Иллюстрации к семейной истории

Сергей Марков

Священник Марк Михайлов уступит место свое за старостью. Сын его Сергей Марков очень болен. Жена Сергея Анна Иванова дочь. Их дети: Сергей, Иван, Дарья, Феодора, Егор, Фиона.

Покровитель рода — Георгий Победоносец, в семье хранилась легенда-завет старца Досифея, на божнице ладан в узелочке, наказ деда Михайлы…

1735 год

Дети сидят дома. Покашливают, шмыгают носами. У матушки в печи постоянно парятся разные травы. Душистый летний запах создает уют и тепло. И покой. Девочка у окна вяжет носки, толстые теплые и пушисто-колючие, спасибо Вьюнку, из его шерсти. Как раз заканчивает. Сейчас оборвет ниточку, смерит с первым носком, который лежит у нее на коленях, и подаст их отцу. Никакой мороз не страшен.

Отец с двумя старшими сыновьями заходит в дом. Уже усталые, мокрые, они пытались почистить дорогу от дома, чтобы можно было идти, а не лезть. На столе горшок с теплой репой, молоко теплое – коричневое, с пеночкой, и каша. Отец с сыновьями тихо читают молитву, крестятся на образа и садятся за стол Матушка подала деревянные ложки, перекрестилась вместе с ними. И тихо отошла, прижав руки к груди:
- Господи, как можно дойти по такой погоде? И не идти нельзя. Хотя бы у Ефима кто печку натопил, чтобы можно было перед дорогой согреться.

Поели, поблагодарили Бога. Мгновенье посидели, вдохнули и встали. Она сложила в узелок вареной репы и подала сыну: положить на печку, когда придут к Ефиму, и возьмут потом на обратную дорогу, погрызут, а, может, и оставят. Второму сыну подала узелок с кашей – это для Ефима. Девочка подошла с носками. Отец поцеловал ее в макушку, прижал к себе:
- Ноги теперь в тепле, еще бы на поясницу такую печку, и не страшна никакая метель.
- Сделаю, батюшка, - ответила.

Они, одевшись, по возможности закутавшись разными платками-шалями, пошли. Дедушка перекрестил их: в добрый час, с Богом. Матушка вышла проводить их.


- Дедушка, такая страшная погода, а батюшка идет в Смердово. Это же далеко. А можно ему не ходить, он всю ночь кашлял?
- Нет, милый. Если он не придет, кто же утешит бедного Ефима? Я-то совсем старый, уж и не дойду.
- Дедушка, а людям, когда горе, становится легче, если их утешить молитвой?
- Конечно. Молитвы, особенно утешительные, имеют большую силу.
- Дедушка, а почему вы с батюшкой можете читать так хорошо, что на душе становится легче, и, как ангелы крылами накрывают, и все обиды дневные забываются, и даже болесть уходит?
- И ты, голубчик, будешь иметь такую силу, а может и более нашей.
- Почему, дедушка, знаешь?
- Потому, милый, что мы служим Богу. И чем больше жалеешь людей, тем большую силу Господь дает тебе. А ты у нас мальчик умный, много молитв знаешь, жалеешь людей, но сила твоя в умении твоем… - дедушка не договорил, дверь впустила не только матушку, но и кусок непогоды: дождь, пополам со снегом, ветер и промозглость.
- Что погода, не смирилась? – спросил он.
- Нет пока. И не видно просвета, - матушка стряхнула снег с себя и на печке разложила мокрые вещи.

Необычно чувствительный мальчик, его интуиция поражала деда, потому что только ему он говорил всё, что чувствовал, какими видел людей, что думал о том, что слышал. Дед Михайла всегда заботился, чтобы Сергей понимал, что ему прочитывали. Он не истолковывал каждое слово, но только если видел, что Сергей теряет внимание. Мальчик был всегда сосредоточен, было впечатление, что он уже все знает, хотя никогда этого не говорил. Ему не требовалось говорить о любви к ближним и к Богу, это было состояние его души. Казалось, Сергей знает о своем предназначении к особенному, он был готов к самоотречению. Он никогда не обижался, он был чрезвычайно терпелив и заботлив. И это чувствовали и дети, и взрослые. Все знали, что он будет хорошим священником.

Отец Марк задумывался о сложной будущей судьбе своего сына, думал часто, где будет служить сын, какую помощницу ему выбрать. Он часто советовался с сыном, это было несколько необычно, поэтому умный уважаемый священник делал это незаметно, так, что и сам Сергей не всегда догадывался о том, что отец с ним советуется, как поступить. Только Сергей повзрослел, отец стал посылать его к барину, приезжавшему частенько в усадьбу свою, вместо себя, давая самые малые наставления, зная, что Сергей сумеет достойно поговорить с барином, что не будет стыдно, что сумеет не только рассказать новости, но и подсказать: кому какая помощь нужна, с кем надо построже, сумеет и домашние церковные службы справить. И не позволит себе ничего непристойного. Сначала они были у барина вместе, а потом Сергей ходил один. Однажды барин сам пришёл в храм с благодарностью за сына. Потом барин забирал Сергея надолго, рассказывал ему новости, понемногу учил его тому, что не мог дать отец. Привозил ему книги, рассказывал так, как не рассказывал своим детям. Дети родные не хотели учиться, и мать их в этом поддерживала. За необычные сомнения, искания Сергея отец Марк грешил на барина: слишком много узнал сын, много вопросов в его молодом неокрепшем уме. Но отца он слушался беспрекословно и знал, что иного пути, кроме пути отца его ему нет. Спокойный размеренный уклад домашней жизни помогал ему до поры сохранять душевное спокойствие. Однажды пришёл Сергей от барина и рассказал отцу, что много говорят в столицах о затворнике Киевской Лавры Досифее, что сама императрица Елизавета Петровна посетила его и распорядилась о его постриге в рясофор, за его предсказания, царица дала ему золото. Правда, он золото это не принял, а на это золото строят церковь в ближнем селении. С таким восторгом Сергей рассказал это, с такой мечтой во взгляде, что отец его расстроился. И не напрасно.

В 1748 году в сельце Тинысове, именье помещика Василья Хитрова, в 7 верстах от Калуги, явилась Чудотворная Икона Калужской Богоматери. Многие ходили туда со своими болезнями и горестями. Многих благословлял священник Марк Михайлов на поклонение, а сам не сходил, не сводил Сергея и потом жалел об этом. Но на всё воля Божья.
Сергей не смотрел на девок, знал, что не ему выбирать, а отцу решать: когда и с кем его благословить. Старый Марк сказал сыну, что Анна (немного засидевшаяся при отце своём) будет хорошей женой, и уже собирался благословить их (он не ошибется: матушку Анну будут уважать и в большой семье, и все прихожане. И за детей, которых она родила, не булет стыдно). Не успел Марк женить Сергея, как собрался все-таки Сергей к прозорливцу Досифею. Прознал, что скоро мимо пойдут люди к нему. Говорил ему отец, что их роду предписано служить Богу, а Сергей хотел другого, не знал чего, но томился часто и всё смотрел на стареющего отца грустными глазами. Все изменения, что пришли на церковь русскую, на монастыри, были страшны и непонятны. Новое устройство жизни церковнослужителей было странным и унизительным. Сергей знал о разговорах про царя Петра, что не было уважения ему, что он не понимал, что церковь – опора его и помощница во всём. Думали, страшнее того времени и не будет, ан, нет, случилось: внук его и вовсе отнял земли, посадил на штат церковнослужителей. Сильны были «притеснения и откровенные гонения на православную веру», вот и пошли разговоры, что молодой царь (Пётр III), не русский царь. Ведь сократившиеся земли монастырей и возможности их сокращают: куда пойдут теперь убогие, да и казне помощи меньше будет.

Хотя и недолго был этот царь на престоле, но натворить успел.

Много чего непонятного, трудного для понимания было в это время. На доводы и убеждения отца Сергей не отвечал. Но внутреннее сопротивление, несогласие с тем, что творилось, разъедало душу его. Марк мог просто приказать, и сын послушается. Но он знал, что потом будет труднее всем. Сергей должен сам сознательно принять и поверить в необходимость смирения… Поэтому Марк благословил идти Сергею с паломниками в Киев. Особо наказывал сторониться староверов и раскольников, боялся Марк, что по молодости сын не справится с ними, если начнут разговоры о правильности избранного пути, советовал по возможности не вступать в споры.

1774 год   «Бывшие у исповеди в святую четырехдесятницу и святых тайн причастия»  (исповедовались только, а не причастились) Калужский уезд Куплинский стан Тарусской приписи церковь святого великомученика Георгия с. Поводово.»
 «Священноцерковнослужители неположенные в подушной оклад… дали сию скаску как о себе самих, так и о женах и детях своих, находящихся при показанной церкви… по самой истине без всякой утайки…»
Второй сын Марка Михайлова - Иван Марков (1747 — 1808). Когда Иван подрос, его просили читать псалтырь. Он читал тихо, дрожащим голосом, казалось, полным слёз. Да так оно и было. Мальчику было нелегко читать над покойником, но он так читал, что, казалось, даже умерший вот–вот заплачет. Люди любили эти слезы, им казалось, что их душа омывается этими слезами. В этом же храме он будет служить пономарем. (Иван моложе Сергея на 11 лет), жена Ивана - Авдотья Афанасьева дочь. Ивану было 19 лет, его жене Авдотье 13 лет, и у них родилась дочь Алимпиада.

А вот как Сергей ходил в паломничество. Ходили долго. Туда шли по темным дорогам (протоптанным в снегу), оттуда возвращались по светлым. Снег уже потемнел, приготовился таять, но выпал свежий легкий снежок и присыпал дорожки, получились светлые тропинки.

По дороге Сергей познакомился со многими, кто шёл к Досифею. И если Прохор был искатель монашеской жизни, то Сергей шёл совсем с другими вопросами. Много, очень много говорили они по дороге. Прохор уже определился в этой жизни, шёл не для утверждения, а для определения места монашеской жизни. Он читал Сергею из Третьей Книги Моисеевой Правила для священников: «И сказал Господь Моисею: «Верховный священник был выбран из своих братьев, и на голову его был вылит елей помазания. Он был избран для особого труда…» - Сергей продолжил: «Его избрали носить особые одежды, поэтому он не должен выражать свою печаль на людях. Он не должен допускать, чтобы волосы его были взлохмачены…», - я это знаю, батюшка это не однажды мне читал. Прохор рассуждал и предлагал Сергею, если он не хочет служить Богу через людей, то идти с ним. Но Сергей точно знал, что монашествовать он не сможет, он думает - сколько ему и как отпущено времени служить. Он думает, что уже осквернил себя своими сомнениями, своей неосторожностью, что отец знает об этом и молится за него. Прохор успокаивал его и всячески поддерживал, убеждая, что если он, так мало зная Сергея, верит в него, то надо принять завет деда своего, который, умирая, завещал своим сыновьям и всем потомкам своим, служить Господу, что последние слова его были: «я пришёл сюда по велению Господа нашего, сказавшего мне «Я, Господь, выделил тебя для этой особой работы».

К окошечку Досифея Сергей подошёл уже не таким мятущимся, дорожные неспешные беседы с будущим старцем оказали на него большое влияние. Он вспомнил деда, священника Михайлу, его наказы, его веру в Сергея, в то, что ему дано больше, чем отцу его, и подумал, верно, это не значит, что надо уходить в мир, может быть, продолжая дело отца и деда своего, он и сделает больше. Он не сможет потом сказать отцу своему, что и как он спрашивал у затворника, но до малейшего звука, слова, интонации помнит, что сказал ему затворник Досифей. «Нельзя тебе в мир уходить,- сказал он,- чрез тебя возродится имя ваше. Мария дважды спасет вас, но имя это будет в вашем роду только через столетие, не раньше. Берегите Марию. Через столетие забвения и тайн другая Мария вас вспомнит».

А в конце, через окошечко, подал он Сергею кусочек херувимского ладана, наказывая покурить им в храме и доме своём, чтоб миновало их дом и приход страшное несчастье. Досифея никто не видел, он говорил со всеми через маленькое окошечко. Прохору же он сказал: идти спасаться в Саровскую обитель и постоянно призывать имя Божие: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», с этим найдёт он покой и приобретёт душевную и телесную чистоту, там и скончает своё земное существование по имени – Серафима Саровского.

Через день, отдохнув и получив благословение на обратную дорогу, с новыми группами возвращавшихся паломников, Сергей пошёл домой. Он спешил, ему хотелось рассказать всё отцу, что-то он не понял, но батюшка Марк подскажет, что и как надлежит делать. Пришел домой наш путешественник и только отцу рассказал о том, что сказал ему Досифей.


Дедушка беседует с внуком, вспоминает и предсказывает силу его молитвенную, все ждут Сергея. Вспоминают Аннушку, ее молчащего мужа. Про то, как вся деревня молится уже не первый год за нее. Вечером возвращается батюшка Марк, приносит непогоду. Мальчики греются на печи. Кот намывает гостей. Матушка в красном углу молится за Сергея. Ужинают. На столе репа, гречка, хлеб. Перед едой молитва. Во время ужина и после звучат реплики про непогоду, как тяжело путникам. Шум непогоды: завыванье ветра. Перед сном отец Марк немного позанимался с детьми азбукой, сказал про первую метель, встали на молитву. Помолились за путешествующих, за Сергея, за Анну, за всех. Все легли. Счастливые минуты матушки перед сном, это когда все дома. Дед сказал — надо ждать Сергея.

Утром пришел Сергей.

Сколько времени прошло: прошли часы иль пролетели мгновенья? Пора вставать. И матушка встает. Печка чуть теплая, только угольки тлеют. Хорошо, разгорится быстро. Скотину кормить. Детей поднимать. Мальчишек? Нет. Им с отцом идти в другую деревню, там отпеванье. Будит дочь.

Сонная девочка сползает с печи. Тоненькие щепочки для разжигания сухенькие, быстро забегали – поскакали язычки розовенькие со щепочек на поленца. Чугуны стоят готовые, с вечера матушка приготовила. Кошка у печи сидит. На улице собаки заворчали. Матушка пошла во двор.

Что-то не так. Собаки говорят: чужой рядом и не один. Девочка прислушалась, приготовилась будить отца. А он уже одевается. Вошла матушка: люди замерзли, зима в пути застала. И впустила в дом двоих странников. Они тихо и медленно вошли и прислонились к притолоке, нет сил дойти до лавки. В клубах белого мороза, залетевшего вместе с ними, в дом влетела тревога. Постарше который - попытался перекреститься на образа, а молодой только поднял руку сотворить крест и сполз на пол. И не то уснул, не то впал в беспамятство. А следом за ним и старик тихонько подогнул ноги и, не договорив слова, очутился на полу.

Матушка суетилась у печи: кормить или согревать? Отец наклонился над гостями: Сергей вернулся, а мать и не узнала, - прислушался, потрогал их головы, руки и велел принести снегу. С печки спрыгнул мальчишка, ноги в валенки, шубейку на плечи и скок за дверь. С печи выглядывали русые лохматые глазастые дети.

А мать у печи сдерживала рыданья, чтоб детей не испугать – Сергей пришел, то-то сердце болело, дыхнуть не давало, оно-то и отправило во двор рано, увидела и помогла дойти до двери, ведь могли во дворе замерзнуть. Она прислонилась к печи, сжав руки у груди, молча, чуть дыша, глядела, как отец растирает руки, лицо замерзших. Она взглядом показала Аннушке, где лежат волны - теплая шерсть, та схватила и подала отцу Марку, укутать пришедших.

Перемёрзшего Сергея долго потом отогревали. Вроде, как и вылечили, но либо это его надломило, либо источили его сомнения, но тяжко и много он болел. Как никто в семье этой.

А потом будет беседа Сергея со своими дочерьми, про имена будущим дочерям, про молитвенника и старшего для их семей Егора-Георгия. И особый разговор с сыном... А ведь их приход и семья меньше всех в округе пострадали от голодного лихолетья.

Все решения принимал всегда отец. Все. Всегда. И благословлял отец. Как и когда это стали делать женщины? Вероятно только одна причина – отсутствие мужчины в доме (война?), чтобы женщина взяла икону для благословения, чтобы женщина решала: кому что делать, а потом и сама начала делать мужскую работу.

* * *
Барыня приехала и первым делом за матушкой послала. Конечно, узнать местные новости, в которых она принимала живейшее участие. Это не было простое любопытство, это составлялась программа действий на время приезда.
Барыня испытывала такую симпатию, такое уважение к матушке, что только диву даёшься: матушка ведь почти ровесница ей, но такая умница. А столько всего знает и умеет. Барыне хотелось бы иметь её наперсницей своей, но у матушки столько забот и хлопот, да и что-то такое есть в ней, что не позволяет барыне пустословить, а потом, присмотревшись, поняла, а матушка ведь опять на сносях. И позвала Лушу, тихонько отправила гостинцы и подарки, чтобы матушке не нести самой, и чтобы она не сказала – кому важнее и необходимее помощь. А им велела накрыть чай и позвать барина с батюшкой.
А вот здесь общий разговор – как выросли дети. Этот момент всегда недолгий …
Вот и в этот приезд, барин прежде, чем вызвать приказчика, а если тот уже ждал, то и продолжал ждать, прежде всегда общался с батюшкой: сообщал столичные новости. Барин любил это делать, и не потому, что батюшка умел слушать и разбирался во всём и многих людей знал, а мог короткой фразой, репликой на какие-то ситуации дать совершенно новое отношение к событиям, иногда отвечающее внутреннему состоянию, мнению рассказчика, иногда совершенно неожиданное, и тогда барин чуть не затылок чесал: да как же он сам не догадался, не подумал… Потом барин выслушивал местные новости, но не просто: кто и что, но обязательно почему. Он знал, что приказчик радеет о его хозяйстве, но иногда рвение и желание выслужиться доставляют проблемы, а барину очень хочется быть в ненормальной позиции – все довольны и с желанием делают то, чего совсем не хочется.
Иногда барин забывал поинтересоваться, а как прожил это время сам батюшка и его семейство. А это первое общение – барин проверял себя, так ли он намерен поступить, как бы спрашивал благословения, как бы исповедовался.
За чаем договорились, что завтра барин с барыней придут на службу в храм, а вечером уже в усадьбе…
К этому приезду барин наказал, чтобы батюшка пришёл обязательно и пораньше. Только приехав, даже не зайдя в дом, он первым делом спросил: пришёл ли отец Сергий. – Нет, говорят ему, - после службы, барин же рано приехал. А барин, оставив домочадцев на дворню, отправился в храм. Служба закончилась, несколько крестьянок шли из храма, спешили – погода хорошая, похоже, последний день, надо убрать все с улицы под навесы от дождя…

Барин выслушал поздравления по случаю приезда, с праздником, пожелания добра и здоровья себе и своей семье и поспешил навстречу отцу Сергию. Уже закрыв двери храма, дав последние наставления сторожу-звонарю, перекрестившись и перекрестив храм, простившись со старостой, отец Сергий увидел, что барин, не дождавшись его, пришёл сюда. Тогда он возвращается, открывает двери, задержав сторожа, и, благословив барина, дал ему свечку. Они помолились. Вышли на улицу: что-то случилось, что барину не терпится поговорить.
А барин привёз нечто необычное и хочет посоветоваться – что делать. Так рекомендовали, почти приказали – нужно сажать, обязан будет доложить, зиму надо сберечь, кому поручить – что делать??? Может быть, отец Сергий съездит с ним в Богородицк.
Речь шла о поездке к Болотову Андрею Тимофеевичу за советом про посадку картофеля.
* * *
За деревней были устроены качели для парней постарше, даже смелые девчата иногда качались, а для ребят поменьше стояли доски для раскачивания. А уж зимой по всем оврагам и берегам Оки были накатаны горки, на салазках катались все, от мала до велика, даже взрослые ребята носились с гор. В нашей местности не было, а вот ближе к городу иногда были кулачные бои, организовывались они сразу и тайно, чтобы старшие не знали. Матери рыдали, не приведи, Господи, убьют в этой забаве, в церкви отпевать батюшка не станет. В городе уже курили табак, конечно, тайно. Особенно таились те, кто играл в шахматы и в тавлеи-шашки, это одно и то же, что и карты, тоже корысть, грех значит.