Изерброк. Глава VI

VI


Родя, ориентируясь по одному ему ведомым приметам, вел Мамушку по тропе в болоте. Вода доходила примерно до половины бедра, не выше, идти было легко. Несколько раз Мамушка оступался, делал шаг в сторону от тропы и там чувствовал провалы.  Над всей поверхностью болота, бледно-зеленой от ряски, стоял липкий туман, бурый, желтый, серый, коричневый, а местами – оранжевый. Воняло нестерпимо. Но довольно быстро Мамушка притерпелся к вони и перестал обращать на неё внимание. Тут и там возвышались болотные кипарисы, все увешанные синим мхом. Мох свисал с ветвей длинными, напоминающими водоросли, прядями. Вокруг каждого кипариса из трясины высовывались, похожие на клыки, корни. Были здесь и другие деревья, если их можно так назвать: черные больные их стволы были ужасно перекручены, – по сути это были не деревья, а коряги, – на них тоже висел синий мох. Между деревьями плавали травяные кочки, поросшие тростником, осокой и аиром. Попадались твердые островки суши, заселенные мелкой болотной живностью.

По мере продвижения, чувствовал Мамушка, тропа становилась глубже. Теперь уровень воды превышал середину бедра. Вдалеке по направлению движения раздался крик какой-то болотной твари, переходящий в смех. Вообще, периодически вокруг в тумане что-то вдруг ухало, или пищало, булькало, вскрикивало. Потом вновь всё стихало, и слышалось лишь чавканье и журчание, создаваемое сапогами идущих. Родя, выставив вперед пистолет-мушкетон, внимательно оглядывал болото впереди себя; он старался просочиться взглядом сквозь туман. Мамушка то и дело прикладывался к фляжке с ромом. Побултыхав её, он определил, что рома в ней осталось уже меньше половины.

 Вдруг Родя остановился, обернулся к сыщику, убрал с полы своей шляпы прядь синего мха и сказал:

– Сейчас запоминайте мои слова. Это очень важно. Когда увидите его, сразу стреляйте, стреляйте без перерыва, пока патроны не закончатся. С одного выстрела попасть в него сложно. А моё оружие перезаряжать слишком долго.

– А как оно выглядит?

– Не перебивайте. Я сейчас всё объясню. План таков. Я иду первым. Но, когда увижу его, первым стрелять не буду. Первый выстрел ваш. И сразу же подряд все выстрелы туда же. Понятно? А я там присоединюсь. Я подам знак. Рукой, вот так, – Родя поднял ладонь вверх, – потом покажу, в какую сторону смотреть. А дальше вы сами её увидите. Теперь так. Самое важное. Вы увидите это существо и сразу поймете, что это оно. Поначалу оно обычно выглядит как яркий голубой или немного зеленоватый огонёк, точка яркого света. Дальше этот свет, когда его лучи попадают в глаз, начинает искриться и ослеплять. Он кажется очень красивым. Ну просто невероятно красивым. Как только увидите его, стреляйте сразу, я повторяю, сразу в него стреляйте. И постарайтесь попасть. Иллюзорное существо очень прыткое и не будет ждать второго выстрела.

– Кому-нибудь вообще удавалось его подстрелить? – спросил Мамушка.

– Нет. Никому. Не перебивайте. Слушайте дальше. Самое главное, не смотрите на него долго. Увидите – сразу стреляйте, но не смотрите. Потому что, когда смотришь на него, то начинает казаться всякое, мерещиться. Могут возникнуть видения. А если существо вас обнаружило и поняло, что вы на него охотитесь, то видения будут ужасными, это чтобы отпугнуть вас. Но вы не бойтесь. Это страшно, но это всего лишь иллюзии. Стреляйте и не бойтесь. Нужно выпустить все пули. Перезаряжать не придётся. Потому что мы или сразу его убьем или уже потом перезаряжать бесполезно. Какой у вас пистолет? Покажите?

Мамушка вынул из кармана и протянул Роде свой Смит-и-Вессон 38-го калибра.

– Шесть зарядов. Хорошо, – Родя вернул пистолет. – Держите его наготове, как я. И когда я подам знак и укажу рукой, куда смотреть, то будьте готовы. Всё понятно?

– Да, вроде бы. А далеко еще идти?

– Нет. Оно уже близко. Я чувствую. Сейчас я попробую его приманить. После этих слов, Родя тоненько и коротко просвистел три раза. Прислушался,  приставив ладонь к уху. Просвистел еще три раза. И тут откуда-то справа-спереди послышался точно такой же тройной свист. Свист был таким же, но вместе с тем он отличался: в нём слышалось что-то очень одинокое и тоскливое.

Родя обернулся и прошептал: «Оно там».  И медленно, стараясь не булькать, пошёл вперед. Мамушка – за ним.

Шли минуты три. Родя часто останавливался и вглядывался в туман. Он рассматривал ближайшие видимые кочки, коряги и кипарисы. Однако существо всё еще не показывалось. Родя посвистел еще раз. Но на этот раз ответного свиста не прозвучало. Они снова двинулись вперед.

Через какое-то время однообразного и безрезультатного движения Родя поднял руку, обернулся и возбужденно, но приглушенно сообщил:

– Нам повезло!

И отвернулся.

Мамушка мгновенно проследил за его взглядом и на расстоянии нескольких метров увидел большую плавучую кочку, а на ней – огромную, размером со среднюю собаку, черную пупырчатую жабу. Вокруг жабы витала легкая зеленоватая дымка, в дымке кружили зелёные огоньки светлячков. Светлячки летали, садились на кочку, на травинки вокруг жабы, на саму жабу, отчего та мерцала, словно облаченная в звездную мантию.

– Что, стрелять? – спросил Мамушка, уже наводя револьвер.

– Не вздумайте! Вы что? – воскликнул Родя, – это же тысячелетняя жаба! Праматерь жаб и оракул! Не вздумайте стрелять! Вообще, уберите пистолет пока что.

– Ну я же не знал, – пробормотал Мамушка, пряча пистолет за пазуху.

– Нам повезло. Ах, как нам повезло, что мы её встретили. Пойдемте.

Они подошли к тысячелетней жабе. Та сидела неподвижно, как камень, окруженная дымкой, светлячками и облаком безмятежности. Глаза закрыты.

– Здравствуйте, мадам Буфо, – обратился Родя к жабе, снимая шляпу, словно галантный кавалер.

 Жаба открыла сначала один глаз, светящийся зеленым светом, потом второй, – она оглядела путников ясными изумрудными глазами и произнесла:

– И тебе не хворать, Мухомор. Опять за неясытью пошел? – голос у неё был хриплым, язвительным, со смешливыми издевательскими нотками.

– Да. Куда деваться. Память у меня отшибло. На 17 лет. Не успокоюсь, пока не верну.

Мамушка открыл рот от чувств – он впервые в жизни видел говорящую жабу. Нет, он слышал, что в Черном болоте можно встретить разных необычных мутантов, и даже в Болотном районе, не обязательно в самом болоте. Да и в целом в Изерброке, который представляет собою громадную метрополию, можно, если хочется, много чего необыкновенного встретить… Говорящая жаба, что тут такого? Всякое бывает. Но Мамушка всё равно не мог не изумляться. Тем временем Родя продолжал с жабой вполне обыкновенный диалог.

– Ха-ха, 17 лет, забудь и иди домой. 17 лет – это миг. Что там вообще можно помнить? Я тоже о последних семнадцати годах своей жизни ничего не могу сказать. Сижу всё время здесь, на этой кочке. Все последние 17 лет. Сижу и думаю, – на этих словах жаба внезапно раскрыла пасть и молниеносно липким языком слямзила из воздуха светляка, пожевала немного и проглотила.

– О чем? – спросил Родя.

– Что о чём?

– Думаешь 17 лет.

– Да обо всём. О болоте думаю, о том, как бы его еще расширить.

– Понятно. А как ваши родственники поживают? Как внуки себя чувствуют?

– Да всё нормально. Не кашляют.

– Это хорошо. Мне бы тоже хотелось, конечно, чтоб болото расширилось. Только в болоте и рядом с болотом я себя спокойно чувствую, и, если болоту будет хорошо, то и мне будет хорошо.

– Ква-а, – произнесла довольная жаба.

– Мадам Буфо, а не подскажете,  где сейчас находится существо, ну то есть неясыть? – вкрадчиво спросил Родя.

– Да тут рядом где-то шныряла. Не люблю я её. Не могу понять, чего ей надо. Короче, идите, как идёте, не сворачивайте. Там она сидит, на коряге, опять жрёт что-то, тварь, – дальше интонация жабы изменилась на возвышенно-таинственную; так говорят некоторые эстрадные провидцы: – Но как найдете её, назад не оглядывайтесь. Возьмите дар, вам предназначенный, и несите назад, но не спрашивайте ничего и не отвечайте, не смотрите, не слушайте, и не двигайтесь, и не желайте ничего, ни от будущего, ни от прошлого, – голос жабы постепенно затухал. Она постепенно засыпала. Сначала один её глаз потух, потом второй. Она вновь обрела свою дремотную неподвижность.

– Пойдемте, – не отводя от неё глаз, тихо сказал Родя и потянул сыщика за рукав. Мамушка закрыл рот.

Они продолжили путь по той же тропе, вперёд, не сворачивая, как и сказала им жаба.

– Откуда она взялась? – не удержался от вопроса Мамушка, когда они отошли от жабы на достаточное расстояние.

– Как откуда? А откуда всё берётся? Из мироздания, из космоса.

– А… как… кто научил её разговаривать по-человечески?

– Не знаю. Может, сама как-то научилась. Ей же тысяча лет. За это время не только по-человечески, я думаю, можно научиться.

– А ты давно с ней знаком?

– Давно. Уж не помню, когда познакомились. Но я знал о её существовании еще до того, как лично познакомился с ней. Кстати, она многое может рассказать о мире. Она же вроде как ясновидящая.

«Надо было спросить её о Наде, – подумал Мамушка, – ну, может, на обратном пути спросим».

Далее, не прошли они и пяти шагов, как Родя заметил существо. Он резко вскинул руку, остановился и медленно перевёл поднятую руку чуть вправо. Мамушка понял – это оно, весь внутренне подобрался, положил палец на курок револьвера и сконцентрировался.

Яркая – Мамушка никогда раньше не видел подобного яркого света – точка находилась в развилке низкого деревца, сияла и переливалась от холодно-голубого к зеленому и обратно. Сияние росло, становилось ярче; острые тонкие его лучики расходились во все стороны, попадали в глаза Мамушке, кололи и приятно ослепляли. Но, странно, вокруг деревца, на котором сидело существо, не становилось светлее. Свет ярко мерцал, ослеплял смотрящего, но участок болота вокруг себя не освещал. Мамушка навел дуло пистолета, прицелился, затем, поддержал наводящую руку второй рукой, чтоб прицеливание было надёжнее. Родя тоже прицелился; и ждал, когда Мамушка выстрелит. Тот, однако, не стрелял. Существо находилось шагах в 10-ти от них, или, максимум, в 15-ти, – не очень далеко. В стрельбе Мамушка был не новичок. Он давно не практиковался, но, в общем, расстояние в 10-ть или 15-ть шагов не представляло для него проблемы. В консервную банку с такого расстояния он попал бы с первого выстрела. А яркий свет как раз был размером с консервную банку.

– Стреляйте, – услышал он оглушительный шепот.

Мамушка задержал дыхание и начал плавно нажимать на курок. В следующую секунду существо испустило сноп ярких зеленых и голубых лучей во все стороны, а из центра источника света, словно кинопроекция, выросла объемная картина. Всё выглядело так, будто пространство раздвинулось, и за ним в большой прорехе показался другой слой реальности. Края прорехи искрились голубым светом. Там, в прорехе, по тёмному лесу крался какой-то человек в длиннополом сюртуке и шляпе с медной пряжкой на высокой тулье. Мамушка узнал в нём себя и перестал давить на курок. Дуло, однако же, он продолжал держать на прицеле.

В прорехе человек продолжал красться по лесу. Мамушка ясно понимал, что этот человек есть он сам, но только горбатый и старый. На подбородке его торчала клочьями борода, щёки висели дряблыми складками, глаза были красными, на носу – бородавка. Старик пробирался меж деревьев на очень длинных и тонких, как у цапли, ногах. Он держала скрюченные ручки перед собой и так, раскачиваясь взад и вперед, шагал. Вышел на какую-то тёмную полянку. В центре полянки сверкал ослепительной красоты цветок, похожий на большую голубую розу; стебель и листья у цветка были синими, а само соцветие – нежнейшего полупрозрачного бирюзового цвета. Всё растение светилось изнутри. Старый Мамушка подошёл к цветку, сорвал его и принялся есть. Он откусывал от цветка большие куски, жевал лепестки. Некоторые лепестки падали на землю и продолжали там светиться яркими флуоресцентными каплями. Мамушка, съев соцветие, бросил на землю стебель и вдруг помолодел: морщины исчезли, как и горб, куцая борода отвалилась, бородавка рассосалась, а ноги стали нормальными. На полянке теперь стоял молодой подтянутый 25-летний парень, Бенджамин Мамушка в молодости.

– Стреляйте, чего ждёте? – вновь послышался громкий шепот.

Но Мамушка не стрелял. Он, застывший, смотрел на себя двадцатипятилетнего. Далее, молодой Мамушка вышел из темного леса и очутился в городе. Он шёл по какому-то красивому бульвару вдоль аллеи цветущих каштанов. Навстречу ему бежала девушка в белом платье. Лица её разглядеть было нельзя, пшеничные её волосы развевались на ветру. Мамушка нёс в руках букет искусственных цветов, самых дорогих, какие удалось найти в галантерейной лавке. Дальше была свадьба в одном из ресторанов Центральной Зоны. Гостей присутствовало не очень много. Рядом с женихом в черном фраке с белой хризантемой в петлице с противоположной стороны от невесты (невеста во всем белом и кружевном) сидит еще не старая приятная дама в красивом платье с ниткой жемчуга на шее – мама жениха. Мамушка увидел счастливое лицо своей матери на свадьбе, свадьбе, которой у него никогда не было.

– Стреляйте! – кто-то дернул его за рукав.

Но Мамушка не мог стрелять. Он смотрел на свою мать. Смотрел на себя, молодого и счастливого. Смотрел на свою невесту, но не мог разглядеть её лица.

Дальше он увидел дом, небольшой, каменный, в два этажа с мансардой и высокими окнами. Фасад дома и крыльцо заросли диким виноградом. Дом окружен садом. Там есть яблони, крыжовник, несколько розовых кустов, лужайка, беседка и качели. Сад окружен каменной, поросшей мхом и плющом, стеной. Если выйти из дома, то в обе стороны открывается улица, аллеи из каштанов, ряды фонарей. Это Центральная Зона, близко к Средней, но всё же Центральная. Мамушка увидел, как он, молодой, целует жену, надевает цилиндр, выходит из дома, – калитка, увитая плющом, скрипит, – и идет по каменной мостовой; заходит в большое здание некоей респектабельной конторы – Мамушка работает в большом и важном государственном учреждении.
Дома его каждый вечер дожидается молодая жена. Она поддерживает уют в их гнездышке. В этом ей помогает помощница-хозяйка. Молодая жена решает обновить интерьер, думает, какие лучше купить занавески, новую мебель. Думает, какие блюда приготовить на ужин, какое вино подать к столу. На ужин к ним сегодня приглашены сослуживец мужа со своей супругой.

Мамушка, стоя чуть ли не по пояс в болоте с пистолетом в руке, видит, что к дому с мансардой и крыльцом, увитым диким виноградом, – по бокам двери висят два шестигранных фонаря, – подкрадывается какой-то подозрительного вида человек во всем черном, в котелке и в перчатках; вот он открывает калитку, калитка скрипнула, и идет к крыльцу. Кажется, что дома никого нет. Помощница-хозяйка с утра на рынке. Молодая жена дома одна. Она подшивает занавески и прислушивается к тому, что происходит у неё внутри, в животе. Она на третьем месяце беременности. Человек в черном поднимается на крыльцо, дергает за ручку двери, дверь поддается. Она никогда днем не запирается. Зачем? Тут в центральном районе нет опасности. Человек в черном входит в дом, крадется через холл. Поднимается по лестнице в комнату, где сидит молодая жена Мамушки, подшивает занавески, прислушивается к маленькой жизни в глубине себя и напевает песенку. Человек достает из кармана нож, входит в комнату, смотрит на женщину и хищно скалится, обнаруживая грязные зубы, половина из которых железные. Грязные бакенбарды его встают торчком. Женщина от испуга роняет шитье на пол. Человек подходит к ней, в одной руке он держит нож, а другой хватает её за шиворот, резко дергает и раздирает платье, обнажая белые налитые груди. Лицо женщины перекошено от страха и беспомощности, она даже кричать не может, только бессильно открывает рот. Человек в черном хватает женщину за волосы, наклоняется…

В этот момент раздается выстрел. Звук выстрела оглушает и далеко разносится над болотом. Какая-то птица вспорхнула в тумане. Мамушка сам не понял, как он выстрелил в этого человека в черном, в грабителя и насильника, каким-то образом оказавшегося в Центральной Зоне, забредшего в уютный дом, где ждала мужа с работы молодая красивая  на 3-м месяце беременности жена. Мамушка не понял, попал он в злодея или нет, видение моментально схлопнулось. В тот же миг под левым ухом Мамушки раздался умопомрачительный грохот, словно пушка выстрелила – это стрельнул из своего пистолета-мушкетона Родя. Пороховой дым низко поплыл над болотом, смешиваясь с испарениями.

– Что, попал?! – оглохший на одно ухо, прокричал Мамушка.

– Хер его знает! – прокричал в ответ Родя.

Он вглядывался в то место на дереве, в развилке ствола, где сидело и сияло существо. Больше не было ни сияния, ни видения.

– Стрельните-ка еще, – предложил Родя.

Дальше просить не пришлось – Мамушка начал палить во все стороны. А произошло вот что. Сначала всё вокруг было спокойно – обычное болото, кочки, туман, корявые кипарисы с толстыми расщепленными корнями, уходящими под воду. Потом Мамушка заметил шевеление на поверхности болота, будто волна прошлась. Потом еще одна. Несколько волн приближались к ним. Складывалось такое впечатление, что под водой к ним подплывают какие-то громадные существа. Дальше одно за другим существа показали свои гребенчатые спины. Мамушка с ужасом узнал в них болотных аллигаторов. Гигантские зубастые мутанты приближались зигзагами. Настоящие чудовища. Мамушка видел их огромные желтые клыки, куски гнилого мяса, застрявшие в зубах. Он начал стрелять. Стрелял им в пасти, в головы, но они продолжали двигаться; ныряли, выныривали, рассекая поверхность болота.

Мамушка огляделся и увидел, что аллигаторы приближаются со всех сторон. Расстрелял весь заряд, принялся дрожащими пальцами перезаряжать револьвер. Откуда-то он знал, что аллигатору необходимо попасть в голову между глаз, чтобы поразить его мозжечок размером с орех, иначе он не остановится. Мамушка принялся расстреливать новую обойму. Ему хотелось бежать. Вдруг он понял, что у него заканчиваются патроны. Он, собираясь в Болотный, взял собой только одну запасную обойму. Убежать от аллигаторов по болоту он не сумеет, тут и шагом еле идёшь… А их уже – примерно прикинул он, – не меньше десяти штук, это только те, кого он заметил. И еще приближаются. Что делать? Взобраться на корявое дерево? Это долго. И не так просто. Тем более в таком обмундировании. На очередном бесполезном выстреле Мамушка с холодком констатировал: «Выхода нет. Эти твари сожрут нас».

В этот момент он услышал голос и почувствовал прикосновение. Родя хватал его за руки и орал ему в ухо:

– Вы куда стреляете? Остановитесь! Вы спятили?!

– Аллигаторы! – прокричал в ответ Мамушка.

– Какие аллигаторы?! Их нет в этом болоте! Их сроду здесь не было! Перестаньте стрелять! Это видения! Иллюзии! Существо поразило ваш мозг! Стреляйте в него. Оно еще живо. И где-то здесь!

Тем временем аллигаторы один за другим принялись выныривать из болота и, как огромные драконы, взлетать в небо. Они летали, пикировали над ошеломленным Мамушкой и изрыгали из разверстых пастей струи синего пламени. Один аллигатор подлетел вплотную к Роде и выпустил на него целый шквал огня. Однако, Родя даже не пошевелился; и перо на его шляпе даже не задымилось. Другой аллигатор атаковал самого Мамушку. Сыщик закрыл глаза, встречая струю выпущенного ему в лицо пламени. Но огонь был холодным и вообще не чувствовался. С десяток аллигаторов продолжали кружить низко над болотом, озаряя пространство вспышками синего и желтого пламени.

Мамушка взглянул на Родю, на его нелепую мушкетерскую шляпу, на пистолет-мушкетон. Лицо Роди расплывалось в насмешливой улыбке.

– Что, взяло оно вас? – спросил он и хохотнул.

Мамушка начал догадываться, посмотрел в небо –  аллигаторы исчезли, будто и не было их вовсе. Тихое, сонное болото, ровное и спокойное, как всегда.

Тут ровную поверхность болота поколебал всплывший из глубины пузырь гнилого газа.

Родя и Мамушка подошли к раздвоенному дереву и оглядели место. Вокруг дерева плавало несколько кочек, поросших жесткой болотной травой. Родя внимательно осмотрел развилку на дереве и нашел там мелкое перышко серо-стального цвета.

Показал его Мамушке, многозначительно покачал головой и сказал:

– Оно где-то здесь.

Мамушка, пробираясь к кочкам, проваливался в жижу по пояс, но его спасал непромокаемый комбинезон. А Родя, хотя бродил вроде бы в том же самом месте, не погружался настолько глубоко, чтоб вода залила его ботфорты. Вот, что значит опыт. Родя интуитивно чувствовал, куда ступать. Он вообще воспринимал болото как живое существо. Мамушка то и дело попадал в какие-то ямы; один раз он провалился по грудь, беспомощно забарахтался, Родя пришел ему на помощь и помог выбраться.
Ни на одной из ближайших кочек не нашлось следов присутствия существа. Вокруг плотной стеной вставал туман, сейчас почему-то сизо-голубого цвета.
Вдруг в тумане с разных сторон засветились желтые огоньки. Мамушка насчитал их пять или шесть штук. Три огонька совсем близко, а остальные – подальше. Огоньки блуждали, медленно двигались в горизонтальной плоскости.

– Родя-а, ты где? – тихо позвал Мамушка.

– Я здесь, – отозвалось за спиной.

Мамушка оглянулся, увидел темный силуэт Роди в тумане и пошел по направлению к нему. Туман сгущался. На пути сыщика оказалась небольшая кочка, покрытая плотной кудрявой порослью багульника с мелкими белыми цветочками. На этой поросли, как на ковре, сидел милый глазастый совёнок. Аккуратная пестро-серая с металлическим отливом птица сидела и глядела на Мамушку своими огромными влажными красивыми карими глазами. Совёнок выглядел до того трогательно, что Мамушке неудержимо захотелось погладить его. Большие, осмысленные, как у человеческого ребёнка, глаза смотрели прямо в душу.

– Ой ты лапочка какая. Ты как здесь оказался? – забормотал Мамушка. – Миленький совенок. Совушка ты моя.

Несмотря на умиление, Мамушка обратил внимание на серый металлический с коричневыми вкраплениями цвет его оперенья. В нижней части птицы на брюшке алело несколько капель крови. Совёнок не сводил глаз с Мамушки. Он иногда моргал, как моргает маленькое беззащитное глазастое чудо.

И тут сыщик догадался: «Так, значит, тебя мы и ищем, таинственное существо», – подумал он.

И затем, вспомнив сияние и аллигаторов, он рассудил: «Снова, значит, иллюзия. Понятно, зачем ты прикинулся такой очаровашкой. Чары опять наводишь. Иллюзии. Чтоб пожалели тебя! Но второй раз меня не проведешь! На самом деле ты не такое, каким кажешься!»

Существо продолжало смотреть на Мамушку и моргать, – беззащитное, маленькое, его так хотелось приголубить, оградить от всех опасностей. Мамушка сжал зубы и прицелился. Совёнок не отводил глаз, продолжая жалостливо и доверчиво глядеть в глаза своему убийце.

«Ты – иллюзия», – прошептал Мамушка и выстрелил.

Пуля попала совенку промеж глаз, своротила клювик, подняла в воздух кучку перьев, разбрызгала кровь и прошла навылет. Тут же появился Родя, поднял добычу за лапы, оглядел и сказал:

– Не надо было в голову стрелять. Там – самое ценное, мозги. Но, вроде, не всё вышибло. Молодец, что не упустили. Поздравляю.

Мамушка смотрел на мёртвого совенка с оторопью. Он не мог понять, почему совенок не меняется, а всё продолжает оставаться трогательным птенчиком, даже мертвым. Почти человеческие огромные его глаза, от выстрела скосившиеся к центру, оставались открытыми и не мутнели, они просто остекленели, но оставались прозрачными и жалостливыми. Мамушка глядел в эти застывшие глаза, на красную ранку между ними и твердил про себя: «Но я же не хотел! Я не специально! Я думал, что это иллюзия».

Но мертвое существо не было иллюзией. В действительности, так выходило, оно было именно вот таким, трогательным и беззащитным, милым совенком с человеческими глазами.

Всю обратную дорогу из болота Мамушка угрюмо молчал.

А Родя, напротив, возбужденный невиданной удачей, беспрестанно болтал: им удалось добыть иллюзорное существо! Никому еще не удавалось за последние 100 лет, а им удалось. Многие вообще не верят, что оно существует, а они вот нашли его, убили и несут домой. Дома Родя приготовит из его мозга и внутренностей сильнодействующее снадобье, при помощи которого вернет себе память. Или даже создаст для себя в своей голове новые воспоминания, каких не могло быть, более яркие и удачные, более счастливые, нежели настоящие.

Снадобья хватит не на один прием. И, кстати, несколько доз Родя сможет выгодно продать. На рынке подобного вещества давно не было, и Родя сможет установить на него цену, какую ему вздумается. Только вот первые несколько доз, рекламные, нужно будет удачно распространить где-нибудь в Центральной Зоне, среди богатых любителей лотоса из творческой среды. А возможно, средством заинтересуются астрологи и алхимики из Департамента, и тогда Родя сможет заломить такую цену, что… что… на вырученные деньги он разбогатеет… и сможет даже…, – дальше Родя думать не смел. Его радужные планы натыкались на стену восторга, преодолеть которую он ужасался. Это был сладкий ужас, провоцирующий приятные мурашки по спине.

Когда они вернулись в логово Роди, Родя сразу взялся за изготовление наркотического снадобья из мозгов и внутренностей иллюзорного существа. Небольшой пилой он отпилил крышку черепа совенка, извлек мягкую белую субстанцию – мозги, то, что осталось, бросил их на разделочную доску и разделил на небольшие кусочки. Кусочки положил на решётку, которую прикрепил над топкой камина, чтобы мозги высохли.

Один кусочек он решил принять немедленно. Ему не терпелось поскорее обрести память. Он поджарил его на спиртовке в небольшой сковороде, тут же, обжигая пальцы и рот, принялся поглощать. Мамушка внимательно наблюдал за ним и курил папиросу. Съев кусочек и облизав пальцы, Родя уселся в кресло и закрыл глаза.

 Казалось, что он уснул. Прошло минут десять. Вдруг Родя вскочил с кресла, покружил, пошарился, поднял с пола большую бутыль с какой-то жидкостью, с гулким хлопком откупорил и, поддерживая сосуд обеими руками, стал пить прямо из горлышка.

Напившись, он поставил бутыль на пол, посмотрел на Мамушку и сказал:

– Жажда замучила.

Мамушка понимающе кивнул.

– Давно я здесь? – спросил Родя.

– Около часа. Ну что, как эффект?

– Потрясающе. Этого не описать. У меня чувство, будто я только что вернулся из пустыни домой.

– Ты вспомнил всё?

– Да. Я… только что вернулся из южного доминиона. Я жил там много лет, в Бессарабии. Там у меня остался дом, жена, верблюды, небольшая плантация фиников. Но я всё бросил, чтобы вернуться сюда.

– Зачем ты вернулся? Разве тебе было плохо там? – спросил Мамушка. Он уже заметил, что кожа у Роди Мухомора побронзовела, словно от многолетнего загара.

– Нет. Мне было хорошо и сытно. Но меня замучила тоска по Изерброку. Мне не хватало этого грязного, отравленного заводами воздуха, не хватало болота. Я каждую ночь видел во сне болото. Видел вот эту комнату, очаг. Я часто во сне выходил из этой комнаты и шёл в болото. Я собирал там аир, синий мох, багульник, ловил красноглазых жаб. Иногда шёл к своим друзьям, нагам, чтобы обменять у них продукты на лотос и провести с ними время. Я очень тосковал по Изерброку. Каждое утро я просыпался в слезах. Я уже не мог выносить жары и вечного солнца. Там всюду солнце. Жена сказала мне, чтоб я возвращался. Нужно попытаться уйти, вырваться, это лучше, чем вечная тоска в бездействии. И вот я собрался, попрощался с женой и её родственниками, с прислугой и верблюдами, и пошел с кофейным караваном до пристани. Дальше – грузовой пароход, потом – поезд. Путь был долгим. Но вот я здесь. Я дома. И счастью моему нет предела.

На ресницах Роди сверкнули слёзы.

– Чем ты теперь будешь заниматься? – спросил Мамушка.

– Буду жить. Я буду очень медленно и спокойно жить. Теперь я свободен, я дома. Буду выращивать грибы в подвале, синюю плесень, шалфей, сонную розу, я привез с собой из доминиона много семян. Какие-то растения не приживутся здесь, я знаю, но какие-то обязательно вырастут.

– Понятно.

Мамушка застегнул макинтош, поправил шляпу. Перед самым уходом он обернулся и спросил:

– Сколько тебе лет, Родя?

– Сорок два, – ответил тот, не задумываясь, – всю жизнь я провёл в Бессарабии. В 25-ть уехал туда, уехал практически в никуда. Кроме рабского труда на плантациях, меня ничто там не ожидало. Но я сумел… там… Мне повезло жениться, обрести независимость и даже какое-то положение в обществе. И всё это для того, чтобы всё бросить и опять вернуться сюда никем.

– А Надя? Ты помнишь её? – Мамушка стоял вполоборота перед выходом.

– Надя? Помню. Но уже смутно. Да, помню, когда-то я был влюблён в красивую девушку по имени Надя. Все мы в молодости были в кого-то влюблены, любили тех, с кем нам не суждено было остаться. Между прочим, любили больше жизни. Ну и что? Всё проходит. Всё утекает в прошлое. Это неизбежно. В конце концов у нас остается только память.

На обратном пути по той же заваленной кучами мусора улице, Мамушка вновь увидел старичка возле жаровни, продавца мяса, Пашу, как он назвался. Наступил уже вечер; в сумерках ярко полыхал огонь в жаровне старика. Лицо его, застывшее множество морщин, между которыми легли глубокие тени, казалось каким-то жутким монолитным изваянием и, в общем, мало походило на лицо человека. Скорее, это была какая-то темная шершавая древесная кора, в двух углублениях которой время от времени мигали два тусклых глаза, отражающие огонь. Если старик закрывал глаза, то лицо его и вовсе превращалось в нечто неодушевленное. В руках, таких же заскорузлых и сморщенных, как и лицо, старик держал мясницкий топор. К широкому лезвию топора прилипло несколько кусочков красного мяса.

– Как торговля? – спросил Мамушка, подойдя.

В ответ ему было молчание. Старик или не услышал его, или спал, или проигнорировал. Сыщик не стал повторяться. Он только еще раз внимательно осмотрел старика, осмотрел и отшатнулся. Странная с волнистой коричневой поверхностью и бахромой снизу шляпа старика вросла в его голову – отчетливо виднелись мелкие корешки – нити, вросшие в виски и лоб старика. Шляпа являлась продолжением его туловища, подобно тому, как шляпка гриба является продолжением грибной ножки. Лицо старика было открытой частью ножки огромного гриба. Гриб сжимал в своих мелких ручках-отростках топор и дремал. Ноги старика срослись между собой и пустили корни в землю.

«Гриб торгует мясом. Как такое возможно?» – размышлял Мамушка, обходя ямы и мусорные кучи.