Развитие славянских литератур в освещении Шевырева

                (Проблема развития славянских литератур в освещении С. П. Шевырева)

        Начиная с 1840-х годов славянская тема стала одной из центральных в русской общественной мысли, а вместе с тем и в литературе, всегда чутко отражавшей основные тенденции развития общества. В этой ситуации оформление славянофильского лагеря явилось ключевым событием, определившим характер целого общественно-литературного и научно-философского направления в жизни отечественной интеллигенции середины XIX века. К числу тех, кто относил себя к славянофильским кругам, хотя и не разделял их негативного отношения к правящему режиму и его официальной идеологии, принадлежал и С. П. Шевырев.

        Возглавляя многие годы литературно-критический отдел журнала с подчеркнуто славянизированным названием «Москвитянин», Шевырев в своих печатных выступлениях неизменно уделял большое внимание проблемам развития славянских литератур, взаимоотношениям России со славянским миром, укреплению патриотизма, обоснованию системы национальных ценностей культуры и решительному противодействию западническим доктринам, активно пропагандировавшимся в ту пору оппонентами славянофильства со страниц петербургских журналов «натуральной школы» – «Отечественных записок» и «Современника».

        Именно Шевыревым было сформулировано одно из наиболее ранних самоопределений славянофильства как особого направления общественной мысли, обладавшего собственной идейной программой и отстаивавшего развитую систему духовных идеалов: в полемической заметке «О новом значении имени славян и славянофилов», напечатанной в 1848 году в «Москвитянине» и направленной против западнических публицистов из «Отечественных записок», Шевырев дал свое понимание сущности, принципов и задач славянофильства.
        Одной из таких важнейших задач мыслилось приобщение к жизни славянства в ее исторических преданиях и современных процессах культурной жизни. Обосновывая насущную необходимость для общественного самосознания России углубленного изучения духовного наследия братских народов, получившего воплощение в их национальных литературах, Шевырев в своих критических статьях постоянно обращался к анализу произведений словесности различных славянских народов, а также к результатам научных трудов в области славянской филологии, выполненных ведущими учеными славянских стран. 

        Наиболее показательным в этом отношении является его обстоятельный разбор литературной газеты «Денница», издававшейся в Варшаве на русском и польском (которым Шевырев свободно владел, переведя в молодости «Конрада Валенрода» Мицкевича) языках известным славистом Петром Дубровским. Шевырев, по своему признанию, «с чувством надежды» приветствовал «Денницу», которая обещала «на двух наречиях словенских – представителях восточной и западной отрасли – говорить обо всем литературном движении словенского мира» [1, с. 166].

        Проанализировав материалы, публиковавшиеся на страницах варшавского издания в течение полугода, и опираясь на собственные сведения о современном состоянии словесности у основных славянских народов, Шевырев смог представить читателям «Москвитянина» достаточно подробный отчет об особенностях развития славянских литератур к 1840-м годам, увязав его с общеполитическими процессами, напрямую затрагивавшими родственный России славянский мир. При этом в качестве главного фактора, обусловившего бурный расцвет художественной словесности в славянских странах, Шевырев указал на начавшееся национально-освободительное движение славянских народов из-под чужеземной политической и культурной зависимости: «Возрождение словенской народности принадлежит к числу главных событий нашей эпохи. Начавшись среди бурь и волнений, которыми окружена была колыбель XIX века, оно может быть призвано к тому, чтобы дать особенный характер второй его половине» [1, с. 166].

        Кроме общей констатации факта подъема национального самосознания в среде славянства, Шевырев обоснованно отметил, что с этим подъемом закономерно «сливается и будущее назначение России» [1, с. 166]. Более того, сам процесс возрождения славянских народов, усиление их политической интеграции оказались возможны в первую очередь благодаря стимулирующему влиянию России: «Замечательно, что западные словенские племена тогда сильнее обнаружили сознание своей народной жизни, когда Россия, в эпоху достопамятную, явилась победоносною посредницею в ряду держав европейских» [1, с. 166]. Тем самым после крушения империи Наполеона плодотворное влияние русской культуры и государственности на славянские народы проявилось в «сильном и повсюдном возникновении словенской народности в мире литературном и ученом...» [1, с. 167].

        Сформулировав исходный патриотический тезис о начавшемся расцвете славянской культуры под духовной эгидой России, Шевырев постарался подтвердить его тщательным анализом реальных фактов, доказывающих происходившее в этот период общеславянское возрождение, ориентированное на российские культурные и политические образцы. В этом контексте сам факт издания в Варшаве, «связующей Восток словенский с Западом» [1, с. 167], двуязычной газеты, посвященной исключительно славянской проблематике, служил для Шевырева доказательством как укрепляющейся взаимной интеграции славянского мира и России, так и ослабления враждебного не только России, но и всему общеславянскому делу влияния Запада: «Поляки, которые прежде слишком увлечены были западным стремлением, начали более сознавать свое словенское происхождение, родным сочувствием откликнулись своим соплеменникам и обращаются к изучению своей собственной народности в связи со всеобщею словенскою» [1, с. 171].

        Вторым центром сосредоточения славянского мира, наряду с Варшавой, представлялась Шевыреву Прага, с ее богатейшими многовековыми научными и культурными традициями: «Прага является средоточием словенской филологии: сюда приезжают все словенские ученые, как к источнику, из которого могут почерпать они и истый словенский дух, и чистое сознание словенства» [1, с. 170]. Знаменательно, что в 1848 году сам Шевырев был избран почетным доктором Пражского университета в знак признания его заслуг в области изучения истории славянских литератур.

        В своем обзоре Шевырев не ограничился лишь рассмотрением положения дел в литературах крупнейших славянских народов, но обратил внимание и на культурный процесс у других представителей славянского мира, в частности, таких, как иллирийские племена Сербии. На их примере Шевырев наглядно продемонстрировал благотворное значение принципа народности для сохранения всей полноты и незамутненности национальной культуры, охватывающей все сословия: «Великое преимущество иллирийских словен перед другими их соплеменниками состоит в том, что высшее сословие у них не слишком отдалилось от своего народа через смешение с чужеземцами и принятие чуждого образования: идея народности не испорчена у них новым космополитизмом, как у иных словен, находящихся ближе к главной точке всеобщей образованности. К тому же примерная простота их нравов много содействовала к поддержанию народного духа в высшем сословии. Вот почему в Загребе вы найдете много знатных людей, которые покровительствуют возрождению словесности и приносят значительные жертвы» [1, с. 173].

        Следует отметить, что в более позднюю пору, в 1862 году, Шевырев вновь обратился к теме духовной культуры и художественной словесности сербского народа, в строфах своей поэмы «Болезнь» дав оригинальную образную интерпретацию преобладающего пафоса лиро-эпической поэзии балканских славян. Адресуясь к собирательному образу своего воинственного славянского соплеменника («О храбрый серб, покрытый вечной славой, / Передовой в славянах богатырь!» [2, л. 27]), Шевырев патетично воспел его мужественный дух, запечатленный в памятниках сербской народной поэзии:

                И нет конца кровавой Илиаде!
                Уж так спокон веков заведено
                В твоем быту, и у тебя в Белграде
                Поэзия, война и жизнь – одно.

                Поэзией войны врачуешь муки;
                Война тебе есть жизнь, а не болезнь;
                За громами ты мещешь песен звуки;
                Из ран льет кровь, из уст несется песнь.

                Песнь дивная, живая повесть боев,
                Созвучная воинственным мечтам,
                Хранящая все имена героев,
                Все памяти, бесценные сердцам.

                Но песен тех не слушает Европа;
                Ей дела нет до Илиады той,
                Где ты, в волнах кровавого потопа,
                Ведешь борьбу с невежеством и тьмой [2, л. 27].

        Говоря о развитии в славянском мире идеи народности, Шевырев, наряду со словесностью иллирийцев, указывает на существование литературного процесса в среде лужицких сербов. Этот пример приобретает в его глазах особую значимость, поскольку доказывает, что, несмотря на малочисленность и оторванность их от основной массы славянских соседей, лужицкие сербы оказались тем не менее тоже вовлечены в общеславянское культурно-политическое движение, свойственное крупнейшим представителям славянского мира: «Между тем как глубокомысленные чехи, живые и деятельные поляки и пламенные, юные иллирийцы многонародною силою действуют порознь на поприще литератур своих, сливаясь воедино мыслию о взаимности всесловенской, – поучительно и приятно видеть, как малое племя сербов в Верхней и Нижней Лужицах (по-немецки Lausitz), подвигнутое примером сильных братьев и духом словенства, веющим по всей Восточной Германии, рвется одинокое и сирое из немецкой бездны, со всех сторон его окружающей, и чувствует сильное призвание к возрождению» [1, с. 174].

        В данном случае для Шевырева не столь уж важно, что художественные достоинства сербско-лужицкой литературы относительно невелики, – ему кажется гораздо более значимым то, что в творчестве этого маленького народа отчетливо отразились заветные для славянофилов принципы народности – универсальной основы плодотворного развития любой культуры: «Не богата еще литература лужицких сербов: она вся состоит из нескольких переводов священного писания и церковных книг, но она богата народными песнями, в которых таится живой источник поэзии и языка» [1, с. 175].

        Примером сербско-лужицкой словесности Шевырев принципиально подчеркивает первостепенное значение фольклорного материала для воссоздания подлинной картины живой народной культуры, языка народа, воплощающегося именно в поэтическом слове: «Некоторые заботятся утвердить язык правилами грамматики, но благоразумнее поступают те, которые прилежно собирают живые песни: ибо отчетливая грамматика – великолепный гроб живому языку, а песня – колыбель его» [1, с. 175].

        На особом почетном счету находилась у Шевырева словесная культура болгарского народа, оказавшая чрезвычайно существенное воздействие на язык и литературу древней Руси, что явилось предметом специального научного рассмотрения в фундаментальном многотомном литературоведческом труде Шевырева «История русской словесности, преимущественно древней». Кроме того, в поэме «Болезнь» один из центральных фрагментов посвящен как раз выражению благодарности братскому славянскому народу Болгарии за ту роль, которую ему довелось сыграть в исторической судьбе русской духовной культуры, языка и словесности:

                И прежде всех ты, болгарское племя.
                Велик наш долг перед тобой: векам
                Известен он. Да, было, было время,
                Когда ты впрямь благотворило нам.

                Мы от тебя прияли Божье слово,
                И дар письмен тобою нам был дан;
                Святитель твой во имя нас Христово
                Крестил в Днепре, купели россиян.

                Твою в церквях мы служим литургию,
                И русский люд читает и поет
                Твои молитвы за свою Россию
                И за царя, за землю, за народ.

                Во время тьмы и тучи, при татарах,
                Когда всё наше книжное добро
                Исчезло в пепле гибельных пожаров,
                Ты нам свои сокровища несло.

                Твой Киприан, Григорий нас спасали,
                Внушенные участием твоим,
                И горечь ран народных врачевали
                Участием и словом золотым [2, л. 22].

        Не только литература славянских народов, живущих за пределами России, являлась предметом сочувственного рассмотрения Шевыревым, но и некоторые образцы творчества представителей «сестры» ее – «старшей по возрасту, младшей по имени» [3, с. 126], то есть Малороссии, нынешней Украины. Еще в самом начале своей литературно-критической деятельности, в 1827 году, Шевырев опубликовал на страницах «Московского вестника» благожелательную рецензию на сборник малороссийских песен, составленный и изданный видным украинским филологом-фольклористом М. А. Максимовичем. Определяя национальную специфику песенной лирики украинского народа, Шевырев выделил несколько отличительных черт, являющихся их неотъемлемой принадлежностью: «Тоска по родине, несчастливая любовь, никогда не увенчанная желанной наградой и всегда ропщущая на препятствия рока, одушевляют песни малороссийские каким-то безотрадным унынием. Правда, что иные отличаются движением быстрого чувства, но и оно всегда стеснено границами тайной скорби» [4, с. 310]. 

        Много позднее, уже в отделе критики журнала «Москвитянин», в 1843 году Шевырев вновь вернулся к украинской литературной тематике, приветственно откликаясь на выход в свет романа П. А. Кулиша «Михайло Чарнышенко, или Малороссия восемьдесят лет назад». На этот раз аналитическому разбору подверглась уже не фольклорная лирика, а художественная проза украинских авторов, чью манеру Шевырев сопоставил с методом русских прозаиков, отдавая по ряду параметров заслуженное предпочтение писателям-украинцам, обладавшим яркими качествами национальной общности: «При всем личном разнообразии писателей, рожденных в этой стране, есть у них у всех что-то общее, свое, малороссийское, наследство родины. Все они, во-первых, колористы в слове так, как и земляки их живописцы; все пишут в прозе и не берутся за русской стих, который, может быть, не пришелся по их слуху; все владеют юмором, в духе своего племени; все умеют дружить устную молвь с языком речи изящной; все любят слово естественное, простодушное, прямо льющееся с пера; все отличаются особенным мастерством в изображении характеров; все любят свое искусство и менее, чем великороссы, отвлекаются от него приманками общественной жизни. Гоголь в этих двух последних отношениях есть первый художник русский нашего времени, которому едва ли равный найдется в современном Западе» [3, с. 126].

        Однако главным объектом внимания Шевырева, критика и ученого-филолога, оставался именно внероссийский славянский мир – как обширное поле деятельности для славянофильских сил, призванных выполнить панславянскую культурно-политическую миссию объединения родственных народов вокруг России. «Приятно видеть, как свежи и полны надежды словен, жаждущих возрождения своего языка! как кипит их деятельность! как плодотворна мысль, их осенившая!» [1, с. 176] – декларировал Шевырев, подводя итоги рецензии «Денницы», и тотчас же указывал на те благотворные для России последствия, которые должен был иметь этот процесс национального возрождения славянства: «Но русскому сердцу особенно весело заметить, с каким ожиданием, с какою теплою любовию смотрят они на нас. Россия – их дорогая мечта, их заветное Эльдорадо, страна, где словенство образовалось самостоятельно, велико, славно и несокрушимо после стольких искушений отовсюду» [1, с. 176]. А незыблемой основой для такого сближения Росси и славянского мира Шевыреву виделась прежде всего языковая общность и высочайший культурный потенциал русской словесности: «У нее, у России хранятся многие сокровища древнего языка, откуда все они могут черпать» [1, с. 176].

        По мнению Шевырева, процесс дальнейшего духовного сближения России и славянских стран, интеграция их культур являлись необходимым условием возрастания собственного национального самосознания российского общества, залогом всестороннего процветания его культурной, а в конечном счете и политической жизни: «Чем более вникать мы будем в самих себя относительно к своим соплеменникам, тем более убедимся, что наш язык, наши литературные памятники, наша история, право, обычаи, нравы, предания, словом, всё, что составляет жизнь нашу и дух наш, может быть нами совершенно уяснено только в связи со всем миром словенским, и что мы самих себя как русских вполне узнаем и разгадаем только тогда, когда распознаем и братьев своих. В этой мысли должен убедиться каждый русский, который хочет идти вперед, наравне с веком, который постигает дух времени и призвание своего поколения. Нам удалиться от взаимности с словенским миром, от литературного и ученого единства с нашими западными братьями значило бы отстать еще на целое столетие от Европы: ибо движение словенское есть, конечно, лучшая и занимательнейшая сторона современного европейского развития. Мы ли, в науке и словесности, не примем в нем участия, когда мы – главный оплот словенского мира? Это значило бы не понять своего назначения или изменить ему. Когда вся образованная Европа обращает взоры изумления на развитие словенства, – мы ли одни пребудем к тому холодны и оправдаем те упреки в равнодушии, которые нередко посылаются к нам нашими братьями?» [1, с. 177].

        Эта мысль представлялась Шевыреву настолько важной, что он счел нужным в несколько иной форме неоднократно повторять ее и позднее, в частности, в упоминавшейся рецензии на роман Кулиша: «Если нам нельзя вполне узнать себя как русских, не изучив самих себя в связи и отношении с другими европейскими народами; то тем более не можем мы вникнуть достаточно в свои особенные, фамильные черты, если не постараемся сделать того же в отношении к родным нашим братьям: чехам, полякам, сербам и так далее» [3, с. 132].

        Всё это свидетельствует о том, что традиционные представления о программных взглядах старшего поколения славянофилов – Хомякова, братьев Киреевских, братьев Аксаковых – следует дополнить с учетом позиции Шевырева, политически чуждого им, но солидарного в отношении к проблеме духовного союза России и славянского мира. Шевырев занимал место на крайне правом фланге общего славянофильского движения 1840-х годов, активно поддерживая доктрину «официальной народности», однако сумел внести весьма существенный вклад в дело привлечения внимания русского общества к славянской проблематике. Недаром на закате жизни, в поэме «Болезнь», Шевырев обращался ко всем единомышленникам в общеславянском деле с призывом к активному содействию славянским народам в обретении ими подлинной духовной самостоятельности и политической независимости, ибо только на такой основе можно было бы надеяться достичь истинного братского единения и неразрывного союза между родственными по своей религии, истории и культуре народами :

                Мечты души меня влекут невольно
                От наших дней к предбудущим векам;
                Мечтам всегда грядущее привольно,
                Но в тех мечтах зародыши делам.

                Когда мир будет Божьим государством
                И правда строго воцарится в нем,
                То племя каждое отдельным царством
                Построится в союзе племенном.

                Возвысив меч, корону, багряницу,
                Собором земским сдержит произвол
                И вознесет пресветлую столицу
                Над светлым сонмом городов и сел [2, л. 31].

                Литература

    1.  Шевырев С. П.  «Денница», литературная газета, посвященная словенским предметам, издаваемая Петром Дубровским // Москвитянин. – 1842. – Ч. V, № 9. – С. 166–178.
    2.  Шевырев С. П.  Болезнь // Отдел рукописей РНБ. Ф. 850, ед. хр. 2. Л. 1–48.
    3.  Шевырев С. П.  «Михайло Чарнышенко, или Малороссия восемьдесят лет назад». Сочинение П. Кулиша // Москвитянин. – 1843. – Ч. IV, № 7. – С. 126–133.
    4.  Шевырев С. П.  Малороссийские песни, изданные М. Максимовичем // Московский вестник. – 1827. – Ч. VI, № 23. – С. 310–317. 

         Май 2002