Литературное образование и эстетическое воспитание

                (Из истории литературного образования и эстетического воспитания в России:
                дидактические принципы А. А. Прокоповича-Антонского, Н. М. Карамзина и А. Ф. Мерзлякова)

        Эпоха Просвещения в России не ограничилась рамками XVIII столетия – философско-мировоззренческие и научно-творческие основы, заложенные в это время, во многом предопределили  новый характер интеллектуальной и духовной жизни общества, далеко перешагнув рубеж веков и проходя в качестве плодотворных культурных традиций через отечественную историю на всем ее последующем протяжении. Одним из важнейших компонентов системы ценностей, унаследованных от эпохи Просвещения, стал повышенный интерес к проблемам образования и воспитания, поскольку именно педагогика призвана была обеспечить мощное просветительское воздействие на общество и способствовать широкому распространению не только научных знаний, но и гуманитарной культуры в целом.

        Наиболее эффективным средством пропаганды этих идеалов и ценностей являлась литература, поэтому вполне закономерно, что среди различных аспектов педагогической науки видное место занимали вопросы организации комплексного литературного образования и эстетического воспитания как самих участников творческого процесса, так и формирующейся массовой читательской аудитории. Такая просветительская установка, обусловившая тесную взаимосвязь между педагогикой и литературой, отчетливо проявилась в деятельности целого ряда крупных литераторов рубежа XVIII – XIX веков, посвятивших немало сил разработке дидактических рекомендаций по совершенствованию методик гуманитарного образования и воспитания. Анализируя их работы, можно выделить несколько преемственно развиваемых опорных положений, касающихся специфики художественного творчества.

        В ряду теоретиков, обосновывавших необходимость разностороннего литературного образования, выдающуюся роль сыграл профессиональный педагог, профессор Московского университета А. А. Прокопович-Антонский, в своем трактате «О воспитании» (впервые изданном в 1798 году) специально уделивший внимание рассмотрению особенностей научной подготовки учащихся к будущим творческим занятиям в эстетической сфере: «Сколько науки вообще в воспитании необходимы к изощрению ума и укреплению рассудка, столько изящные искусства нужны к успокоению его и облегчению. Они не требуют, как первые, зрелых лет; им гораздо ранее можно учиться. Не надлежит только иметь пустого желания заниматься вдруг многими и с отличным успехом. Те одни, кои определяют себя быть артистами, не должны жалеть ни времени, ни трудов для достижения в них совершенства» [1, с. 35].

        Исходя из идейно-эстетических принципов сентименталистского искусства, влиятельно утвердившегося в ту пору в русской литературе, Антонский призывал отказаться от жесткой рационалистической регламентированности творческого процесса, присущей нормативным канонам прежней системы классицизма, и поощрял развитие художественной индивидуальности и свободной инициативы, рекомендуя начинающим авторам давать волю эмоциональному началу, смелее обращаться к возможностям творческого воображения, интуиции и фантазии. Он прямо указывал, что «пылкое воображение воспламеняет сердце художника и восхищает зрителей. Живописцы, поэты! Не приближайтесь к храму вкуса, если не оживляет вас благотворный огнь воображения» [1, с. 38].

        По мнению Антонского, способность человека целенаправленно развивать в себе силу воображения является лучшим залогом эстетического восприятия мира и помогает вырабатывать нужные для писателя творческие качества: «На рассудок, познания, искусства, на самое счастие и несчастие весьма много действует в человеке сила воображения. Одаренный живым, игривым воображением не унывает в самых мрачных случаях; а с томным печален в самых пленительных и веселых положениях жизни» [1, с. 37]. Недооценку творческого потенциала воображения Антонский справедливо считал коренным недостатком педагогических программ эстетического воспитания: «При всей таковой важности сил воображения способность сию в воспитании пренебрегают и совсем почти не стараются обогащать ее и направлять к надлежащей цели» [1, с. 38]. 

        Вместе с тем Антонский напоминал о важности контроля за направленностью художественного воображения и предостерегал против необузданной игры фантазии, уклоняющейся иной раз от нравственных требований и эстетических правил: «Нет ничего опаснее, как сильное воображение, напитанное нездоровою пищею; нет ничего неприятнее, как человек, которого воображение мертво» [1, с. 38]. Для предотвращения опасности скатывания к безнравственности в искусстве Антонский выдвигал принцип обязательного сочетания эстетического образования с моральным воспитанием, которое направляло бы творческую активность на достижение благих и нравственных целей: «Умеряй стремление воображения, когда можно, в юных еще летах; оно неукротимо, как воздействует во всей силе; да будут всегда вождем ему правила здравого рассудка и законы природы. Сколько правильное и очищенное воображение доставляет выгод и удовольствий, столько необузданное и развращенное причиняет вреда человеку: оно пресмыкается в тине роскоши и сладострастия, в то время когда должно бы устремляться ко всему высокому, изящному, благородному и направлять парение свое ко храму славы и добродетели» [1, с. 39].

        Таким образом, глубинным содержанием художественного творчества, истинной основой культуры провозглашалось нравственное просвещение: «Так и все таланты, самые превосходные, так и все знания, самые обширные и глубокие, не только не достигают благой своей цели, не только не приносят вожделенных плодов, но более зловредны, пагубны, если не освящает их чистота нравов, невинность сердца» [1, с. 39–40]. Стремясь к максимально полному раскрытию духовного потенциала искусства, Антонский давал четкий ответ на вопрос о том, какими средствами мог быть достигнут искомый идеал: «Но чем приобретаются неоцененные сии нравственные сокровища? – Просвещением ума и образованием сердца, нравственным воспитанием» [1, с. 18].

        По сути дела Антонский в педагогическом труде подробно развил ту концепцию, которую в литературно-публицистической форме лаконично выразил Н. М. Карамзин, напечатавший в 1794 году в альманахе «Аглая» программную статью «Что нужно автору?», где принципиально подчинил творческие способности писателя нравственным качествам: «Говорят, что автору нужны таланты и знания: острый, проницательный разум, живое воображение и проч. Справедливо, но сего не довольно. Ему надобно иметь и доброе, нежное сердце, если он хочет быть другом и любимцем души нашей; если хочет, чтобы дарования его сияли светом немеркнущим; если хочет писать для вечности и собирать благословения народов» [2, с. 38]. Именно Карамзину принадлежит знаменитый афоризм, раскрывающий внутреннюю взаимосвязь между морально-нравственной основой личности писателя и характером его творческой деятельности: «Одним словом: я уверен, что дурной человек не может быть хорошим автором» [2, с. 39].

        Карамзин как лидер русского сентиментализма был убежден в том, что определяющим свойством литературного таланта является сила художественного воображения писателя, одушевленного искренними и глубокими чувствами  («нежная мысль, тонкая черта воображения или чувства непосредственно действует на душу читателя» [2, с. 56]), поэтому считал ключевым элементом литературного образования не столько освоение формальных приемов творчества, сколько всеобъемлющее раскрытие эмоциональной сферы жизни человека, что послужило бы источником наиболее полного сближения литератора с его читателями: «Слог, фигуры, метафоры, образы, выражения – всё сие трогает и пленяет тогда, когда одушевляется чувством; если не оно разгорячает воображение писателя, то никогда слеза моя, никогда улыбка моя не будет ему наградою» [2, с. 39].

        В то же время Карамзин подходил к проблеме литературного образования как к целостному процессу, включающему в себя широкую просветительскую программу, предусматривавшую овладение целым рядом специальных научных знаний. В статье «Отчего в России мало авторских талантов?», опубликованной в 1802 году в «Вестнике Европы», Карамзин наметил перечень гуманитарных дисциплин, обеспечивающих требуемый уровень образованности профессионального литератора: «Хотя талант есть вдохновение природы, однако ж ему должно раскрыться учением и созреть в постоянных упражнениях. Автору надобно иметь не только собственно так называемое дарование, – то есть какую-то особенную деятельность душевных способностей, – но и многие исторические сведения, ум, образованный логикою, тонкий вкус и знание света» [2, с. 101]. Иными словами, Карамзин попытался предложить некий образовательный стандарт, которому могли бы следовать начинающие авторы в порядке самообразования и творческого совершенствования. 

        Дидактические принципы Антонского и Карамзина обрели своеобразный синтез в теоретическом курсе профессора Московского университета А. Ф. Мерзлякова, посвятившего один из разделов публичного лекционного курса, прочитанного им весной 1812 года, детальному обсуждению требований, предъявляемых к литературному деятелю, рассчитывающему на какую-либо общественную роль. Назвав этот раздел «О талантах стихотворца», Мерзляков перечислил базовые качества творческой личности, отнюдь не случайно поставив воображение и чувствительность рядом, приняв тем самым концептуальный взгляд своих предшественников: «Память и воспоминание, способность растить идеи или соединять их, воображение, чувствительность и энтузиазм, разум, рассудок, ум, доброта сердца и вкус: вот таланты, из коих каждый более или менее участвует в произведениях изящного, и все, по различному смешению своему, составляют различия между гениями» [3, с. 151–152].

        Вслед за Антонским Мерзляков тоже акцентирует внимание на первостепенной значимости художественного воображения в творческом процессе: «Но из всех способностей души, действующих в творениях вкуса, нет ни одной важнее, привлекательнее, обольстительнее воображения! <...> Кто исчислит все бесконечные действия сего могущественного чародея! <...> Так воображение наше золотыми своими мечтами вознаграждает нас за существенность невыгодную, – и мечты радостные всегда равновесят нас с действительными бедствиями» [3, с. 155–156]. Точно так же, как и Антонский, Мерзляков указывает на необходимость разумного контроля за чрезмерной раскованностью творческого воображения во избежание прегрешений против нравственных норм и законов эстетики: «В поэте воображение и чувство должны господствовать, но если разум не управляет ими, если не примет на себя труда быть скромным, невидимым их путеводителем, то они теряют настоящую свою дорогу и заблуждаются» [3, с. 152].

        Одновременно Мерзляков солидаризуется и с предложенной Карамзиным образовательной программой для начинающих талантливых литераторов: «Воображение есть дар природы; но, подобно другим способностям души человеческой, весьма много зависит от образования. Упражнение, чтение, путешествия дают ему силу, умножают его, обогащают» [3, с. 158]. Показательно, что Мерзляков, в полном согласии с Карамзиным, соотносит силу творческого воображения литератора с его нравственными свойствами, оценивая личность автора в качестве главного фактора, определяющего характер его литературной деятельности: «Кроме сих талантов – и собственный характер сочинителя имеет великое влияние не его творение. Любопытно знать, с какой стороны смотрит он на описываемые им предметы, какой ход или направление имела его вообразительная сила, какова собственная его нравственность» [3, с. 167–168].

        Принцип главенства этических критериев над эстетическими в процессе воспитания начинающего писателя, сформулированный Карамзиным и Антонским, подхватывается и перифразируется Мерзляковым, выдвигающим дидактический тезис: «Пусть возбуждают стихотворцы в нас те чувствования, которые нам приятны, которые дают идею о благородстве, о нежности чувствований наших, о сострадании, о добродетелях, о наших выгодах и удовольствиях: тогда и сочинения, и они сами будут нам любезны. Отсюда извлечено правило, что оратор и стихотворец должны быть мужи чувствительные, нежные, добродетельные» [2, с. 160]. Наконец, провозглашаемый Мерзляковым идеал истинно просвещенного литератора практически совпадает с итоговыми образцами, постулированными Антонским и Карамзиным: «Только тот достигнет надлежащей степени совершенства в искусствах, кто соединил в себе здравый разум и доброе сердце. Его ожидает двоякая награда: слава писателя и всеобщая любовь сердец просвещенных» [2, с. 168].

        Итак, на рубеже XVIII–XIX веков усилиями теоретиков литературного образования и эстетического воспитания были тщательно разработаны принципы нравственных приоритетов в творческом процессе, которые позднее легли в основу русской литературы как одна из ее самых характерных особенностей.    

                Литература

    1.  Прокопович-Антонский А. А.  О воспитании. – 3-е изд. – Тип. Императорского Московского университета, 1818. – 74с
    2.  Карамзин Н. М.  Избранные статьи и письма. – М.: Современник, 1982. – 351 с.
    3.  Мерзляков А. Ф.  О талантах стихотворца // Русская литературная критика 1800–1820-х годов. – М.: Худож. лит., 1980. – С. 150–168. 

        Май 2008