Правдивая повесть о королеве

Эта история изложена по дневникам королевы, найденным уже в наши дни в каменной расселине  недалеко от Белой Скалы Горных Фьордов. На истлевшем обороте прочли завещание девушки: предать огласке сию тайную исповедь сердца лишь после её смерти. Так как свидетелей кончины Василисы не было и нет, а королевская семья до сих пор верит в её возвращение, решено было не открывать самих дневников, а поведать народу лишь историю, изложенную в них. Я, как архивариус и Покровитель Страны, счёл возможным ознакомиться с написанным и теперь с помощью повелительницы доношу до вас эту странную повесть. Не скрою, она покажется многим чудной, родящей недоверие, но пусть читатель не смущается тем. Я, Великий Дух Горных Фьордов, свидетель половины описанных событий, заверяю всех, кто усомнится: дневники подлинны и открывшиеся в них факты сходны с тем, что прежде довелось видеть и слышать мне.

***

 Стоял Июль. Страна замерла и трепетала под гнётом чужеземной власти. В столице шли погромы.
В далёких Горных Фьордах поникнув головой сидел в своём царском шатре Василий Васильевич Беловский. Дважды в день навещала его повелительница, но не придавали бодрости её слова, тот же груз давил горьким бременем душу свергнутого монарха. Как быть?.. Чем защитить людей?..
-Не волнуйтесь, Василий Васильевич. Скоро всё утихнет и вы сможете вернуться в столицу. А пока… К чему рисковать? Поймите, они сильнее.. Они в одну минуту лишат вас жизни. Тогда угаснет последняя надежда и люди не смогут сопротивляться врагу…
-Последняя надежда...- Ворчал, хмурясь, король. -Разбитый жизнью ветхий старик.. Сделали из меня какого-то идола, талисман на счастье, тогда как моё место в армии, в первых рядах…
-Армии нет. Наши люди не обучены военному делу и смешно мечтать, чтобы они за какие-нибудь несколько месяцев стали владеть оружием.
- Всё равно… Я должен был остаться в городе, с народом, как все подвергаться опасности, а не сидеть тут, точно замаринованный на зиму огурец…
- Ваша семья!
- Вот семью бы и держали в лагере, а я… Я ещё не трус, чёрт побери!
- Вы прекрасно знаете: без вас близкие подвергались бы здесь ещё большему риску,- раздражённо перебивала повелительница. - Две беззащитные женщины и калека! Их мгновенно взяли бы в плен!
- Ярде прекрасно заменила бы им меня. Она не только женщина, она великий воин!
-Оставим этот разговор, ваше величество. Как военачальник я запрещаю вам даже думать о том, чтобы покинуть Горные Фьорды пока в городе не воцарится мир.

***

Мир не желал воцаряться. За окнами гремели обстрелы. Тюрьмы были переполнены. Забившись в квартиры и забаррикадировав двери, люди, дрожа, ждали своей участи. И тревожней всего, замирая, билось сердце новенькой — молоденькой девушки, сироты, совсем недавно приехавшей в королевство СИ.
Дочь богатой семьи, воспитанная в строгих правилах, она впервые за свою жизнь видела настоящее варварство и подлинное страдание.
День за днём, забившись в тёмный подвал, среди незнакомых ещё людей, со страхом ловя доносящиеся с улицы звуки, гадать: кто следующий? Ты? Твой сосед? Без еды и почти без питья, ведь на улицу выходить небезопасно. То принесут замученную жертву палачей: надо выхаживать, хоть руки опускаются от отчаяния. То кто-нибудь мучающийся от жажды начнёт стенать в углу и так- пока не сжалятся, не поднесут кружку воды. То прибежит оборванный мальчишка и взахлёб рассказывает, что на Рыночной Площади строят дворец тирана: пулемёты по всему бастиону, не подступишься!
Василиса молча помогала здесь и там, делая всё, что от неё требовалось, он душа её закаменела, остановилась, не в силах уже, кажется, ни бороться ни сострадать. С каким-то строгим удивлением смотрела она на всё: на шершавые стены подвала, на мечущихся вокруг в остервенении людей, на калек и умирающих, лежащих вдоль стен, на подстилках…
И вот настал день, которого, захолодев от ужаса, ждали многие сердца. Пришёл их черёд. Ветхая дверь подвала задрожала под напором великаньей руки и, конечно, не выдержала. Яркий свет хлынул в затхлое помещение…
- Кто?!
- Нет!!!
- Это господин Жук! Божечки, пропали мы!..
- Нет… Не он! Король… Кузнечик!..
- Великодушного протеже… Авось и повезёт нам, бабоньки?
- Эва повезёт! Великодушный-то он тож не особо великодушен… И рука у него длинна…

-Эй, на выход!- Прогремело снаружи. - Все по одному!

Началась паника. Первым не желал быть никто. Люди в отчаянии смотрели друг на друга, но великан Данил Великодушный и его любимец Кузнечик, самопровозглашённый король СИ, решили особо не церемониться. Рука великана, скользнув сверху, за шиворот выволокла первого попавшегося.
-Это что ещё такое?- Оглушительный хохот заставил всех задрожать. -Чучело гороховое! Ну и колпак нацепил! В тюрьму!
Рука снова нырнула в подвал. Какая-то женщина, сидевшая, сжавшись, рядом с Василисой, была схвачена и с придушенным криком вытащена наружу.
- Ты!- Гремел голос, от которого вздрагивали стены.-Ну и физионо-омия! Прямо, ну прямо… Короче! Ты мне не нравишься, тётка! В тюрьму! Следующий!
И Василиса, не способная ни пошевелиться, ни закричать, почувствовала, что сейчас, вот сейчас… Что-то страшное охватило её и повлекло к выходу мимо замелькавших, серых от ужаса лиц, наверх, наверх!…
Нестерпимый свет полоснул по лицу!…
… Первое, что она увидела, были два огромных, раскалённых от ярости красных глаза. Затем- усмешка: ядовитая, глумливая и страшная, как жало змеи. Её оглядели с ног до головы, дёрнули за сарафан:
-Вот так-так! 
Голос, прежде гремевший в каком-то пьяном угаре, казалось, подобрел. Но доброта эта- девушка почуяла сразу- была не сердечной и не сулила жертве ничего хорошего.
-Будешь моей женой! - Пророкотал довольный бас. -Как раз такая мне и сгодится!

Как будто тонкая ледяная игла прошила её насквозь, до самых кончиков нервов. То, что совершалось сейчас было невозможно, немыслимо. Нет. Не так. Не сейчас. Не так чудовищно!… Слёзы отчаяния и жгучего стыда сжали горло…
-Пойдём!
Василиса попятилась, не в силах отвести от своего губителя расширенных от ужаса глаз, натолкнулась спиной на стену… Её схватили за руку…
Внезапно распахнулась дверь соседнего подъезда, и из него выскочил — нет, вылетел!- одетый в какие-то нелепые панталоны юноша, синие глаза которого горели.
Августейшая особа, похоже, в это утро слегка переусердствовала, дегустируя вина из королевского погреба... Его величество Кузнечик безудержно расхохотался при виде нелепого наряда спасителя! Спасителю оно было только на руку. Схватив в охапку обречённую, юноша во весь дух бросился бежать к городским воротам, а приспешники Кузнечика запоздало рванулись за ним. Увы, беглецы уже были далеко!
Миновав ворота, всё дальше и дальше бежал от города юноша и, хотя пот градом катился по его лицу, не думал останавливаться.
- Неловко тебе? - Тихо спросил он, когда погоня осталась далеко.  -Ты скромница, я вижу не спрашивая. Тебя едва ли хоть раз в жизни носили на руках. Но иначе, понимаешь, мы с тобой далеко не уйдём.
- Я ничего,- чуть слышно пробормотала бедняга, глотая слёзы потрясения. -Только… Куда мы?.. А?.. Ведь здесь одна пустошь и скалы…
-В то место, где тебя защитят.- Молвил юноша. От его голоса теперь было тепло и спокойно, и ветер, задувавший песок в пещеры, не нагонял бесприютную тоску. - К единственному человеку, который может тебе помочь.
- А.. Вы?.. Вы- не можете?- Неожиданно пробившееся откуда-то тёплое чувство к спасителю тронуло сердце Василисы, и она почувствовала, что с этим человеком, вырвавшем её у самого рока, ей ни за что на свете теперь не хотелось бы разлучаться.
- Я-то?- Усмехнулся юноша.- Не того полёта птица. Со мной пропадёшь ни за грош, раз  - и раздавят. Сейчас, девушка, ты увидишь настоящего короля. Не того самозванца, что грозил тебе позорным браком.. Он мудр и справедлив. Народ любит и боготворит его, хоть и не смеет в том признаться, живя под чужим владычеством. Этот человек не даст тебя в обиду, пока жив сам. Здесь, в одиноком заброшенном лагере он уже охраняет семью и немногих верных ему людей, которые не пожелали кланяться Жуку и Кузнечику. Смотри: там, впереди высится знаменитая скала Горных Фьордов.. Скоро увидим лагерь короля.
И они увидели. В лощине меж высоких хребтов забелели палатки. Стражники стояли подле самой большой из них, скорее напоминавшей просторный, расшитый бархатом шатёр.
- Василий Васильевич! - Крикнул юноша, остановившись подле шатра. Горное эхо повторило его крик, раздробив слова на части.
«Это, наверное, королевский камердинер.- Сообразила Василиса, разглядывая добродушного бородатого старика, появившегося из шатра навстречу гостям.- Не очень-то у него важный вид. Видимо, недавно на службе.»
- Петя, ты!- Старик, приветственно раскинув руки, шагнул навстречу.- Весь продрог! Но кто это с тобой? - Внимательные серые глаза его вдруг стали глубокими и тревожными. Меж седых бровей легла грозная складка.- Говори. С ней… С вами… Что-то случилось?
- Сейчас расскажу, -Петя Арбузов, которого мы теперь будем называть так, бережно опустив на землю девушку, сам уселся на траву.- Её преследуют, Василий Васильевич. Сегодня — погром в нашем квартале… В общем… Кузнечик хочет на ней жениться.
Воцарилась мрачная тишина. Судорога пробежала по лицу старого седого человека.
- Всерьёз?
- Откуда же мы можем знать. Она попалась на глаза ему во время погрома. Ну красавица, что вы хотите? Стала сопротивляться, - Петя нахмурился,- и, понимаете, раззадорила его. Негодяи, они..- он сглотнул,- сами знаете. Наверное будет искать. Не откажите в убежище.
- О чём разговор!
Петя вскочил. Глаза его сияли как два солнца, улыбка, полная восхищения, озарила молодое лицо:
- Василий Васильевич, вы, вы… Ну Человек! Вы один можете на какое-то время укрыть её здесь, но сами знаете, как это для вас опасно.. И, и…
- Хватит. Давайте к костру оба, а то вон какие синющие. Скажу Марии- пусть приготовит чай, отогреетесь. И на боковую! Утро вечера мудренее.
- Нет, Василий Васильч, я пошёл. Позаботьтесь о спасённой, ну а я побегу Катьку успокою: ведь выскочил из дома, слова ей не сказав!
 Он повернулся к испуганно замершей девушке:
- Не бойся. Теперь всё будет хорошо с тобой. Здесь твой новый дом, а вот это,- он указал на старика,- твой защитник.
- А король?- Василиса опасливо покосилась вглубь шатра. - Разве.. Я не должна ему представиться?
- Король перед тобою.- Старик улыбнулся. - Но для тебя, девочка — просто Василий Васильевич Беловский. Садись к огню. Расскажи мне, откуда ты?


***

Прошло несколько дней. Василиса, которая первые недели жизни в городе дичилась всех и всего, в Горных Фьордах освоилась необычайно скоро. Суровая обстановка лагеря, скалы, поросшие редким сосновым лесом, ежедневный анализ военного положения- всё это исподволь действовало на воображение девушки, приучало к мысли поменьше нервничать, но быть постоянно начеку.
Недавнее потрясение постепенно отошло вдаль, уступив место новым впечатлениям. Общество короля- внимательного и мягкого, умеющего вовремя ободрить и поддержать, а также развлечь умной беседой- было ей приятно, а воспоминание о синеглазом Пете лежало в сердце тихой тайной отрадой. Но ни один человек не поражал её, как поражала старшая королевская дочь, тридцатилетняя Красноярде! Родившись и выросши в другом краю, Василиса не слышала легенд про Девушку-Зарю, ничего не знала о её подвигах и всенародной славе. Но невозможно было не любоваться этим неунывающим существом, в котором с первого взгляда угадывалось столько огня и юного, бесшабашного задора! Сказать вовремя нужное, верное слово, пошутить так, чтобы тревога рассыпалась искрами смеха, угадать настроение, затаённую мысль, лёгкую тень воспоминания.. Быть рядом- и этим решить спор души между горем и радостью! Откуда это всё было в ней, как умещалось? Василиса не знала. Знала только, что присутствие Красноярде превращает трудное в лёгкое, сумрак- в яркое солнце, тоскливый страх- в уверенность. Она была как песня, что звучит в душе в опасный решительный час.
Время от времени появлялась повелительница, принося вести из города. Слова Пети Арбузова подтвердились: Василису разыскивали, но никому не удавалось пока напасть на верный след. Куда она могла подеваться из столицы? В Океан? Но туда ежедневно летает разведка. К повелительнице в тайное убежище? Не похоже. А может быть, она тайком вернулась назад?..
Разговоры эти приводили Василису в трепет. Она чувствовала, что беспощадная тень один раз настигнув, снова идёт за ней, и от этой тени не скрыться: даже за городскими воротами, даже перелетев моря и горы, даже на краю света. Если только…
- У тебя не осталось никого знакомого- ну там, где ты родилась?- Спросила её Красноярде как бы невзначай.
- Няня Агафьюшка… Подружки…
- Да нет, не то… Я имею в виду… Ну, молодого человека, друга. Которого ты могла бы.. Любить?
Василиса вспыхнула. Яркое воспоминание о юном спасителе явственно предстало ей впервые со дня, когда Петя, опустив её у порога королевского шатра, отправился назад, в город, к сестрёнке.
- Я… Нет!.. - Она опустила взор.- Там — нет…
Внимательные глаза Красноярде вгляделись в девушку, но больше она ничего не спросила.
- Не тужи, Василисушка.- Василий Васильевич, как все без стеснения называли здесь короля, сочувственно потрепал по плечу бедную беглянку. - Не дадим тебя в обиду, не думай даже. Пусть тот каверзник хоть в прах расшибётся- без согласия замуж не пойдёшь, и точка! Тем паче- не по закону оно. Раз родных у тебя нет- будем за семью. Пока ты с нами- его не бойся.
Василиса бросила на короля взгляд полный невыразимой благодарности. Впервые слова весёлой, неунывающей Ярде вселили в её сердце тревогу. Чутким сердцем угадала она невысказанную мысль своей названной старшей сестры: от одного брака может защитить другой. И снова с удивительной живостью всплыло в памяти юное смеющееся лицо со смелыми синими глазами. Если, о если… Но додумать эту мысль она не посмела.
Тем не менее мысль возвращалась снова и снова. На прогулках по безлюдным горным вершинам, сопровождаемая королём, она всё чаще и чаще, задумываясь, смотрела на Запад. Туда,  где чернел вход в ущелье, отделяющее их от города. Отчего ему не появиться здесь снова?.. Да, отчего?.. Он ведь захочет, наверняка когда-нибудь захочет проведать её, убедиться, что с нею всё в порядке. Разве те узы, что незримо связали её сердце с ним, могли не затронуть его самого? Разве не говорил он с ней кроткими ласковыми словами, утешая там, между скал?..
Василиса тихо улыбалась. Лучезарная картина встречи рисовалась ей. Её надежда, заря её жизни, миг, которого так долго и трепетно ждёт каждая девушка. Она не замечала глаз спутника, следящих за ней с нежным отеческим беспокойством. Василий Беловский, прожив жизнь долгую и трудную, вовсе не был слеп и нечувствителен к тому, что творилось в душе беглянки. Вопрос Ярде, не попав в цель, всё-таки вызвал в душе молодой девушки некое воспоминание.  С замиранием сердца следил король, как день за днём это воспоминание забирает над девушкой большую власть, становится ярче и яснее.  О ком думала она все эти дни? Всей душой желая девочке счастья, Василий Васильевич ждал. Захочет ли она им исповедаться? Откроется или промолчит?  Она родом из дальних краёв, и природа её отлична от местных, для которых в порядке вещей простодушно заговорить с первым встречным. Она робка и скрытна. Но отчего чёрные глаза её невольно оборачиваются к городу? Не там ли остался её неведомый друг, к которому бессознательно тянется юная душа? Кто это? Если бы только знать его имя! Он, как старший, готов помочь девочке и делом и советом, готов разыскать этого друга и, если сложится всё прекрасно, с радостью благословит их. Конечно, поспешный брак- рискованное предприятие, он сам не сторонник таких дел. Но когда речь идёт о защите чести и на помощь приходит любовь- разве не само небо благоволит любящим, разве не должно в таком случае отбросить все сомнения?
День за днём беседуя с Василисой о жизни, Василий Васильевич смягчал её взгляды на отношения с молодыми людьми, привитые суровым воспитанием. С королём — мудрым и отечески-заботливым, ей было проще рассуждать о семье и браке, чем с насмешницей Красноярде: доброй но в делах любви, на взгляд Василисы, слишком ветреной. Его величество, нимало не смущаясь, рассказал о своей молодости, прошедшей в глухой заброшенной деревне и о раннем браке с Катериной Фёдоровной, подругой детства, выросшей в такой же бедной семье.
- Мы с ней хорошую жизнь, девочка, прожили,- задумчиво вспоминал король.- Душа в душу- тридцать лет вместе, не ссорились никогда и дочек с любовью вырастили. А почему? Потому что мы, крестьянские дети, с малых лет друг друга знали и, пока не выросли, хорошими друзьями были. У детворы, что на вольной воле живёт, как водится? Все друг за дружку горой, все как братья — что девчурки, что пацанята. Оно нам с Катериной Фёдоровной здорово помогло в жизни.
- Но ведь вас королём выбрали, Василий Васильевич….
-Уж потом, Катя тогда пятнадцать лет как скончалась… Что ж… Не всем жить вечно, и так бывает… А я деревенским старостой тогда был, выставили меня в сельсовете- куда деваться? - Старик добродушно усмехнулся, блеснув глазами.-  И тут вдруг- выборы короля.  Я, известное дело, пошёл посмотреть вместе с дочками — им любопытно… Ну и устроили мне наши мужики, как нынче модно говорить, шокотерапию. Только я на площадь- они кричать: «Ваську в короли! Васильича!» А за ними все…
Василиса не в первый раз слышала историю возведения на трон Василия Беловского, известную всей Стране И. Не впервые рассказывали ей, как любимого всеми деревенского старосту народ громогласно провозгласил новым правителем, вызвав бурю возмущения в рядах ещё существовавшей тогда аристократии. И до сих пор фантастически звучала для неё эта повесть, глаза загорались и она замирала как в детстве, слушая нянину сказку.
- ...И вот что я тебе скажу, девочка: непросто это для меня оказалось, ох непросто! Знаешь каково очутиться в королевском дворце, между придворных интриг, после того как всю жизнь прожил честно? Ты вот думаешь, что это всё сплошная красота: манеры, этикет, правила поведения… А на деле этикет для того нужен, чтобы им пустоту прикрывать. Внутреннюю. Ведь со времён первых королей- ни одного дельного закона, ни одного смелого поступка! Одни разговоры о том, как надо. Но и тут наша с Катериной Фёдоровной детская дружба меня выручила. Вспомнил я, что в те годы не рассуждали мы о том, что в умных книжках написано и реверансов друг перед другом не делали. Сами жили так, чтобы перед собой не стыдно было. А потом- и перед детьми. Этот совет на каждый случай хорош, девочка. Задумаешься о чём-нибудь — делай как сердце подсказывает и совесть велит. Без всяких там выкрутасов. Так оно проще и вернее.
Странно и ново было Василисе слушать такие речи, но слова западали в сердце и оно соглашалось. Всё шире раскрывалась её душа перед этой простой мудростью: жить сердцем, а не рассудком, поступать по совести, а не по закону приличия.  Лицо её светлело, и с каждым днём проще казалось сделать то, чего желалось.
- Василий Васильевич, - промолвила она как то, когда они стояли вдвоём у края Белой Скалы.- Помните вы… Петю? Того, который принёс меня?
Не ожидая ответа старика, она коротко, решительно вздохнула, посмотрела ему в глаза:
- Не могли бы вы приказать разыскать его в городе? Мне… Хотелось бы его видеть.
Наступило молчание. Долгое и сумрачное.
- Отчего же,- кротко ответил король, с трудом преодолевая тяжесть, навалившееся вдруг на старое сердце.- Конечно, нужно позвать его. Он спас тебя и конечно, тебе хочется теперь за всё поблагодарить своего избавителя. Он сам будет очень рад встрече. Я ему напишу.
Слегка нахмурив брови, будто решая про себя непростой вопрос, король дружески кивнул девушке и, повернувшись, твёрдыми шагами направился к лагерю.

***

- Ярде… Я знаю, о ком она думает.
- Арбузов?
- Да… Я должен был догадаться давно.. Она ведь недавно к нам приехала. Она ничего не знает! Бедная девочка…
- Ты называешь бедной девушку, впервые познавшую чудо любви? Право, иногда, папа, я тебя не понимаю.
- Но ведь Петя же…
- И что? Разве любовь, зародившаяся к нему, от этого менее ценна? Разве она сама по себе — не сокровище, что дороже целого мира?
- Дочка, это сокровище превратится в бремя, когда она узнает…
- И всё же нужно ей сказать.
- Ты с ума сошла! Сейчас причинить девочке такую боль?
- Чем дольше тянуть, тем страшнее будет боль, папа. Когда любовь окрепнет и расправит крылья в её сердце, станет невозможным забыть её силу, превратить в тихую добрую дружбу.
- Доченька, ты говоришь такие запутанные вещи.  Знаю, ты мудра, ты многим в жизни помогала. Но сейчас, боюсь, ты сама себя обманываешь. Дружба и любовь- одно…
- Для тебя, папа. Вы с мамой не знали иного. Но есть чувство в тысячу раз сильнее и яростней того, которое испытал ты. И когда оно настигнет тебя- быть великому торжеству или великой беде. Третьего не дано.
- Я сказал ей, что напишу Пете, приглашу его сюда…
- Значит надо написать и пригласить. Услышать от него самого- так для неё даже лучше.
- Не слишком ли?..
- Нет. Нужно сразу. С плеча. И не жалей её- эти страдания священны. Юное сердце, пройдя их, станет только сильнее и горячей.

***

Петя Арбузов приехал на другое утро. Весёлый, раскрасневшийся он сразу заявил, что великаны занялись строительными работами, а пытки и погромы практически прекратились.
- Пора вам, Василий Васильч, возвращаться! Опасности больше нет, а новый дворец вас заждался. Переедете- и начнём дальше строиться. Увидите, недели не пройдёт, как люди начнут в Ущелье переезжать!
- Уж больно ты скор!- Усмехнулась тётя Маша, явившаяся на военный совет. - Никаких переездов без разрешения военачальника. А я «добро» ещё не даю!
- Да, теперь, братец, с возвращением придётся подождать.- Весело крякнул его величество, присев у палатки на камень рядом с повелительницей. - А почему- не тебе спрашивать! Сам мне неделю назад проблем подкинул.
Он подмигнул Василисе, с розовым сияющим лицом сидевшей на коряге, напротив Пети.
- Ну да ладно. Посидим-посидим, авось и надумаем чего. А пока рассказывай: как сам? С семьёй всё в порядке? Катю-то нашёл куда спрятать на время беспорядков?
- Ага,- хохотнул парень.- Как же. Весь наизнанку вывернулся, пока убежище искал. Такого Джеймса Бонда из себя корчил!.. И нашёл… Местечко что надо! Как у Христа за пазухой. Сто лет ищи- не найдёшь. Сам чуть не лопался от гордости! А Катюха… Посмотрела - и руки в боки: «Ишь хитрющий! Сам что ни день на рожон лезешь, а меня решил в кладовку запихать? Фигушки! С тобой останусь и никаких гвоздей!»
Василиса, не в силах отвести глаз от лица дорогого гостя, впитывала каждое его слово. С какой теплотой и гордостью говорил он о младшей сестрёнке! Она почти завидовала этой неизвестной маленькой Катюшке, имевшей такого брата. Хотя, конечно, брат — это брат…
- Петя, скажите… А сколько лет… Кате?- Улыбаясь, спросила она.
- Ишь, любопытная!- Засмеялся тот, сверкнув синими глазами.- Постарше тебя будет!
- Ой, правда?
- Не веришь?
Василий Васильевич, исподволь наблюдая за обоими, с трудом подавлял в себе досаду. Всё шло совсем не так, как он ожидал! Тоже его, этого Петю… Болтун!
- Тебе, Арбузов, пора наконец остепениться! - не сдержавшись, сурово заметил он парню.- Столько лет уже, а всё как дитя. И с Катериной всё игры да забавы у тебя, а ведь она взрослая барышня.
Петя изумлённо глянул на короля, не понимая, что с тем творится. Никогда прежде не слышал он такой отповеди! Но может быть их славный Васильич решил сегодня ради разнообразия поворчать на молодёжь?..
- Так что же теперь у вас… С Катей?- Как-то подчёркнуто спросил старик.
- Что-что? - В тон ему шутливо бросил Петя.- Вдвоём на перевязку раненых ходим. И Лапсик с нами. А что? Трудовое воспитание…
Лоб Василия Васильевича странно заблестел, очки сверкнули грустной укоризной:
- Ах Петя-Петя, ну когда ты научишься быть серьёзным? Кажется, время уже… В конце концов… ведь речь идёт о твоей жене! И о вашем сыне.
Глянув на старика, Петя Арбузов замолчал в полном замешательстве.  Торжественный тон привёл его в недоумение. Что всё это значит? Он был уверен, что Катькино решение приведёт Беловского в полный восторг, и тут вдруг…
Но Василий Васильевич не видел гостя и не думал о впечатлении, которое производит. Она слышала. Слышала всё…
Он не смотрел в сторону Василисы, но знал и чувствовал, что слова его достигли цели. Молодая девушка ни жива ни мертва старалась во что бы то ни стало удержать дрожащие губы. Правда открылась ей внезапно и страшно, как открывается гибельная рана. Пропасть легла меж нею и тем, к кому тянулось сердце. И пропасть эту не одолеть, не перепрыгнуть!  Всё кончено. Сегодня, сейчас, в эту минуту — она видит его в последний раз…
Боль была сильной. Очень сильной. Такой, что на секунду сбилось дыхание и перед глазами стало черно…
Тётя Маша, схватывавшая всё налету, быстро встала, незаметно загородив от всех Василису.
-Будь другом, Арбузов, сходи позови Красноярде — у тебя ноги молодые. Передам ей приветы от Ваньки — и назад, в город. Нельзя сейчас отлучаться надолго. Ступай-ка приляг, девонька,- тихо добавила она, положив на лоб Василисы холодную ладонь,- не выспалась поди.. Всё образуется.
Шатаясь, как лунатик, девушка на негнущихся ногах побрела к палатке. Не дойдя до неё двух шагов, она остановилась. Плечи её задрожали, и, как подстреленная птица, бросилась она прочь не разбирая дороги, точно пьяная, спотыкаясь на камнях.
- Я пойду за ней,- твёрдо молвил король. - Спасибо, тёть Маш,  вы умница. Займите Петьку разговором да спровадьте поскорей, ни к чему ему знать… До скорого.
Решительным шагом, словно разом сбросив с плеч пару десятков лет, Беловский направился в горы, куда бежала, задыхаясь под бременем нового горя, несчастная Василиса…


Красноярде и робко улыбающаяся Мария появились незамедлительно и вслед за ними Петька, продолжающий шутить и балагурить. «Ну точно — дитя!» Насмешливо подумала тётя Маша, украдкой бросив на парня острый взгляд. «Ведь кажется, и слепой бы заметил.. Впрочем, они, мужчины, все немного дети.»
Сообщив Красноярде всё, что считала нужным об оставшемся в городе муже, она велела Марии проводить Петю, и, когда оба удалились, в двух словах рассказала, что произошло.
- И отец побежал за ней вслед? - Красноярде, казалось, рассердилась не на шутку.- Да он с ума сошёл! Один, лазить за ней по горам… О чём он думал?! У него одышка!.. Сердце!.. Где тут здравомыслие? Ведь могли бы пойти я, Мария, Андрей наконец…
Вдруг замолчав, она расширенными глазами оглядела повелительницу, точно в голову ей пришла неожиданная мысль. Тёте Маше, однако, было не до семейных разногласий. Военное положение в стране требовало её присутствия в столице, которую она и так надолго оставила без присмотра.
- Позаботьтесь о девочке, успокойте её. Нелегко пережить такое, но надо. А мне пора. Целую всех. Увидимся.

***

Василиса бежала прочь без оглядки, не останавливаясь, не переводя дыхания. Сквозь лес, по краю ущелья, выше и выше… Наверное, бежала бы до тех пор, пока пропасть не преградила ей путь, или камень, сорвавшись из-под ног на круче не похоронил бы её на дне расщелины. Но на пути попался бурелом, и девушка, тяжело дыша, остановилась перевести дыхание. В этот миг чьи-то руки  схватили её за плечи, чей-то родной голос назвал по имени, и дрожащая Василиса, обернувшись, узнала короля.
- Василий  Васильевич, вы…
Нежданно обретя своего защитника и названного отца, она бессознательно уткнулась в дорогое плечо и заплакала: горько и безутешно, точно маленький ребёнок.
Он ничего не спрашивал. Он знал. Откуда? Она над этим не раздумывала. Ведь он знал всегда и всё, спокойный и мудрый как само Время, великий целитель, врачующий душевные раны…
- Плачь… Выплачь всё. Видишь, девочка, и я плачу вместе с тобою.. Я, не плакавший почти двадцать лет…
Что это было?.. Точно часть её боли незаметно вобрала в себя другая грудь, точно стало легче дышать: груз, давивший на плечи, разделили на двоих.  Так долго стояли они в молчании: слов не было, да и не нужды были слова, когда чувствуешь душу друга, его верную руку, его надёжное плечо.
Наконец, робко отстранившись, Василиса заглянула в серые, серьёзные глаза короля.
- Мне одной нужно побыть, Василий Васильевич. Вы ступайте. За меня не волнуйтесь: я к вечеру вернусь.
- Береги себя. Будь осторожна. Помни, что мы — твоя семья и не переживём, если с тобой случится беда.
Сжав её холодную руку, старик отошёл. Далеко ли? Василисе показалось, что она не слышала удаляющихся в чаще шагов. Впрочем, было всё равно. Она тихо побрела через лес, в задумчивости срывая листья с попадавшихся меж сосен лиственных деревьев. Тишина была благостна, тишина усмиряла душевную бурю. Она не замечала, как медленно движется к закату солнце, как удлиняются тени и птицы замолкают одна за другой. Она шла куда глаза глядят не выбирая дороги, и только лишь когда стемнело, вспомнила данное обещание: вечером вернуться.  К счастью, тропка, по которой они с королём часто ходили в горы, нашлась сама.  Не прошло и часу, как девушка добралась до раскинувшегося в лощине лагеря и тихо скользнула в свою палатку. Вслед за ней, двигаясь на некотором расстоянии, показалась из лесу вторая фигура и, шатаясь от усталости, с трудом добрела до королевского шатра.
Василий Васильевич откинул полог и, вздрогнув, встретился глазами со старшей дочерью.  Красноярде не спала. Задумчиво глядя на пламя керосинки, она слегка улыбнулась, когда отец, точно нашкодивший школьник, растерянно застыл на пороге.
- Замёрз, папа?
- Нннет… То есть… Не очень… Тёплая ночь…
Мельком оглядев его разорванный костюм, всклоченные волосы и бороду, в которой запутались мох и ветки, она снова перевела взгляд на танцующий язычок огня.
- Иди попей чаю. Я ждала тебя.
- Да… Да-да…
Неловко закашлявшись, он вошёл и принялся стаскивать забрызганный грязью плащ.
- Папа… Я же всё вижу. - Красноярде устремила на отца ясные голубые глаза.- Теперь-то ты понимаешь, что я была права?.. Говоря о чувстве.. Которое сильнее самой смерти?
Он дрогнул. Глубокая складка, прорезав лоб, залегла на его измождённом лице.
- Ни слова об этом.- Тихо произнёс старик и, не глядя больше на дочь, исчез в спальне.

***

Шли дни. Рана затягивалась медленно, точно нехотя. Но главное — Василису снова принялись мучить прежние тревоги. Тётя Маша, в очередной раз навещая их, скрылась в шатре, оставшись наедине с королём, но девушка слышала обрывки разговора. Портрет её был вывешен на главной площади, за поимку его величество Кузнечик назначил огромную награду.  Со дня на день в Горных Фьордах можно было ожидать появления шпионов, которых гнала на поиски беглянки вечная жажда наживы.
Всё чаще и чаще стала она просыпаться в холодном поту, терзаемая старым кошмаром: два огромных ярко-красных глаза. Плотоядная усмешка, разверзающая отвратительный рот…
- Будешь моей женой!.. Пойдём!..
Ужас накатывал, как леденящая волна!..
Только присутствие Ярде ещё придавало ей мужества. С ней одной можно было поговорить об этой тревоге, о снах.
- Чего ты сразу нос повесила, сжалась, словно мышка?- Красноярде решительным взглядом смерила подругу. - Ты в эти поганые глаза твёрдо гляди да скажи: « Хрен тебе собачий, а не свадьба! Не дождёшься!» И плюнь! Плюнь в рожу нахальную! Ничего, слышишь, против воли он с тобой не сделает, нужно только смелой быть, отпор дать не побояться. Негодяи, которые слабых мучить любят — они сами на поверку мягче масла, от чужой силы сразу ломаются. Так вот и тебе теперь сильной надо стать. Тренируйся!В каждом своём сне тренируйся!
Но однажды пришёл другой сон. Мягкий как масло негодяй стал в этом сне неожиданно твёрдым как сталь, и на её смелые слова ответил глумливым хохотом.
- Ты что же вообразила, будто любой нечестивец непременно  окажется слаб?
Он сжал её точно клещами, насильно привлёк к себе- не вырваться! Раскаты сатанинского хохота заполнили всё кругом, отчаянный крик несчастной тонул в них…
- Василиса… Василисушка…
Она не сразу поняла, что проснулась, что её мучителя рядом нет, а у изголовья сидит, тщетно пытаясь её успокоить, старый король, Василий Васильевич Беловский.
- Что случилось, деточка? Ты белее снега!
Её трясло, как в лихорадке.
- Ярде… Где Ярде?
Настолько привыкла она искать защиты и утешения у своей старшей подруги, что и теперь не могла думать ни о ком, кроме неё.
Василий Васильевич мягко, ласково погладил девушку по волосам:
- Дочка в разведке. Напросилась вчера… Но я попробую заменить её тебе. Скажи, что это был за сон? Ведь ты видела… Кузнечика?
Она расплакалась, припав к плечу старика. Сбивчиво, страстно полилась её речь, вспыхивая и дрожа, она рассказала всё, всё…
Беловский был не слишком потрясён. В молодости он сам обладал пылким воображением не в пример жене — степенной рассудительной женщине, всегда трезво взиравшей на жизнь. Но степень отчаяния девушки поразила его. Василий Васильевич понял, что бедная беглянка, ожидая свершения своей судьбы, дошла до пределов человеческого страдания, и каждый лишний день этой агонии- непростительное промедление. Решение замаячило перед ним: решение крайнее, но необходимое в их ситуации.
- Я знаю, как тебе помочь.
Глаза молодой девушки разом поднялись на него: доверчивые, молящие. В них была робкая радость и предчувствие избавления.  Нет, не мог он сейчас ей такое сказать! Не мог потерять её доверие.. Допустить, чтобы она сочла его пошлым себялюбцем, способным воспользоваться её несчастьем. Чёрт, теперь ему самому нужно посоветоваться с Ярде!
- Поговорим завтра, Василисушка. Утром дочка вернётся, вместе всё обсудим. Такие дела наспех не делаются. Усни теперь- а я рядом буду.
Девушка, вздохнув, послушно закрыла глаза. Глядя на её полудетское во сне личико, он с невольной горечью подумал о том, что если бы был ещё молод и полон сил, всё могло быть совсем по-другому. Тогда он, не смущаясь, прямо предложил бы ей ту защиту, о которой теперь не смел заговорить. А сейчас… Слова застряли в горле. Он — старый, трухлявый пень и годится ей  в деды, это смешно, чёрт побери!
Наутро, встретив дочь, вернувшуюся в лагерь вместе с лазутчиками, он долго говорил с ней, отведя предварительно в сторону. После обеда они втроём отправились на вершину Слонового пика. Королевской страже не было велено сопровождать их, зато Василий Васильевич убедительно просил проследить, чтобы  никто другой не увязался следом.
- Никто, слышите? Ни одна живая душа!
Шаги их гулко отдавались в долине, гулко отскакивали от скал. Все Горные Фьорды лежали перед ними, как кораблик на детской ладони, горы звонким эхом приветствовали путников.
- Что же ты предлагаешь, папа?
Они были на вершине: голой, возвышающейся над Фьордами, точно белый клык. Это место и звали Слоновым пиком- из-за статуи слона, неизвестно кем поставленной здесь многие столетия назад. Задумчиво оглядев статую, Василий Васильевич отошёл от неё на приличное расстояние, пригласив следом дочь и Василису.
- Я предлагаю… Фиктивный брак.
- Фиктивный?
- То есть брак, весь смысл которого — помешать свершиться другому браку. Тебя начинают считать женой влиятельного человека, - обернулся он к Василисе, - ты в глазах общества — замужняя женщина, мать семейства, находишься под защитой мужа. У твоего преследователя это разом отобьёт охоту предпринимать рискованные шаги.
- А потом?
- Владычество великанов не вечно. Пройдёт месяц-другой, и они снова как встарь уйдут за горы, оставив страну нам. Господин Кузнечик, оставшись без защиты своего могущественного патрона, не сможет удержать трон и запоёт совсем другую песню. Ему уже будет не до женитьбы — спасти бы свою шкуру. Тогда-то и можно будет открыть тайну брака, которого никогда не было. Василиса станет свободной, и, если только сама не пожелает сохранить чувство дружбы к своему мужу, может с ним больше никогда не видеться.
- Кто же этот человек, которого ты предлагаешь ей в друзья и заступники?
- Я. Быть королевой при свергнутом короле, сносить сочувствие, считаясь женой старика — незавидная участь, девочка моя. И всё же она легче, чем тот крест, который ты несёшь теперь, вынужденная в одиночку противостоять тирану. Я предлагаю тебе руку в обмен на мужественное решение: до конца войны разделить со мной все тревоги и заботы.
Стало тихо. Бледный и сосредоточенный, он ждал ответа, не решаясь взглянуть ни на девушку, ни на Красноярде.
- Лучшего заступника я не пожелала бы себе сама. Василий Васильевич, я благодарю вас,- прозвучал тихий, сердечный голос Василисы.- Да. Я согласна. Если только… В ваших глазах я достойна эти два месяца носить титул королевы.
- Вот и прекрасно!- Красноярде, не давая обоим опомниться, так и расцвела улыбкой. - Теперь к делу. Необходимо чтобы всё выглядело возможно убедительней. И — знаете, какую ошибку вы рискуете здесь совершить? Не устраивайте показной свадьбы. Не переигрывайте. Фальш чувствуется на расстоянии, а наши враги не так уж глупы. Подумайте, как вы вели бы себя: ты, папа и ты, Василиса, если бы на самом деле решили сейчас пожениться?
Они посмотрели друг на друга. Лёгкий румянец покрыл щёки девушки, глаза короля решительно заблестели:
- Венчались бы тихо и скромно, не привлекая к себе особого внимания. В деревенской церкви, без свидетелей. Я не хотел бы шумихи и пересудов вокруг той, которой отдал своё сердце, не стал бы смущать скромную девушку пышной церемонией.
- Значит… Необходимо обряд провести по-тихому, но втайне принять меры, чтобы весть разнеслась. Задействуем тётю Машу?
- Обойдёмся без неё.  Я бы вообще не стал посвящать её в тайну: у тёти Маши и так забот полон рот, не хватало ей нашей Санта-Барбары…
- Тогда так: венчаетесь ночью, в местной церквушке. Без свидетелей, но в дорогу возьмёте провожатых — одного-двух, из слуг, что поболтливее. Наутро за завтраком, папа, скажешь мне два слова. Я поздравлю вас. За мной, конечно, поздравят Мария, Стелла и Андрей. От них всё узнает тётя Маша, а дальше весть полетит по городу.
- Прекрасно. Так мы и сделаем. Мужайся, девочка: быть тебе королевой Страны И.

***

Отец Силантий — древний, как мох, покрывающий старые скалы, кашляя и гремя замком, отпер дверь в маленький храм. Василиса, бледная как луна, то и дело опускала глаза, встречаясь с ним взглядом.
- Боишься?
Она вздохнула.
- Да как же, Василий Васильевич… Святой обряд ведь, а мы-то… Словно преступники…
Он не подумал об этом. Конечно, в глазах этой серьёзной, воспитанной в строгости девушки кощунственным выглядело венчание, целью которого был не брак, а военная хитрость.
- Что ж… Обойдёмся без обряда. У нас ведь нет свидетелей.
Она вздрогнула и удивлённо расширила глаза:
- Как же?..
- Положись на меня.
Свечи были зажжены, всё приготовлено. Старик-священник, один содержавший скромную деревенскую церковь, тряся кадилом, принялся читать молитву.
- Постой, батюшка. Поговорить надо.
- В этот час, сын мой, нужно оставить все земные заботы. Готовься к святому таинству..
- Мы, батюшка, не венчаться пришли. Мы пришли за помощью.
Нахмурившись, старик оглядел их внимательно и сурово.
- Говорите. Слушаю вас, дети.
- Девушку охранить надо. Её губитель ищет. Нынешний король, Кузнечик… Так вот, нужно чтобы нас с нею считали мужем и женой… До конца войны, понимаешь?
Отец Силантий был человек вдумчивый и спешить не любил. Сейчас перед ним стояла нелёгкая задача. Да, рассердиться он рассердился, что тут говорить. Но помимо его праведного гнева, помимо святости храма Господня существовали другие соображения, которыми пренебрегать не следовало, тем более — в военное время. 
- Подойдите, дети.
Кадило куда- то исчезло, старик задумчиво перелистывал потемневший от времени молитвенник, словно надеясь найти в книге верный ответ.
- За дверью остались?..
- Двое слуг. Они не посвящены в тайну, и должны думать, что в церкви  сейчас совершается обряд венчания.
Священник медленно пропустил сквозь пальцы седые пряди своей бороды. Его скрипучий голос зазвучал в тишине храма, как голос судьи:
- Если с чистым сердцем стоя перед святым алтарём, дадите вы слово Господу: не как супруги, но как честный муж и честная девица,  что в дни великих скорбей не оставите друг друга, будете друг другу опорою — я, пожалуй, исполню вашу просьбу.
- Такое слово мы уже дали, и охотно повторим его перед тобою,- Молвил король, с облегчением распрямляя плечи. -Благодарим тебя, батюшка. На тебя была вся надежда.
Отец Силантий требовательно перевёл взгляд на Василису, и она поспешно кивнула:
- Да, отец мой.
Из-под ветхого купола церквушки поплыл, разносясь по склонам гор, торжественный колокольный звон. Глядя друг другу в глаза, стояли они перед иконами, чистосердечно отвечая на суровые вопросы седого старца, скрепляя обетом смелое своё решение.
Отец Силантий поднял распятие, громко благословляя молодых супругов.

Под любопытными взглядами провожатых — двух стражников из лагеря, торжественные и тихие, вышли они из храма. Василиса: важная и степенная, с порозовевшим лицом — опиралась на руку того, кого теперь до конца войны должна была называть мужем. Им не задавали вопросов. Яснее их союза, заключённого в суровый час, ничего не могло быть. Пройдя по краю Белой Скалы, процессия молча спустилась в долину.
Там они коротко взглянули друг на друга. И улыбнулись. Их связала общая тайна. Их собственная тайна, в которую не была посвящена даже Красноярде. Тайна, неожиданно сблизившая их больше, чем все прежние злоключения.

***

На другой день в лагере появилась давно ожидаемая гостья - тётя Маша. Но один вид её мгновенно отбивал всякое желание беседовать на семейные темы: губы повелительницы были сжаты, глаза красны от бессонницы и горели мрачным огнём.
- Разговор будет долгим, ваше величество.- Резко бросила она, сразу проходя в палатку. - И конфиденциальным.
Мгновенно почувствовав, что дело касается её, Василиса встала. Внезапная перемена произошла в ней: ответственность, лежавшая на Беловском, тепеоь была и её тоже, она не могла, не смела оставаться в стороне.
- Прошу прощения, но я имею право присутствовать на совете.
- В качестве кого, можно узнать?- Сухо поинтересовалась тётя Маша.
- Как жена своего мужа и королева СИ.
Это было сказано спокойно и веско. Повелительница нахмурилась:
- Ну что же, тем лучше. Нам необходимо объясниться. Всем троим.
Войдя в палатку, отведённую для совещаний и рассевшись у походного стола, они с минуту хранили напряжённое молчание. Стало ясно, что повелительнице было уже откуда-то известно, что произошло накануне.
- Оставим пока в стороне вопрос о поспешности вашего поступка, тем более,- она с гневной досадой бросила взгляд на короля, - о его последствиях для молодой девушки…
- Если вы говорите о моём решении стать женой благороднейшего человека на Земле,- спокойно перебила её Василиса, -то могу вас заверить, что я сделала выбор никем не понуждаемая и не собираюсь о нём жалеть: ни завтра, ни через год.
- Я могла бы рассказать тебе, девочка моя, о великом значении любви в жизни женщины, о важности материнства… Но, что ни говори, выбор действительно сделан, и вы оба, как видно, руководствовались больше соображениями государственного порядка…
Она подавила горькую усмешку и приготовилась продолжать..
- Вы обвиняете нас в циничном отношении к браку, тётя  Маша,- заметил Василий Васильевич, успокоительно положив ладонь на запястье Василисы,- а между тем мы сейчас ближе друг другу, чем многие пылко влюблённые, которые, не успев снять розовые очки, второпях отправляются под венец…
- Оставим это. Дело в другом, ваше величество. В том, что вы вели себя глупо, донельзя глупо, если хотели до поры до времени сохранить свой брак в тайне. Нужно было предупредить меня! Обеспечить себе надёжную охрану! Ведь за вами следили!
Она резко вытащила из-за пазухи и положила на стол обрывок газеты: очевидно, висевшей для всеобщего обозрения где-нибудь на площади.
- Читайте!
Статья являла собой великолепный образец той низкопробной писанины, которой часто щеголяют глянцевые журналы: автор в восторге от собственного остроумия непременно сдобрит свой гнусный вымысел десятком пошлостей и для пущего эффекта добавит острое словцо, едва ли уместное в печати. Смысл данного «произведения» сводился к тому, что так называемый король, якобы временно эвакуированный повелительницей из города, на самом деле позорно сбежал от опасности в более приятное место. Куда же? В маленькую провинцию, именуемую Горными Фьордами, чтобы весьма весело проводить там время в объятьях юных прекрасных поселянок. По слухам, той, с которой достойный старец развлекается сейчас — Василисе — недавно исполнилось восемнадцать…
- Они сразу поняли, что вы не хотите шума,- сумрачно произнесла тётя Маша,- и, как видите, решили действовать от противного. И теперь…
- Теперь, тётя Маша, мы должны просить вас немедленно провести коронацию.
Король и повелительница вздрогнули. Голос: твёрдый, уверенный и властный принадлежал Василисе, тихой и кроткой Василисе, которая сейчас, грозно сведя тёмные брови к переносице, была похожа на величественную древнегреческую богиню.
-Более того, мы сегодня же сворачиваем лагерь и переезжаем в столицу, где объявим о возвращении законного правителя. Злобные наветы существовали всегда, - продолжала она, бросив брезгливый взгляд на клочок газеты,- но в военное время люди не должны терять веру в своего короля. Так пусть же ни у кого не возникнет ни тени сомнения!
- Да, милая моя...- Повелительница, придя в себя от изумления, смерила девушку долгим взглядом: - Однако же… Не знаю, как ты, но Василий Васильевич, я вижу, с выбором не ошибся.
-К делу, тётя Маша. Когда коронация?
- Через час. Соберите всех, я- в город, за короной для королевы.

***

В последующие дни события быстро сменяли друг друга. Переезд, занявший всё же не один, а три дня, смотр королевской казны, давшей неутешительные результаты, начало строительство нового города, для которого скоро стало не хватать материала. Господа Кузнечик и Жук тоже занимались укреплением своих владений и под разными предлогами чинили препятствия повелительнице, ежедневно выезжавшей в рудники на добычу камня. Ведь его было мало и на всех хватить не могло… К тому же когда выяснилось, что в Ущелье вокруг королевского дворца растут другие постройки и некоторые уже бегут туда из старых кварталов города, начались воздушные налёты. Дважды бомбардировками за одну ночь было уничтожено всё, что построено накануне. Тётя Маша в очередной раз одолевала короля просьбами предъявить самозваным правителям ультиматум и в случае невыполнения его самим нанести первый удар. Беловский, однако, придерживался плана постепенного мягкого воздействия на великанов и их приспешников. Его вполне устраивал образовавшийся триумвират и заботило только, насколько гуманно обращаются с населением старой части города. В конце концов тёте Маше пришлось действовать на личном уровне, вызвав на разговор Данила Великодушного, по слухам приходящегося ей старшим братом. Её действия возымели успех. Было объявлено перемирие, соглашение о котором подписали даже Дмитрий Беспощадный и его подголосок Жук.
Строительные работы развернулись вовсю. Правда, камня удалось добыть совсем мало, рудники вскоре были закрыты. Но к счастью у повелительницы имелся вполне неплохой запас картонных блоков, в которых в Страну И поставлялся сок. Из них за короткое время было возведено несколько лёгких и прочных строений, верхний этаж которых к тому же можно было использовать в качестве сторожевой башни.
Во всё это Василиса вникала настолько, насколько позволяло время. Со дня переезда решив, что повара, кухарки и горничные нужнее будут на строительных работах, она немедленно отдала их в распоряжение каменщиков и тёти Маши. Теперь её обязанностью было каждый день приготовить обед как семье, так и людям, работающим в Ущелье, а также содержать в порядке замок и делать перевязки Стелле, страдающей поражением суставов.
Примечательно, что газетёнка, выпускаемая типографией Кузнечика не угомонилась после коронации и торжественного объявления её правительницей. Каждый день появлялись новые памфлеты, посвящённые «маленькой дурочке», которая предпочла целовать убогого старика, чем быть гордой королевой, супругой молодого короля и победителя. Какие-то продажные забулдыги даже распевали их на улицах города, пытаясь рассмешить народ, но из этого ничего не выходило. Василису любили, ею восхищались за мужество, с которым она разделяла нелёгкую судьбу Беловского, за гордое презрение к стишкам и песенкам. Буквально за несколько дней она стала новой национальной героиней, душой города, и её имя произносили как громкий титул.
Как это ни странно, она иногда скучала по мужу, погружённому теперь в государственные заботы. Ей стало не хватать их прежних долгих бесед и прогулок по лесным дорогам. Чтобы рассеять грусть, она пыталась вникнуть в суть нынешней задачи, которую ставил перед собой Василий Васильевич и по возможности помочь её осуществлению. Новый город строился для людей. Для тех, кто хотел бы переселиться к ним в Ущелье, под покровительство своего истинного государя. Их должно было быть как можно больше, и защита, котроую собирались оказать, должна была стать надёжной защитой.  Вот о чём теперь думала она с утра до вечера, думала хлопоча у печи и пытаясь развлечь вечером младших дочерей короля, приунывших без отца и днями пропадающей в старом городе Ярде.
- С начала войны ведутся разговоры от том, что великаны усмиряют народ, пуская в ход какие-то чары,- начала она раз на военном совете.- Чары сильные, помрачающие рассудок…
- У нас это называется «гипноз».
- Как бы там ни было. Если есть колдовство, должно быть и противоядие от него! Почему никто до сих пор над этим не задумался?
Выдержав паузу, Василиса продолжала:
- Я предлагаю создать на территории Ущелья зону, свободную от чар. Это не так сложно было бы сделать. Великаны сильны, это правда. Но они должны удерживать всю страну, и их сила должна распределяться на огромные территории. А что если нам сосредоточить на Ущелье силу, которой обладает наша повелительница? Не будет ли она, запертая в пределах Нового города в итоге больше, мощнее чар, пускаемых великанами, не сможет ли побороть их? Тогда люди, приезжающие сюда, станут свободными от всякого гнёта, мысли их очистятся и с радостью обратятся на спасение страны от чужеземных захватчиков.
Предложение молодой королевы было принято единодушно. И что самое прекрасное — она оказалась права. Гипнотическое воздействие великанов, исподволь внушавшее людям презрение к их прежнему королю, покорность новой власти и усиливавшее животные инстинкты, пропало на территории Ущелья. Новые жители прибывали толпами, их едва успевали размещать. Отныне Новый город стал уже не только городом — он стал символом борьбы и надежды, оплотом всего, что дорого сердцам.

***

Рядом шли и шли десятки усталых, испуганных и просто отчаявшихся существ, такого же роста, как они. Малый народ… Шли с одной надеждой: получить убежище. Убежище, да… А Чичка?… Гномыков?… Горло Оксаны сжималось от слёз, но бросая взгляд на шагавшего рядом с ней сумрачного Лёшу, она поспешно голтала слёзы, виновато улыбаясь ему. Надо держаться!
- Как думаешь… Они...пустят нас?
- Всех?- Алексей безнадёжно опустил голову: -Нас слишком много…
- Но повелительница сказала, что в Новом городе будут рады каждому…
Они подошли к воротам. Толпа галдела, требуя, умоляя, крича, чтобы их впустили, но дозорные не торопились. Внимательно осмотрев каждого, они пропускали прибывших по одному.
- Вы, двое! Подойдите.
Перед ними возник рыцарь Добро, которого народ в шутку именовал «наш Добрыня». Окинув их суровым взглядом, он вздохнул, как человек, не впервые столкнувшийся с наивной уловкой, осуждающе покачал головой:
- И посмели явиться…
Глаза капитана Алексея Алексеевича дерзко сверкнули:
- Чем мы хуже других?!
- Ещё спрашивает, бесстыдник,- Добро устало усмехнулся.- За сколько в тот раз кольчугу мою загнал?
- Бабке Насте подарил, ей пенсию задержали,- нахально бросил пингвинёнок.- Гад я, да? А ты-то… Хорош! Ничего дальше забрала не видишь. Бабка рядом с тобой голодала. Сам виноват!
-Лёшка…- Оксана внушительно пихнула мужа в бок.
- А чего он… Сейчас война, вместе держаться надо, а он стоит тут как монумент и какую-то кольчугу вспоминает. Ещё бы сундук с реликвиями вспомнил, который мы у толстосума Фёдорыча свистнули! А вообще, если мы тут для вас лишние,то так и скажи, пойдём своей дорогой! Хотя это нечестно: нам сам король разрешил действовать, потому что богатых много, а бедным помогать не хотят.
- Понимаете, -сбивчиво заторопилась Оксана,-мы потеряли своих друзей, когда начались беспорядки. И судна у нас больше нет. Очень жаль — мы ведь собирались контрабандой поставлять в город еду… Было много голодных… Потом они все как с ума сошли: в самых бедных кварталах начались драки… Во время одной мы попали в переплёт. Катер увели, нас всех растащили в стороны. Если бы я не уцепилась за Лёшу…
Она всхлипнула и замолчала.  Алексей  вперил в рыцаря осуждающий взгляд, словно говоря: вон, смотри до чего довёл девчонку!
Чьи-то шаги послышались рядом, и подле стражника возникла Василиса. Добро со вздохом указал на них:
- Вот, ваше величество, полюбуйтесь. Пришли. Из этих… «Весёлых Пиратов». Говорят, потеряли остальных…
Королева молча разглядывала их: жалких, оборванных, сиротливо прижавшихся друг к другу. Решение нужно было принять ей, так как Василий Васильевич был на совете. Разрешение короля заниматься пиратским ремеслом, выручая бедняков, носило неофициальный характер. Шайка была объявлена вне закона: не только в Монфандержилии, власти которой обещали за поимку пиратов штоф золота, но и в СИ, за пределами столицы. Что касается великанов, едва ли они помнили, как пираты пару лет назад спутали им все карты, начав «войну за корону». Но казня и пытая людей за малейшую провинность, а порой  и вовсе без всякой вины, они едва ли благоволили преступникам. Тем более- бывшим в милости у прежнего правителя. Стало быть, на весы была положена жизнь этих двоих — против репутации Нового города, которую могла пошатнуть помощь, оказанная пиратам. Пиратам? Да?.. Но разве теперь они не были несчастными беженцами? Разве в конце концов война не уравняла всех, сплотив против единого противника?!
Но было ещё одно, и это одно она вдруг ощутила в сердце с удивительной силой. Материнская нежность к этим существам, её подданным, её детям, попавшим под колёса войны, несчастным и осиротевшим.
- Расквартировать в новом доме.- Распорядилась королева, обернувшись к рыцарю. - Накормить и дать чаю. В эти дни не до старых счётов.
Она поспешила дальше раздавать указания, не отвечая на восторженную благодарность Оксаны, со слезами радости повисшей на шее мужа...


В этот день нужно было сделать многое, в том числе перевязать раненых, которых прибыло огромное количество, и временно разместить их в большой зале королевского дворца. Василиса была занята с утра до позднего вечера, поручив в этот раз обед Марии. Только когда последние прибывшие были устроены, усталая, с отнимающимися по локоть руками, вошла она в королевскую спальню.
Беловский сидел, сгорбившись и поникнув, на краю софы, к ней спиной. Он не обернулся.
- Василий Васильевич…
Она подошла и тихо положила руку на его плечо…
В глазах короля: светлых и добрых, обыкновенно смотревших прямо и твёрдо, на этот раз появилось что-то новое. Бессилие. Безнадёжное, как болезнь, внезапно свалившая с ног. Не передать словами, что это было  - видеть его таким!
- Василий Васильевич...Что… Сказала тётя Маша?
- Она считает, что нужно наращивать военную мощь, пользуясь перемирием. И начать… Первыми.- Он тихо, невесело рассмеялся.- Я устал возражать. Быть может, моя мысль: заключить с ними мирный договор, устраивающий обе стороны — и впрямь смешна и наивна… Но… Мне противно это. Агрессия слабого!..- Он махнул рукой. - Отчаянная, судорожная, хищная- она как агония. Ведь, к чему скрывать, мы слабы, мы практически беззащитны… Я никчёмен и жалок, как правитель, не способный постоять за свой народ…
- Вы всё делаете правильно, Василий Васильевич,- произнесла Василиса, твёрдо посмотрев мужу в глаза. -И то, что сделали вы — бесценно, ценнее в тысячу раз, чем жуткие разрывы бомб, превращающие прежний город в руины. Ведь вместе с бастионами и укреплениями злодеев погибли бы люди, их семьи, дома… Кто знает, сколько поляжет, прежде чем  мы прогоним врага или враг одолеет нас?.. Выслушайте меня, Василий Васильевич. Не дело мне, женщине, давать советы вам: мужчине и королю. Но наблюдая род человеческий на протяжении веков, всю историю его, невольно видишь то, над чем приходится призадуматься. Есть сила грозных: тиранов и захватчиков. Они покоряют, порабощают и сами в сохватке борются до последнего. А есть сила слабых: она в терпении, заботе и кропотливом труде сохранения и воссоздания. Налетит ураган — мы переждём его и по кусочку соберём то, что рухнуло. Придёт тиран, но мы переждём время его правления, свято храня в памяти наши прежние песни и прежние законы. Такою силой, Василий Васильевич, сильны мы. Сильны вы сами, как правитель и с вами — вся наша Страна, не подвластная времени. Сколько бы веков ни прошло — и дети, и правнуки наши, чтя своих предков, будут, как мы, верить чудесам, танцевать на улицах до захода солнца,  почитать влюблённых и искателей, любить жизнь даже когда она жестока. Таков наш народ, наш край. Таким он и останется.
Королева говорила не прерываясь, хотя давно видела, что в словах её нет больше нужды. Плечи короля распрямились, взор загорелся решимостью.  Не был сломлен его гордый дух!
- Спасибо, родная… Тебе спасибо.
Как давно, бесконечно давно не были они вдвоём, как сейчас! .. Как давно она не видела его улыбки, не говорила с ним, не открывала душу! Слова полились неудержимо…
Так, сжимая друг другу руки, сидели они рядом: муж и жена, и были сейчас олни во Вселенной, забыв на время о том, что весь день без устали трудились для своих подданных, а впереди ещё немало бед и тревог…

***

Он начался как один из многих дней перемирия: ещё одним рассветом и долгим, напряжённым ожиданием сотен сердец, с замиранием обращённым к Старому городу. Как говорится, ничто не предвещало беды.
Те двое, которых мы несколько дней назад видели у ворот Ущелья в этот день впервые заступили на дежурство по дому и поднялись на наблюдательную площадку. Вообще, если не считать тревоги за пропавших друзей, они были спокойны, как и все жители Нового города, привыкшие уже к военному положению.  Лёшка откровенно зевал, ворча, что теперь, вместо того, чтобы разрабатывать очередной план разведки — торчи здесь на солнцепёке, хотя толку от этого — едва ли с гулькин нос.
Оксана первая заметила довольно низко летящий самолёт: небольшой, вроде кукурузника, с ярко-красными крыльями, который, описав полудугу над городом, приближался к ним.
- Разведчик!
Они с Лёшей, инстинктивно вжав головы в плечи, следили за ним с ощущением неясной угрозы.
- Ну и что же,- неуверенно бросил Лёшка.- Говорят, это не в первый раз… Они часто поглядывают, что тут у нас делается. Особенно в последнее время…
Самолёт возвращался. На этот раз он сделал мёртвую петлю, пройдя совсем низко над крышей, и было видно, что пилот рассматривает их.
- Пойти доложить?- Оксана взглянула на мужа.
- Подождём. Может, ещё чего выкинет.
Но больше разведчик не возвращался. Зато произошло другое. Над столицей, погружённой в угрюмое молчание, разнёсся и поплыл торжественный рёв мегафона:
- Внимание, внимание! От имени короля и князя приказано слушать ВСЕМ! Повелительнице тёте Маше и жалкому самозванцу Беловскому, нацепившему корону, предъявляется ультиматум! Преступники и пираты, засевшие в Ущелье, должны быть выданы властям! В противном случае все новостройки и замок, именуемый «королевским», будут стёрты с лица Земли. На выполнение требований даётся час. Переговоры будем вести только с повелительницей!


- Кто им велел торчать на наблюдательном пункте?! Совсем что ли зелёные? - Красноярде как разъярённая львица металась по залу совещания.- Какая нелепость: имея за плечами такую славу, два года назад лично досадив великанам- лезть в самое пекло… Погеройствовать им, видите ли, захотелось!
- Это управдом… Он ведь ничего не знал и включил их в график дежурства…
- А у самих-то мозги есть?!..
Не было смысла теперь метать громы и молнии, обвиняя управдома в недогадливости. И все это понимали. Понимали и то, что положение тёти Маши, оказавшейся между двух огней, незавидное. Да, пираты, конечно, те ещё шельмы, им и в мирное время закон был не писан.  И всё же они — свои, были приняты под покровительство, и отдать их теперь в руки врагу- преступление не только воинское. Но допустить, чтобы город в Ущелье рухнул?!.. Это было немыслимо.
Мерзко, тяжело: хоть на Божий свет не гляди! И куда запропастилась тётя Маша?.. О чём можно так долго говорить с этими извергами?
Внезапно в совещательную залу влетел Ванька: встрёпанный, бледный, весь в машинном масле:
- Они вывели повелительницу за ворота! Велели без решения не возвращаться. А сами, похоже, цапаются.
- Что?!?!?
- Ну да! Данил этот тому, другому видать почтения не оказал — тот и взбеленился. Глазами только что насквозь друг друга не прожарили, за дубины схватились- ну я и дал дёру! А то наступят в драке — и поминай как звали…
- Погоди! Ты сказал, они выдворили тётю Машу из города?!
- Чёрт знает… Ворота за ней заперли. Постучать сказали, когда она выбор сделает- жить Новому городу, или этим…
Поднялась страшная паника. Люди, понимая что общая судьба повисла на волоске, и над решением они уже не властны, были едва не на грани истерики. Многие плакали в голос, жалея несчастных, которых великаны наверняка растерзают у всех на глазах. Но чуть только кто-то посмел заикнуться об этом при короле, как всё стало ясно.
-Тётя Маша может сколько угодно просчитывать разные стратегические ходы, - поднявшись, произнёс Беловский, до этого хранивший молчание.- Но последнее слово за мной. И слово это твёрдо. Предателями мы не станем. Готовьтесь к худшему.
Закипела деловитая суета. Из всех домов, наскоро собрав самое необходимое, люди спускались в погреба, наглухо закрывая люки.
Алексей и Оксана, отойдя от первого потрясения, вздумали было тишком выбраться из Ущелья и добровольно отдаться в руки своим мучителям. Но у ворот их поймал Ваня,и, угостив отборной руганью, насильно приволок в совещательную залу, обещав связать «если такое повторится».
- Сглупили с разведчиком — так уж сидите теперь тихо и не высовывайтесь. Такие жертвы нам не нужны!
Все ожидали возвращения повелительницы: до её прихода великаны атаку не начнут. Тем более странно прозвучал в этот миг грохот, донёсшийся как будто со стороны старых кварталов. Грохот долгий и зловещий, словно рушилось большое каменное здание. Что там происходило? Грохот, или, скорее, рёв гигантского двигателя приближался. Те, кто стояли вытянув шеи на наблюдательных площадках, успели увидеть несущийся на город самосвал и красные от бешенства глаза Жука, сидящего за баранкой. Но больше они ничего не успели. В один миг в бесформенную массу смешалось всё: люди, камни, голоса и стоны, слившиеся в один общий вопль, свет и тьма, навалившаяся на тех, кого погребло под обломками.

***

Позднее, вспоминая эти дни- первые дни после того как рухнули оба города, Старый и Новый, Василиса сама поражалась отрывочности воспоминаний. В первые же минуты, едва убедившись, что Василий жив, она поспешила на выручку другим. Деловитая, спокойная, она  быстро распоряжалась оказанием первой помощи, необходимой людям, которых доставали из-под завалов. Под её руководством работало с десяток женщин, иные — не переставая голосить и вытирать рукавом набегающие слёзы, путая бинты дрожащими пальцами.
Шли спасательные работы — а кругом тем временем всё кипело и бурлило, новость приходила за новостью, одна невероятнее другой: вечный мир с Данилом Великодушным, великан подключился к спасательной операции, Кузнечик весь в слезах и соплях валяется в ногах у короля, уверяя, что действовал под гипнозом. Будет построен новый город, лучше прежней столицы, уже заложены фундаменты десятков зданий…
Дмитрий Беспощадный покинул страну. Жук был схвачен. Никто не знал, действовал ли он заодно с господином, или под влиянием чар, и по чьему приказу два города были обращены в руины. Но никто не сомневался, что негодяя ждёт суд, и что исправительными работами он не отделается.
- Эй, чернобровая! Ты ли это?
Смеющийся синеглазый парень окликнул Василису, присевшую среди щебня, склонившись к очередному раненому.
Петя.
Что-то молодое, далёкое забрезжило в памяти словно бы из другой жизни. Что-то, во что едва верилось, припорошенное пеплом других страстей, тревог, принесённых войной.
- Вот уж не думал, что настанет день, когда мне придётся кланяться тебе! - С восхищением пожимая ей руку, воскликнул Арбузов.- Столькое ты сделала: для нас, для города, пока все жили, замерев от страха, не зная, что будет завтра. Слушай, я, чего доброго начну гордиться, что сам познакомил Васильича с тобой! Пусть монфандержильцы не задирают нос: никогда в их помпезных хоромах не будет такой королевы! Королевы-матери, заступницы своих подданных. Мудрой и прекрасной, но не боящейся запачкать руки о кровавые бинты!
Она улыбнулась ему: рассеянно, бегло, сама себе удивляясь. Ведьиз-за этих синих глаз, из-за этого мальчика она когда-то едва не свернула себе шею, бросившись, очертя голову, в лес! Всё было по-другому теперь. Целая жизнь, полная волнений и тяжких забот отделяла её от той любви: зелёной, наивной, совсем ещё детской…
Не так было сейчас. Сердце, закалённое в огне, любило верно, пылко. Любило на разрыв. И знала она, знала с достающей до дна души горечью, что это — не исчезнет, не уйдёт. Оно — навечно…

***

Миновали дни. Недели. Жизнь постепенно вошла в привычную колею. В королевском дворце, заново построенном на Рыночной площади, наступили привычные будни, полные семейной рутины. Василиса, хлопоча по дому, сама понимала, что скоро, очень скоро присутствие её будет вызывать вопросы.. Если не у всех, то по крайней мере у Красноярде и Василия Васильевича. Она старалась оттянуть этот момент: находила всё новые и новые дела, которые непременно следовало уладить, принималась штопать прохудившиеся парадные скатерти и начищать до блеска бронзовые люстры, имевшие «запущенный вид».
- Что с тобой?- Весело спрашивала Красноярде девушку, изумляясь её хозяйственному рвению. - Всё это ты спокойно могла бы оставить горничным- им всё равно нечего делать целыми днями. Не думай, мы тебя не держим… Ты свободна… Ведь теперь можно всё открыть…
Василиса отмалчивалась, притворяясь, что не слышит, или говорила, что сделать-то осталось совсем чуть-чуть, неудобно бросать всё на половине. Но однажды, когда собеседница, взяв за плечи, повернула девушку к себе, она не выдержала и разрыдалась.
- Я… Я… Я больше...Не могу… Ты всё знаешь, Ярде?..
Она знала. Ей ли было не знать, дочери своего отца: чуткой и великодушной, проникающей в тайники любой души своим ясным взглядом?..
- Не говори ему… Прошу тебя, умоляю, ни слова!
- Почему?
- Ведь не он любит, а я… Зачем ему? Он будет жалеть…
- Ты в заблуждении. Знаешь, а ведь он…
- Ни слова! Не нужно меня утешать!! Я дорога — как друг и как ребёнок, иного не может быть у него ко мне, случайно встреченной девчонке. Зачем искажать то, что есть? Право, у меня достанет мужества стерпеть боль, не принимая наркоза!
Больше они к этому разговору не возвращались. Девушка сама избегала его. Зато явно начала готовиться к отъезду и словно нарочно старалась попасться на глаза королю со своими приготовлениями. И Василий Васильевич это замечал.
- Что, Василисушка, конец твоим трудам? Вижу, не терпится уже. Ну что ж, счастливой жизни тебе, светлой дороги. Ты молодая, всё впереди… Завтра народу объявим.
- Завтра, Василий Васильевич?- Она как-то робко, просяще взглянула на него, но тут же справилась с собой:
-Да. Завтра. Благодарю вас, горячо благодарю. Родной отец- и тот не мог бы сделать для меня больше, чем вы сделали. И помнить вас я буду всегда…
Она быстро отвернулась и пошла по коридору: торопливо ступая, точно припоминала на ходу, что же ещё сделать до отъезда. Беловский глядел ей вслед: с нежностью и грустью, как на исчезающий луч осеннего солнца, в последний раз напомнивший о тепле ушедшего лета.
- Папа… Я скажу ей всё.
Это была Красноярде. Она стояла у отца за спиной: прямая, решительная, с яростным огнём в глазах.
- Если ты это сделаешь,- медленно но твёрдо произнёс он,- знай: отца у тебя больше не будет. Не для того я спасал её от сластолюбца, чтобы на всю жизнь приковать к немощному старику.

***

- Любимая моя, тут ты ничего не можешь поделать.
Они с Ваней сидели на крыше замка, на самой верхотуре, глядя на площадь и свесив ноги, болтали ими в воздухе.
- Ты ведь сама говорила, помнишь? «Любое горе одолеет человек, со всеми бедами сладит, призвав на помощь смех и улыбку. Но от любви нет спасенья.»
- Да…
- Оттого-то ты и сказала тогда.. Ну, когда мы были помолвлены.. Что вернёшь мне слово, если я полюблю Таню…
- А у тебя не получилось?- Поддразнила Красноярде мужа.
- Отчего ж… Влюбиться мне тогда, по молодости лет, ничего не стоило. Особенно в хорошенькую девчонку. Но твои слова меня тронули, я понял, что думая обо мне ты забыла саму себя… И оттого полюбил ещё сильнее…
- Вань, они оба мучаются. Мучаются и ни слова друг другу не говорят. По-твоему это тоже их личное дело?
- Поверь, они сами поймут правду, когда заглянут друг другу в душу. А если не смогут- как знать, не должна ли эта любовь рассеяться, как дым? Ты, неугомонная… Будь твоя воля, ты изменила бы сам божественный закон, заставляющий страдать тех, в ком просыпается сердце. Ты не можешь обеспечить всем влюблённым счастье на Земле! Счастье слепо…
- Но собственному отцу помочь я как раз-таки могу!
Они спорили, пока не наступило время обеда и Ваньку, бывшего теперь в должности главного дворцового повара, поварята не позвали на кухню.
Сумрачно бродила она по площади, обдумывая план, ещё во время разговора с Ванькой неожиданно пришедший в голову.
Отец отыскался в тронном зале, сидящим над сводом законов, изданных во время войны.
- Папа, дорогой! Два слова. Больше, клянусь, я не не напомню ни звуком  о Василисе, расстаться с которой предписывает тебе долг.
- Говори.
Король нахмурился, отложив в сторону книгу.
- Есть кое-что, что ты по-моему обязан узнать, прежде чем отправишь её на все четыре стороны. Причём узнать из первых рук.  Поэтому, прошу тебя, пойдём в мою комнату, там скоро состоится важная беседа. Для  удобства я помещу тебя в шкаф — там довольно места. Это необходимо, поверь, ведь даже опытный следователь не пренебрегает подобной осторожностью, когда нужно выяснить истину во что бы то ни стало. А здесь как раз такой случай.
- Ты в этом уверена?
- На все сто!
- Тогда идём.
- Но прежде я возьму с тебя слово: что бы ни случилось, ты будешь сидеть тихо и не выскочишь наружу, пока мы с тобой не останемся одни. Пожалуй стоило бы, пользуясь случаем, заставить тебя поклясться на своде законов, если бы сия книжица не была по несчастью издана тираном и самозванцем.
- Ты, кажется, намерена играть со мной в шпионскую игру? - Раздражённо проворчал старик, поднимаясь из кресла.- Я даю тебе слово, если это так уж необходимо.
Они поднялись в спальню, где Красноярде, впустив отца в недра старого шкафа, неплотно закрыла его створки и на минуту вышла в коридор. Вернулась она в сопровождении Василисы, неся в одной руке чайник, в другой — полный поднос пирогов.
- Это последний наш вечер вдвоём- ведь завтра ты уезжаешь. Далеко ли- я не знаю и не спрашиваю: тебе и так тяжело. Но сегодняшний вечер- наш!
Они сели, Красноярде, достав кружки, разлила дымящийся ароматный чай, затем заглянула в тревожные, грустные глаза подруги.
-Расскажи мне, за что ты полюбила отца?
- Ты хочешь знать?..
- Конечно. Ведь я всегда смотрела на него как дочь и представить себе не могу, что кто-то мог бы смотреть иначе.
- А… ваша мать?
- Она… Видишь ли, я до сих пор не знаю, любила ли она отца  т а к,  к а к  л ю б и ш ь  т ы, или просто была его женой и другом. Они ведь были совсем детьми, когда поженились.
Василиса вздохнула, то ли не веря, то ли сожалея о чём-то, и Беловский, с замиранием сердца следящий за ней, не разглядел в тени её лица.
- Ну, расскажи же!
- Что мне сказать тебе… Как ответить на вопрос «за что», когда любишь душу, характер, самое «я» человека? Юной неопытной девочкой я вошла в его дом, и сперва видела в нём только старшего, приёмного отца. Но, говоря с ним, понемногу открывала я для себя тот мир мыслей и представлений, который словно бы соединялся с моим миром, образуя общее, говоря о котором мы понимали друг друга с полуслова. Отрадно и сладостно было знать, что есть тот, кому без страха доверишь любую тайну, без стыда признаешься в странной мысли, с кем говоришь на одном языке.. Говоришь легко и свободно, зная, что и он чувствует как ты. Это трогало до глубины души.
Потом пришло горе. Смешным и пустяковым кажется оно мне теперь, когда предстоит новая, куда более тяжкая разлука. Но тогда закрыло оно собой свет дня и отняло последнюю робкую надежду, надежду на спасение. Он был рядом со мною в этом горе: не успокаивал и не расспрашивал, бередя рану, а только был: как брат, как друг, на груди которого я находила надёжное прибежище.
В дни перемирия узнала я его как отважного война, защитника сотен беженцев, борца с человеческим горем и несправедливостью. Ведь король прежде всего воин, когда сражается против врага, втрое превосходящего его силами! Он не продал тиранам тех, кого мы поклялись защищать — и подставил себя под удар. Он один в целом свете мне так дорог, что об этом и не скажешь словами. Расстаться с ним?… Сердце останавливается… Но быть любимому в тягость, стеснить его своим чувством я не желаю, не хочу.
Он не мог больше выдержать, он толкнул створки шкафа, шагнул в комнату:
- Василиса.. Ты, единственная…
Девушка вздрогнула, вся побелела:
- Василий Васильевич, я… Ярде! Это… Как ты могла?!
- Папа!!! Ты обещал мне, бессовестный обманщик!!
- Василисушка! Родная моя, ненаглядная! Нет и не будет для нас разлуки!
- Папа, как посмел ты выйти из шкафа?!!
- О Ярде, ведь я же со стыда сгорю… Я не смогу смотреть теперь ему в глаза! Ярде, несчастная, что ты натворила!!
- Дети, дети, успокойтесь! Всё в порядке, вы же венчанные муж и жена!
- Если бы!..
Голоса смешались в сплошной радостный гвалт… Войди к ним в эту минуту кто-нибудь из слуг, он без сомнения подумал бы, что все трое сошли с ума: так странно выглядело их страстное объятие, словно они могли потерять друг друга и держали, не отпуская.

...Венчаться решено было ехать в ту же маленькую церквушку Горных Фьордов, где месяц назад дали они друг другу слово до конца войны. Так хотела Василиса, и Василий Васильевич поддержал её всем сердцем: ему самому не терпелось взглянуть на те места.
Но вернувшись назад, «молодые» со смехом рассказали, что отец Силантий спровадил их, объяснив, что раз сердца соединил прежний обряд, нет никакого смысла повторять его вновь.  «Всеми помыслами и всеми поступками своими были вы с того дня мужем и женой, Стало быть, брак ваш — не мнимый, а истинный,» назидательно сказал, отпуская их, батюшка. «Берегите то, что даровано вам самим Господом. Любите — и будьте вечно молоды!»
- Ну что же, я в этом и не сомневалась!- Невозмутимо воскликнула Красноярде.- Всё правильно, так и должно быть!




***

Василиса была соправительницей и верной опорой своему мужу до самых последних дней королевства, когда жизни большинства оборвало Великое Наводнение, а многие пропали без вести. Что сталось с нею, жива она или также погибла — неизвестно. Но жители СИ свято берегут память о ней, как о любимой всем народом королеве.
Её дневники хранятся у королевского архивариуса- Великого Духа Горных Фьордов. Пока есть надежда, да будут они сокрыты.