Кфар Наум

 глава из романа "Пучай река да Калинов мост" второй части трилогии "Сокрушение Рода"

     Наташка сделала шаг и остановилась.
        Клубок не шелохнулся, и она поняла: принц на том берегу.
       Вздохнула, зашла в реку по грудь, и оттолкнувшись, поплыла.
          Выйдя на берег, сняла с себя одежду, и отжав, снова оделась.
          Захотелось пить, и она шагнула к реке …
          Река, и лес исчезли.
   Она стояла на дороге мощёной камнем. Полная, белая луна освещала унылый, холмистый пейзаж вокруг.
       - Куда идти?
     Но никто не ответил.
   Наталья пошла по дороге, навстречу луне.
    Но через несколько шагов развернулась, и пошла в обратную сторону.
       Уже подсохла одежда, когда она увидела, впереди, каменную стену, уходящую направо и налево. Дорога упиралась в ворота, в стене. А за стеной, освещаемые луной, виднелись дома из белого камня.
         Она подошла к воротам, и взявшись за кнокер (большое медное кольцо), стукнула им, несколько раз, в железную пластину дверного молотка.
          В ночной тишине удары громко звякали, а эхо, последнего, долго-долго висело в воздухе. Когда вибрирующие звуки, последнего удара, затихли, Наталья хотела постучать ещё раз. Но сдвинулась щеколда, запирающая створку, небольшого окна, в воротах, и оно приоткрылось.
         И хотя бледный свет, от полной луны, хорошо освещал всё вокруг, страж, по ту сторону ворот, держал в руке факел.
        Он придвинул факел к самому проёму окна и, что-то, отрывисто, скомандовал.
     Язык показался Наташке незнакомым, и она уже хотела смутиться, но в следующее мгновение, смысл сказанного, будто эхом, отозвался в её сознании.
       – Покажи лицо!
     Она придвинулась к проёму, глядя прямо в языки пылающего факела.
    - Тебя все обыскались, Мариам!
      Страж отодвинул факел. Заскрипели, вытягиваемые из петель, засовы, и ворота, медленно, и со скрипом растворились.
     - «Мариам?» - удивилась Наташка.
      - Заходи. Что ж ты стала, как истукан!
       Теперь, речь стража, была понятной и ясной. Но Наташка отчётливо понимала, что говорит он не на русском языке.
     - Обручник уж дважды присылал Фамарь к вор … – страж осёкся – Постой-постой! – он придвинул факел и осмотрел Наташку – Что за странные одежды на тебе, Мариам? И где же ты была?
      Но взглянув в лицо Мариам-Наташки, страж усмехнулся – Ладно, пойдём я провожу тебя к дому, в котором остановился Иосиф. То-то обрадуется старик.
     Он затворил ворота, и закрыл их на засовы.
   - Идём! – и взяв её за руку, как маленькую девочку, повёл, освещая дорогу факелом.
     Впрочем, рядом с этим, двухметрового роста, римским легионером - Наташка успела разглядеть и его одежду, и короткий меч, в ножнах, на широком кожаном поясе, перепоясывающим его, словно портупея, и бляху, с выдавленным рисунком скорпиона, на тунике – она, действительно, казалась девочкой.
      Пройдя до самого конца улицы, видимо центральной в этом городке, он повернул в проулок и, освещая петляющую тропинку, повёл Наташку дальше.
      Если дома, на центральной улице, были в два этажа, и выложены из тёсаного белого камня, то здесь пошли скромные домишки бедняков из чёрной глины, крытые тростником.
     Доведя Наташку-Мариам до последней избушки, самой неказистой и бедной, легионер постучал костяшками в косяк двери.
    Дверь, скрипнув, приоткрылась.
     Она даже заперта не была!
      На стук вышла молодая, неполных тридцати лет, женщина и всплеснула руками – Мариам, девочка, где же ты потерялась, милая? Отец так переживает, что даже уснуть не может. Ну пойдём, пойдём моя дорогая, завтра в дорогу, а ты ещё не ложилась.
      - Где ты нашёл её, Октавиан? – бросила она легионеру, уже закрывая дверь за собой, и не ожидая от него ответа.
      - Сама пришла – ответил тот, в закрывшуюся дверь.
      Усмехнулся и пошёл назад.
       Тётка Фамарь провела Мариам в женскую половину дома и уложила в постель.
     – Ты спи. Я скажу отцу, что всё с тобой в порядке.
        Тётка ушла, и Наташка, едва голова коснулась подушки, провалилась в сон.
   - Мариам, девочка моя, просыпайся.
     Кто-то, легонько, тормошил Наташку за плечо.  Она, с трудом, разлепила глаза.
        В проём оконца, под потолком, пробивался тусклый свет зари, освещая нехитрое убранство комнаты. Тётка Фамарь, уже одетая, стояла рядом и смотрела с ласковой улыбкой.
       - Вставай Мариам. Нам долгий путь предстоит. Спасибо сотнику, выделил нам двух легионеров: Пантеру и Брута. Они будут сопровождать нас до самого Назарета. Говорят, что Пантеру тоже вчера весь вечер искали ...
     Она говорила без умолку что-то ещё, а Наташка лежала и мысли путались.
    – «Обручник, Иосиф, Фамарь, Назарет, сотник, Мариам … Боже мой, я в Израиле?»
       Но не это обожгло сознание.
       – «Мариам? Дева Мария? Богоматерь?»
      Наталья зажмурила глаза – Не может быть …
     - Да что ты, милая! – всплеснула руками Фамарь.
       Последние слова Наташка произнесла вслух.
 – Не будет он к тебе входить, пока не достигнешь совершеннолетия. Что ты, милая?
        …
          Я увидел городскую, или крепостную (?) стену. Не очень-то разбираюсь. В которую упиралась дорога. На стене маячил страж.
      И он увидел меня.
          Я услышал, как он что-то крикнул, видимо тому, кто был у ворот.
        И когда я остановился в нескольких шагах от них, открылось небольшое окно и меня осветили факелом.
          - Это Пантера! – крикнул страж с факелом, тому, что был на площадке.
       - «Пантера?»
           Но ещё больше я был удивлён тому, что понимаю речь стража, говорящего не на русском языке.
          В воротах открылась дверца и на улицу шагнул страж с факелом.
        - Пантера, дружище, где-же ты пропадал полдня? Юлиан места себе не находит. Бааа, друг мой, а во что же это ты нарядился то? Хха! Да вы посмотрите на него! Уж не из гарема ль ты сбежал, дружище?  – и он захохотал.
         - Отстань, деревенщина!
         Звуки, исторгаемые глоткой, и трансформируемые языком и губами, складывались в слова, понятные моему сознанию. Но речь была чуждой. Я, однако, всё понимал. И сам отвечал. И даже не успел удивиться, что знаю этого увальня.
           - Я не деревенщина – обиделся он – Моё имя Брут .
        - Какая разница? И что тебе за дело, где я был?
           - Неэт, Пантера. Сотник искал тебя, и сказал, чтобы ты сразу шёл к нему, как только объявишься. Ты уж сходи друг, он ещё не ложился. Да постой ты! Пойдём в казарму, переоденешься. Сегодня, как раз, Мариам принесла стираную одежду.
            Он шёл рядом со мною и балаболил без умолку, как будто истосковался по общению, или не говорил целый год.
             Мы вошли в казарму. Одноэтажное строение из известняка, крытое тростником.
          Вдоль прохода, по обе стороны, стояли, сколоченные в два яруса, деревянные нары с тюфяками.
        Брут дошёл до середины и сел на тюфяк. Я сел на свой, рядом с ним. В изголовье лежала свёрнутая одежда, и я переоделся. Нацепил на грудь бляху, с изображением скорпиона, и встал.
               - Пойду узнаю, зачем я ему понадобился.
              Пантера легонько ткнул друга в плечо.
             - Иди, а я на ворота.
            Брут встал.
            Он был на целую голову выше Пантеры.
              Они ударили по рукам и разошлись.
             Сотник Юлиан жил здесь же, в казарме, в отгороженном, ширмой из тростника, закутке.
            Пантера сдвинул в сторону тканевую занавесь и шагнул внутрь.
         – Ты искал меня, Юлиан?
             Юлиан, при свете факела, читавший какой-то свиток, отложил его в сторону и встал.
         - Да брат, ищу уже с обеда. Садись.
            И сам опять сел.
            - Иосиф, из Назарета, закончил плотницкие работы на синагоге. И завтра, нет, уже сегодня, отправляется в свой город. Он попросил меня, чтобы я дал ему в сопровождение легионеров. Он хорошо поработал, хотя и старик, и я не мог ему отказать. С ним его младшая, Фамарь-хохотушка, и Мариам, обручённая ему невеста. Она достигла возраста половой зрелости и, по закону иудейскому, не может дальше находиться при синагоге.
       Пантера усмехнулся.
        – Хочешь подсунуть старому иудею свою шлюшку, развратник?
      - Я не прикасался к ней. Она слишком юна.
      - Даа? – деланно удивился Пантера - А помнишь наш поход в Белгику, с Октавианом? А помнишь тех девочек, галлок? Сколько им было лет? И сколько их было у тебя, в обозе, когда мы возвращались? А скольких ты замучил, насилуя, и издеваясь над ними?
     - То было двенадцать лет назад – глухо ответил Юлиан – Я стал другим, ты знаешь.
        - Обрезался, и смыл грехи? Читаешь Тору, и молишься Яхве? Да какой ты святоша? От тебя похотью смердит, как от бабуина! Блудницы, за милю, чуют твой запах, старый бабник!
        Пантера встал, и хлопнул сотника по плечу.
         - Пойду отдохну перед дорогой. Да и ты дай отдых чреслам, Юлиан.
      Юлиан поднялся – Кого возьмёшь во товарищи?
       - Брута, кого ж ещё-то!
       - Тогда пойду заменю его.
          Сотник ушёл, а Пантера прилёг на свой лежак, и сразу погрузился в сон.
          …
           Иосиф запряг ослика в повозку. Сложил туда свой плотницкий инструмент, и присел в ожидании, когда выйдут Фамарь и Мариам.
        Иосиф был стар и одинок. Саломию схоронил лет двенадцать назад и жил бобылём. Узнав что сотник, в Кфар-Науме, строит народу синагогу, и что нужны плотники, собрался и пошёл на заработки. Здесь и приглянулась ему Мариам. Здесь и обручился с нею.
       Женщины вышли, завёрнутые в одежды по самые глаза.
       Иосиф встал и тронул поводья.
       На выходе из ворот их ждали двое.
      Один, большой увалень, с покатыми плечами и мускулистыми руками. Рыжий, весь в веснушках.
        И второй, невысокий, ладно сложенный и подвижный воин, с надменным взглядом, умудрявшийся смотреть свысока даже на своего друга, который был выше его на целую голову.
           Фамари сразу приглянулся добродушный Брут
        А Мариам, встретившись взглядом с Пантерой, вздрогнула, ощутив, исходящую от него, энергию, таящую скрытую угрозу.
       Легионеры были в туниках и кольчужных рубахах без рукавов, поверх которых были накинуты плащи. И туники, и плащи тёмно-красного цвета. На ногах калиги , скрипящие подошвами. На поясах гладиусы  и кинжалы. На головах шлемы. В руках щиты и пилумы , а через плечо Т-образная жердь, с заплечной кожаной сумкой.
        Брут осклабился, встретившись взглядом с Фамарью. Эта хохотушка была в его вкусе.
         Воины бросили в повозку плащи и шлемы. Сложили дротики и щиты, и свои заплечные сумки.
          Юлиан вышел к воротам, и долго стоял, провожая их взглядом.