Месопотамия Бронзового Века

     Под начало этого ролика я крепко заснул. Как в той песенке.
Ночью же: то ли ко мне в гости пришёл Евгений Яныч, то ли я оказался в гостях на его хате. Но помню точно: было весело как намедни у Пятачка.
На столе, как в День Сурка: яблоки, бифштексы. И как в жизни – кедровая настойка.
С настойкой из Кузни (в Кузбассе знают) дело пошло лучше некуда.
У Яныча огромный размер.
Ноги'. А вы что подумали? Квартиры?
Его башмаки невероятно модны. Но истоптаны в хлам.
Хранились они не в гардеробе или обувном шкафчике, и не в бутике Огги, а раскиданы по дому.
Один башмак валялся под кроватью супруги, может любовницы, звали её – я сразу понял – Иркой. У неё что-то было с ним.
Она спросила: «Чего ты тут шаришься, Ярослав? Шпионишь?»
И ещё что-то про большой палец, он у меня выглянул из носка: она любила пальцем, у меня нюх.
Я категорически возник против эксперимента. 
Подтвердилось: это не было моей квартирой: у меня не было в любовницах Ирок, любящих пальцем. А по своей квартире последние два месяца я дефилировал в тапках.
Это в совокупности значит, что я транслюкировался к Янычу.
Я поздоровался с Иркой: «Ку!»
Она сказала «чего?»
Я прикинулся тинейджером Селиваном из министерства финансов и спросил: «Ты случайно не П…кая из «Здорово живёшь, потаскуха»?» И подошёл, чтобы постукаться с ней локтями.
В эпохе коронавируса это модно. Особенно в еврозоне.
Я наверняка знал, что она не П…кая из «Здорово живёшь», но другие варианты запамятовал.
Это как в трамвае, когда тебе наступают на ногу, а что этот человек – образец «ну ты и козла», ты вспоминаешь лишь на остановке. Уехал трамвай с козлом неотомщенным, Пушкин, или Лермонтов.
Подсказок на предмет другой Иркиной фамилии не было и в этот раз: не ЕГЭ однако.
Вместо вежливого стуканья локтями, она потянулась, сверкнув голубыми подмышками, у брюнеток всегда так: после брижки на дурнинку, в массажных.
Она полусидела полунакрытая одеялом, Брижжит такая, Бардо крашеная, в постели.
Из разреза сорочки выпала сиська, хотя что в этом плохого, когда сиська выразительна, особенно в мраморе.
«Заманивает, вот же тварь! Хренов тебе, красотка!»
«Непременно пожалуюсь Янычу, – подумал я, выйдя из спальни. Заправил девственный палец в носок. – Нехорошо это как-то... гостей соблазнять, вместо того чтобы товарищески, антикоронавирусно тукнуться локтями. Бедный Яныч!»
Яныч страшен, даже когда не в гневе. «Может убить Ирку». И я промолчал.
В подошву каблука одного из башмаков Яныча встроен бриллиант – из свадебной коллекции королевы Марго. «Чтобы не скользить», – сказал Яныч.
Ну конечно: до зимы ещё месяц, а он... «чтобы не скользить». Э–эх, Яныч, Яныч. В твоём ли возрасте форсить?
Я был в чёрном пальто и в белой глаженой рубахе, кажется, с кружевными манжетами. Такого со мной не бывало никогда и не могло быть в принципе: моя родина Советский Союз.
Всё съели, и выпили всю настойку. Настоек из Кузни было ровно один батл. Орешками там и не пахло. Там пахло бурдой и язвой желудка.
Я разогнал гостей по янычеву намёку «может хватит, мол, насиделись же. Мне завтра к Соловьёву».
Ну конечно: «насиделись», ага, – всего один батл! Сибирякам? Один батл? Да хоть бы и с язвой.
Эх Яныч, Яныч. Какой же ты… Какой-то столичный весь… жадёба ты Яныч.
Я применил к гостям слезоточивый газ «новичок»: нехрен тут разводить демонстрации: настойки, дескать, в стране не хватает, тоже мне нашли повод!
Среди разогнанных были Кулиев и Арнаутов, и ещё с десяток заезжих знаменитостей.
Навального не звали и слава богу. Из сибиряков никто не умер и никто не обиделся. Говорю же: «было весело». Да и ребята крепкие. Не то что из ФБК. Машка, погоняло МИШЕСТЬ, не в счёт.
– Яныч, сбегай-ка за пивком, а я пока посуду помою, – сказал я.
И пошёл в кухню, то есть в кухонный зал – он со сводчатым потолком и эхом почти что Москвы. Не снимая пальто.
Я всю янычеву ночь не снимал пальто.

***

В дверь долбил Яныч, принесший пивас.
Дверь подобру не открывалась.
Какой-то шутник (Кулиев мог) вставил на прощанье неродной скважине ключ, обсыпанный сахарным песком.
Ключ скрежетал, перемалывая кристаллы, но не проворачивался.
Пришлось его выдалбливать напильником – обратной стороной его. Лучшего долбёжного инструмента в квартире Яныча не нашлось.
– Яныч вообще не приспособлен ни к чему. Только книжки и может стругать. В телевизоре торчит сутками, с утками, ага. Какое тут нахрен хозяйство.
Это сказала вышедшая на шум Неп…ская.
Это она принесла напильник с молотком. Молоток был молоточком из детского строительного набора.
При этом не удосужилась вернуть сиську на место.
«Вот же какая настырная баба», – думал я, долбася молотком по ключу.

***

Я понял, что это никакая не быль, а сон.
И решил его застенографировать, лучше бы под диктофон, чтобы шантажировать им Яныча как экстрасенсорным артефактом.
   А ролик досмотреть «как-нибудь после». Чтобы «по свежему беспамятству» записать «про отличного чувака Яныча».
Он был первым в ценностной иерархии.
Вот бы Яныч удивился, узнав каким его видят в Сибири архитекторы на пенсии.
А вы, поди, подумали, что я решил вас удивить Мессопатамией?
Фигов! (Кстати, в Мессопатамии одно или два «с»? Яныч знает точно. А в мои школьные годы их было «два».)
Нет, я вставил ролик в сеть, чтобы вместо закладок, которые вроде Тартараров или бездонной прорвы и в них всё пропадает, Мессопотамия с одной или двумя «с» осталась неподалёку.
Там есть упоминание про потоп – это явление я обнаружил, пробежавшись, уже поутру – понятию растяжимому, по верхам данного познавательного кунштюка.
Когда-нибудь я об этот ролик с Мессопатамией споткнусь. И тогда узнаю точно: был ли потоп в их бронзово-глиняной жизни, или всё это сказочки для деток из страны ЕГЭ.