Первая учительница

Моя первая учительница утонула в Илиме 1 Мая. В этот праздничный День солидарности трудящихся всего мира. Для нас, детей, это явилось потрясением. Мы молчали. Не говорили друг с другом. Даже не обсуждали это страшное событие. Страдали.

Звали её Валентина Ивановна. Фамилию я её не помню. Слишком много воды утекло. Первоклассники вряд ли запоминают фамилию учительницы. Зато запомнила её внешность. Тоненькая, с узкой талией, в коричневом шерстяном платьице с белоснежным воротничком, с туго уложенными двумя косами корзиночкой, она казалась нам верхом совершенства. Ей было лет 18, не больше. Может быть, она пришла к нам со школьной скамьи. Да, всё может быть. Мы жили в такой глухомани, когда к нам присылали отличниц, окончивших десятилетку.

Валентине Ивановне не пришлось нас завоёвывать. Мы сразу полюбили её, почувствовав душевное тепло и чистоту внутреннего мира.

Валентина Ивановна входит в класс, и как будто светлее, просторнее становится комната, в которой парты в два ряда. Первый ряд – первый класс, второй ряд – третий.

***

На дворе стоял октябрь. Когда мы бежали в школу (да, бежали, шагом мы не ходили) тёмное небо сопровождало нас. Чернели поля, которые мы пробегали. А совсем недавно эти поля радовали нас урожаем хорошо поспевшей пшеницы, колосья которой, туго налившиеся рыжей спелостью, под порывами ветерка кивали нам вслед, звенели янтарно. Мы рвали колосья, насыщаясь пахнущим летом – столовой в школе не было.

Валентина Ивановна приветливо, с ласковой улыбкой поздоровалась с нами и начала урок. Сначала она дала задание нам, первоклассникам, написать несколько строк изученных букв – урок чистописания, а потом занялась третьеклассниками. Мы старательно выводили буквы, боясь посадить кляксу. На партах стояли чернильницы – непроливашки. Назывались они непроливашками, а на самом деле частенько доставляли нам неприятности. Обмакнёшь перо поглубже в чернильницу – берегись кляксы.

Вдруг задребезжали в окнах рамы. Я оторвалась от тетради и посмотрела в окно. Поднялся откуда-то взявшийся ветер. Потом всё стихло. Повалил крупными хлопьями снег. Стало белым-бело. Валентина Ивановна воскликнула:

- Смотрите дети, ворожейка приехала!

Все бросились к окнам.

- Где, где, Валентина Ивановна?

- Смотрите, смотрите, дети, как весело на улице.

- А где ворожейка-то?

- Я думал – цыганка.

- А кто догадался? – спросила учительница.

- Это снег такой белый, пушистый. Первый снег.

- Молодец, Дима. Первый снег – всегда радость. Вестник зимы.

Учиться мы больше не могли. Все как-то ёрзали за партами, роняли ручки, карандаши – всё сыпалось, валилось. Нам хотелось поиграть снежками. Понимали, что снег мокрый и долго не пролежит, надо успеть.

А снег валил и валил. Побелели крыши соседних домов. Стало светло и радостно. Как будто праздник пришёл к нам в гости. Мы верили в праздники, хотя нередко они обманывали нас. Пролетали быстро, не давая нам большой радости, кроме лишней работы по дому. А у Валентины Ивановны всё выходит весело, радостно, легко и быстро. Урок пролетает незаметно – мы успеваем послушать и третьеклассников.

***

Близился Новый Год – любимый праздник, когда в доме пахнет смолистой елью, летом и ещё чем-то неуловимым.

В школе стали готовиться к Новому Году. Валентина Ивановна предложила разыграть сказку о том, как рядовой солдат перехитрил человеческую жадность и сварил кашу из топора. Сказка всем понравилась, но никто из девочек не хотел играть старуху. Да и понятно: в нашей деревне всех приезжих старались угостить, чем бог послал, а тут защитнику Отечества отказывают.

- А можно мне? – робко спросила я.

Девочки засмеялись.

- Можно. Только я хотела назначить тебя сказочницей. У тебя голос звонкий и чистый. Подходит к этой роли, – сказала Валентина Ивановна.

- Подумаешь, звонкий. А мой чем хуже? – заявила Галька Жмурова

- Хорошо. Ты будешь сказочницей, – успокоила Валентина Ивановна Гальку. – А Юра Анисимов для солдата подходит, только надо пилотку раздобыть где-нибудь и гимнастёрку.

- Юрка, я принесу тебе гимнастёрку, но она тебе будет большой, утонешь в ней, - сказала я.

- Ну и пусть большая, зато не выпаду!

Ребята дружно засмеялись.

- Моя мама перешьёт на Юрку, я её попрошу, – пообещала Моисеева Валя.

- Вот и хорошо. Учите текст, завтра будет первая репетиция.

***

Юра из куска дерева сделал ружьишко. У кого-то выпросил пилотку, а гимнастёрку тетя Нина Моисеева перешила из отцовой, которую пришлось выпросить у мамы. Она никак не хотела отдавать её на переделку.

- Вот простодырая какая. Кто тебя за язык-то тянул… Тебя не останови, так ты всё раздашь.

- Мама, я уже пообещала. Мне стыдно будет перед ребятами, если мы не дадим гимнастёрку.

- Вот богачка-то какая. Она ещё отцу пригодится для работы в поле.

- Отдай, мать, – строго сказал отец, войдя в дом.

И мама сдалась.

На очередную репетицию остался весь класс – это 12 детей из трёх близлежащих деревень. Всем хотелось посмотреть, как мы будем играть. В животишках урчало, нестерпимо хотелось есть, но мы ждали, когда Валентина Ивановна освободится и займётся с нами. Подойдя к нам, она сказала:

- Остаются трое, остальные могут идти домой.

- Почему?

- Вы увидите сценку перед новогодней ёлкой. Так будет лучше для вас.

Никто не сдвинулся с места. Началась репетиция. Юрка Анисимов, как бравый солдат, тянулся вверх, прикладывая руку к виску перед старухой, то есть передо мной.

- Ну, мать, накорми защитника Отечества.

- Ох, ох, сынок, чем накормить-то тебя? Сусеки пустёхоньки, ни корочки хлеба нетути. Сама еле ноженьки таскаю. В животишке трескотня одна. (У меня действительно была трескотня).

- Врёшь, старая. Как тебе не стыдно! Я видел в твоей сумке морковку и горбушку хлеба! – крикнул Васька Зарубин

Поднялся хохот. А Юра как ни в чём не бывало обращается ко мне:

- Тащи, мать, топор, кашу из него сварю.

- Чудно как-то. Сколько лет живу, а не видывала, чтоб кашу из топора варили.

- А вот и сварю.

И Юрка положил принесённый из дома топор в большую кастрюлю и стал варить. Огонь почти как настоящий сделал. Принёс полешки, сложил их квадратом, вниз положил красную косынку – вот и огонь.

- Неплохо бы, мать, крупки добавить, вкуснее будет.

- Ох, ох, – закудахтала я, – крупицы-то совсем маленько осталось. Да рази наскребу чёнить.

- Всем кашица хороша да сальца неплохо бы положить. Без сала-то собаки и те не станут жрать.

- Как же, – говорю я, – не станут жрать, а чем же мы каждый день кормим собак? Картофельная заварушка да горсточка отрубей.

- С салом-то вкуснее кашица будет. Неси-ка сала. Не жидись.

- Ох, ох, какое сало. Давненько его не бывало.

- Тащи, тащи сала. Я видел у вас на подызбице вяленое мясо, а на нём уйма сала. Затаить хотела! – крикнул Колька Жмуров.

- Валентина Ивановна, ребята нам мешают. Пусть уходят, – попросил Юрка.

- А мы не пойдём, – хором сказали все.

- А мы репетировать не будем! – воскликнул Юрка.

Валентина Ивановна сказала:

- Ребята, по домам. Вы хорошо сегодня потрудились. Домой!

***

Мы жили ожиданием чуда. Казалось, что время тянется медленно, по – черепашьи. Подготовка к ёлке, к Новому году всецело овладела нами. Из бумаги делали фонарики, снежинки, чтобы украсить ёлку. Ни красивых шаров, ни каких-либо других игрушек у нас не было. Всё самодельное. Послевоенное детство! Мы много репетировали сказку, вживались в характеры действующих лиц. Наконец томительное ожидание закончилось – начались каникулы.

Валентина Ивановна сказала:

- Завтра ёлку установят. Приходите, будем наряжать.

- Пойдешь? – спросила я у Альки.

- А ты?

- Ещё спрашиваешь. Конечно, пойду.

Ёлка стояла посредине класса, и от неё пахло так заманчиво смолой, травами, цветами – летним тёплым днём, когда бесцельно бредёшь по лесу, и вдруг под ногами у тебя лёгкий хруст – это рыжик даёт знать о себе. Растоптала… Как жаль! А с ёлки падали и падали хрустальные слезинки растаявшего снега.

- Не мудрено. Такую красавицу забабахали.

- Как забабахали?

- Срубили…

- А – а – а – а...

Но весело и отрадно было нам, когда начались приготовленные номера от каждого класса. Песни, смех, радость. Наша сказка всем понравилась. Нас даже попросили выступить на родительском собрании.

Валентина Ивановна была счастлива. Она звонко смеялась, и смех её наполнял наш маленький мир спокойной совестью, душевным теплом. Её искромётная энергетика чудодейственным образом внушала нам, что жизнь прекрасна и что впереди ещё будет много всего восхитительного. Только надо хорошо учиться, добиваться поставленной цели. Мы верили ей безгранично и любили. Да, она умела быть счастливой своей молодостью.

***

Незаметно подкралась весна. Ночи холодные, со злым, пронизывающим ветром, а дни светлые, с ярким солнцем, лучи которого грели наши спинки, когда мы бежали домой после школы.

Как – то быстро растаял снег на реке, сугробы исчезли, освободился лёд, и мы успели ещё покататься на снегурках.

Валентина Ивановна каталась с нами. Её чудесный смех звенел колокольчиком, наполняя наши души радостью. Мы боялись её чем – нибудь огорчить, обидеть. Душевное тепло, так трепетно исходившее от неё, грело нас.

К концу апреля лёд потемнел, кое – где появились трещины. Вот – вот начнётся ледоход, и мы стали жить при школе, в освобождённом от парт классе. Неделя пролетела быстро, и родители к Первомаю решили перевезти нас домой. Отец веслом отталкивал льдинки, расчищал шугу, усердно грёб к берегу. Мы же сидели на дне лодки, как нахохлившиеся цыплята, боясь пошевелиться.

- Хана, ребята, сидите смирно, не вертитесь, – приказал отец.

- Хана! – любил он повторять, когда видел в чём – нибудь опасность.

И мы сидели не шелохнувшись. Ноги сводило судорогой от неподвижности, но мы терпели.

***

Утро 1 Мая лучезарное, яркое, подняло девушек с постели. Валентина Ивановна и Виктория Фоминична, учительница 2-4 классов, прозванная моей сестренкой Булочкой Пшеничной за маленький росточек и полноту, жили в пристроенной к школе половинке. Это было очень удобно. Пройдёшь через двор – вот тебе и школа.

Заскочила Любаша, жизнерадостная хохотушка, дружившая с учительницами. Она уже подоила коров на ферме, справила все домашние дела – раненько встала.

- Хотите в Тубу, в магазин? – подика продукты давно кончились?

- А кто нас перевезёт? Река – то ещё до конца не очистилась. Опасно, - сказала Валентина Ивановна.

- Васька мой и перевезёт. Он сильный и ловкий. Не бойтесь, не пропадём.

Девушки согласились, хотя и сомнения жгли их.

В Тубе на три деревни один магазин. И продукты в нём, и текстиль. Удачно переправившись, девушки пошли в магазин, а Василий с Любой к родственникам. Парочка готовилась к свадьбе.

Вот и обратный путь. Василий на корму лодки положил мешок с продуктами, у Любаши в руках четверть самогона. Когда все уселись, плоскодонка осела так, что в борта её вот – вот захлестнёт вода. Это не испугало их, не насторожило. Праздничное настроение, бесшабашная удаль Васьки, его неиссякаемые шутки – прибаутки отвлекали от опасности. Вот уже и большую половину реки проехали. Внезапно лодка уткнулась в шугу, а с боку вынурныла льдина, не замеченная Васькой, и ударила в лодку. Мгновение – и все оказались в ледяной воде.

Любаша как держала бутыль с огненной жидкостью, обняв её точно ребёнка, так и упала в ледяную мглу. Но не растерялась, сильная и ловкая, она быстро доплыла до берега, работая одной рукой, а в другой – четверть самогона. Василий тоже бросился вслед за Любой, но обернулся, услышав истошный крик Виктории Фоминичны. Вернулся, схватил девушку, вцепившуюся в него клещами, доплыл до берега, где застывшая от холода, окоченевшая ждала их Люба. А что же Валентина Ивановна? Когда лодка перевернулась, её отбросило в сторону, в самую толщу шуги. Потянуло её, гибкую, тоненькую тростинку, вниз, на дно Илима. Мёртвый страх сковал её волю.

- Ма…а – ма, – горестно пронеслось над рекой.

Зуб на зуб не попадал у сильной Любашки. Тряслась и ревела, как ребёнок, пыталась что – то сказать, но не могла. Хрипела только. Рукой показывала на реку, но тихо и спокойно на реке, как будто ничего не произошло.