Руки дипломата. История 5. Дедушка Миша

Недавно отец, узнав, что я пишу книгу о нашей семье, вручил мне папку: рукопись страниц на двадцать-тридцать.
Это были его воспоминания о своих родителях.
Не всякий может написать о своих родителях честно, без обиняков...

Я начала читать - и погрузилась в интересное, (более того - захватывающее!) чтение.
Начинались воспоминания с рассказа о дедушке Мише, отце моего отца.
Отец записал то важное, что он о нём помнил - и передал это мне: на "сохранение и обработку".

Что ж, я постараюсь сделать своё дело.

Мои воспоминания о дедушке Мише отрывочны, смазаны - как невнятный, короткий детский сон.
Помню грязно-синюю застиранную, мятую майку, в которой он, старик, уже вяло, еле-еле, ходил по квартире. Помню его кудрявые седоватые волосы, карие мутноватые глаза (когда-то, я думаю, очень пронзительные, зоркие).

И ещё я помню, как он был рад, когда мы, внуки, приходили к нему в гости.
На его помятом, небритом стариковском лице появлялась какая-то плавающая, невнятная улыбка. Улыбка старого уже, усталого, видавшего виды человека.
Но то, что эта улыбка была от души, это я знаю.

Дед умер в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, на восьмидесятом году жизни.
Мой отец работал тогда в Ростоке, в Генеральном консульстве Советского Союза.
Это случилось осенью, приблизительно в октябре.
Мы всей семьей недавно вернулись из Москвы, где проводили лето.

Разговоры о смерти дедушки Миши уже велись: дед умирал медленно (организм у него был сильный - и до последнего сопротивлялся смерти).
Сердце работало. Оно просто не хотело останавливаться: качало кровь почти как молодое. А тело уже умирало, ибо его срок жизни уже вышел.
Вышел окончательно.
И все это знали...

Отца вызвали в Люберцы телеграммой.
Он улетел дня на четыре. А потом вернулся...
И ничего не рассказал нам о смерти дедушки.
Мне было тогда пятнадцать лет.
Я уже начинала писать стихи. И одно из первых моих стихотворений - о нём, о деде Мише.

Это была одна из первых моих серьёзных потерь.
От деда остался орден Красной Звезды, туго-натуго привинченный к орденской книжке. Остались кое-какие фотографии. Их очень мало. Они мутновато серые, расплывчатые (с "золотой свадьбы").

Я и сейчас знаю о дедушке Мише, Михаиле Фроловиче Анохине, очень немного.
Думаю, главные открытия относительно его биографии еще впереди.
Но я твердо знаю: во мне течёт его кровь. Кровь человека, прошедшего голод, Великую Отечественную войну со всеми ее тяготами и лишениями, послевоенное лихолетье, смерть маленького сына (его сын Григорий умер в раннем детстве во время войны).

В биографии моего деда много белых пятен, как на карте неизведанной, новой страны, которую нам, его потомкам, еще предстоит открыть...

Кое-что, наверное, так и останется Тайной.
Пишу это слово с большой буквы, потому что жизнь любого человека - Тайна.
И не всё, совсем не всё, нам обязательно знать...

Многое проглотило, сожрало Время.
И правильно сделало!
Но я знаю, что безжалостная, холодная река под названием Лета моего деда полностью с головой не засосала. И не засосёт никогда!

Его крепкая, мощная фигура отчётливо выделяется на фоне жутковатого тумана, в который мы все в конечном счете уходим...

И ещё одно скажу: мне бы там, на небесах, очень хотелось бы быть где-нибудь недалеко от деда. Пусть и не совсем рядом, но - недалеко. Чтобы можно было перекинуться с ним парой фраз, улыбнуться друг другу - и с улыбкой взглянуть с небес на землю, по которой мы с ним когда-то ходили...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ:)