Запах полыни

Историческая вводная информация.

1613 год, на царство избран Михаил Федорович Романов. Доведенные до отчаяния набегами врагов черняне, дети боярские пишут челобитную молодому царю: «А мы, холопи, разорены безъ остатку, городъ литва сожгла… а нонеча у насъ воюють крымские люди татаровя».

В XVI-XVII-х веках Россия вела постоянные войны с внешними врагами. Для этого нужно было большое постоянное войско. У московских князей для такой борьбы не хватало людей и сил. Тогда государи московские стали усиленно вербовать служилых людей, «собою добрых и дородных». Платой за службу стала свободная земля, пока она еще была вокруг молодого государства.

Служилых людей наделяли «черными» землями. Сначала эти земли назывались «служилыми», а потом стали носить названия – «поместья», а их владельцы – «помещики», «дети боярские», «дворяне».

«К концу XVI века укрепленные пункты Московского государства встали возле всех основных татарских шляхов. В этих условиях жизнь на южной окраине России становилась все более безопасной. Это было благоприятным условием для дальнейшего освоения южных земель и большое количество народа пошло на юг, а южные окраины России стали активно обживаться...»

Постепенно в раздачу пошли и земли на территории Дикого Поля, где уже довольно большими поселениями жили свободные крестьяне.

«Через Дикое поле с юга на север тянулись дороги-шляхи, по которым обычно ходили татары, устраивая набеги на русские селения. Главный шлях назывался Муравским: от Крымского перешейка до Тулы, к нему сходились все татарские дороги. По этим путям татары шли с наступлением весны. Подойдя к русским селениям, татары рассыпались мелкими отрядами и старались нахватать всякого добра и пленных. Главной чертой в набегах татар были быстрота и внезапность. Забрав женщин, детей и наиболее ценное имущество, они быстро мчались обратно в степь. В Крыму они продавали живой товар и добычу».

В 1555 г. татары грабили земли в районе реки Зуши. В 1562 г. татары осадили Мценск, сожгли его посад, ограбили население уезда, а также городов Новосиль и Болхов.

От татарских набегов на южной границе строились различные военно-оборонительные сооружения, заселялись крепости служилыми людьми, посылались войска для охраны границы. Постепенно были восстановлены отдельные участки засечной черты Русского государства в районе Белева, Одоева, Тулы, Венева.

***
Наше село Тургенево начиналось с сельца Везовна.

***
В 7121 (1603) году от великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича Всея России Самодержца Афанасию Казариновичу за его многую службу и за Московское осадное сидение при царе Василии ... от царя и великого князя Алексея Михайловича и от великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича Петра Алексеевича все великие и малые самодержцев за службу против султана турецкого и хана крымского с 181 года войны в 7196 (1620) г. .... от них же и княжны Софьи Алексеевны ... во время в Москве мятежа защищал со всякою верностью стольнику Андрею Казаринову Сухотину и против польского короля... ... указали ему дати сию нашу царскую жалованную грамоту за нашею царскою красною печатью напамять в предь будущим рода его что он за крепкое и мужественное стояние со усердным и верным радением сию нашу государственную милостью получил; и чтобы он впредь на его службы смотря дети его и внучата и правнучата и кто по нему рода его будет так же за нас великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича всех великия и малыя и большая России самодержцев и за наших великих государей наследников и за свое отечество стояли крепко и мужественно и верно со усердным радением ... та вотчина ему Дмитрию Сухотину и его детям и внучатам и правнучатам в роды их неподвижно и волно ему та вотчина продати и заложити и в приданое детям...

Пожалованы в вотчину поместья в Мценском уезде, в Сатыевском стану, в деревне Трубчаниновой 90 четвертей… на что и выдана вводная грамота 1616 года Августа в 7 день.

Деревня Трубчанинова находится совсем рядом с сельцом Везовна, которое в 1627 году писано тоже за одним из Сухотиных: «За Степаном Денисовым сыном Сухотиным поместье пол деревни Везовны, по обе стороны речки Везовны, под большим под Черным лесом, а на его половину двор помещиков, пашни паханные добрые земли в пол деревне Везовне».

Итак, Степан Денисов Сухотин живет в Везовне. Здесь же будет записан и сын его Киприан Степанов. Дом и дворни полный двор. Вырубается лес, увеличивается земля под пашнями и огородами.

Следует отметить, что Степан Денисов Сухотин, получив в вотчину за службу поместье Везовна, активно приобретает окрестные земли и расселяет своих детей и внуков. Сельцо Везовна становится все больше и уже именуется как село Везовна, разделившись по родственникам и наследникам Афанасия Сухотина; называются слободы ее: Везовна, Старая Везовна (1 часть и 2 часть — информация из межевых документов), Малая Везовна, Снежед тож и т.д. и пустошь Трубчанинова...

Постепенно появляются новые фамилии помещиков. Долгое время в приходе была только сама Везовна и сельцо Петровское (тоже Сухотиновское). Но вот старая деревянная церковь становится тесной для прихожан...

Когда в 1616 году Афанасий Казаринов Сухотин, за многие службы против Польских и Литовских врагов, получил в вотчину несколько поместий во Мценском уезде в Сатыевском стану, он с отрядом своих воинов объехал пожалованные поместья, чтобы выбрать место для своей усадьбы и определить, кто из его сыновей куда будет расселяться... От Афанасия ведут свой род почти все Сухотины, расселившиеся по соседним деревням и даже уездам, в личных делах которых указывается первый известный им (и нам) предок Афанасий Сухотин.

Это было примерно в 1627 году, когда Киприан Степанов Сухотин объехал земли свои и, выбрав место для жительства возле леса на высоком берегу речки Везовна, где стоял старенький храм, откуда видно на противоположном берегу на низком широком лугу небольшое сельцо, пришел к попу Иоанну:
— Хочу поставить новый храм. Что надо?

Поп Иоанн, худенький, маленький, с широкой бородой по пояс, с голоском под стать росту, подумал и промолвил:
— Что ж, благое дело затеваешь. Наслышаны о твоих подвигах, знаем тебя, как человека, радеющего о святой Руси. Да и время свое наш старый храм отстоял, отслужил. За ветхостью его пора ему на покой. Дай-ка мне подумать, помолиться, посоветоваться с Богом, а завтра после службы и поговорим. Пошлю сей же час за старцем Саввою, его молитвы Богу угодны — вот мы и помолимся с ним.
Князь согласился:
— Думаю, после вашего совета с Богом, мои планы не изменятся, скорее подтвердятся, но благословение святых отцов – удача в деле. До завтра.

Старец Савва, совсем уже древний, сухонький, давно не служивший в храме, с такою же белою бородою до пояса, да нынешний молодой (когда рядом с ним) поп Иоанн, благословясь, после вечерней службы, встали на молитву пред старой иконой Николы, угодника Божия... Служка церковный бесшумно менял свечи, шепча: святой отец молится, свечи-то сияют, не дрогнут, тают без единой капельки. Будем готовиться к новому храму.

Утром князь пришел – святые отцы вставали с колен. Возле храма толпился народ — не заходили, хотя пришли, похоже, ранехонько. Все уже знали о затее князя, знали, что сам старец пришел молиться за князя:
       — Молитвы-то старца нашего, почитай, до самого Бога доходят...
       — Дьячок сказывал: свечечки сияли, не дрогнули...
       — То-то, работушки нам будет...
       — Говорят, больно строг, барин-то...
       — И то правда, слышали и горяч на руку...
       — Тихо, тихо, идет князь наш...
       — Пошли и мы, службу править будет сам батюшка наш старый...

Люди потянулись в храм. Всем казалось, а может, так и было, что прошла служба не как обычно, а торжественно. Князь усердно отстоял всю службу, молился со слезами на глазах. Вот батюшка призвал Святого Духа на всех и сказал:
— Дети мои, вы знаете, что князь Киприан Степанов затевает, знаете, что мы со старцем Саввою просили Божьего благословения на затею его. Господь благословил. Наш старый храм, святой храм, поставлен был обыденным, намоленный, и место здесь святое, а потому новый храм будем ставить на этом месте. Службы все пойдут своим чином, а помощи надо будет ото всех прихожан много.

       — Молите Бога на здравие и удачу князя нашего, мы теперь его, — сказал старец Савва и поклонился князю.

Прихожане загудели, выделялись отдельные голоса:
       — Здравия тебе, князь... Не обижай нас... Поможем, конечно...
Отец Иоанн, обращаясь к князю, сказал:
— Привези, отец наш, Грамоту на постройку нового храма, а от нас будет Прошение, что старый храм пришел в непригодную к службе ветхость, что место святое, Богоугодное, потому и просим разрешения и Благословения на постройку.


Киприан Степанов с Прошением этим поскакал в Москву. Через несколько месяцев привез, кроме Благословения, обещания всяческой помощи от самого царя. Он прибыл большим поездом, с людьми своими, ставить сразу хоромы – он жить здесь собрался.

А место-то для своих хором решил было забрать у нашей старой церквушки, поставив новую в стороне. Да пока шли подводы, поп-то наш и догадался, что барин собирается сделать и подошел с древним Саввою к нему:
— Боярин! Храм-то переносить нельзя — место не просто намоленное, а выбрано было по старинным правилам. Храм — первый на виду — когда дикие орды идут, наш звонарь сразу бьет в колокол, и людишки наши бегут в лес, хорониться. Переставив храм-то, не успеем предупреждать людей о врагах.

     Киприан Степанов нахмурился, еле сдерживается... — ох, гроза ждет непокорных…
— А вороги, проклятые, первым делом налетают на храм божий — уж больно любо им разорять святыни наши. Ты вот привез настоящую утварь, а у нас по сей день стоят пустотелые свечи. Хоромы-то себе поставь в излучине речки, за лесом — туда враги не идут, там дороги не видно, брода они не знают. На Ефремов идут по тому берегу, а в полон гонят как раз здесь…. — тихо говорит Савва.

Ох, клокочет буря в Киприане-то Степанове! Уж грянет гром-то…
— Пойдем, боярин, посмотрим место, а то могилы не гоже иметь под окнами барской усадьбы, — совсем ласково, будто не видя грозного вида боярина, почти попросил старец Савва. Это последнее и решило дело: кладбище через дорогу, — что-то он не подумал, — подумал барин.

А подводы все прибывают, уже и боярыня выгружается... а помощников-то у нее, а слуг-то барских — чуть не более деревни нашей… Ничего, что так много — почти сразу многих Киприан Степанов отправит на Зарытый Верх — и там усадьба будет.

Местные ротозеи облепили со всех сторон поезд боярский...

А попы тихонечко, с разными речами: Колокол, дескать, слыхать у излучины — сразу можно и в лес утечь либо через речку... — продвигались от церквушки вниз по высокому берегу короткой быстрой речушки к излучине уже реки Везовны-Снежеду.
С ними идут и слуги и ближние, боярыня сама разминает ножки после долгой тряски...
Легко шли вниз по высокому берегу, вот и поворот от дороги влево — поляна среди дерев, внизу блещет речка, ключ бьет на берегу...

Остановились. За деревьями виден высокий берег и избушки на том берегу: мое все это теперь… — довольно подумал боярин.
— Тут и ветры потише, — молвил старец Савва.

Киприан оглянулся на супружницу — она уже хозяйским взглядом водит по сторонам... Он оглянулся на дорогу, по которой они спустились — шли тихо, да дошли скоро... В храм ходить далеко? Сюда придут, когда надо будет, — решил Киприан Степанов, соглашаясь на новое место, — пока, — подумал он. И велел подводам подъезжать сюда.

        Остался храм наш на прежнем намоленном месте. И вновь перестроенный простоял еще полтора столетия.

***
        1659 год. Это был почти последний набег крымчаков на южные границы русского государства. Сильно разорены были Ефремовские земли, а в наше селение в этот раз всего лишь «забежали» — схватили несколько человек: попа с сыном, да девок с малыми ребятами, церковь не успели разорить, и убежали в степь — спешили присоединиться к своим.

Вот как это было: последние жители бегут в сторону леса...
Поп с сыном бегут от церкви, в руках иконы...

Со стороны их избы послышался женский крик — поп попробовал бежать еще быстрее — уже к дому. Сын за ним. В избе матушка, в юбку вцепились 3 детей. Она пытается уговорить деда — тот:  — Неееет! Не смогу уже! Бегите сами!

А по улице уже летают резкие гортанные выкрики татар — не успели… Не успели. Поп быстро откидывает крышку в подпол, туда прыгает сын, принимает матушку и малышей, иконы, мальчик выбрался наверх помочь деду — опять не успели.

Слышен топот и свист. и крики, сначала тени мимо маленького окошка, поп скидывает с себя облачение и закрывает люк в подвал. Дед повалился на крышку и распластался, закрыв телом дверцу в подпол.

Поп застыл на мгновенье: сын? отец? дети внизу?
... Крик возле их избы...

В избу врывается татарин с мечом, почти одновременно: взмах мечом и крик татарина и крик священника: Стой!

Крымчак остолбенел, глаза чуть не лопнут от неожиданности, и замер в ожидании следующего приказа...

— Стой! — резко и зло повторил поп Василий. А сам перед вторым возгласом шепнул матушке: Жди тишины. Рукою прижал сына к себе, чтобы загородить крышку; дед лежит не шелохнувшись.

В избу врывается второй татарин — такой же крик, но вопросительный...

А первый воин пришел в себя и таращится, пытаясь что-то сказать, но второй криками погнал отца с сыном на улицу. Первый вышел за ними, забыв про деда.

Дед лежал, закрывая вход, шепча: Господи, помоги...

Отец держал сына за руку, а, выходя, сдернул с гвоздика тулупчик мальчика, их вытолкали на улицу...

Возле церкви небольшая кучка людей, сгоняют тех, кого успели поймать, кто не успел убежать.
Конники подгоняют, спешат увести — толкнув отца с сыном с криками: быстрее! погнали в сторону, из деревни, даже не забежали в церковь, не подожгли ни одной избы, а господский двор вообще не тронули — не увидели.

***
Поп Василий убегал из татарского плена дважды: 1-ый раз их довели до моря, при встрече с греческими купцами сумел уйти — год добирался до родных мест... и опять попал в набег; второй раз пол России прошел, когда его группу пленных дополнили новыми захваченными русскими — в суматохе ушел. Думал, что уже спокойно доживет дома, наступила тишина и, казалось, мирное время. И вот опять. Он понимал, что в его возрасте будет трудно, пожалуй, невозможно повторить то, что смог по-молодости. Поэтому он будет готовить сына и остальных детей к возможности побега, если не по дороге, то потом.

Пленных согнали в общую уже немалую толпу русских пленных, спешно гонят в южную сторону.

Толпа людей перевязана веревками-путами, их гонят по дороге, пленные, на редких остановках пускают к реке пить, иногда дают остатки пищи, иногда находят телеги, заставляют грузиться в них и гонят дальше на юг, продавать. По дороге часто новых людей прибавляют, конники иногда привозят на лошадях, захваченных в поле.

Девочку Марфушу, подружку его сына, поп Василий стал готовить к побегу сразу. Видел, что его с сыном караулят особо, потом-то он узнает — почему (Антиохийский патриарх Макарий, собираясь к русскому царю за помощью, заказывал привести смышленого мальчишку-подростка, товарища сыну своему, будущему Павлу Алеппскому, и русского попа. «Вот они! Беречь! Довести!» — прокричал воин).

— Марфуша! Спрячь косу под сарафан, — говорил он несколько раз на день.
— Марфуша! Цел ли матушкин поясок?
— Цел, батюшка.
— Деточка, вытяни из него ниточку, как только сможешь, да спрячь поближе, посматривай по сторонам, надо найти веревочку — поясок сделаешь. Как парнишка.
— Марфуша, крапивки присмотри, надо бы насобирать потихоньку. Будем выкупать тебя. Косу-то долго ли растила?
— Батюшка, коса, как у матушки, растет быстро.
— Ну и хорошо, деточка. Нынче ночью косу отрубим, сменяем на порты тебе…
— Батюшка, нешто можно простоволосой-то? Грех-то какой! И порты, как же я жить-то буду? — слезы градом посыпались по побледневшим щекам девочки, взахлеб, шепотом, с причитаниями зарыдала Марфуша.

— Деточка моя, с косой ты не пройдешь и версты, как тебя поймают. А парнишка, весь красный (крапивкой тебя отстегаем), доберется до дома…. Береги, деточка, поясок родимый, матушкин, ниточкой подвяжем волосы и пойдешь домой. Скажем, что заболела, татары и бросят тебя за околицу. Ты, детка, подол от сарафана оторви да груди свои перевяжи потуже, больше молчи. Дорогу найдешь, пока не далеко нас угнали. Отойдешь, а как только татар не будет, беги, что есть мочи. Может быть, успеешь — в подполе в нашей избе матушка с малыми детками, а на крышке-то дед лежит, вряд ли сам сможет встать.
— Батюшка, боюсь я.
— Не бойся, деточка, буду молиться за тебя. И ты беги да молись, только дождись — пока татары пробегут все. Слышно — сейчас нас погонят, похоже, догоняют наши их мурзу.

Кругом шум и крики. Татары спешно забегали, сгоняя в толпу пленных.

Хозяйка постоялого двора, где остановись на первую ночь татары с пленными, потихоньку в подоле принесла большие ножницы. Марфушу загородили — она только ойкнула: — Стыд-то какой! - схватила голову руками и закрылась. Батюшка повязал ей ниточкой стриженые волосы, оторвал полосу от сарафана — Марфуша, горько плача, стянула сарафан...

Хозяйка бережно завернула косу в сарафан, отнесла в дом и вынесла рубаху и порты (через много лет эта коса, подвязанная у дочери хозяйки, будет знаком родных мест возвращавшемуся из плена сыну попа). Марфуша быстро оделась, лицо красно от слез. Поп достал крапиву — девочка, уже ничего не чувствуя, протянула руки...

Только успели ее посадить возле завалинки — забежали татары — быстрей!! глянули на Марфушу — Что это?? — замахали на нее руками — уйди!

Быстрей! Быстрей — бегом, русские воины догоняют — торговцы пленными бегом спасают свой «товар».

А в дороге поп потихоньку, при каждом удобном моменте, говорил своим:
— Помните в неволе, русские вы. Не забывайте. Помните обычаи наши, помните, православные. Держитесь веры православной, сколько сил хватит.

А сына стал учить каждую минуту славянскому, писали в пыли сидя на редких привалах, по дороге учил вслушиваться в слова захватчиков, скрывать понимание их языка. Рассказывал о том, что будет, всех успокаивал, утешал, помогал, заставил всех нарвать подорожника, мать-мачехи, скоро кончатся родные травы.
 
Слушал, что говорят татары — и предупреждал пленников.

Учил мало есть, пить...
Он готовил их к неволе: Помните молитвы, мои дорогие! Берегите крестики нательные. Парням говорил:
— При удобном случае — бегите на Русь, продадут в янычары — помните, кто вы — берегите славян. Хмурые парни со сжатыми кулаками, насупившись, молча его слушали. Татары их боялись — мечи держали наготове
— Девки, веточки полынные храните у сердца, когда будете рожать в неволе, пока будете помнить язык свой и деткам своим потихоньку рассказывайте, про Русь родную...

***
Каждый день поп наш потихоньку белел и к концу пути — почти месяц гнали пленных,.каждый день людей становилось меньше: умирали или убегали, — поп стал седым совсем.

Запахло морем. Охранники довольно снисходительно смотрели на то, что поп следил за относительным порядком и разговаривал со всеми, они разрешали ему постоянно передвигаться в группе, а сын с ним.

— Вот и пришел последний день пути. Нынче расстаемся, завтра всех выведут на рынок, продавать будут. Давайте, мои дорогие, благословлю вас на трудную неволю, половина нас осталась... Каждый подходил к нему, каждого он утешал, тихонько молился, крестил…

***
Пройдет время и русские воины начнут хитростью встречать крымчаков. Павел Алеппский запишет, что увидит за время путешествия в Московию, когда они будут ехать к русскому царю за помощью, по пути, составленному им с бывшим пленным сыном нашего священника:

«Предъ отправленіемъ въ походъ царь назначилъ воеводу, именемъ Василія, по прозвищу Шеремендъ (Шереметевъ), со стотысячнымъ войскомъ на границу татаръ объ;зжать ее изъ конца въ конецъ, дабы они не могли выступить ни на помощь ляхамъ, ни въ пред;лы его страны. Узнавъ про доблесть этого Шереметева, татары разс;ялись. На границ; страны татаръ... этотъ богохранимый царь выстроилъ тридцать кр;постей, кром; тысячи башенъ. Посл; того, какъ татары раньше проходили сюда разстояніе м;сячнаго пути въ пять, шесть дней, появляясь нечаянно, во время большихъ холодовъ и льда, и, захвативъ пл;нныхъ, возвращались, теперь московиты берутъ пл;нныхъ у нихъ: стоя на верху кр;постей, они наблюдаютъ, такъ какъ путь татаръ проходитъ вблизи отъ нихъ, и какъ только зам;тятъ ;дущихъ, часть ихъ сходитъ, мчится на своихъ коняхъ и, опередивъ татаръ, становится въ засаду въ сторон; отъ дороги. При приближеніи къ нимъ татаръ, они тотчасъ хватаютъ ихъ караванъ, будутъ ли это мужчины, женщины, д;вочки или мальчики, уводятъ въ свою страну и продаютъ на рынк; уничиженія за 10, 15 или 20 піастровъ. Поэтому у каждой богатой (русской!) женщины бываетъ 10, 60 (рабынь) и у каждаго важнаго челов;ка 70, 80 (рабовъ). Они ихъ не оставляютъ такъ, но тотчасъ обращаютъ въ христіанство, хотятъ-ли они или н;тъ; ихъ крестятъ даже насильно. Если потомъ увидятъ, что они хорошо себя ведутъ и усердны къ в;р;, то ихъ женятъ между собою и д;тямъ ихъ даютъ наилучшія имена.

***

Зазвонил колокол на колокольне. Попа нет — угнали в плен, дьячка не было еще с прошлого набега, церковный сторож зазвонил, но успокоительно: мол, собирайтесь люди домой.

В дом священника сторож пошел за иконами, …. а там дед — только ноги на крышке. Без сознания, в забытьи продолжал карабкаться к двери.

Дед лежал на полу, шевелил пальцами, пытался хоть немного сдвинуться с места и не мог. Во дворе выла собака. Тишина на улице — ушли татары. Уже темнело, когда из леса потихоньку стали возвращаться люди. Все проходили мимо этой избы, скорее к своим, пожечь не успели — спешили, войско татарское шло стороной, сюда-то не зашли бы, да за пленными набежал один отряд. Кто-то сердобольный отвязал собаку, она скорей в избу, а за ней и люди: что такое — собака в избу бежит…

И сторож к избе подошел.

Глянь-ка, а там старик скребет пальцами по полу и сказать ничего не может. Собака к нему — полизала его и стала царапать крышку подпола, тихонько подвывая. Старик тоже скребет, он уже отодвинулся немного, но еще на крышке. Внизу тихонечко постукивают в крышку, детский плач. Тишина. Опять скребут — то дедушка пытается отползти, то матушка там снизу пытается открыть крышку… Соседи и спасли ...

Открыли подпол — вытащили матушку с малышами — отливали водой, на воздухе. Лежали детки — не дышали. Но живые.

***

Утром раненько купец, к которому привели пленных, даже не выгнал их на рынок, к нему стали приходить и выбирать себе товар покупатели, не торговались, давали цену, что он просил. Попа с сыном несколько раз пытались купить, но он мотал головой — проданы.

Вот остались они с сыном: - Помни, сын, как можно дольше не показывай, что понимаешь, о чем говорят. Старайся учить их язык. Наблюдай за обычаями. Сколько тебе тут быть... — помни, как только представится случай — беги на Русь, домой.

Это уже было в Алеппо. Татарин отправился к митрополиту Макарию. На другой день пришел посланный от митрополита к купцу — ему вывели священника с сыном, он согласно и довольно кивнул, и пленников повели.

Пришли, навстречу выбежал мальчик, ровесник нашему.

Митрополит Макарий через толмача приказал попу: учи моего сына говорить по-русски. Мальчик твой будет жить здесь. А ты — будешь учить — рассказывать про Русь…

Прошло 10 лет.

Антиохийский патриарх Макарий собирается к русскому царю, просить помощи.
Павел, его сын (будущий Павел Алеппский), и наш мальчик уже юноша — составляют маршрут, сидят над картами.