Отчего воробьи на юг не летят

Стояли последние дни бабьего лета. Деревья уже давно облачились в торжественные пурпурно-золотые камзолы и теперь замерли в почтительном молчании, как придворные в присутствии короля.  Провода чернели от собирающихся в стаи скворцов. Порой птицы поднимались на крыло, делали несколько кругов  и снова возвращались обратно. Где-то в поблёкшем осеннем небе с печальным  курлыканьем пролетел журавлиный клин. Сонный ветерок запутался  в ветках берёзы и, освобождаясь из плена, набросал в собачью миску жёлтой листвы. К ней весёлой стайкой слетелись воробьи – в чашке у старого цепного пса Полкана осталось достаточно размокших сухарей и каши,  чтобы досыта накормить непоседливую ватагу. Сорок и ворон Полкан не любил и всегда прогонял их от своей чашки, а на птичью мелочь смотрел благодушно, поэтому воробьи и синицы знали, где можно вкусно и безопасно подкрепиться.
– Отчего воробьи осенью на юг не летят? – спросил молодой воробушек у своих более опытных собратьев. С виду он был вполне обычным – серенькая грудка, тёмно-бежевые крылышки с чёрными вставками маховых перьев и коричневая шапочка на голове. Лишь на самой макушке одно из пёрышек росло чуть в сторону… За это он ещё в детстве получил прозвище Чуб-чик.
Полкан, мирно дремавший на солнышке, приоткрыл один глаз и удивлённо взглянул на смутьяна, птичьи родственники  на секунду замолкли, а потом подняли товарища на смех
 – Надо же, удумал, на юг, воробьи! – щебетали они наперебой. – Ведь не жёлторотик уже, пора бы знать, что мы здесь зимуем!
– Но почему? – не унимался Чуб-чик. – Разве мы слабее горихвосток, проводящих холодные месяцы в жаркой Африке? Разве не сможем вслед за овсянками отправиться в тёплые страны? Неужели там, на юге, совершенно не пригодный для нас климат или не найдётся съедобных семян и насекомых, чтобы утолить голод? Почему же из года в год мы остаёмся здесь зимовать, и десятки наших собратьев гибнут от мороза?
Старые воробьи недовольно нахохлились. Что они могли возразить молодому баламуту? Судя по рассказам перелётных птиц, на юге хватало и еды и места для гнездовья и… Но весь их род жил по законам предков, встречая долгую зиму на родине и пережидая холода, плотнее прижавшись друг к дружке. 
– Ты сначала по земле шагать научись, а потом о дальних полётах мечтать будешь, – хрипло прокаркала, подслушавшая их разговор ворона, и потревоженная воробьиная семья разлетелась по ближайшей округе. Чуб-чик остался один. Он соскочил с уже пустой миски и оказался совсем рядом с Полканом.
– Может всё-таки лететь? –  спросил он задумчиво у собаки, но Полкан только тяжело вздохнул и снова погрузился в дремоту. Ворбьишка ещё посидел немного и, вспорхнув, полетел в соседний двор. Там в одной из квартир в клетке жил Лимончик – молодой самец канарейки со звонким, но ещё не совсем сформировавшимся голосом.

***
На самом деле Полкан не спал. Он думал о своей жизни. Не вся она прошла на цепи, нет! В молодости он ходил с хозяином на охоту. В ноябре вместе с такими же бродягами-промысловиками улетали на трясущемся, перегруженном охотничьим скарбом вертолёте в тайгу: добывать пушнину. Белка, соболь, колонок, норка – Полкан безошибочно брал след и выводил хозяина к заветной добыче. Чуткие ноздри улавливали малейший запах зверя. Храбрый пёс не боялся ни волка, ни шатуна-медведя, ни бьющего в ярости копытом сохатого. Несколько месяцев в тайге – самые счастливые месяцы в году! Весной и летом, когда гуляют собачьи свадьбы, он часто срывался с цепи, дрался с соседскими кобелями, любил… Кто знает, сколько щенков народилось от него в округе… Да вот только никого из них нет рядом. Сейчас и охота, и любовь остались в прошлом. Его ошейник давно истёрся и ослаб. Полкану ничего не стоило порвать его и освободиться, но  зачем? Бежать уже давно было некуда. Жалко, что собаки не живут стаями, как волки.

***
Аграфена Андреевна спешила к внучке. Не спалось Алёнушке этой ночью: опять мучили кошмары, девочка плакала и просила спеть колыбельную «как бабушка». Мама, утомлённая дневной работой и ночными капризами дочки, пела, но Алёна никак не могла заснуть и продолжала плакать.
– Ты не так, поёшь, не по-бабушкиному! – утверждала девочка. И вот, в третьем часу ночи мама Галя вынуждена была звонить свекрови…
– Я уже не знаю, что ей надо! – возмущалась молодая женщина. – Я же слышала, как вы поёте, и даже всё записала, как у вас, слово в слово! А ей всё не то!
Аграфена только вздохнула, и велела передать телефон внучке. Алёнка прижала трубку к уху, и оттуда полилось протяжно-минорное про кота Баюна и серого волчка, и через несколько минут внучка уже умиротворённо сопела носиком.
У подъезда на лавочке сидела подружка Аграфены, соседка молодой семьи, Клавдия Никитична. Она крошила хлебный мякиш чубатому воробушку, а тот, склёвывая крошки, прыгал вокруг её ног.
– Что, опять на подмогу вызвали? – спросила Никитична подругу.
– Ничего не понимают эти молодые, даже ребёнка уложить не могут!  – проворчала Аграфена.
– Опять внучка не спала? – осведомилась соседка.
– Я, говорит, всю вашу колыбельную записала – слово в слово! – передразнила Аграфена невестку. – Да разве ж в словах дело? Да и как это вообще можно – по бумажке петь? Душой надо, душой! Тогда всё и получится.
– Сознайся, Андреевна, ты, наверное, секрет  какой знаешь, – добродушно засмеялась Никитична. – У тебя все дети засыпают, даже самые капризные.
– Это от того, что не я пою колыбельную…
– Как это?
– Ну, вернее, слова проговариваю я, а на самом деле песню со мной мамка моя поёт, а с ней бабка Маланья, и её мать, и бабушка, и дальше… Все женщины, которые в нашей родове были, которых я помню и которых и знать не знала, вместе со мной поют. Весь Род на защиту ребёнка становится! Нет вернее оберега!
– Ну и сказочница ты, подруга! – засмеялась Клавдия.
– Ладно, пойду я в дом, заждались меня, – отмахнулась от лишних расспросов Аграфена Андреевна и скрылась в подъезде.

***

Наклевавшись хлебных крошек, Чуб-чик вспорхнул к окну на втором этаже и уселся на открытую форточку. Хозяева квартиры встречали пожилую гостью: девочка рассказывала ей о новых куклах, а  мама и папа повели бабушку пить чай. На время зал опустел. Воробушек воспользовался моментом и влетел в комнату.
– Привет, Лимончик! – прочирикал он желтой канарейке. Лимончик жил в большой клетке, стоявшей на специальном столике. Из его угла отлично был виден телевизор, и желтокрылая птаха увлечённо смотрела передачу о жизни птиц в диких джунглях. Сколько раз он воображал себя свободной птицей,  живущей в  тропических дебрях! Вот и сейчас  Лимончик отвернулся от экрана и с грустью сказал:
 – Эх, если бы я только мог выбраться из этой клетки! Если бы люди хотя бы один раз оставили дверцу открытой – уж я бы здесь не остался!
– И куда бы ты полетел? – спросил Чуб-чик.
– Конечно же, на юг! Туда, где моя родина, туда, где живут свободные канарейки!
– И где же это место находится? – продолжал расспрашивать залётный друг. – Ты уверен, что сможешь найти и долететь до  него?
– Конечно! Мы, канарейки, очень гордые и сильные птицы! Не смотри, что я мал, внутри у меня бьётся сердце орла! – с пафосом сказал молодой кенар.
– А если я выпущу тебя, ты возьмёшь меня с собой? – с волнением чирикнул Чуб-чик.
– Ну… если ты сможешь лететь так же быстро и высоко, как я… Но как ты сможешь открыть клетку? – теперь уже пришла очередь волноваться Лимончику.
Чуб-чик ничего не стал объяснять товарищу. Он давно уже заприметил, что дверца клетки закрывается на лёгкий проволочный  крючок, сдвинуть который даже маленькой птице было нетрудно. Воробушек подлетел к крюку  и, ухватившись коготками за проволоку, скинул его. Дверца оказалась открытой. В одно мгновение кенар вылетел наружу и, как сумасшедший,  закружил по комнате!
– Свобода! Свобода! – радостно тренькал Лимончик, порхая над шкафами и книжными полками. Чуб-чик сел на окно возле форточки и стал поджидать своего друга.
– Ну, что, полетели? – спросил он, потеряв, наконец, терпение.
Жёлтая пташка присела рядом с воробьём и взглянула на улицу. И тут Лимончику стало страшно – мир оказался таким ошеломляюще огромным! Непривычно ярким, наполненным какими-то странными звуками, красками, непонятной жизнью и движением. Всё это разом, как огромная волна, обрушилось на привыкшего к тишине кенара.
– Я…– нерешительно начал он и замолк.
Воробей перелетел на ближайшее дерево, приглашая товарища последовать его примеру, но, привыкшая домашнему теплу, птичка не могла отважиться и покинуть родные стены. Всё решил ветерок. Его внезапный порыв захлопнул форточку, и канарейка вынуждена была вылететь на улицу.  Лимончик присел на ветку тополя рядом с Чуб-чиком. Несколько минут они молчали. Каждый переживал звонкую, тревожную неотвратимость того, что им предстояло сделать. Большие жёлтые листья укрывали пернатых от посторонних глаз, пахло грибами и мокрой корой, но было совсем не холодно. Солнце ещё только вышло на небесный фарватер и щедро дарило своё тепло окружающему миру. Пернатым друзьям было страшно, но надо было отправляться в путь.
– Веди, – чуть слышно чирикнул воробей.
Лимончик рассеянно оглянулся, взъерошил пёрышки и, собрав всю свою отвагу, взвился высоко в небо, повернулся спинкой к слепящему солнцу и полетел в сторону темнеющего на горизонте леса. И только теперь Чуб-чик понял, что кенар не знает дорогу – ведь желтокрылый птах летел не на юг, а на север!
– Стой, стой! Нам совсем в другую сторону, – чирикал он, догоняя друга. 
– Хорошо, – с облегчением согласился Лимончик. Ему уже не нравилась роль лидера. – Тогда веди ты.
Птицы присели перевести дух на крышу старенького дома. Хозяева топили печь, и из трубы шёл сизый дым с характерной терпкой горчинкой. Осиной топят, догадался воробей. А ещё он понял: дым несёт на юг, а значит, начал  задувать северный ветер, и погода скоро изменится.
– Эй, скворцы – крикнул воробей пролетавшим мимо чёрным птицам. – Возьмите нас  собой!
– Куда, куда, куда? – защебетали остроносые вестники весны.
– На юг, в тёплые страны!
– А вы долетите, не отстанете  в пути, не собьётесь, не потеряетесь? – недоверчиво загалдели скворцы.
– Нет, мы будем стараться изо всех сил, мы сможем, – заверил предводителя стаи воробей.
– Ну, тогда на крыло! – скомандовал самый опытный скворец, и стая вместе с двумя примкнувшими к ней путешественниками поднялась в небо.

***
Воробей и кенар оказались плохими попутчиками. Не привыкшие к долгим перелётам птахи быстро уставали и спускались на землю, чтобы немного отдохнуть и набраться сил. Тревожная радость и решимость сменились унынием. Чуб-чик ещё хорохорился и старался не падать духом, а вот  Лимончик совсем сник: он постоянно причитал и хныкал,  винил друга за его «сумасбродную, опасную  авантюру», и с удовольствием вернулся бы домой, в родную клетку, но сделать это один уже не мог. Стая скворцов сначала вежливо терпела незапланированные остановки, но вскоре и они начали роптать. Приближались холода, и птицы не хотели попасть в непогоду. Не пролетев и трети запланированного пути, стая была вынуждена заночевать в небольшой берёзовой роще. 
– Знаете, – сказал вожак. – Вслед за нами летит ещё несколько стай: и скворцы, и жаворонки, и даже журавли… Возможно, вам следует попробовать лететь с ними.
– Хорошо – ответил воробей, – мы не станем вас больше задерживать, летите без нас. И… спасибо, что помогли нам сегодня. 
Чуб-чик не хотел становиться обузой для этих красивых и добрых птиц. А Лимончик опять тихо запричитал:
– Ах, зачем, зачем я поддался твоим коварным речам и покинул родной дом! Меня там все любили, там было тепло и безопасно. А теперь я погибну, погибну! И всё из-за тебя, авантюрист!
– Прости, но ты же сам хотел отправиться на Родину, в тёплые страны,  –оправдывался чубатый товарищ. – Ведь ты же хочешь встретить гордых свободных канареек?
– Диких канареек не бывает, – всхлипнув, сознался Лимончик. – На воле живёт наш предок – канарский вьюрок, а нас вывели специально, чтобы мы жили в клетках и пели.
– Так зачем же ты говорил, что хочешь на волю?
– Это были просто фантазии… Одно дело мечта а другое … – кенар не договорил. Он отвернулся от своего приятеля, и если бы птицы умели плакать, то наверняка в этот момент из его глаз бы побежали слёзы.
Ночью пошёл дождь. Чтобы не промокнуть, воробей и кенар укрылись в небольшом дупле и плотнее прижались друг к другу. А утром, когда они проснулись, скворцы уже улетели. Светило солнце, под натиском его лучей постепенно исчезал туман, и только в болотистых низинках ещё лежали его серые рваные клочья. Пахло прелой листвой и чернозёмом. Недалеко люди копали картошку «под трактор». Чубатый воробушек без особого труда нашёл несколько жирных древесных личинок и, позавтракав, друзья снова отправились в путь. Второй день путешествия прошёл веселее. Птахи продолжали полёт без попутчиков и могли лететь своим темпом, не стыдясь делать остановки для отдыха. Ночь застала их в  поле у небольшого озерца. В камышах прятались на ночлег утки, а перелётные гуси облюбовали себе открытое место на сухом  песчаном бережке. Лимончик пару раз назвал горластых лапчатых птиц лебедям и через некоторое время стал пользоваться всеобщей  любовью и вниманием. Даже спать он устроился под крылом одной из гусынь – там было тепло и мягко, как в настоящей перине. Воробей предпочёл спать на улице – тоненькие веточки тальника были для него привычным местом ночлега. Чуб-чик долго не мог заснуть. Он смотрел, как светлячки звёзд медленно ползут по тёмному небосводу, а толстощёкая луна ткёт серебристую дорожку на ещё не тронутой заморозками воде озера. Вдруг, в этом зыбком таинственном свете он заметил какое-то движение. Чья-то тень бесшумно скользила от куста к кусту, прижимаясь к земле  и стараясь быть как можно менее заметной. Воробей никогда раньше не видел лисицу, но тут почему-то безошибочно опознал в крадущемся звере рыжую разбойницу. Ещё немного, и она доберётся до спящих, ничего не подозревающих гусей, и тогда… Чуб-чик, как коршун, взвился над зарослями тальника и камнем упал на спящее гусиное стадо. Громким щебетом, отчаянными ударами крыльев будил дремлющих птиц, и они с растревоженным гоготом брали разбег и улетали в ночную тьму. Лимончик, вывалившийся из-под гусиного крыла, глазами полными ужаса и восторга наблюдал за действиями друга:
– Ну, ты герой! – с восторгом присвистнул он, когда всё закончилось, и лисица после неудавшейся охоты снова скрылась в зарослях травы.
– Да, что ты… я так, – засмущался воробушек. – Спи давай, завтра снова в путь.

***
Отправляясь в долгое и опасное путешествие, пернатые друзья надеялись, что по мере их продвижения на юг, будет становиться теплее, но их ожидания не оправдались. С каждым днём  осенние холода только усиливались! Увы, но они летели слишком медленно, и ледяное дыхание зимы постепенно настигало беглецов. По ночам лужи уже покрывались льдом, а днями лил холодный моросящий дождь. Мокрые и усталые птахи всё чаще останавливались, чтобы найти себе корм и согреться, но и это сделать было непросто. Особенно страдал от непогоды теплолюбивый кенар. Из ярко-жёлтого самоуверенного красавца он превратился в поблёкшего испуганного птенца. И Чуб-чик всерьез опасался за его здоровье. Только через неделю пернатые друзья добрались до большого города. Тот встретил их неприветливо: грохочущие машины, огромные дымящие трубы и серые многоэтажные дома. У киоска с цветами женщины торговали семечками. Местные воробьи и синицы старались уличить удобный момент и стащить у зазевавшихся продавцов несколько вкусных зёрнышек. Чуб-чик тоже решил попробовать своё счастье: друзья давно ничего не ели, и Лимончик выглядел совсем плохо. Подождав, когда пожилые торговки отвлекутся, воробей на секунду присел на край мешка и успел схватить несколько семечек. Однако долго радоваться удаче ему не пришлось – к ним тут же слетелись местные пернатые хулиганы.
– Эй, вы кто такие! – чирикали нахальные городские воробьи. – Здесь наше место! А ну, кыш отсюда!
– Простите, – стушевался под их натиском Чуб-чик. – Мы издалека, нам нужно немного подкрепиться… Иначе мы не сможем добраться до места.
– До места? – удивились бузотёры. – А куда вы летите?
– Мы летим туда, где живут канарейки, – признался Лимончик.
Слова непонятной жёлтой птички  показалась задирам очень забавными, и они долго чирикали, обсуждая его фразу. В это время к стае подлетел голубь. Воробьи притихли, опасливо поглядывая на более крупную птицу. А Чуб-чику пришлось и ему рассказать, кто они и куда летят. К его удивлению голубь не стал смеяться. Немного подумав, он сказал:
– Я знаю это место, оно недалеко. Если хотите, я могу проводить вас туда!
– Ты знаешь, где живут канарейки? – не поверил своей удаче Лимончик.
– И не только они… Там ещё есть разноцветные попугаи, голуби разных пород и даже павлины… Не верите? – почти обиженно спросил сизокрылый незнакомец.
– Что ты, верим, верим! – боясь расстроить птицу, пискнул Чуб-чик. – Мы готовы, только покажи… Пожалуйста!
Голубь ещё немного посидел, раздуваясь от собственной важности, а потом короткими сильными взмахами поднял свою тушку в небо, и двое уставших пернатых путешественников последовали за ним.
***
Место, о котором говорил сизарь, оказалось птичьим рынком. Просторное здание с круглой металлической крышей находилось почти в самом центре города, и воробей с кенаром долетели туда, сделав только одну остановку для отдыха. Пробравшись внутрь, они обнаружили множество рядов, заполненных всевозможными клетками, коробками, переносками, стеклянными банками и террариумами. Кого здесь только не было! Толстощёкие хомячки сонно таращили свои глазки-бисеринки на посетителей, белые мыши, как заводные, бегали по вращающемуся пластмассовому колесу, морские свинки лакомились морковью, а кролики меланхолично жевали капустные листы. Яркие неончики и гупёшки играли в рыбьи салочки в аквариумах, а сомики, наоборот, прятались от любопытных глаз в искусственных подводных гротиках и пещерках. Среди птиц выделялся павлин. Он сидел в довольно тесном вольере и никак не хотел раскрывать свой огромный роскошный хвост, поэтому продавцу приходилось показывать всем желающим фотографию, чтобы они смогли убедиться в великолепии оперения его питомца. Были здесь и канарейки. Эти небольшие певчие птички пользовались спросом, и знатоки приценивались и приглядывались к живому товару то с сомнением качая головой, то прицокивая языком от восхищения.
– Ну, вот мы прилетели, – сказал голубь. – Это и есть то место, где живут канарейки!
– Но это же совсем не тёплые южные страны, – попытался возразить Чуб-чик, но Лимончик его остановил.
– Спасибо, сизарь, – поблагодарил он случайного провожатого. – Ты всё правильно сделал, дальше мы сами.
Голубь кивнул и улетел. Друзья молчали.
– Ты решил дальше не лететь? – наконец спросил воробушек.
– Посмотри на меня, – с грустью ответил кенар. – Мы пролетели совсем немного, а у меня уже нет сил, я весь дрожу от холода, ещё чуть-чуть и я заболею и… и умру!
– А как же мечта?
– Знаешь, я уже неделю мечтаю только о том, чтобы снова оказаться в человеческом доме и жить в тепле.  Пусть в клетке! Но зато сытым, и в безопасности! Прости… Я не полечу дальше.
– Я тебя понимаю, – грустно чирикнул Чуб-чик.
Друзья на прощание потёрлись клювиками и усталый, поблекший за нелёгкую дорогу Лимончик ещё раз облетел весь рынок, выбрал пустую открытую клетку и сам впорхнул внутрь.
– Ну и дела! – удивился продавец. – Вот подфартило, так подфартило!
Он захлопнул дверцу клетки и радостно посвистывая, насыпал жёлтой пташке корма.
***
Чуб-чик остался один в незнакомом, чужом городе. Всё здесь было слишком большим и громким для скромного провинциального воробья. Холодное осеннее небо коптили огромные заводские трубы, машины нескончаемым потоком мчались по улицам и проспектам.  А сами улицы, как реки, пробивали себе дорогу сквозь серые утёсы бетонных многоэтажек. Воробью нравилось смотреть на них вечером, когда автомобили превращались в разноцветных светлячков и неспешно ползли по бесконечной паутине городских дорог. Но утром улицы теряли свой ночной шарм, и маленький путешественник всё острее чувствовал нарастающую тоску по своему оставленному дому. Он уже собирался вернуться и готовился отправиться в обратный путь, но однажды случайно залетел в странное здание. Такое же круглое, как птичий рынок, оно было значительно больше и праздничнее своего архитектурного собрата. Внутри как муравьи суетились люди, многие из которых выглядели очень странно: то в рыжих париках и с красными накладными носами, то в чёрных фраках или красных ливреях, то в сверкающих купальниках и с перьями на голове. А ещё там были животные: грациозные лошади, свирепые тигры и львы, мохнатые медведи, умеющие кататься на велосипедах, и даже слон!
– Что это, что это такое? – удивлённо спросил Чуб-чик у белого кролика, который сидел в деревянном ящике и с любопытством наблюдал за залетевшей с улицы пташкой.
– Какой же ты дремучий, – хмыкнул длинноухий любитель морковки. – Неужели ты никогда и ничего не слышал по цирк?
Воробью было неловко и обидно за свою провинциальность, но он, действительно, ничего раньше не знал об этом волшебном месте и поэтому с огромным любопытством стал расспрашивать кролика о цирке. И Беляк рассказал ему о ловких жонглёрах, которые балансируют на пирамиде из шатающихся цилиндров,  подкидывая в воздух сразу несколько блестящих булав. О канатоходцах и акробатах, выполняющих свои трюки под самым куполом на такой головокружительной высоте, что и подумать страшно! О дрессировщике, которого слушаются даже самые страшные хищники, а он, не боясь, кладёт голову в раскрытую пасть льва, а тигры, не страшась огня, прыгают по его команде в горящий обруч.  И, конечно, о добром волшебнике, который из пустой шляпы достаёт его, кролика, и тогда все дети смеются и хлопают в ладоши. А ещё он рассказал, что уже завтра цирк уезжает на гастроли, в далёкую южную страну, где почти не бывает холодов, а люди имеют другой цвет кожи и разговаривают на непонятном языке.
– Так это и есть то место, куда улетают птицы на зимовку! – воскликнул Чуб-чик. – Можно мне отправиться с вами, мне очень хочется попасть туда и увидеть всё своими глазами, возьмите меня с собой! – зачирикал маленький путешественник.
– Что ж, – подумав, сказал кролик. – Ростом ты мал, значит, ешь немного. Люди наверняка не заметят ещё одного пассажира, если, конечно, ты сам не будешь специально попадаться им на глаза. Завтра, когда будут грузить клетки, спрячься где-нибудь в вагоне, а там видно будет.
На том и порешили. И счастливый воробушек стал с нетерпением ждать завтрашнего дня.
***
Следующим утром рассвета не было. Всё небо затянуло сплошной серой пеленой, из которой постоянно моросил мелкий дождь. От обилия небесной влаги стал подтаивать уже выпавший снежок, и белое покрывало улиц превратилось в чёрную жижу. С крыш текло, и холодные капли падали на рабочих, грузивших разнообразный цирковой скарб в контейнеры.  Животных к вагонам подвозили на машинах и перегоняли в специально оборудованные клетки.  В эти же вагоны грузили корм: тюки сена, мешки зерна, овощи. Мясопродукты для хищников паковали в огромные холодильники. Люди суетились, лошади испуганно ржали, тигр рычал и никак не хотел переходить в незнакомый тесный вольер. В этой суете никто не заметил, как маленькая серо-коричневая птичка впорхнула в вагон и спряталась где-то среди вещей и животных. Погрузка шла долго, только к вечеру состав тронулся в путь. За долгие часы ожидания воробей успел наскоро познакомиться с попутчиками. Четыре белых лошади и один гнедой рысак  благодушно встретили пернатого гостя. Чуб-чик, не боясь, садился им на холки, склёвывал овсяные зёрна из их яслей, деловито копошился в сенной трухе. Вскоре выяснилось, что воробей не единственный безбилетник. На полу, под копытами коней, порой деловито пробегали крысы. Лошади их не любили и старались ударить серых воришек копытом. Воробей всерьёз опасался их острых зубов, поэтому спать устраивался где-нибудь повыше, куда крысы не могли забраться. В вагоне было душно. Крупные животные производили довольно много навоза, и рабочие на крупных станциях чистили вольеры и проветривали помещение. В это время воробей вылетал на улицу и, чтобы размять крылья, делал несколько кругов над составом, посещал ближайшие мусорки, щебетал с местными птахами. На долгие разговоры и знакомства времени не было –  поезд стоял не долго. Пополнив запасы продуктов и выполнив все необходимые для комфортного проезда животных работы, люди снова запирали вагоны, и поезд отправлялся в путь. Видимо, тепловоз тащил свои вагоны быстрее, чем могли лететь птицы. Через несколько дней, вылетев на очередной станции на небольшую прогулку, воробей заметил, что на улице стало  значительно теплее, появились новые растения, а одиноко стоящие среди степи деревья были совсем не тронуты осенней желтизной. Обрадовавшийся почти летнему теплу Чуб-чик позволил себе в этот раз отлететь чуть подальше. Рядом с железнодорожной станцией растёкся по холмам посёлок, и путешественнику не терпелось посмотреть, как там живут люди и птицы. На местном рынке, кроме привычных семечек, продавали какие-то незнакомые ягоды и фрукты, вкусно пахло печёными лепёшками и сладковато-терпкими пряностями. На базаре, среди рядов, где торговали рисом и кукурузой, суетились его пернатые родичи. Воробьи здесь были точно такие же, как и в его родном сибирском городке, разве что окрас их был чуть менее ярким, как будто пташки ещё не успели стряхнуть с себя слой пыли, оставшийся после пронёсшейся недавно песчаной бури.  Чуб-чик  разговорился с соплеменниками. Их удивляло, что он едет на юг с цирковыми животными, а рассказы про огромные снежные сугробы и реки, скованные льдом, казались им чудной выдумкой, и они дружно посмеивались над его историями. Чуб-чик узнал от них, что в этих краях снег хоть и иногда выпадает, но ложится тонким слоем и быстро тает. Местные реки никогда не замерзают, и лёд воробьи видели только на лужах, да и то несколько раз за непродолжительную зиму. Зато здесь дули сильные ветра, которые поднимали в воздух огромные тучи земли и песка и чёрной непроницаемой пеленой заполняли всё небо. Когда они начинались, даже днём становилось темно как ночью, а люди, животные и птицы, попавшие в лапы урагана, погибали.
– Брр, – подумал Чуб-чик. – Нет, такой климат мне не подходит! Лучше я поеду дальше, на юг, где плещет свои волны ласковое море!
И только он успел это подумать, как на станции раздался протяжный свист его поезда. Воробей из всех своих птичьих сил бросился догонять отходящий состав, но было уже слишком поздно! Вагоны, под весёлый перестук колёс, уже были слишком далеко.
– Не отчаивайся, – сказали ему местные воробьи. – Здесь железная дорога делает большой крюк, обходя вон ту гору, если ты сейчас же полетишь по прямой, то, пожалуй, сможешь догнать свой цирк.
И Чуб-чик полетел. Он отчаянно работал крыльям, как загипнотизированный глядя на сверкающие вдалеке рельсы. Ему не хватало дыхания, кончались силы, и, казалось, что ещё чуть-чуть и отважная пташка замертво свалится на землю. Но, в минуту, когда отчаянье уже охватило его, и он готов был сдаться, из туннеля появился его цирковой поезд. Одно из окон было приоткрыто, и Чуб-чик из последних сил влетел в него. Отдышавшись и отдохнув, воробей понял, что попал в багажный вагон. Он был полностью забит коробками, ящиками, рулонами ткани и упакованными в целлофановые пакеты цирковыми костюмами. Зато еды здесь не было ни крошки,  и усталому птичьему пилигриму пришлось целый день ждать следующей станции, чтобы перелететь в свой вагон. Гнедой рысак удивлённо и шумно фыркнул, словно радуясь что их «потеряшка»  всё-таки нашёлся, а воробей смело угнездился на его коротко стриженую холку и уснул, спрятавшись в жестких чёрных волосах гривы. В ту ночь ему снилось, как будто он летит за комбайном и собирает со свежесжатого поля вкусные пшеничные зёрна. 
***
Железнодорожный вояж оказался слишком долгим. Уже через неделю пернатый безбилетник отчаянно тосковал и томился своим добровольным пленом. В вагоне было тепло и уютно, с его копытными обитателями воробей давно подружился, да и  недостатка в корме не было, но всё равно Чуб-чик скучал. Ночью всё чаще ему снился старый пёс Полкан, седовласая старушка, бросающая хлебные крошки, и свежий хрустящий снег, который дворник сгребает в большую кучу. Воробей старался не поддаваться ностальгии и заставлял себя отвлекаться на всякие мелочи, но запретить себе думать о покинутом доме был просто не в силах. Но даже самая длинная дорога, когда-нибудь заканчивается. Поздно вечером поезд въехал в сияющее море огней незнакомого города. Всех обитателей циркового вагона охватило волнение: снаружи рос, ширился, вспыхивал, как новогодние фейерверки, целый мир – незнакомый и таинственный. Состав медленно проплыл мимо городских кварталов, мерцающих окнами жилых домов, и замер на багажной станции.  К вагонам подкатили машины и низкорослые, узкоглазые люди стали перегонять  животных в фургоны и увозить куда-то вглубь города. Чуб-чик замешкался и в суете оказался в машине, перевозившей цирковой реквизит. Рабочие постоянно заглядывали в её кузов, принося всё новые и новые вещи, и маленький путешественник решил спрятаться от них в старой, обтянутой чёрным шёлком шляпе. А когда всё затихло, и воробей попытался выбраться, он вдруг с ужасом обнаружил, что это невозможно – цилиндр фокусника имел свои коварные секреты. Внутри было тесно и душно, пахло нафталином, а охвативший ужас лишал птаху последних сил. Обессилевший и испуганный Чуб-чик забылся долгим тяжёлым сном. Он не видел, как весь цирк переехал на заранее приготовленное место, как рабочие и артисты спешно готовили арену и реквизит к представлению, как утром вспыхнули софиты, и заиграл известный всему миру марш. Выступление фокусника начиналось только во второй половине представления, после антракта. Стареющий волшебник уже успел распилить ящик, в котором пряталась его помощница, превратить яркие платки в букет цветов, и выпустить из рукава голубей. Теперь должен был появиться кролик! Фокусник снял с головы свой цилиндр, показал зрителям, что он пуст, накрыл платком и немного поколдовав, запустил в его внутренности руку. Каково же было удивление мага, когда вместо кролика оттуда выпорхнул маленький испуганный воробей, который суматошно летал между рядами смеющихся зрителей, ища спасительный выход. Фокуснику пришлось ещё раз накрывать шляпу платком и делать магические пассы руками, чтобы достать из цилиндра ушастого грызуна. А Чуб-чик пробрался  через служебный вход в коридор, а потом вылетел через открытую форточку на улицу. Так сибирская  провинциальная пташка оказалась на южном побережье далёкой азиатской страны.
***
Огромный город ошеломил воробья своими размерами. Чуб-чик поднялся так высоко, как только мог и огляделся – от горизонта до горизонта, повсюду, насколько хватало глаз, тянулись нескончаемые кварталы. Серыми рифами возвышались дома над уличным потоком, скалистыми пиками взлетали ввысь и врезались в облака  небоскрёбы. И только где-то далеко к югу виднелась тонкая лазурная полоска моря.  Именно туда и полетел маленький путешественник. По пути он старался  как можно более тщательно и подробно запомнить  дорогу, чтобы не заблудиться в лабиринте улиц, возвращаясь обратно. Лететь пришлось довольно долго, но радостное предвкушение встречи с мечтой заранее наполняло его сердце счастьем и заставляло двигаться ещё быстрее. Вот уже и береговая линия. Зелёные волны нехотя перекатывали мелкую гальку и прятали мокрые камни в пену. Утомлённый духотой и пылью вагона, воробьишка был рад возможности «принять ванну» и привести себя в порядок. Не ожидая подвоха, он храбро встал на самый краешек линии прибоя, и, окунув голову в воду, заплескал крылышками на распушённые перья. Вода оказалась горкой и солёной. От этого у птахи перехватило дыхание.  И тут ещё незаметно подкравшаяся большая волна, полностью накрыла его,  и, не давая встать на ноги, потащила в море, больно ударяя о  донные камни на мелководье. Отчаянно барахтаясь в пенном водовороте, Чуб-чик готовился к скорой и неминуемой гибели, но море сжалилось  над пернатым пилигримом,  и вторая волна выплюнула на берег перепуганную птичку. Нахохлившись, Чуб-чик сел на скользкий валун, покрытый засохшими водорослями,  и, подставив солнцу и ветру расправленные крылья, стал сушиться.
– Надо же, – подумал  воробей. – Я так ждал встречи с морем, а оно оказалось такое злючее… и горькое…
Высыхающая соль неприятно тянула кожу и оставалась белыми разводами на оперенье. Чуб-чик всеми силами старался прогнать нахлынувшее разочарование и убеждал себя, что дальше всё будет только хорошо. Заметив мокрую беспомощную птичку,  к воробью слетелись чайки. Они были не прочь полакомиться попавшим в беду пернатым путешественником и с громкими криками стали подступать к своей жертве, стараясь выбрать хороший момент для удара клювом.
– Какие противные, хуже наших ворон! – подумал Чуб-чик, и, не дожидаясь нападения, поспешил убраться с морского пляжа.
Через два квартала от берега находился рынок. Здесь проголодавшимся после купания туристам предлагали самые разнообразные блюда местной кухни. Еду готовили тут же, прямо на улице. На жаровнях что-то кипело, бурлило, издавало немыслимые ароматы, а торговцы то улыбчиво кланялись, то бурно размахивали руками, то что-то выкрикивая, зазывали к себе прохожих. Здесь же добывали пропитание и местные  птицы. Они собирали с земли упавшие куски пищи, воровали у зевак прямо с прилавков лакомые кусочки, вытаскивали из мусорных ящиков выброшенные остатки. Чуб-чик был очень голоден. Он приглядел себе в оставленной бумажной тарелке  какие-то приправленные зеленью зёрнышки, но отобедать ими  не смог – слишком много перца и соуса было в этом экзотическом для маленького сибиряка блюде. Воробья тут же потеснили другие птицы. Они-то давно привыкли к такой острой трапезе. Тогда Чуб-чик решил попытать счастья и поискать свой привычный корм – насекомых. Довольно скоро на одном из деревьев он обнаружил тёмно-коричневых очень мохнатых гусениц. Чуб-чик схватил одну из них клювом, но тут же бросил обратно – ползающее существо защищало себя едкими токсичными капельками, которые выделялись из её кожи при опасности. Но и на этом злоключения уходящего дня не закончились. Пока воробей приходил в себя после невольной дегустации ядовитой гусеницы, из тёмно-зелёной листвы, скользя по качающимся веткам, осторожной, чешуйчатой волной приближалась к нему изумрудная змея. Два ярко-оранжевых глаза не мигая уставились на добычу. Ещё секунда, и путешествие сибирского воробушка окончилось бы быстро и бесславно…
– Спасайся, спасайся, дурак! – пискнул пролетавший мимо желтоклювый попугай с зеленовато-оливковым опереньем и головой, похожей на недоспелую сливу. – Это же куфия! Сожрёт! Сожрёт! Сожрёт!
Но Чуб-чик уже не слушал. Сорвавшись с ветки, не помня  себя от страха, он летел обратно, под защиту  циркового купола. Так закончился его первый день в чужой стране.
***
Следующее утро выдалось дождливым. С моря пришёл циклон, и из туч, как из огромной лейки, на землю заструился нескончаемый поток небесной влаги. Как оказалось, дождь в этой стране мог идти несколько дней кряду, и воробей вынужден был провести их в цирке, наблюдая за выступлением артистов. За это время он наизусть выучил все номера труппы и ещё больше сдружился с цирковыми животными. И вот, наконец, ветер, как добрый пастух, угнал стада туч куда-то вглубь континента, и над южным городом снова засветило солнце. Чуб-чик решил поближе познакомиться с местным птицами. Он специально пытался завести разговор с отдыхающими на ветках красноголовыми ремезами и китайскими пеночками, серыми кустарницами и крикливыми даурскими галками. Пернатые с интересом слушали его рассказы о далёкой и холодной Сибири, о трескучих морозах, о бабушке, крошащей хлеб для голодных птиц. Но любопытство местных обитателей было поверхностным и праздным. К чужестранцу и его рассказам относились с иронией.  Зачастую они специально  переиначивали и перевирали слова наивного воробья, чтобы посмеяться над непонятной им далёкой страной и её обитателями. Как ни старался хохлатый рассказчик понравиться южанам, своим среди них он так и не стал. Конечно, это было обидно молодому путешественнику, и он решил отправиться дальше от города, туда, где жили местные фермеры – всё-таки он был провинциалом и надеялся, что в сельской местности сможет легче найти друзей. Лететь пришлось долго. За мегаполисом потянулись длинные чернеющие поля – сезон посадки риса ещё не начался, и земля отдыхала от воды и растений. Иногда воробей видел работающую технику, крытые соломой островерхие хижины, быков с огромными рогами. Куры так же, как и в его родном городке, копошились, разгребая лапами перегной и выискивая червяков, утки вальяжно плескались в неглубоких лужах и водоёмах. Домашняя птица была разговорчивее и приветливее своих городских сородичей. Но и они были поглощены повседневными заботами и приветствовали странника вежливо, но прохладно.  По-настоящему радостная и горячая встреча произошла возле озера, где с лодок бросали сети сухопарые старики в широкополых соломенных шляпах. Воробей присел отдохнуть на травянистый стебель, как вдруг услышал громкое, гортанное гоготание:
– Эй, хохлатый, это ты? – подплывший к берегу гусь вытянул шею, разглядывая прилетевшую птаху. – Ну, точно, ты! – наконец удостоверился плосконосый серый  самец. – Эй, ребята, плывите сюда! Это наш воробей, тот, который разбудил нас и спас от лисы!
Чуб-чик присмотрелся и тоже узнал своих попутчиков. Гуси давно прилетели на место своей зимовки и теперь нагуливали жир на местных водоёмах.
– Братцы, братцы, – только и смог пискнуть сдавленным от волнения голосом воробушек.
К ним подплыли другие гуси, и все вместе они захлопали радостно крыльями, поднимая облако водяной пыли, в котором тут же весело заиграли солнечные блики, и образовалась маленькая радуга.
– Как долетел? Мы думали, ты погиб! Где твой желтокрылый попутчик? – наперебой спрашивали птицы у Чуб-чика. И он рассказал им, как Лимончик нашёл новых хозяев, как сам он встретил цирк, как ехал сюда в вагоне. Пожаловался на море и чаек, на местных обитателей, с которыми ему никак не удавалось наладить тёплых отношений.
– Понимаешь, – прогоготал вожак стаи. – Ты не из их мира, им не понять твоих чувств и настроения… Они живут в своём измерении – оно не хуже и не лучше чем твоё, оно просто другое, а когда два разных измерения вдруг встречаются, получается диссонанс…Это как… ну, как бы тебе объяснить…. Ну, вот как, если бы в утреннее треньканье синичек вдруг вклинился бы крик пеликана!
– А как же вы? – спросил маленький путешественник у своих лапчатых товарищей. – Вы здесь стали своими?
Вожак помолчал, потом несколько смущённо и грустно ответил:
– А ты думаешь, почему мы каждую весну из страны, где тепло и много корма, летим обратно в тундру, преодолевая тысячи километров и теряя в дороге друзей? Когда Родина позовёт – ничего уже на чужбине не удержит!
Долго беседовали пернатые друзья. От перелётных гусей  Чуб-чик узнал, как много лет назад народ этой огромной азиатской страны почти полностью уничтожил всех воробьёв, считая их вредителями. И как потом наступил голод, потому что гусеницы и жуки на корню сжирали колосья и губили  урожай зерновых. И людям пришлось завозить его пернатых сородичей из других стран.   
– Глупые, жестокие люди! Ужасная страна! – подумал Чуб-чик и вдруг с необычной теплотой и благодарностью вспомнил  маленькую девочку,  которая живёт в покинутом им городке и каждое утро зимой насыпает в кормушку вкусные зёрнышки для голодных птах. Девочка маленькая и дотянуться до кормушки ей непросто. Раньше ей помогал папа, а теперь она справляется сама. Только немного привстаёт на цыпочки. Маленькому  путешественнику показалось, что кровь у него стала слишком густой и крохотное птичье сердце не может справиться с её большим и тёплым комом, который образовался в его груди… Он отчаянно затосковал по покинутой родине. И в этот же день отправился обратно в город, где давал представления  цирк из Сибири.
***
Гастроли цирка подходили к концу. Но каждый день, проведённый на чужбине, был для воробья настоящей пыткой – его душа уже давно рвалась обратно, в родной городок, и зимние морозы не страшили  маленького пилигрима. Почти всё время Чуб-чик проводил под куполом и лишь ранним утром и вечером летал к морю. Он больше не пытался купаться, но любил смотреть, как волны накатывают на каменистый берег, как на заре, у самой линии горизонта из океанских вод рождается молодое солнце, и как вечером белые барашки прибоя играют в чехарду, перепрыгивая друг через друга и оставляя мокрый след на валунах и гальке. Огромное, живое, дышащее и переменчивое, море поражало воображение северной птахи. Иногда в тихие предзакатные часы воробушек даже разговаривал с ним, поверяя морю свои мысли и секреты, и, казалось, что оно отвечает ему мерным рокотом волн, ритмично набегающих на берег. Ох, если бы ещё море не было солёным! Но молодой воробей уже смирился с этим,  ведь друзей не осуждают за их недостатки.
И вот настал день отъезда. Чуб-чик ещё раз слетал на городской пляж, простился с морем, а, вернувшись, спрятался в вагоне со своими копытными приятелями. Грузились долго, и долго и медленно выезжали из города, пропуская встречные составы на железнодорожных разъездах. За городом поезд, наконец, набрал скорость, и, весело постукивая колёсами, устремился вперёд. Сквозь небольшое окошко воробьишка видел пролетающие поля и хижинки, шумные автострады и заводы, и сердце его наполнялось радостью – наконец-то он ехал домой, на родину.
Неделя в пути прошла в полудрёме и тихих воспоминаниях – лошади делились впечатлениями от гастролей, воробей рассказывал о своих коротких встречах с южными животными. Вылетать на улицу на станциях не хотелось, но Чуб-чик всё равно ненадолго покидал вагон – глоток свежего воздуха всегда действовал ободряюще. Постепенно на улице становилось холоднее. И вот, однажды утром, проснувшись, обитатели вагона увидел в окне снег. Этим летящим с неба белым пушинкам радовались все – и люди, сопровождающие животных, и воробей, и кони, которые весело ржали, вытягивая к окну свои морды. А железнодорожный состав продолжал свой путь, разрезая серебристые поля, пробираясь через заснеженные леса, взбираясь на горки и приветствуя громким свистом встречные тепловозы. И вот конечная станция. Большой сибирский город встречал путешественников сотнями огней: до нового года оставалось несколько дней, и люди готовились к этому любимому зимнему празднику. Для цирковых артистов дорога была окончена. А Чуб-чик, попрощавшись со своими друзьями, полетел дальше на север. Ему нужно было преодолеть ещё почти три сотни километров, но этот путь уже не страшил отважную птицу – всё в радость, когда ты возвращаешься домой!
***
– Чуб-чик, Чуб-чик вернулся! – весело галдели воробьи, собравшись вокруг резной деревянной кормушки.  Их пропавший товарищ, которого они уже давно считали погибшим, вернулся обратно! Вот он сидит, покачиваясь на рябиновой веточке, и, как прежде, смешно топорщит свой хохолок.
Желтогрудые синички, снегири, голуби и сороки – все обитатели небольшого двора слетелись посмотреть на героя и  послушать его рассказы.
– Где ты был? Куда летал? Что видел? – засыпали вопросам своего вернувшегося друга любопытные птицы.
И Чуб-чик рассказывал им о Лимончике, о кролике  и волшебной шляпе, лошадях и их грациозных наездницах, о нахальных чайках и бесконечном море. Он говорил о далёкой южной стране, где никогда не бывает снега, о её обитателях, об огромном городе, который никогда не спит, и о том, почему перелётные птицы всегда возвращаются на север. Рассказывал и краешком глаза наблюдал за молодой воробьихой, которая смущённо отворачивалась всякий раз, когда он смотрел на неё.
– Да враки это всё! – не верили  сизокрылые голуби. – Не бывает так, чтобы воробей на юг летал! Наверняка хвастун всё это время жил в ближайшем посёлке, а теперь вот сочиняет!
– Не враки, не враки, – заступились за своего собрата молодые воробьи. –  Он у нас мог, он особенный!
Разгалдевшихся птиц вспугнул подъехавший автомобиль, из которого вылез седобородый дед. Старик поправил полы своей синей, расшитой блестящими снежинками и звёздами шубы и, прихватив мешок с подарками, заспешил в дом. Через проталинку на замёрзшем стекле вернувшийся путешественник наблюдал, как девочка Алёнушка, её родители и бабушка вместе с приехавшим бородачом водят хоровод вокруг искусственной ёлочки. Если бы птицы умели улыбаться, Чуб-чик обязательно бы улыбнулся. А потом он решил навестить старого Полкана. Но из засыпанной снегом будки со звонким лаем выскочил лопоухий щенок и отогнал  воробья от необычно чисто вылизанной миски. Воробушек сел на жердочку и с удивлением стал разглядывать нового обитателя двора.
– Вот, недавно приблудился…– как бы извиняясь, прохрипел вылезший следом из будки   Полкан. – Замёрзнет ведь, если не приютить…
– Ясно, – чирикнул Чуб-чик. – А хозяин-то знает?
– Я потом его покажу, пока прячу, – ещё больше смутился Полкан.
– Правильно. Вдвоём веселее! – подбодрил приятеля воробей и полетел дальше.
Ему ещё многое хотелось увидеть, узнать о том, что происходило в родном дворе за время его отсутствия и ещё, и ещё не один раз повторить друзьям рассказ о своих приключениях. На ночь Чуб-чик устроился на чердаке рядом с печной трубой. Там было тихо, а кирпичная кладка трубы хоть немного, но согревала собравшихся пташек. Засыпая, вернувшийся путешественник слышал треск и хлопки праздничных петард и салютов и этот звук почему-то напоминал ему грохот морского прибоя. Он думал о скромной воробьихе и о том, что весной непременно совьёт самое лучшее гнездо, а она отложит в него бежевые в коричневую крапинку яйца. А ещё он думал, как объяснить будущим желторотым птенцам – отчего воробьи не летают на юг….