de omnibus dubitandum 119. 128

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.128. ЦЕНТРОБЕЖНЫЕ СИЛЫ…

    Современные историки, особенно представители кавказоведения, активно обращаются к истории Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горской республики (1918–1920 гг.). Данный комплекс работ отличает многоаспектность в представлении темы, которая освещается и в рамках истории революции 1917 г., и в контексте событий гражданской войны, и в свете геополитических проблем Северо-Кавказского региона.

    Безусловно, важной и интересной является проблема отношений Северного Кавказа с провозглашенными в 1918 г. республиками Южного Кавказа. С данного ракурса у исследователя появляется возможность увидеть Большой Кавказ в его целостности, а также реконструировать складывающиеся в новом постреволюционном и поствоенном контексте внутрирегиональные коммуникации.

    Термин «Большой Кавказ» с недавнего времени используется в политологических работах, таким образом, ученые подчеркивают геополитическое единство макрорегиона, разделенного государственными границами. Период с 1917 г. (главным образом, начиная с октября и прихода к власти большевиков) по 1922 г. стал временем турбулентности, в течение которого регион отделился и снова вошел в состав России.

    Под влиянием революции в пределах Большого Кавказа возобладали центробежные силы, которые ускорились после прихода к власти большевиков. В южных пределах предпринимались попытки национального государственного строительства, в северной части велись поиски объединяющего начала для многочисленных народов и также создания независимого от большевистской России государства.

    При этом северокавказские политики стремились поддерживать связи и не отказывались от любых возможностей согласования действий в процессе получения государственного суверенитета с южнокавказскими соседями. В этой связи мы, обращаясь к проблемам региона в исторической ретроспективе, считаем целесообразным использование термина «Большой Кавказ», который подразумевает единый макрорегион, ставший после ослабления России ареной геополитического соперничества ведущих мировых игроков.

    Российский исследователь С.М. Маркедонов, описывая современный геополитический дизайн Большого Кавказа, справедливо подчеркивает следующую характерную особенность: ситуация на Северном Кавказе непонятна без обращения к положению дел на Южном Кавказе [Маркедонов С.М. Большой Кавказ: старые конфликты и новый геополитический дизайн URL]. Эта же взаимосвязь, даже с учетом всех произошедших после революции 1917 г. тектонических сдвигов, характерна для изучаемого периода.

    Обращаясь к истории Союза, трудно уйти от темы взаимоотношений с закавказскими республиками, в том числе с Грузией, особенно в свете того, что Абхазия входила в него. Необходимость взаимодействия осознавалась горским правительством, оно нуждалось в «сочувствии Закавказских республик», без которого «дело обороны Северного Кавказа представлялось немыслимым» [ЦГА РСО-Алания. Ф.Р.9. Оп.1, д. 10, л. 4 об.].

    В конце февраля 1918 г. во Владикавказе была принята резолюция временного правительства Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана о мерах по политическому воссоединению Северного Кавказа и Закавказья [Гайдар Баммат – известный и неизвестный: сборник документов и материалов / Авт.-сост. Хаджи Мурад Доного. Баку: Азербайджанское ист. об-во, 2015. 458 с, c. 206].

    11 мая 1918 г. на Батумской конференции делегаты правительства Союза горцев Кавказа заявили о своем отделении от России и образовании независимого государства – Горской республики.

    Пределы самопровозглашенной республики были обозначены следующим образом: «Территория нового государства будет иметь своими границами на севере те же самые географические границы, какие имели области и провинции Дагестана, Терека, Ставрополя, Кубани и Черного моря в бывшей Российской Империи, с запада – Черное море, с востока – Каспийское море, на юге – границу, подробности которой будут определены по соглашению с Закавказским правительством» [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c. 76].

    Из приведенного отрывка следует, что горское правительство осознавало институциональный распад Большого Кавказа, некогда единого в составе наместничества, но также понимало необходимость налаживания диалога относительно границ с закавказскими соседями.

    Констатация этого факта произошла на фоне растерянности северокавказских элит, которые не имели опыта самостоятельного принятия внутри- и внешнеполитических решений.

    На конференции в Трапезунде в апреле 1918 г. министр иностранных дел Союза горцев Гайдар Бамматов подчеркнул необходимость создания единого Кавказа на экономических и политических основаниях [Гайдар Баммат – известный и неизвестный: сборник документов и материалов / Авт.-сост. Хаджи Мурад Доного. Баку: Азербайджанское ист. об-во, 2015. 458 с, c. 208]. В ноте же, адресованной правительству РСФСР [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c. 77] и переданной через германского посла в Москве графа Мирбаха, горцы с категоричностью заявили о стремлении создать независимое государство.

    В обстановке постреволюционного времени и послевоенного мира взаимодействия горского и грузинского правительств носили характер и конфронтации, и сотрудничества, одновременно.

    В течение одного месяца, а именно июня 1918 г., четко обозначились эти две тенденции. С одной стороны, взаимные официальные заверения в налаживании позитивного диалога, с другой – возникновение по ряду вопросов конфликтных ситуаций.

    Горское правительство осознавало необходимость поддержания благоприятных отношений с грузинскими властями в процессе создания собственного государства.

    Одним из первых вопросов, который вынуждал вести переговоры, стал транзит через Грузию турецкого вооружения и специалистов на территорию Северного Кавказа, для чего требовалось открыть железную дорогу Батум – Тифлис и шоссе Тифлис – Владикавказ.

    Судя по документам, медиатором в этих переговорах выступили германские представители, с оглядкой на которых приходилось действовать и горскому, и грузинскому правительствам. В личных беседах грузины заверяли Гайдара Бамматова в возможности предоставления транзита, но обещание выполнять не спешили, из-за чего возникли трения. Поэтому на конференции в Батуме он обратился непосредственно к германской делегации и ее председателю фон-Лоссову, который поддерживал идею мирного диалога между Союзом горцев и Грузией [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c. 82], а после направил официальное письмо главе дипломатической миссии правительства Германии на Кавказе графу Шуленбургу [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c. 83].

    В эти же июньские дни 1918 г. председатель правительства Горской республики чеченец Абдул Меджид Чермоев направил письмо, адресованное грузинскому правительству, с заверением в чувствах дружбы и почтения и с призывом как можно скорее заключить политический и экономический союз [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c. 83].

    Горская республика не могла себе позволить открытой конфронтации с Грузией, поэтому на официальном уровне делала заявления о мирных намерениях и стремилась к заключению соответствующих договоров.

    Практически с заявления кавказскими республиками в мае 1918 г. о своей независимости началось противостояние Грузии и Союза горцев по абхазскому вопросу. Абхазский народный совет (АНС) с момента распада Закавказской федерации полагал юридические основания для связи с Грузией утраченными и принял на себя всю полноту власти [Абхазия – документы и материалы (1917–1921) / Сост. Р. Х. Гожба. Сухум: Дом Печати, 2009. 708 с, c. 33].

    Однако на территорию Абхазии в конце мая 1918 г. были введены немецкие и грузинские войска, что вызвало резко негативную реакцию горского правительства. Гайдар Бамматов писал Шуленбургу: «Я нисколько не сомневаюсь, что незначительный десант немецких войск в Сухуми является исключительно результатом недоразумения, в которое, Ваше Превосходительство, были введены грузинским правительством» [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c. 83].

    Северокавказские представители старались апеллировать именно к авторитету германского правительства, вероятно, опасаясь разрушить хрупкий мир прямыми переговорами с грузинской стороной. Агрессия против Абхазии естественно расценивалась как действие против интересов горского правительства, в которое в 1917 – начале 1918 гг. входил абхазский представитель С. Ашхацава.
Разлад в грузино-абхазских отношениях в мае–июне 1918 г. усугублялся внутренним кризисом в самой Абхазии, где действовал второй Абхазский народный совет, пребывавший в состоянии раскола. С одной стороны, существовала группа С. Басарии, А. Шервашидзе и т.д., ориентировавшаяся на горское правительство, с другой, был меньшевик, ставленник Тифлиса, В. Шервашидзе [Лакоба С. Абхазия после двух империй. XIX-XXI вв. М.: Материк, 2004. 208 с, c. 49].

    Период 1917 – 1921 абхазский историк С. Лакоба называет «одной из основных болевых точек в истории грузино-абхазских отношений» [Лакоба С. Абхазия после двух империй. XIX-XXI вв. М.: Материк, 2004. 208 с, c. 45]. Для Грузии присоединение Абхазии к Союзу горцев было крайне невыгодно и нежелательно хотя бы потому, что оно означало усиление Турции, с которой Северный Кавказ был органически связан через диаспору.

    По воспоминаниям одного из основателей АНС М. Тарнавы, грузинские представители, в том числе меньшевик и член Особого Закавказского комитета А. Чхенкели, пытались предотвратить объединение Абхазии с Союзом горцев еще в ноябре 1917 г. Они прибыли в Сухум на Съезд абхазского народа с целью перехватить инициативу у представителя Союза горцев чеченца Аслабека Шерипова (в последующем – борца за советскую власть) и отговорить абхазцев от принятия решения в пользу консолидации с северокавказскими горцами [Абхазия – документы и материалы (1917–1921) / Сост. Р. Х. Гожба. Сухум: Дом Печати, 2009. 708 с, c. 39].

    Тем не менее съезд принял «Декларацию съезда Абхазского народа» [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c. 53], в ней констатировалось включение Абхазии в состав Союза горцев, Абхазский национальный совет определялся как «орган, объединяющий абхазский народ с Союзом горцев в лице Центрального комитета Союза и проводящий общие политические лозунги и постановления Союза» [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c. 53].

    В целом в абхазском вопросе грузинское правительство Горскую республику как оппонента не рассматривало, более обстоятельно оно вело переговоры с Добровольческой армией и британской администрацией.

    В Тифлисе 23 мая 1919 г. состоялось совещание. Английский генерал Дж. Бриггс [Чарльз Джеймс Бриггс – глава британской миссии при ВСЮР] обратил внимание на то, что слишком много жалоб поступает от абхазского населения на действия грузинских войск, которые ведут себя «хуже большевиков: отнимают дома, земли, производят социализацию и национализацию имущества» [ЦГА РСО-Алания. Ф.Р.9. Оп.1, д. 10, л. 14об]. Министр иностранных дел грузинского правительства Е.П. Гегечкори отрицал возможность подобных случаев и подчеркнул, что Абхазия управляется автономно АНС в пределах независимой Грузии [ЦГА РСО-Алания. Ф.Р.9. Оп.1, д. 10, л. 14 – 15об]. В течение всего совещания Горская республика не был упомянута ни одной из сторон.

    В своих воспоминаниях глава грузинского правительства Ной Жордания дал следующую характеристику ситуации вокруг Союза горцев и Абхазии: «Наши соседи все время подсматривали и искали удобного случая, чтобы отнять у нас какой-нибудь кусок земли. Один из наших помещиков в Абхазии, князь Шервашидзе [Речь о князе Александре Шервашидзе], недовольный нами, бежал на Северный Кавказ и на одном митинге преподнес ему всю Абхазию.

    Вместо того, чтобы спросить его, по какому праву или по чьему полномочию он говорит, там сразу приняли этот подарок и предъявили нам претензию: «Абхазия наша, уходите оттуда!». Вот какие соседи были у нас. Одним словом, вокруг Грузии господствовали, главным образом, авантюристические типы, которые никакой политической работы никогда не вели, никогда политикой не занимались — бывшие чиновники, офицеры, потерявшие свою карьеру и т.п., и все они впадали из одной крайности в другую» [Жордания Н. Моя жизнь / Пер. с грузинского И. Жордания. Стэнфорд: Гуверовский институт войны, революции и мира, 1968. 130 с, c. 98].

    Безусловно, Грузия рассматривала Абхазию как часть собственного государства и не воспринимала всерьез ее вхождение в состав Союза горцев.

    Говоря об отношениях грузин с представителями народов Северного Кавказа, следует отметить одну интересную особенность, а именно ощущение цивилизационного превосходства. Судя по тональности высказывания Ноя Жордании, горское правительство не воспринималась как серьезная политическая сила. В работе грузинского дипломата З. Авалова (Авалишвили) «Независимость Грузии в международной политике» обращает внимание на себя следующее высказывание: «Как удивился бы Шамиль, если бы увидел в 1918 г. министра иностранных дел горской республики (Баммата), воспитанного по-европейски и говорящего по-французски!» [Авалов З. Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг.: Воспоминания. Париж: [б.и.], 1924. 318 с, c. 137].

    С другой стороны, для грузин была очевидна и безусловна связь Горской республики с Турцией. Тот же З. Авалов писал о том, что ни для кого не секрет особое положение горцев в Турции, где у них повсюду родственники [Авалов З. Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг.: Воспоминания. Париж: [б.и.], 1924. 318 с, c.137]. Однако этот фактор он не склонен был переоценивать и не видел основания для надежд горских народов на «практическую помощь» турецкого государства.

    Пребывая в Константинополе в августе 1918 г., Г. Бамматов пытался на дипломатическом уровне найти пути разрешения сложившихся в отношениях с Грузией проблем. Он обратился к германскому послу в Турции Бернсдорфу. Разговор шел о предоставлении возможности транзита военной помощи через грузинскую территорию. Бернсдорф отметил, что препятствий для таковой нет, однако ничего более конкретного не предложил и не пообещал.

    Через северокавказскую диаспору Г. Бамматов пытался урегулировать вопрос об Абхазии. Бернсдорф делегацию принял, но от ответа на вопросы ушел, предложив изложить суть проблемы и пожелания письменно [Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.) и Горская Республика (1918–1920 гг.). Документы и материалы. Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 2013. 290 с, c.93].

    Турция официально не вмешалась в конфликтную ситуацию, так как прямое вторжение означало бы противостояние с Германией. Однако на уровне диаспоры абхазских мухаджиров был сформирован военный отряд, который десантировался в Кодорском районе. Десант был безрезультатным и потерпел в конечном итоге поражение. К этому военному акту Горское правительство напрямую отношения не имело, так как за помощью к Турции обратились Таташ Маршания и Александр Шервашидзе. В имение последнего и прибыл вооруженный корпус мухаджиров.

    Вышеописанные перипетии не отменяли необходимости решения текущих вопросов, которые были частью взаимоотношений горского и грузинского правительств. В тот же самый период, пока Г. Бамматов в Константинополе безуспешно искал рычаги давления на грузин по абхазскому вопросу и проблеме транзита турецкой военной помощи, А.М. Чермоеву приходилось решать вполне будничные дела. Так, в конце июня 1918 г. он просил Ноя Жорданию дать распоряжение на выдачу разрешений на ношение оружия (кинжала, шашки, револьвера и ружья) членам правительства Республики Союза горских народов Кавказа [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.4, л.1].

    В деловой переписке членов грузинского и горского правительств наблюдается обилие частных вопросов, которые в стабильное время разрешаются на уровнях более низких. Так, в 29 июня 1918 г. А.М. Чермоев обратился к Министру иностранных дел Грузии Ною Рамишвили с просьбой выдать удостоверение для свободного проезда в Батум и обратно в Тифлис для состоящего при горском правительстве Магомета Яндиева [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.4, л.2].

    При этом не оговаривались ни задачи, ни целесообразность поездки, которая, вероятнее всего, носила частный характер. Такое положение вещей может быть объяснено как молодостью обеих республик и нехваткой профессиональных кадров для организации делопроизводственной и административной работы, так и отсутствием каких-либо официальных договоренностей между двумя правительствами, которые фиксировали бы принципы взаимодействия и механизмы разрешения проблемных ситуаций.

    Последующая переписка показывает, что реквизиции оружия у членов горского правительства, пребывающих на территории Грузинской республики, продолжились [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.4, л.7]. Таким же частным вопросом стала проблема реквизированного в апреле 1918 г. для Батумского партизанского отряда автомобиля А.М. Чермоева, который просил Н. Рамишвили посодействовать в деле его возвращения [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.4, л.3].

    В сентябре 1918 г. была сформирована комиссия под председательством Н. Рамишвили для выработки проекта политического и экономического договора между Горской и Грузинской республиками [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1., д.4, л.46]. О том, что первую скрипку в этих отношениях играла именно грузинская сторона, свидетельствует обращение А.М. Чермоева, в котором он просил уточнить, будут ли приглашены к работе в комиссии северокавказские представители.

    Как раз в это время в Тифлисе временно пребывали некоторые члены Горского правительства. А.М. Чермоев призывал воспользоваться моментом и ускорить подготовку соглашения. Пребывание членов Горского правительства в Тифлисе могло быть продолжительным и не всегда было связано с делами государственной важности. Так, через несколько дней после вышеуказанного обращения А.М. Чермоев вынужден был снова писать грузинским властям. На сей раз он просил решить вопрос с закреплением квартиры в Тифлисе за членом правительства, ингушским политиком и ученым Васан-Гиреем Джабагиевым и его семьей, объясняя просьбу «болезнью жены, нуждающейся во врачебной помощи в спокойной обстановке» [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1., д.4, л.52].

    Еще одним важным аспектом отношений между грузинской и горской стороной стал режим границы. Достигнутые на уровне личных бесед отдельных представителей договоренности нередко на практике нарушались. Так было с транзитом через Грузию турецкой помощи, так же получилось и с темой использования Военно-Грузинской дороги.

    В тот момент, когда Горское правительство просило разрешение на ношение оружия и проезд по грузинской территории отдельных своих представителей и сторонников, на границе сложилась неопределенная ситуация. Грузинская сторона обошлась без соответствующих запросов для продвижения по территории, которую охватывала Горская республика.

    В июле 1918 г. грузинский отряд, преследуя вооруженные силы большевиков, пересек Дарьяльское ущелье и дошел до селения Ларс, таким образом нарушив границу между Союзом горцев и Грузией. Более того, существовала предварительная договоренность об охране Военно-Грузинской дороги, соединяющей Тифлис и Владикавказ.

    Военный министр грузинского правительства дал согласие на командировку со стороны горцев полковника Гелоева, который должен был предотвращать любые недоразумения и обеспечивать свободный проезд по дороге, а также обещал предоставить автомобиль. Однако грузинский отряд пересек границу до миссии Гелоева, которому так и не предоставили средство передвижения. А.М. Чермоев выразил протест против бесцеремонного вторжения и потребовал освободить Ларс [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.4, л.13-14].

    С другой стороны, у Горского правительства не было ресурса для урегулирования конфликтов в районе обозначенной границы, поэтому просили грузинского вмешательства. К примеру, в сентябре 1918 г. А.М. Чермоев попросил сопроводить охраной делегацию Ингушского Национального Совета, выезжающую на территорию Горской республики. Дело в том, что имели место прецеденты, такие как обыски проезжающих ингушей и угрозы в их адрес со стороны осетин селения Коби, находящегося в районе Военно-Грузинской дороги [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.4, л.57].

    Как известно, независимые кавказские республики добивались признания своей государственности на международном уровне, поэтому среди прочих на Парижской конференции присутствовали горская и грузинская делегации. Здесь произошло еще большее расхождение в интересах, сказались абхазская и южно-осетинская проблемы. Горское представительство позиционировало Абхазию как часть своей республики, и делегация представляла все народы в единстве, и именно для Абхазского Национального совета в ее составе выделили одно место [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.18, л.29].

    Однако существовали объективные обстоятельства, которые не позволяли Северному Кавказу вступать в открытую конфронтацию. В первую очередь речь идет о противостоянии большевистскому натиску и защита от посягательств Добровольческой армии, с которыми северо-кавказские лидеры справиться самостоятельно не могли.

    С занятием Кавказа англичанами ситуация не улучшилась и определенности не наступило, Горское правительство не получило необходимой защиты и стало зависимым от британского командования и грузинского правительства: «Главное командование союзными войсками будет в Тифлисе, в таком случае мне придется перебраться туда. Я уже отметил, что во главе армии нашей, в качестве главнокомандующего во время операции против большевиков, будет стоять Председатель Союзного Командования Полковник Великобританской армии – Роуландсон» [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.18, л.29].

    Архивная копия письма, из которого приведена цитата, не содержит имени автора. Анализируя содержание, мы можем предположить, что, скорее всего, им является осетин Алихан Кантемиров, так как в тексте автором указано, что ему пришлось занять должность дипломатического представителя Горской республики в Азербайджане [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.18, л.25].

    В свете поднимаемой проблемы его личность имеет особое значение. Политическая карьера А. Кантемирова определенное время складывалась в Закавказье. В 1917 г. он был комиссаром Карской области при правительстве Закавказского комиссариата, в 1917 – 1918 гг. успел побывать на должности товарища министра внутренних дел Закавказья, кроме того, был избран членом Учредительного собрания от Закавказского избирательного округа по кандидатскому списку № 12 Мусульманского Социалистического блока [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.110, л.3].

    Сменивший А.М. Чермоева на посту председателя Совета министров кабардинец П. Коцев [Был избран в декабре 1918 г.] уполномочил именно А. Кантемирова вести переговоры в январе 1919 г. с правительством Грузинской республики по финансовым вопросам. Судя по уполномочивающему документу, он должен был добиться займа, в то числе на приобретение военного оборудования [ЦГА РД. Ф.621.Оп.1, д.110, л.10].

    В дальнейшем А. Кантемиров представлял правительство горских народов на Кавказской конференции, созванной грузинскими властями в мае-июне 1919 г. Целью общего сбора стала выработка стратегии и принятие декларации по совместной защите кавказских республик от посягательств Добровольческой армии [ЦГА РСО-Алания. Ф.Р.9. Оп.1, д.14].

    Дело в том, что 24 мая 1919 г. власть в Дагестане перешла в руки генерала М. Халилова, которого правителем назначил А.И. Деникин. Тот в свою очередь предложил горскому правительству отказаться от власти, расформировать горскую армию, а также собрать часть для вхождения в состав Добровольческой армии [ЦГА РСО-Алания. Ф.Р.9. Оп.1, д.10, л.24].

    Парламент горцев требование не выполнил и обратился за помощью к Грузии. В многочисленных выступлениях рефреном звучала идея объединения усилий кавказских республик, в том числе на уровне Парижской конференции. Заявление о необходимости консолидации и выражение протеста по поводу действий денинкинской армии перед лицом мирной конференции были декларативны и практически не могли быть воплощены.
Угроза со стороны Добровольческой армии так и не стала консолидирующим фактором.

    На уровне личной переписки обнаруживается более пессимистический настрой горских лидеров, скептически оценивающих идею общекавказского единения. С Парижской конференции в ноябре 1919 г. уже упомянутому А. Кантемиру одним из представителей северо-кавказской делегации было адресовано письмо с критикой в адрес закавказских соседей. Очевидно, что на уровне мировой политики соседство Южного и Северного Кавказа испытывало большие трудности: «Посылаю тебе письмо Мекера [Очевидно, речь идет об Азизе Мкере – представителе черкесской диаспоры в Турции, известном общественном и политическом деятеле], которое я полагаю, будет тебе интересно. До последнего момента Мекер по-видимому не порывал связи с Закавказскими делегациями, и насколько это общение для него горько, видно из письма. Выходит и дома, и за границей наши друзья с юга дышат одним воздухом. Просто поразительно до какой степени в них сильна боязнь России: только этой боязнью можно объяснить ту настойчивость, с которой они отталкивают нас от себя» [ЦГА РСО-А. Ф.Р.10. Оп.1, д.6, л.7].

    Если на уровне внутрирегиональном какое-то согласие достигалось, то при выходе на международный уровень кавказские делегации под воздействием внешних обстоятельств об этом единстве забывали.

    Таким образом, в течение рассматриваемого периода со стороны Горского правительства предпринимались активные попытки налаживания диалога с южными соседями, в частности с грузинами. Сложившаяся в исторической науке традиция изучения кавказского региона в период революции 1917 г. и Гражданской войны практически не связывает события на Южном и Северном Кавказе в единый процесс.

    Безусловно, политический распад по линии Кавказского хребта был, но его не стоит абсолютизировать и при локализации исследовательской проблематики можно реконструировать отдельные внутрикавказские связи, которые позволяют говорить о Большом Кавказе как едином макрорегионе.