Чумовая элита

ФРАГМЕНТ ИЗ КНИГИ "ВКУС ПОРОХА И СЛАВЫ"

...Всё исподнее на спине сырое до нитки, холодный пот накрыл мелкой испариной раскрасневшееся лицо. Во время резких движений дыхание перехватывает. Однако замедляться нельзя, надо продвигаться дальше. С фатальной неизбежностью приходится отсчитывать мгновения жизни. Каждый шаг считается последним или предпоследним. Или совсем предпредпоследним? Неужто ещё движение в гору до результата – и смерть впереди?
Возмущаться не пристало, но вопрос повис в воздухе без ответа: почему именно ротный должен идти во главе своих раздолбаев – бывших дезертиров и становиться тотемной жертвой, проверяя на себе, попадут ли гансы первой очередью из шмайссера в твою сгорбленную спину?
Ё-моё, что за карма такая – подставляться под пули первым? И почему эти дистрофаны прячутся за моей хребтиной? Она что, настолько широкая, чтобы закрыть собой полмира?
Ещё несколько прыжков по снегу. Запнулся и носом зарылся в снег. Ядрёна мать, пороша забилась за обшлаги шинели, за шиворот. Шапка-ушанка отлетела в соседний сугроб. Сердце заходится в тупом стуке: неужто отбивает последние секунды?
Где-то в глубине шейной мышцы с надрывом пульсирует сонная артерия. Интересно, что разорвёт плоть первым: нервозный разрыв аорты или грянут выстрелы и все мучения закончатся одномоментно?
Сколько раз бывало, когда на глазах пулемётная очередь из-за грудины выворачивала бойцу наружу печень или превращала в кровавую маску лицо с размозженными костями, а осколки отрывали руки, ноги, иногда голову с мясом. Противно, когда костное месиво забрасывало на плечи, распоясывало поперёк тела вырванными сухожилиями вместе с обагрённым кровью кисельными мышцами.
Нет, о плохом лучше не думать. Умирать нет охоты. Вперёд, курилка. Концы отдавать ещё рановато. Вперёд!
Лучше не вспоминать, сколько раз судьба выносила из, казалось бы, безвыходных ситуаций. На переднем крае никогда не предполагаешь, что может ждать в следующую секунду, минуту, час, а то и сутки. Бывают моменты, когда от тебя совершенно ничего не зависит. Как будто управляет всеми процессами кто-то свыше. Случается, что сбережёт… или не сбережёт. Кому как повезёт.
Однажды пришлось достаточно длительное время находиться в позиционной обороне. Ждали подкреплений с ближайшего полустанка. Эшелон всё запаздывал. Пришлось рыть достаточно глубокие витиеватые выработки глубиной в полный рост для перемещений вдоль «передка». Чтобы далеко не уходить на ночёвку, прямо изнутри вырыли ходы, ведущие к укрытым накатам утеплённых землянок.
На соседних позициях артиллеристы побрезговали кидать земельку, посчитали, что расположатся рядом с колёсами пушек, в случае чего укроются за их сталью. Однако когда налетели «юнкерсы», мало не показалось.
Пятидесятикилограммовая бомба прямым попаданием угодила в нашу нору, разметала бревенчатый накат, но, к счастью, не пробила его. Потом только пришлось опять поштучно собирать брёвнышки и водружать их на прежнее место. А пушечных стрелкачей всех накрыло. Вместе с артсистемами людей разворотило по частям, собирать было нечего.
В другой раз я ушёл с позиции до соседней части, надо было скоординировать совместные действия. Добежав полупригнувшись до их позиций, обнаружил, что разговаривать не с кем. Прямым попаданием мины накрыло весь штаб батальона.
Делать нечего, рванул обратно. Когда заполз в родную траншею, увидел страшную картину: моего обжитого места больше не существовало. Кругом валялись разрубленные на части люди да громадная воронка посерёдке. Ну что ж, как говорится, живы будем – не помрём.
Сколько раз думалось, что в какой-нибудь смертный час «икс» точно наступит конец измотанному донельзя организму. Ребята даже испугаться не успели, когда во время передышки немецкий снаряд пробил потолок в землянке. Подарочек от гансов не разорвался, уткнувшись взрывателем в землю, а только шипел на сыром полу, остужаясь от трения с воздухом.
Замежевались конечно, но ничего, быстро пришли в себя. Главное, в штаны никто не наложил. Однако старшина хозвзвода выразил недовольство, типа: «Выносите эту «свинью» на волю и давайте-ка лучше перекусим».
Однажды накануне атаки вызвался сам проверить разрыв телефонного кабеля со штабом. После окончания полудня рванул на нейтралку. Что-то пошло не так, и фриц углядел, видимо, борзого русского. Немецкий снайпер уложил меня в воронку и не давал выбраться до ночи, стреляя по брустверу после каждой попытки выскочить. Плохой был шютце – промахивался, не зацепила пуля. После четырёх часов, проведённых на снегу при лютом морозе, восстановиться было крайне сложно. Ногти слезли с обмороженных пальцев. Правда, потом выросли — кривые, как рога у дьявола из фильма «Александр Невский». Ладно, хоть почки не отпали.
Ленивые, толстые, флегматичные ребята выживали редко. Мы же находились на самом переднем «передке», поэтому-то ухо надо было держать востро. Постоянно начеку. Однажды мимо шатко-валких позиций немецкая разведка возвращалась из нашего тыла. Уже отдаляясь в направлении своих траншей, немец забросил в моё укрытие гранату. Спасла хорошая реакция. Услышав характерный звук удара пустотелой деревянной ручки о мерзлую землю, успел молниеносно выкинуть её за бруствер, где фугаска тотчас же полыхнула осколками.
Обычная история, если для выполнения практически неразрешимой головоломки посылали взвод в пятнадцать-двадцать человек. Только обратно почему-то возвращалось трое-четверо. Хорошо, когда на себе никого из раненых не случалось тащить. Убило, так убило.
Без мучений. Но такое везение наблюдалось крайне редко. Обычно ничейную землю в обязательном порядке преодолевали на четырёх костях или на брюхе, потому что на волокушах приходилось тащить искромсанных сталью друзей, желающих выжить. Если получалось, то хорошо.
Крайне ответственная ситуация, когда на брезенте моталось беспомощное тело старшего по званию офицера. Оставить не подающего признаков жизни полумертвеца – означало по прибытию сложить голову на плахе военного трибунала. У нас в части не было случая, чтобы кто-нибудь от безысходности пристрелил тяжелораненого главнюка-обузу. Хотя… Но за других не могу отвечать.
Опять же, чтобы достичь цели, решить поставленную задачу приходилось перебегать по трупам, прятаться за горами убиенных сослуживцев. И всё это неблагопристойное, разлагающееся дерьмо маячило перед глазами, будто так надо. Но это ещё не всё. Как будто нарочно, начальники назавтра опять посылали туда же и строго по тому же маршруту. Идиотизм.
Вот и ползёшь, корячишься промеж трупов. Когда по соседству рвёт в клочья боевого товарища, окатывает с ног до головы чужой солоноватой кровью, развешивает через плечи внутренности собрата по оружию и в довесок кидает кисельные брызги растерзанного мозга ротного запевалы в грязную физиономию – это словно ушат холодной воды в райских кущах.
Тривиальное напоминание о ценностях жизни во временном, но пока бренном существовании железобетонно эффективное, разнополярное как белое и чёрное, сладкое и солёное, мрачное и весёлое.
Немыслимое дело. Идя осознанно на самопожертвование, люди совершенно искренне понимали отвратительную сущность войны с её зверской бесчеловечностью, грязью, бессмысленной жестокостью, преступным пренебрежением к жизни людей командирами всех рангов: от комбатов стрелковых батальонов до верховного из ставки ВГК в Москве.
На передовой становилось никчемным занятием выражать недовольство положением дел на фронтах. Однако за ласковыми выражениями в очереди не стояли. В атаке, кроме оглушающих взрывов, свиста пуль, визга осколков — чего только не привидится.
Конечно же, уши разрывали не елейные речёвки агитпропа, а что? Бесспорно, слышался только хриплый людской вой – это да, густая матерная брань – да, стоны, предсмертные вопли, выцеженные перед гибелью, рыгание кровавой блевотиной, дикая ругань – всё это да, пока пули и осколки окончательно не затыкали орущие глотки.
Те, кто несмотря на лихие трудности побеждал, оставшись в живых на поле боя, никогда не козыряли личиной Сталина, не шли на верную погибель с именем знаменитого вождя. Эти же ребята впоследствии, уже после войны, в большинстве своём, спились, подавленные жуткими воспоминаниями военных тягот. Ведь не только кровавая мясорубка, но и восстановление страны прошло за счёт победителей на поле брани. Как и положено, оставались у власти и сохраняли силы для отчётов на пионерских слётах другие — те, кто загонял людей в лагеря ГУЛАГа, те, кто безжалостно гнал моих друзей в бессмысленные кровавые атаки на жуткой бойне.
Не было на передовой выкриков: «За Сталина!». Политработники пытались вбить этот лозунг в наши головы. Бесполезно. Из простого народа не вытравить память о тотальном терроре, устроенном перед войной. Многие понимали, что расстанутся с жизнями если не на войне, то на гражданке-то уж точно.
А в атаках среди бойцов комиссаров не было. Не водилось идеологической шелупони. Вся коммунистическая накипь предпочитала воевать с врагом дистанционно, из-за спин умничала, раздавая командирам никчёмные советы. Короче говоря, дрянная это была элита. Чумовая. Никакущая, если столько людей бессмысленно лишила жизни...