Мальчик и смерть

«Да это штука посильнее Фауста Гете!»
(тов. Сталин о стихотворении М. Горького «Девушка и смерть»)

Собеседник: «Вехи» важны уже тем, что напомнили интеллигенции о Боге.
Лев Толстой: Подумаешь, заслуга! Напомнили, что в суп сморкаться нельзя.
(Записки доктора Маковицкого)

Не знаю, как там Фауст – мы, чай, не в Геттингене обучались – но события, разворачивающиеся на наших глазах, соблазняют высказаться по поводу новой «чумы». Лично меня тянет высказаться в стиле тех молодых людей, выведенных Боккачио в прологе его «Декамерона», забавными (но со смыслом и моралью) историями. Вот одна из таких историй – впрочем, на вкус нашего века вряд ли «забавная», Боккачио её бы вполне оценил: «В городе Тараща Киевской области от короновируса умерла чета медиков – медсестра местной поликлиники и врач-анестезиолог реанимационного отделения. Сиротой остался их тринадцатилетний сын Антон, который тоже заразился и лежал на аппарате искусственной вентиляции легких в реанимации. Когда мальчик пришел в себя, и ему сказали, что он остался без родителей, он сказал, что Бога не существует» [1].

Жаль мальчика, искренне очень жаль.
В контексте того мира, в котором мы все сегодня живём, мы видим страшную трагедию, причем, это только один из малых фрагментов той всемирной трагедии, что разворачивается от конца 2019 года в глобальных масштабах, повторяющих если не «чёрную смерть» времен Боккачио (XIV век), то «испанку» первой четверти века ХХ точно.

В контексте нашего мира потеря близкого человека – невосполнима, и это повод делать заявления экзистенциального порядка, вроде вышеприведенного. Упаси Бог (адресат данного заявления) меня язвить по адресу мальчика, оставшегося без родителей – его слова по-человечески вполне понятны, – но то, что СМИ именно так подают информацию – вынося в заголовок эмоциональную реакцию человека, пребывающего в состоянии шока, как бы приглашая читателя сочувственно согласиться с провозглашенным таким образом отрицанием Бога – симптоматично для общества, попавшего в эпоху «культа успеха» и «благовестия процветания» под молот непонятной и смертельно опасной болезни, от которой нет лекарства.
В контексте нашего мира Бог приемлем только в том случае, если Он выступает в роли этакого мальчика на побегушках, обязанного удовлетворять всем желаниям человека. А ежели нет, то и «нет Бога!». На этом строится целый спектр всевозможных идеологий: от как бы духовного  «Евангелия процветания» «евангелических» мега-церквей до сугубо материалистического «Хочу и буду».

Увы, болезнь и смерть ставят черту под всеми подобными теориями.

Можно хотеть чего угодно и замечательно процветать с личными яхтами и самолетами, но в результате каждый будет иметь даже не яму метр на полтора, а воплощенное ничто.

И это превращает смерть человека в нашем мире в неизбывно душераздирающую трагедию. Трагедию просто кошмарно-безвыходную, если считать, что «Бога нет». Нет Бога – и нет надежды.

А ведь Бог-то есть.

И надежда, следовательно, есть.

А если есть надежда, то есть и вера, и любовь. Любовь Бога к чадам Своим.
Нет, не конец всему смерть человеческая. Пожалуй, только начало – новое рождение в жизнь вечную. Страшит смерть человека, как, может быть, гусеницу в коконе страшит превращение в бабочку, страшит своей неизвестностью. Но такой ли уж неизвестностью? Что нам «неизвестно»?

Что со смертью тела не заканчивается существование души? Что умирая, человек переходит в мир иной? То, в чем было уверено человечество тысячелетиями, то, что скептическому уму человека ХХ века экспериментально и доказательно продемонстрировали  ученые Р. Моуди, Э. Кублер-Росс, Дж. Лилли и другие исследователи «посмертного опыта»?

Об этом не рассказывают своим детям родители (и сами того не ведают), об этом не говорят в школе. Как же может относиться к смерти мальчик тринадцати лет от роду? Возможно, он слышал о Боге, как о некоем «великом удовлетворителе», но он точно не знал Бога как Творца и справедливого Царя всего сущего. И отвергая «удовлетворителя», он не отвергает Бога истинного, которого не знает, он отвергает фантом мира сего, выдумку лжеучителей, делающих гешефт на соблазне малых сих, проповедующих грядущего антихриста, который и будет «удовлетворителем во плоти», возможно, вплоть до фокусов с воскрешением мертвых, которые он будет демонстрировать в подтверждение своей божественности. Не Бога отрицает мальчик, потерявший родителей – отрицает антихриста, под личиной «бога» уже проникшего в наш мир и уже пропагандируемого через средства массовой информации.

Но в чем же справедливость Бога, лишившего в один момент мальчика его родителей? – спросит иной читатель. – Где же милость Божья, о которой столь много говорят проповедники разных церков? Говоря проще, за что?

Нам не дано знать «путей Господних», но мы можем понять Божий промысел по плодам, которые приносит то или иное действие, а плоды эти не всегда видны сразу; чаще всего следствие тех или иных Божьих дел выявляется со временем – и это следствие всегда и справедливо, и благостно. Мы не можем знать всех «концов и начал», не можем видеть всех причин и следствий, нам не дано проникать в сердца человеческие, ни даже знать житейские обстоятельства того или иного человека – каждый человек остаётся по преимуществу тайной для окружающих, в том числе и близких ему людей.

Сегодня гешефтмахеры от религии хотят уверить нас, что Бог никогда никого не карает и не наказывает, что Он всепрощающий, и нет такого зла на земле, которое Он не простил бы Своему любимому детищу, человеку. При этом, конечно, выбрасывается такая «мелочь» как покаяние – покаяние в грехах – через которое только и возможно возвращение человека к Богу, возвращение блудного сына к Отцу. Причем не просто словесное раскаяние, сожаление о своем греховном опыте (которое часто подменяет собой церковную «исповедь»), а покаяние действенное, приносящее плод, возмещающее последствия совершенного греха. Именно покаянные грехи милосердно прощает Господь, а за прочие – карает «до третьего и четвертого рода», то есть, даже не на одном поколении, «не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода» (Исход 34:7).

Страдания мальчика из Таращи вполне могут быть обусловлены грехами его не родителей, а дедов и прадедов. Кто знает, чем согрешили они перед Господом – зная-то наше кровавое и безбожное двадцатое столетие? Может, убивали «несчастных по темницах», будучи чекистами, или рушили церкви Божии. Может, женщины ****овали, уходили от законных мужей, может, делали аборты… За всё такое подобное суд Божий исполняется еще на земле – и не только на самих грешниках, но и на их детях, и на детях их детей!

Болезни и преждевременная смерть – кара за нераскаянные грехи наши, наказание безбожному миру. Ведь за каждой святой Литургией православные христиане молят Господа о «добром», «христианском» «конце жизни нашей», конце спокойном, мирном, по причастии Святых Тайн. Таковой не назовешь смерть в результате «несчастного случая», аварии, пожара, эпидемии и т. п., — всё это последствия человеческих преступлений перед лицом Господа.

Нам, грешным, всем урок – урок не усвоенный и потому болезненный – за свой грех расплатишься не только ты, но и потомство твое. Стоит подумать дважды и трижды, прежде чем нарушить Заповедь Божью!

Уверен, что и Антон, когда время сгладит боль потери, придёт к осознанию Божественной справедливости и убедится в существовании и Бога, и Его промысла, и Его благодати. Уверен, что и отец Антона, и мать его сейчас пребывают в жилищах праведников со святыми, и по милости Господней утешаются в домах Его.
Сама ж эпидемия «короновируса» станет нам очередным memento mori, напоминанием о том, что дни наши скоротечны и с собой мы не заберем даже горсти праха земного – только то сокровище будет наше, которое мы собрали себе на Небесах.


[1]