Тысяча и одна дезинфекция отрывок 5

Я, знаешь, грешным делом,  даже завидовала тебе. У тебя был блеск премьер, цветы, любовь, настоящий принц. А у меня какая-то муть. И сны такие же мутные.
Но тут прямо после Нового года началось что-то удивительное.
Мне снился огонь от края и до края. Пожар в степи неутолимый. Стена огня, и она стремительно двигалась на меня. Это было страшно. Но это было и великолепно.
Потом бирюзовые дворцы, похожие на китайские пагоды, и на сказочные терема, и на готические храмы одновременно. Танцующие рубиновые индийские боги. Отвесные каменные скалы, горные ущелья, раскрывающиеся в невиданной красоты долину, прямо волшебная страна Шангри-Ла. Череда белых слонов в золотой упряжи, на них погонщики в мандариновых тюрбанах. Воздушный корабль, а в нём китайский (опять!) император. И все это соткано из изумрудов и фиалок, из жемчуга  и маргариток.   
 Я подумала, что со мной произойдёт что-то грандиозное и радостное.
И грандиозное-то происходит. Получи, фашист, гранату.
 А вот где радость?»

Я не могу ведь  рассказать  прабабке, что после принца её ждёт ужасающая бедность, арест в тридцать седьмом. В сорок первом балерину отпустили. У неё были выбиты все зубы и переломаны её созданные для танцев ноги. А вдруг прабабка уже видела всё это в магическом шаре и всё про себя знает? Как она с этим будет жить?
Или тридцать седьмой год – тоже галлюцинация и бред?  И не было такого? Потому что разве люди могут быть такими чудовищами!
А после  началась блокада. Агриппина  умерла зимой сорок второго.  Женщине было всего пятьдесят. Выжила только  её дочь, моя бабушка, которая  положила начало нашей медицинской династии. Моя мать тоже стала врачом. То, на что насмотрелась в блокаду моя бабка, изменило судьбу моего рода.
И тут мне в окно влетел голубь. Очень странный. Оранжевый, как тюрбан погонщика из моих снов. Птица оказалась почтовой и принесла письмо.
«Дорогая правнучка!
Всё было не так прекрасно. Про князя – всё сплетни. Просто покровитель. Да и  расстреляли его в восемнадцатом. Меня выставили из театра. Всё земное имущество конфисковали.
Мой мир рухнул.  Я буквально побиралась по знакомым. Жила в коммуналках, за занавеской, в комнатах, где ютилось человек по шесть или даже семь.
А потом в одной из таких трущоб встретила поэта. Его звали Огнеслав, - псевдоним, конечно, на самом деле имя его Виктор, -   он был  абсолютно гениален и совершенно безумен. Он то строчил корявые, но пронзительные вирши, то искал в нумерологии ответы на загадки истории. Он постоянно заговаривался, бредил наяву. И знаешь, ему удавалось изрекать пророчества, которые неизменно сбывались. К слову сказать, твои странные расчёты исторических дат почти точь-в-точь повторяют расчёты твоего прадеда.
У него была внешность клоуна-неудачника. Весь какой-то скомканный, перекошенный, разные плечи, руки словно перепутаны местами, правая с левой.  Глаза вообще взяты у разных людей, или даже один человеческий, а второй рысий.
И в то же время под этой исковерканностью томный взгляд короля-извращенца. Взгляд сумасшедшего повелителя мира, который решил вывернуть своё государство наизнанку. И все ужаснулись. А уже вывернутые,  осознали, что в этом безумии кроется высшая Истина.
Я любила поэта так, что, когда он болел тифом и пресловутой «испанкой», мыла его, кормила с ложки, целовала. Никакого страха не испытывала. Хотела одного, уйти вместе с мужем. И вот странность: ничем не заразилась.
Я родила ему дочь, твою бабушку. Огнеслав  ради меня и дочери  перестал писать стихи, устроился в какую-то подкомиссию с хорошим пайком. Иначе мы бы умерли с голоду.  И тут  покончил с собой. Бросился в пролёт лестницы.
Мы,  близкие поэта,  погубили его своей обычностью.
Это мало похоже на сказку про Золушку, не правда ли?»