрическую партию, где платят приличные деньги, пришел устраиваться.

Я, пристроив покойника, вернулся на базу. Открыл несгораемый сейф, достал пачку трудовых книжек и документов, принятых в этот сезон рабочих, стал перебирать их, в поисках Генкиных. Почему-то был только военный билет. Странно! Обычно паспорта, чтобы не потерять в тайге при частых переездах и не замочить, храня их в палатке, рабочие сдавали их добровольно начальнику партии, то есть мне. И, неожиданно, вспомнил: Генка брал его для получения посылки из дома и, видимо, забыл вернуть!
У меня не оказалось ни его адреса, ни адреса родных, куда я мог бы отослать телеграмму о его смерти и выяснить решение родственников о месте похорон.
Я лихорадочно начал соображать!
Пролистал трудовую книжку, но это ничего не дало. Она была новой, выданной в кадрах электросетей. Военный билет выдал мне место рождения и место выдачи самого билета. Это давало кое-какой шанс найти родственников.
Я пошел на почту пешком.
Рисковать лишний раз, ведя машину без доверенности по городу, где хоть и снисходительно относились к экспедиционному люду, но всё - таки могли и забрать автомобиль, я не хотел.
Мне еще похороны организовывать!
Я шел по деревянному тротуару, перебирая в голове предстоящие мне хлопоты, и чуть не споткнулся о лежащую на нем собаку. Обойти её не было никакой возможности: с одной стороны стоял забор, с другой – непроходимая грязь.
 «Чего лежим!?», вежливо обратился я к огромной мохнатой зверине.
Собака  приоткрыла глаза и, не удостоив меня вниманием, зевнула, обнажив огромные желтые клыки. Резко поймала зубами очередную блоху и снова положила голову на лапы, собираясь продолжить прерванный сон.
«Э! Я к тебе обращаюсь, собакен! Пропусти! Дела у меня!», уже громче и жестче проговорил я.
Собака встала и флегматичным видом прижалась к забору, проходи, мол.
И не рычания, ни угрожающего оскала. Что ей, потомку ездовых собак, злиться на человека, отдающего команды. Команды – это для вожака! А им, пристяжным, надо тянуть свою лямку…
Отправил две телеграммы: одну на почту деревни, на фамилию Генки, другую - на военкомат, с просьбой посодействовать в поисках близких.
И в первом, и во втором случае оставалось надеяться на неравнодушных людей, а таковых в сельских районах тогда было еще не мало.
Ждать, да догонять! Вот два из наиболее утомительных человеческих занятий!
Воскресенье прошло в хлопотах.
На всякий случай, я решил готовиться к похоронам: купил красной и черной ткани на гроб, венок, с лентой «От коллег», заехал на городское кладбище, расспросить, куда надо обратиться за выделением места, но похоронная конторка была закрыта.
Сторож больницы, что помогал кастелянше в морге, обрадовался, увидав меня.
«Всё сделал, как надо, паря! На два раза протёр!», напуская значимость проделанной работе и, несомненно, своим личным заслугам.
 «Другие-то брезговают, а я понимаю, человек ить был!»
Я  впервые за эти дни улыбнулся. Дедок, явно, не прочь был выпить, и судьба послала ему меня!
В понедельник, я позвонил в больницу.
«Врач-патологоанатом вернулся, но, приступить к работе сможет лишь к полудню!», не лукавя, доложила мне дежурная приемного покоя.
В двенадцать часов я был у морга. Замок отсутствовал, и я вошел внутрь.
На стеллаже трупа не было.
В соседней комнате играла музыка! Я заглянул в незакрытую дверь, собираясь спросить, когда будет готовы результаты вскрытия и справка о смерти, только при наличии которой, можно получить место на кладбище.
Заглянул и онемел!
Под потолком горели несколько ламп дневного света, ярко освещая стол, на котором лежал голый труп Генки. Врач выкладывал на передвижной столик из шкафов какие-то инструменты, явно не хирургические, как показалось мне: ножовку, большие клещи, долото и что-то еще, напоминающее молоток-топорик. На столе, рядом с начавшим уже синеть трупом, стояла стеклянная банка с надписью спирт и граненый пустой стакан.
«Спирт-то зачем?», машинально подумал я.
А врач, как будто услышав мой немой вопрос, повернулся к столу, налил в стакан спирта и, набрав в легкие воздух, выпил. Шумно выдохнул и, не оглядываясь, но, видимо, заметив меня, спросил:
«Хочешь смотреть?».
Я смотреть не хотел. Будучи охотником с детства, я видел, как убивают животных, убивал их и сам. Умел разделать добытого зверя. Но, смотреть, как это делают с человеком, пускай трупом, я не желал.
Через пару часов получил справку о смерти. Смерть наступила в связи с кровоизлиянием в мозг. В справке не было указано, вследствие чего оно произошло, но из разговоров со следователем, ведшим это дело, я знал, что был удар тупым предметом, приведший к гематоме. К тому же был задержан и подозреваемый, напарник, такой же рабочий, рубщик, который отрицал свою причастность к смерти товарища. Он обнаружил его, лежащим в ручье, уже мертвым.
В Эвенкии стояла жара. Влажная и душная. Днем работать было сплошной мукой: накомарник, смазанный дёгтем, спасающий от мошки и комара, намокал от пота, и дышать сквозь него становилось тяжело, да и мешал он при рубке изрядно: и махать топором, и «вешковаться», ведя визиру в намеченном топографами направлении.
 Облитые диметилфталатом с ног до головы люди валили деревья и, когда становилось уж совсем невмоготу, надрезали моховой ковёр и забирались под него отдышаться: близкая вечная мерзлота обеспечивала прохладу, а мох не мешал дышать и отгораживал от кровососов.
Но за лежание наряды не закрывали!
Поэтому рубить просеку выходили в ночь. Это по часам, а так практически не темнело в это время, да и было прохладнее.
Под утро Генка с напарником вышли на площадку старой разведочной буровой.
Хранилище керна, торчащая труба скважины, из которой всё еще сочилась вода и брошенные пустые бочки из - под горючего. Рядом с площадкой журчал ручей. Рубщики решили сделать перерыв в работе: перекусить, помыться горячей водой, нагретой в бочке, поставленной на костёр, отдохнуть.
Пока Генка готовил баню, напарник прилег в тень на брошенную панцирную кровать и уснул.
Проспав часа два, проснулся. Позвал Генку, но тот не отвечал. Костёр под бочкой потух, но разгорелся сразу, как только в него были брошены обломки, валявшихся повсюду обломков досок.
Вся Генкина одежда была аккуратно уложена на пустой ящик из - под керна. Рядом стояла и обувь.
Следы, оставленные босыми ногами, вели в сторону ручья. Подойдя к нему, напарник увидел Генку. Тот, совершенно голый лежал в воде, упираясь руками в галечник, как будто пытался напиться. Лицо было погружено в воду. И он был уже мертв…

Слава Богу! Напарника подержали какое-то время и, за неимением улик и мотива, отпустили, списав удар головы по личной неосторожности. Такое решение они приняли после допроса парня и моих показаний.
Причиной, скорее всего, мог стать «глухарь» - отломившаяся  сухая вершина дерева, которое валил рубщик. А так, как, несмотря на все проведенные инструктажи по технике безопасности и выданные каски, люди работали в тайге без них: жара, гнус. Какие каски!?
Вот беда и пришла… 
Ждать возможного появления родственников уже было нельзя. Жара и время не оставляли надежды. В электросетях я разыскал его бывших дружков, пообещал спиртного и, они быстро вырыли для Генки могилу, благо почва была голимым песком - самым трудным в копании было перерубить топором многочисленные корни, росших вокруг сосен.
Я выдал им пару бутылок водки, и на возмущенные возгласы, что мало, заверил – похороним, получите всё остальное!
И хотя хоронить принято утром, решил, раз нет родни, не затягивать. Да и день в эту пору здесь долог.
 Забрав у сторожа сделанный им гроб, занес его в катаверную, где лежал уже одетый покойный и тут только понял, что зря не забрал «могильщиков» с собой. Дед хоть и порывался мне помочь, но я видел, что гроб с Генкой нам не вынести: ширина комнаты, где стоял стеллаж, не позволяла нам развернуться и гроб надо выносить, поднимая в проёме, почти вертикально. Вот уж как так? Ведь мы не первые «постояльцы»?!
Господи! Прости нас грешных!
Выпивших на жаре мужиков, развезло. Они с трудом вынесли гроб из морга, едва не уронив, загрузили его в кузов и забрались туда сами.  Я медленно повёз их на кладбище…
Вечером, сидя в балке за радиостанцией, успев на последний сеанс связи с Дудинкой, я налил по традиции стакан водки, прикрыл его куском черного хлеба и налил себе, что б помянуть беднягу Генку.
 И только приложился к стакану – стук в дверь, она открывается и, спросив разрешения, в балок входит… Генка!
Сказать, что я оторопел – ничего не сказать!
Я с открытым ртом и стаканом в руке, медленно поднялся с табурета, не отрывая взгляда от ожившего покойника.
« Ты зачем вернулся?», ничего не придумав лучшего, спросил я.
« Здравствуйте!», тихо произнес ночной гость.
Мистика! А может я уснул, когда ждал радиосвязи? Ведь возвращался же умерший отец во сне. Я радовался, что он опять с нами! И просыпался.
Потряс головой, но ничего не поменялось: Генка стоял передо мной, заросший щетиной и усталый.
«Так. У него же была борода!?», начал я соображать.
« И хоронили мы его в новом энцефалитном костюме, взятом со склада, а этот в пиджаке?!»
«Здравствуйте!», повторил уже твёрже гость, видя моё неадекватное состояние.
« Я – брат Геннадия! Сергей! Близнецы мы!»
«Фу-у! Напугал ты меня! Проходи!»
Мы всю ночь просидели с Сергеем, поминая Генку. Сергей вылетел в Красноярск, сразу же, как только из военкомата ему позвонили на работу, предварительно дав телеграмму, что выезжает.
Увы, телеграмму принесли на базу и по безалаберности, никого не застав, сунули её в почтовый ящик.
Утром я свозил его на могилу, отдал полагавшиеся брату деньги, военный билет, пообещав, что вышлю, если найду, паспорт и оставшиеся в отряде вещи и проводил на аэродром.