Наложница в Гиве Расследование третье

                Наложница в Гиве    Расследование третье


                1

Бнаяу, один из двух старейшин Гивы, сидел у здания двухэтажных городских ворот и перебирал пальцами четки, которые недавно купил занедорого у золотых дел мастера Матана. “Какая славная вещица! - не торопясь размышлял Бнаяу, - замечательно бодрит, гонит прочь дремоту старческую. Пройдусь по звеньям разок-другой – и сна ни в одном глазу!”

Город Гива – место беспокойное, однако, уж две недели, как не приключалось никаких неугодных Богу происшествий, и поэтому дух старейшины пребывал в безмятежности. Он взглянул на столб и на ступени часов – тень коротка, стало быть, вот-вот полдень, время обеда. В ворота въехал на колеснице Баная, второй старейшина. Бнаяу взглянул в лицо напарника и встревожился. Чем тот озабочен, и какую новость привез?

 - Беда стряслась, Бнаяу! – воскликнул дрожащим голосом Баная, - я полагаю, знающий, каких несчастий можно ожидать, уж этим знанием долею счастлив. Нам с тобой, лучшим людям города, дарована привилегия первыми извещаться о худших новостях. Боюсь, на сей раз мы проворонили законный дар, и другие раньше нас проведали.

 - Не томи, говори коротко, без неуместных длинноречий. Впрочем, лучше пойдем-ка у меня дома посовещаемся, здесь у ворот много лишних ушей.

Старейшины направились к Бнаяу. Вошли в переднюю горницу. Полно детей, шум, гам. “Анат! – обратился Бнаяу к жене своей, - будь добра, покинь помещение и внуков за собой уведи, Бога ради! У нас с Банаей разговор важный.” Сравнительно быстро удалив ребятню, Анат охотно оставила мужчин одних.

 - Исправно ли ты спал последние несколько ночей, дорогой Бнаяу? – спросил Баная, с ехидным прищуром глядя на соратника по службе.

 - Слава Всевышнему. Переходи к делу!

 - И у меня сон был на славу. Проспали мы с тобой, дружище, события весьма серьезные, без которых Гива вполне могла бы обойтись. Левит Цадок с наложницей Диной и со слугой Яривом направлялись из Бейт-Лехема к себе домой на Эфраимову гору и по пути заночевали в нашем городе у крестьянина Менахема, человека гостеприимного, - произнес Баная и сделал паузу.

 - Пока все пристойно и благолепно.

 - Да только вышло недостойно и вертепно! Некие негодяи, коими не бедна Гива, окружили дом Менахема, стучали в двери, кричали и требовали у хозяина выдать им левита, чтобы познать его. А тот вывел им свою наложницу, и подлецы насиловали ее чуть не целую ночь. Ранним утром Цадок забрал Дину, не знаем, живую или мертвую, и увез к себе на Эфраимову гору.

 - Да-а-а... Беда... И без того за Гивой и коленом Беньяминовым слава недобрая идет, а тут такое... Боюсь, прознают об этом во всех племенах Израильских, - запричитал Бнаяу.

 - Эх, поздно мы хватились дурной молвы стеречься! А несчастье одиночеству враг – не знаешь разве? Худшее случилось через ночь. Цадок расчленил тело Дины и части его разослал главам колен Израильских. Теперь вожди народа требуют выдать злодеев на общий суд, а не то, грозят, мечом и огнем научат нас законы Божьи блюсти!

 - Умно ли всему иудейству принимать на себя одного города вину? А наша воля не правосудна стала? Как избежать братоубийства и лица не уронить?

 - Я теми же вопросами задался сегодня утром, услыхав запоздалый доклад. Щадя твой сон, Бнаяу, я решился действовать в одиночку, надеясь на одобрение дудящего со мной в одну дуду уж много лет. Я подумал, коли нам доверяют мало, стало быть, надо звать дознавателя со стороны. Пусть сперва разберет дело, а там – велик Всевышний! Я побывал в Иевусе, где вершит расследования многоумный Атар-Имри. Его повсюду знают и почитают, и доверие слову его непреложно. Вот-вот он пожалует.

 - Толково придумал, Баная. Встретим наезжего доку достойно. А что нам остается, коли нет царя над народом? А всякий царек глядит и судит со своего бугорка!

                2

Атар-Имри – человек положительный. Ему на вид лет этак сорок пять. Он женат и почти счастлив в супружестве. Почему “почти”? Да потому, что богам не угодно было одарить чету отпрысками. Почему “богам”, а не Богу? Очень просто: Атар-Имри – язычник, как и все жители Иевуса, и поклоняется многим божествам. Впрочем, сей изъян не убавляет и тютельки от сыскного мастерства его.

Говорят, Атар-Имри происхождения простого. Наверное, поэтому он не заносчив и не спесив. Порой бывает вспыльчив, а то и груб. Подозреваемый, который врет ему, – рискует получить изрядную затрещину от человека сильного с тяжелой рукой. Он честен, нелицеприятен и к слабому милосерден. Острый ум и тонкое чутье на доброе и злое принесли широкую известность дознавателю из Иевуса. 
 
Выслушав внимательно обоих старейшин, Атар-Имри потребовал себе колесницу для разъездов и заручился обещанием получать в подкрепление вооруженных воинов всякий раз, когда продиктуют обстоятельства. Крепким рукопожатием был скреплен договор одного язычника и двух иудеев.

 - Он отлично изъясняется по-нашему, - сказал Бнаяу, когда Атар-Имри отправился осматривать колесницу и знакомиться с кучером.

 - Он понимает и сочувствует, - поддержал Баная, многозначительно подняв вверх указательный палец, - удивительно весьма, как умен и благороден может быть человек, ни разу не слыхавший речей мудрецов наших!

                3

 - Отец, я в глазок глянула – за дверью чужак какой-то. Стучит настойчиво. Странный. Я боюсь открывать!

 - Обожди, дочка, я сам впущу его.

Хозяин отворил дверь. Перед ним стоял незнакомец, глядел доброжелательно.

 - Я – Атар-Имри, - представился вошедший, - я гланый дознаватель города Иевуса. Старейшины Гивы поручили мне расследовать преступление, о котором ты несомненно знаешь.

 - Я – Менахем, крестьянин местный, а это – дочь моя, Наама.

 - Слышал уже. Неспроста я к тебе явился, сам знаешь почему.

 - Проходи в горницу, занимай место у стола, Атар-Имри, - с привычным гостеприимством пригласил Менахем, - что желаешь пить – молоко козье или вино белое?

 - Кружку вина, пожалуй. Какой запах аппетитный струит очаг твой! – заметил гость, усаживаясь на лавку.

 - Дочка пряники испекла. Как раз поспели! Уважишь?

 - Не откажусь, Менахем, спасибо. Вижу: не зря твое хлебосольство по городу вашему славится!

 - Неси-ка, Наама, вино да горяченьких пряников гостю! Ешь, угощайся, Атар-Имри, не робей, пряники медом смазывай! 

 - Благодарю. Перейдем к делу, Менахем. Рассказывай, каких гостей в дом привел, и что потом случилось. Говори правду и без утайки.

 - Я возвращался с поля вечером. Темнело. Вижу, стоят на площади двое мужчин и женщина, не городские, им переночевать нужно. Расспросил их – кто такие, откуда идут и куда направляются. Взял путников к себе на ночлег.

 - Как они назвались и что рассказали о себе?

 - Левит Цадок с наложницей Диной и со слугой Яривом возвращались из Бейт-Лехема к себе домой на Эфраимову гору, - начал Менахем, - слуга, умный юноша, предложил завернуть в Иевус – там безопасно, потому как злоумышленникам не разгуляться, коли охранной службой управляет человек искусный!

Атар-Имри не был падок на лесть, но не имел ничего против лестных намеков. Он сдобрил очередной пряник хорошим количеством желтого ароматного яства, отхлебнул из кружки и спросил: “Отчего же эта троица предпочла Гиву?”

 - Дело в том, что Цадок, как человек богобоязненный, не захотел входить в языческий город, предпочтя телесную опасность уступке духу – решение народом нашим уважаемое. Не сочти за обиду, дорогой Атар-Имри...

 - Не сочту. Продолжай, Менахем.

 - Мы поужинали и мирно беседовали при свете масляной лампы. Наама о чем-то шепталась с Яривом возле очага. Вдруг раздались с улицы крики. Недостойнейшие из горожан потребовали от меня выдать им моего гостя – они хотели познать его. Храбрый, доблестный Ярив успокоил нас. Он сказал мне, мол, взамен Цадока предложи горлопанам наложницу левита и дочь свою. Возникнет раздор меж негодяями, и тогда я выйду и разгоню их. Я поступил по его словам, но злодеи не послушали меня и освистали.

 - А если бы послушали тебя? Ведь двух невинных женщин, одна из них дочь твоя, ты предлагал преступникам на растерзание!

 - За Нааму я не страшился – она уроженка Гивы и никто не посмел бы ей вред причинить. А Дина... Она ведь не девица... Нет преступления хуже, чем честь мужскую поругать! А, главное, Ярив взялся защищать нас!

 - Да, верно! Нельзя упускать из виду столь важную подробность. И что же случилось потом?

 - Наама, принеси, дочка, еще вина и пряников, да нас с тобой не забудь. Так вот, потом, шепнув что-то Цадоку и сжавши в гневе кулаки, Ярив выскочил за дверь – не иначе, как воевать с подлецами! Крики не умолкали. Цадок выглянул на улицу и Ярива не увидел. Он подождал еще минуту-другую и сказал: “Зла не избежать, пусть свершится меньшее из двух!” И с этими словами он вывел Дину. Мы услыхали шум драки. Вскоре остались голоса двоих.

 - Левиту этому известна мера зла, - заметил Атар-Имри, - весьма полезное знание...

 - Я продолжаю. Утром Цадок отворил дверь, и мы увидали распростертую на пороге обессиленную Дину. Мерзавцы надругались над женщиной. Цадок спросил Дину о чем-то, я не слыхал ее ответа. Он увез ее домой.

 - А что Ярив?

 - О нем наша главная печаль! – восклинул Менахем, а Наама заплакала, - он пропал, боимся, не случилось ли несчастье, не погиб ли юноша в неравном бою?

 - Отчего дочь твоя в слезах?

 - Да ведь Ярив жених ей! Пока мы с Цадоком и Диной толковали о безделицах, молодые, сидя у огня, не теряли даром время – сговорились о женитьбе. Полюбили друг друга. В добрый путь! Но где же суженый? Всевышний, храни его и нас от беды!

 - Будем уповать на милость богов. Благодарю вас, славные отец и дочь. И за угощение спасибо вам! – сказал на прощание Атар-Имри и покинул радушный дом. 

                4

“Пришло время ехать на Эфраимову гору, - подумал Атар-Имри, - наперед знаю, там ожидают меня интересные беседы.” Он растолкал дремавшего возницу. “Ну, дружище, ты готов отправиться в путь?” Кучер приданной Атару-Имри колесницы страшно обрадовался – конец скуке ожидания! “Конечно, мой господин!” – прозвучал бодрый ответ.

Атар-Имри почел за благо сперва потолковать с соседями Цадока. “Если они благонамеренны, - рассуждал он, - то я узнаю от них многое о левите и о причастных к нему. Никогда не лишне вперед подковаться перед встречей с героями преступлений!”

 - Приветствую тебя, почтенный дознаватель! – раздался молодой голос за спиной Атара-Имри, - мы в поселении догадались, что приедешь к нам. Меня зовут Офир, а твое имя всем уж известно! Я сосед левита Цадока.

 - Приветствую и я тебя, Офир, - воскликнул Атар-Имри, обрадованный столь кстати случившейся встрече, - я думаю, нам следует познакомиться поближе!

 - Несомненно!

 - Мир дому сему, и обитателям его – мир! – воскликнул гость, входя в жилище Офира.

 - Дорогая супруга, этот человек по имени Атар-Имри прибыл из Иевуса, чтобы разбрать, кто больше и кто меньше виноват в деле Цадока, - представил Офир своей жене Офире вошедшего гостя.

 - Господин устал с дороги? – спросила Офира, - чем желает подкрепиться?

 - Благодарю! Я думаю, два-три солидных глотка красного вина прибавят мне сил.

 - Кувшин и кружка на столе. Прошу наполнять без церемоний! – жестом показал Офир, приглашая к столу жену и гостя, а сам уселся напротив. 

 - Что еще объединяет молодых людей, кроме похожих имен?

 - Еще? Любовь объединяет нас! Мы – молодожены! – выпалил Офир и обнял Офиру за талию, а Офира зарделась и облокатила голову на плечо Офиру.

 - Я тронут и умилен. Примите лучшие мои пожелания.

 - Спасибо! – в голос ответили оба.

 - Но я пришел говорить с вами не о вашей, а о чужой любви. Уверен, вы догадываетесь о чьей. Для начала я бы хотел услышать, чем дышит Цадок.

 - Мы уважаем левита за богобоязненность – он образец преданности вере, а если вдуматься, то следует признать, что он неколебимый однолюб! – убежденно вымолвил Офир.

 - Ты раздуваешь его достоинства, Офир! – всплеснула руками Офира, - его богобоязненность сродни исступлению, и замечен в измене однолюб!

 - Мне нужны подробности, - строго заметил Атар-Имри.

 - Есть изъян в натуре Цадока, - признал Офир, - он непомерно склонен к винопитию, и Дина, которую он любил безмерно, не желала мириться с этой слабостью.

 - А еще Дина упрекала Цадока за чрезмерное увлечение молитвами. Бедняжка хотела его внимания к себе, а не к Богу! – добавила Офира.

 - Короче, не мирясь и упрекая, Дина лишила Цадока своих ласк и уподобилась блуднице в надежде наказать и образумить. Раненый в самое сердце левит отправил наложницу к ее отцу, - продолжил Офир.

 - Сердечная рана твоего праведника быстро затянулась и он утешился с другой! – поспешила возразить Офира.

 - Не надо упрощать, Офира! Кому под силу долго сносить одиночество?

 - Согласна, Офир! Ни вино, ни молитва не заменяли ему лобзаний!

 - Кто эта другая женщина? – спросил Атар-Имри.

 - Ее имя Мерав. Она живет неподалеку. Она беззаветно полюбила Цадока...

 - Как кошка! – вставила Офира.

 - Мерав ненавидит Дину, - продолжил Офир, - и, я уверен, рада будет ее смерти. В последнее время Цадок охладел к Мерав. Он скучал по Дине. Он не мог жить без нее. Возможно, и она раскаялась в легкомыслии. Не в силах противиться воле чувств, он решился вернуть ее. Мерав сходила с ума от ревности, но не вызволить из плена сердце любимого... 

 - Расскажите о семье Мерав, - потребовал Атар-Имри.

 - Она живет с двумя братьями и отцом, - сообщил Офир, - весьма имущее семейство. Владеют большим наделом земли. Весной и летом растят овощи и хлеб. Осенью и зимой вялят мясо. Мужчины охотятся на оленей, свежуют туши, выделывают шкуры. Мерав нарезает, солит, вымачивает и сушит оленину на ветру. Потом ловко продает с прибытком.

 - В их казне семейной, поди, уж места нет для серебра! – добавила Офира.

 - Их трудолюбие – залог богатства и наглядный образец для многих. Учиться у них, а не завидовать! – заметил Офир.

 - Благодарю вас, молодожены, - сказал Атар-Имри на прощание, - вы помогли мне. Я еще наведаюсь в ваше поселение.

                5

“Менахем с Наамой и Офир с Офирой, похоже, люди без затей, и нет лукавства в их словах, - размышлял Атар-Имри, - но прежде, чем явлюсь к левиту, разузнаю-ка я побольше о нем самом и о наложнице. Надо навестить отца Дины в Бейт-Лехеме.”

Утром, когда Атар-Имри выезжал из городских ворот Гивы, колеснице преградил путь Бнаяу.

 - Почтенный гость наш! - воскликнул старейшина, - гонец из Иевуса привез тебе привет от благоверной твоей супруги. Она просила передать, что сильно скучает и хочет знать, когда ты вернешься. С каким сообщением я должен вернуть гонца?”

 - Пусть сообщит, что и мне разлука тяжела, но я занят по горло, и дохнуть некогда, а когда вернусь – не знаю. Эту монету, будь добр, вручи посыльному!”

 - Счастливый муж, - пробормотал Бнаяу всед удаляющейся колеснице, - впрочем, моя Анат тоже отменно радует меня!

Открыв незапертую дверь, Атар-Имри решительно вступил в дом несчастного отца Дины. Он прошел на середину комнаты и сообщил хозяину свое имя и намерение, с которым явился. В ответ Эйнав назвал себя и указал вошедшему место, где присесть.

 - Я пребываю в трауре, иноплеменник, - тихо произнес Эйнав, - в силах ли твоих найти виновных? А если преуспеешь – не будет толку для меня. Ты вернешь мне дочь, ты чудодей?

 - Поверь, Эйнав, я скорблю с тобою вместе. Ты прав, я не творю чудес. Пусть я не в силах отцовскому горю помочь, зато, способствуя миссии моей, ты окажешь услугу народу твоему. А иудеи помнят добро, не так ли? Я жду от тебя правдивых ответов на мои вопросы.

 - Спрашивай, Атар-Имри... Хочешь пить с дороги? Вон в углу стоит бочка со свежей водой, зачерпни ковшом, утоли жажду. А потчевать тебя – не настроен мой дух.

 - И на этом спасибо. Расскажи мне, Эйнав, о зяте твоем и о супружестве Цадока и Дины.

 - Цадок обожал Дину, признаю. И она его любила. Но случился разлад меж ними...

 - Почему он изгнал ее и вернул тебе?

 - Левит сей, попросту говоря, пьяница, а дочь моя ставила ему на вид. Он же не терпел порицаний, хоть и справедливых, и придумал, как благовидно ее спровадить. Потом раскаялся, потому как не мог жить без нее. Я многое ему прощал – ведь он Дину мою любил.

 - Что изобрел твой зять?

 - Святоша сей и к бессовестному поступку благоприличную причину подведет. Увидал муху в похлебке и упрекнул Дину, мол, невнимательна ты ко мне. Другой раз выловил из миски муху – ногами затопал в гневе притворном. А уж как заметил в каше волос, то немедленно вернул мне дочь!

 - По мнению Цадока волос в еде мерзее мухи?

 - Не понимаешь ты, язычник! Наши мудрецы растолковали, что муха может залететь в кушанье за мгновение до того, как оно будет подано мужчине, стало быть, женщина не всегда успеет заметить насекомое, и вина ее умеренна, если не повторяется. Другое дело – волос! Тут уж непочтение к хозяину налицо, и за эту провинность муж вправе изгнать жену. Цадок во всем следует ученому слову. 

 - Поставим ему это в заслугу. Утонченное рассуждение, однако! А теперь припомни, Эйнав, те дни, когда Цадок гостил у тебя, собираясь увезти Дину.

 - Прожил он у меня трое суток. С ним был слуга Ярив. Мы с Диной старались, угощали его самым лучшим. Я просил его побыть еще денек-другой. Но он заторопился. Я-то знаю, почему. Он Дину сильно любил, не терпелось ему с ней уединиться. Ну что ж – дело молодое, законное! Всякому отцу приятно знать о счастье чада своего.

 - Ты всё мне сказал, Эйнав?

 -  Вроде, да. Говорят, бедняжка умерла от мук, а потом Цадок разрезал плоть ее на части. Я верю! Безумный этот пустосвят мог своими руками на бесчестие ее отдать и над телом надругаться, чтоб потрафить чудовищу безгрешия...

 - Я в твоей вере не силен, но сдается мне, ты молвишь богопротивное. Но я о другом тебе скажу. Ты обманул меня, Эйнав! Ты утаил, что Дина изменяла Цадоку. Не потому ли он изгнал ее? А ты мне толковал про муху, да про волос!

 - Не зря говорят, что сыскарей гложет страсть заглядывать в темные углы. Я рассказывал со слов Дины. А слухам я не верю!

- Слухи небеспричинны. Прощай, Эйнав, я сострадаю твоему горю.

                6

“Теперь, потолковавши с тем, с другим и с третьим, я представляю характер левита, - рассуждал Атар-Имри, - и я задаю себе вопрос: мог ли богобоязненный Цадок своей рукой убить женщину? Навряд ли, но для заключения нужны еще сведения. Пора снова ехать на Эфраимову гору и знакомиться с левитом.”

Старейшины попросили Атара-Имри подняться в их апартамент.

 - Как подвигается расследование, - спросил Баная, - и что ты думаешь делать дальше, дорогой наш Атар-Имри?

 - Я не думаю! – с раздражением ответил Атар-Имри, очень не любивший такого рода вопросы, - и я не знаю, что буду делать дальше! Пока я намереваюсь встретиться с левитом. До свидания.

Атар-Имри вошел в дом Цадока. Перед ним стоял мрачного вида молодой мужчина. Тяжелый взгляд, нечесаная борода, неумытое лицо и небрежная одежда старили левита.

 - Проходи, Атар-Имри. Я ждал тебя. Садись. Выпьем для бодрости по кружке вина.

 - Я не пью вина, Цадок. Надеюсь, и без твоего любимого напитка нам достанет бодрости обсудить дела.
 
 - Не хочешь – как хочешь, а я себе не откажу, тем паче, что тяжко на душе, - сказал Цадок, осуществляя свое намерение.

 - Скажи-ка, Цадок, ты любил Дину?

 - Неужто это относится к расследованию? Да, я ее любил и никогда не забуду, - ответил Цадок и провел грязным рукавом по глазам.

 - Я думаю, мой следующий вопрос очевиден для тебя без слов?

 - Вполне. Я изгнал ее потому, что она мне изменяла.

 - А муха и волос?

 - Э-э-э... Кто хочет слыть обманутым мужем? Мне нужен был законный предлог. Однако, ты хорошо подготовлен!

 - Надеюсь доставить тебе еще не один пример моей осведомленности. Есть мнение, левит, что Дина совершала легкомысленные поступки в отместку за твое пьянство и за то, что ты свой пыл делил несправедливо между ней и молитвами.

 - Я думал об этом. Я намеревался исключить вино из своей обыденности. Но любовь к Богу я ставил и буду ставить выше любви к женщине! Точка!
 
 - Почему ты захотел вернуть Дину?

 - Я уж говорил! Я ее любил и не в силах был жить без нее. Я простил. Я верил, что она раскаялась.

 - А что ты скажешь о Мерав?

 - Мерав – бремя на совести моей. Я дал ей ложные надежды. Свою единственную я отослал, а одиночество-то тяжко терпеть...

 - Цадок, ты привез Дину из Гивы после захода солнца. Где ты находился ночью?

 - Ты подозреваешь меня в убийстве женщины, иевусей?

 - Я подозреваю всех, включая тебя. Позволь задавать вопросы мне! И в твоих интересах отвечать на них.

 - Много ты смыслишь в моих интересах!

 - Я жду ответа. Где ты находился ночью?

 - Только я вошел в дом и уложил Дину на лавку, как появились отец и братья Мерав. Они предложили выпить вина. Мы направились в одно известное нам место. Я думал тотчас вернуться к Дине. Каюсь. Я увлекся. Явился домой только на исходе ночи.

 - Когда ты увез Дину от Менахема, она была жива?

 - Она дышала, но тяжело. Я пытался заговорить с ней, но не получил ответа.

 - А домой ты ее доставил живую?

 - Да.

 - А когда ты, наконец, вернулся после возлияний...

 - Она была уже мертва!

 - Продолжай!

 - Я был изрядно пьян... еще не рассвело…тело остыло... я раздел ее... - с трудом проговорил Цадок и вновь пустил в ход рукав давно нестиранной рубахи, промокнув влагу на воспаленных глазах. Выпил кружку вина.
 
 - Почему ты отдал возлюбленную на растерзание насильникам?

 - Негодяи хотели познать меня. Но мужеложство есть худший грех перед лицом Всевышнего. Я отдал им Дину. Я уж говорил тебе, что любовь к Богу для меня выше плотской любви. Я не себя спасал. Не знаю, поверишь ли, услышишь ли вопль сердца моего?

 - Зачем, Цадок, ты расчленил тело на части, надругался над ним? Ведь и мертвому честь положена!

 - Верно, положена! Весь следующий день я тяжко думал и к ночи решился на поступок. Я принял грех на душу свою ради спасения души народа моего. Я разослал части тела во все колена Израильские, дабы узрели главы племен, как нетерпимо развратились иудеи, коли помышляют о мужеложстве, насилуют и убивают! Да свершится грозный суд, а если надо, пусть будет перебито нечестивое колено Беньяминово – виноватый и правый без разбора!

Ошеломленный Атар-Имри не мигая глядел в горящие глазами собеседника. “Цадок, если бы женщина была еще жива, умертвил бы ее ради высшей цели?” – спросил он.

 - Не знаю... Нет, не посмел бы живую душу погубить...

 - Не мне, Цадок, святость твою возносить или клеймить. Расскажи-ка про Ярива, слугу твоего.

 - Ярив не слуга мне больше! Ярив – подлец! – горячо воскликнул Цадок, - он предал меня! Когда раздались крики негодяев, он шепнул мне, мол, погоди, я, как самый сильный и опытный в уличных боях, выйду первый и начну разгонять свору, потом тебя на помощь кликну, и мы вместе добьем последних. Я не дождался его. Я выглянул и увидал – он прячется за углом, он струсил.

 - Трус мечет угрозы, когда уверен в безопасности, трусливый друг страшней врага, - вставил слово Атар-Имри.

 - Я понял, зла не избежать, и вывел Дину, - продолжил левит, - меж негодяями возникла ссора. Садомитов прогнали двое дюжих силачей, и им досталась Дина.

Цадок всхлипнул. Снова наполнил кружку. Атар-Имри собрался уходить, но что-то вспомнил. Попросил Цадока показать ему комнату, где лежала Дина. “Вон та дверь!” – указал левит, не вставая из-за стола.

У стены стояла лавка, покрытая пропитанными кровью циновками. В углу на полу валялось серого цвета платье из грубого полотна. От подола его был отрезан кусок. “Какого цвета платье было на Дине?” – крикнул Атар-Имри через открытую дверь. “Не помню. Кажется, красное...” – пробормотал Цадок и уронил голову на грудь.

Атар-Имри аккуратно сложил находку, убрал ее в свой мешок. “Это обретение будет в помощь мне, странно только, что цвет наряда другой, - подумал он, - а теперь настало время повстречаться с Яривом. Похоже, Цадок хоть и бесноватый, но честен!”

                7

 - Я – Атар-Имри, расследую дело, в котором и тебе выпало быть замешанным. Ты знаешь, Ярив, о чем я говорю! – без предисловий заявил посланец старейшин Гивы, войдя в дом к слуге, - ты должен правдиво отвечать на мои вопросы.

 - Разумеется, мой господин, я воспитан моим любимым хозяином Цадоком, он не терпит лжи и меня к этому приучил.

 - Надеюсь. Почему, возвращаясь из Бейт-Лехема, левит избрал местом ночлега Гиву, а не Иевус, до которого путь был короче?

 - Хозяин мой – святой человек, он не хотел входить в языческий город. Но на сей раз он допустил ошибку, хоть я его остерегал.

 - Припоминай, что произошло в доме у Менахема, когда с улицы раздались крики?

 - Я – простой парень, всегда брал верх в уличных боях, защищая слабых. Я сказал Цадоку: “Я выйду первый, переломаю кости многим, потом мы вместе укротим последних!” Я перебил почти всех, остались двое самых сильных. Только я хотел кликнуть на подмогу хозяина, как он вывел Дину к этим двоим. Что мне оставалось? Я удалился.

 - Лжешь, каналья! – в гневе закричал Атар-Имри, и лицо его побагровело от негодования, - тебя видели – ты прятался за углом и ни с кем не бился! Ты обманул левита. А когда он вывел Дину, то не ты, а два гнусных насильника разогнали мужеложцев! Твоей руки не было ни на одном из негодяев!

Ярив побледнел. Страх сковал его члены. Атар-Имри схватил труса за воротник, безжалостно тряхнул, усадил на лавку, наградил пощечиной.

 - Слушай внимательно, - продолжал Атар-Имри, не выпуская трясущегося от страха Ярива из своих огромных ручищ, - еще одно слово лжи – и я опозорю тебя перед всем миром, и не видать тебе Наамы, как своих ушей! Ты крутился поблизости от места лиходейства, все видел и слышал. Назови имена насильников!

 - Арель и Дарель...

 - Собирайся, поедешь со мной в Гиву, поможешь отыскать этих мерзавцев!

                8

 - Почтенные Бнаяу и Баная, - торжественно воскликнул Атар-Имри, - мне срочно требуются пять-шесть вооруженных мечами солдат. И приготовьте каземат для скорого пополнения!

 - Немного терпения, дорогой наш мастер сыска, и получишь требуемое, - заверил Бнаяу, -  как видно, дело подвигается, коли нужна темница. А пока прими вот это.

Атар-Имри взял из рук старейшины холщовый сверток. Развернул, ощупал теплый шарф из овечей шерсти.

 - Ты не спрашиваешь от кого посылка? – для виду удивился Баная, - блажен супруг, вкушающий жены заботу!

 - Благодарю за хлопоты, - улыбнулся Атар-Имри, - с попутным человеком передай супруге в Иевус, что скоро я вернусь.

К полудню Атар-Имри доставил к городским воротам связанных Ареля и Дареля, и довольные старейшины препроводили желанное пополнение за решетку.

 - Ярива пока не освобождайте, он может пригодиться мне. Я снова еду на Эфраимову гору, - сказал старейшинам Атар-Имри, - недеюсь, в последний раз.

                9

В поселении на Эфраимовой горе Атар-Имри не нашел Мерав. Дом был закрыт, и соседи сказали, что она, должно быть, отправилась на семейный надел заготовлять вяленую оленину. Показали, как проехать.

На опушке леса Атар-Имри увидел легкое строение из досок. Здесь трудились и отдыхали от трудов Мерав с отцом и братьями. Неподолеку стояли вкопанные в землю шесты, державшие перекладину для развешивания и сушки мяса. Где прежде горел костер, кучились потухшие угли. Атар-Имри разворошил их, в глубине они были влажны от прошедших дождей. “Видно, несколько дней не разжигали огонь!” – подумал он.

 - Кто тут есть? – громко спросил Атар-Имри.

 - Сейчас иду! – раздался голос из досчатого дома, дверь открылась и на пороге показалась молодая женщина.

 - Меня зовут Атар-Имри, а ты, я думаю, - Мерав?

 - Верно. Расследуешь дело левита?

 - Верно. Расследую дело левита и двух его женщин.

 - Проходи в дом. Располагайся, я сяду напротив. Согреешься с дороги кружкой славного винца?

 - Не откажусь. Скажи-ка мне, Мерав, что связывало тебя с Цадоком?

 - Я любила и люблю его.

 - Он отвечал тебе взаимностью?

 - Сначала – да. Теперь же сердце подсказывает мне, что охладел он, - с горечью проговорила Мерав.

 - Мне известно, что он непомерно набожен и вину привержен сверх меры!

 - О мере ты говоришь? Любви не нужны весы для “за” и “против”! И Цадок честен!

 -Что ты думаешь о Дине?

 - Мне безразлична эта изменщица и интриганка!

 - Интриганка? Почему?

 - Она обманно приворожила моего милого. Он привез обратно дрянную девку, обмороченный колдовством ее.

 - Не похоже, что она тебе безразлична. Ты хотела смерти Дины?

 - Я хочу Цадока любви!

 - Уклончивый ответ. Почему у тебя рука перевязана? - спросил Атар-Имри, заметив знакомую ткань.

 - Нарезала мясо, поранилась ножом.

 - Давай-ка, Мерав, я сменю тебе повязку, - сказал Атар-Имри и ловко осуществил свое намерение, взяв другую тряпицу.

 - Спасибо. Я выйду, разожгу костер, хочу суп сварить.

Пока Мерав хлопотала у костра, Атар-Имри расправил кусок материи, снятый с ее руки, извлек из мешка найденное у левита платье и сложил обе части. Они совпали. Вскоре вернулась Мерав.

 - Припомни-ка, Мерав, - сказал Атар-Имри, - где ты находилась в тот вечер, когда Цадок привез Дину из Гивы.

 - Нечего и припоминать! Я уж тут в поле почти неделю пребываю. Братья и отец со мной. Каждый день с утра на охоту ходят, приносят туши оленей, разделывают, потом – моя работа.

 - Хватит лгать, Мерав! – решительно вскричал Атар-Имри.

 - Да я... да разве я... – забормотала испуганная женщина, и побледнела, и поникла головой, и на глазах ее заблестела влага.

 - Ты не была безразлична к Дине, как говоришь, ты люто ненавидела ее. Люди не слепы и свидетельствуют. Ни тебя, ни братьев, ни отца твоего не было тут в поле уж несколько дней. Потухший костер вас выдал. В тот вечер и ночью вся семья твоя пребывала в поселении, а не здесь, в поле. Ты сговорилась с братьями, отправила их к Цадоку, чтобы они увели его из дома и напоили вином.

По щекам Мерав безудержно текли слезы. Атар-Имри продолжал неумолимо.

 - Под покровом темноты ты пробралась в дом Цадока. Опасаясь выдать себя, не зажигала огня. Ты подкралась к несчастной и вонзила в нее нож. В темноте порезалась. Чтобы унять кровь, отхватила лоскут от подола платья убитой и перевязала себе руку. Платье у меня, и к нему в точности подходит твоя повязка. Мерав, ты убила женщину!

Мерав рыдала. Атар-Имри смотрел на нее сурово, но жалость пряталась во взгляде. 

 - Зачем ты сделала это? Ведь Дина была обречена!

 - Я ненавидела... Она украла у меня любовь... Меня не могла утешить ее смерть... Я свой рукой должна была остановить ей сердце...

 - Убийство – зло вдвойне, коли ищет выгоду в утешении. Мы едем в Гиву. Я передам тебя на суд старейшин.

Атар-Имри не чувствовал обычного довольства завершением расследования. “Насильники и убийца найдены, - размышлял он, сидя в колеснице, - клубок, как будто бы, распутан, но нить не гладкая, мешают узелки. Не причастен ли кто еще?”

 - Мерав, есть у Дины родня?

 - Сестра. Зовут ее Хагит. Живет с мужем поблизости от Цадока.

“Не миновать еще одной поездки на Эфраимову гору!” – подумал Атар-Имри.

                10

В просторном апартаменте на втором этаже городских ворот Гивы собрался совет старейшин. На высоких стульях сидели Бнаяу и Баная. Третий такой стул был предоставлен Атару-Имри, но он отказался от предложенной чести и расхаживал взад и вперед с сосредоточенным выражением лица, готовясь к произнесению речи. Вдоль стены стояли Арель, Дарель и Ярив. Первые два были связаны по рукам и ногам. Тут же на лавке сидела и проливала слезы Мерав. Отдельно от нее расположились Цадок, Эйнав и Хагит. У дверей и у окон высились мощные фигуры охранников.

 - Почтенные старейшины города Гивы! – торжественно произнес Атар-Имри, - я уверен, вам удалось добиться от Ареля и Дареля частичного признания. Я также надеюсь, что Мерав была с вами не менее откровенна, чем со мной. Итак, порученное мне расследование завершено, и одновременно раскрыто еще одно преступление. С него и начну мой отчет. 

На важных лицах Бнаяу и Банаи нарисовалось всепоглощающее внимание. Тишина едва нарушалась тихими вслипываниями Мерав.

 - Мне донесли, - продолжил Атар-Имри, - что в трагическую ночь насилия над Диной пропала из дому некая юная девица. Вам, Бнаяу и Баная, это было известно, и я сожалею, что не вы меня уведомили об этом.

 - Мы не хотели отвлекать твое внимание от главной цели, - раздосадованный упреком бросил Баная.

 - Это была горошина из того же стручка, – заметил довольный собой Атар-Имри, - и связь двух преступлений я быстро установил, выжав показание из уст трусливого Ярива. Предательски бросив своего хозяина, он прятался на улицах города, наблюдая за Арелем и Дарелем. Он видел, как после надругательства над Диной, не насытившие свою похоть мерзавцы набросились на девушку, случайно оказавшуюся на улице в неурочный час. Свершив гнусность, они ограбили ее, сорвав с шеи золотую цепочку, потом зажали ей рот и нос, и она умерла от удушья.

 - Ярив, ты подтверждаешь это? – грозно спросил Бнаяу, прервав Атара-Имри.

 - Подтверждаю, - пролепетал Ярив, с опаской взглянув в сторону связанных Ареля и Дареля.

 - Итак, я продолжаю. Мне снова пришлось ехать на Эфраимову гору для разговора с Хагит, сестрой Дины. Почтенные старейшины, познакомьтесь с этой женщиной – я привел ее сюда, и вот она сидит перед вами. В ночь преступления Хагит с мужем гостили в Гиве у его родни. Под утро весть о беде, случившейся с Диной, достигла ушей Хагит. “Кто знает, что придет на ум сумасшедшему Цадоку, и станет ли он лечить Дину?” - подумала она. Не зная, что предпринять, охваченная ужасом Хагит без всякой цели выскочила из дома. И тут увидела лежавшую на земле мертвую девушку. В голове Хагит мгновенно созрел план спасения сестры. Наняв быстроходную колесницу, они с мужем спрятали в ней тело и помчались в свое поселение. Как только Цадок ушел пьянствовать, они вошли в его жилище, перенесли Дину к себе в дом, а на ее место положили тело убитой. На счастье или на несчастье, в эту ночь Мерав проникла в дом Цадока после того, как там побывали Хагит с мужем. 

 - Кто подтвердит, что была совершена замена? – возвысил голос Бнаяу.

 - Это сделаю Я! – ответил Атар-Имри, - как только Хагит закончила свой рассказ, я немедленно потребовал показать мне Дину. Мы зашли в соседнюю комнату. На перине лежала женщина удивительно похожая на Хагит. На умирающей было красное платье. Дина тяжело дышала, глаза ее глядели сквозь туманную пелену. Я застал ее последние минуты. Душа бедняжки отлетела.

Хагит всхлипнула. Баная покосился в ее сторону.

 - Можем ли мы быть уверены, что девушка, которую обнаружила Хагит, действительно была мертва, и что они с мужем не довершили гнусное дело Ареля и Дареля? – спросил Баная.

 - Показание Ярива снимает подозрение с Хагит, - ответил Атар-Имри.

 - Нам с Банаей выпала печальная миссия – уведомить несчастных родителей убитой девушки, - вздохнул Бнаяу.

 - Я вынужден был опередить вас, почтенные старейшины, я предъявил отцу с матерью платье и цепочку. Они опознали: вещи принадлежали дочери, и горе стариков неизлечимо.

Атар-Имри окинул взглядом сидящих в комнате. С пафосом заговорил.

 - Мерав! Ты не убийца, но не насладиться тебе местью!

 - Хагит! Сестру спасая, ты украла у стариков тело дочери, и некого им хоронить!

 -  Цадок! К деянию Хагит и ты руку приложил!

 - Эйнав! Тебе выпало горькое утешение – плакать над могилой!

 Старейшины сидели с мрачными лицами. Расследование закончено, а что делать дальше и чего ждать – неведомо.

 - Баная! – воскликнул Бнаяу, вопросительно глядя на Атара-Имри, - отдавать ли наших преступников на суд всенародный, как требуют того главы колен Израилевых?

 - Я пребываю в сомнениях, - ответил Баная, взирая в ту же сторону, что и Бнаяу, - а ты что скажешь, Атар-Имри?

 - Сомнение – путь к разуму! Я счастлив, что не мне делать выбор! – ответил Атар-Имри, - я миссию свою завершил и прощаюсь.

С этими словами дознаватель из Иевуса обмотал шею шарфом мягкой овечьей шерсти и спустился к ожидавшей его у ворот Гивы колеснице.
   

  Повесть опубликована целиком здесь:

http://s.berkovich-zametki.com/y2020/nomer2/berg/