Алибаба и два полицейских

На неделе семь дней, и ни один из них не зовётся "однажды".

    Лет десять тому назад я проживала в эмиратском городе Д., что на берегу Арабского залива. Мы с семьёй только переехали тогда из старой части города и обустроились в новой его половине, стараниями человека на глазах превращавшейся из пустыни в прекрасный оазис. Мы желали некоторого уединения: я недавно родила, и нам с мужем хотелось растить дочку на лоне хотя бы и рукотворной, но природы. Поэтому, собственно, мы и нашли небольшую виллу в спальном и очень зелёном районе города.
    Место это нам понравилось своим уникальным расположением: с одной стороны, в непосредственной близости от стремящегося в небо высокими зеркальными этажами центрального проспекта, который, являясь главной артерией города, соединял все его части, требуемые для жизнедеятельности человека, и, в то же время, район этот славился своей удалённостью от шумного мегаполиса. Здесь была такая тихая заводь с велюровыми гольфовыми полями и уютными ресторанчиками, с миниатюрными дорогими супермаркетами и порою очень нужными медицинскими клиниками; с частными школами и спортивными клубами, с изумрудными парками и живописными в струйно-ярусных фонтанах озёрами с променадом с видом на перспективу вышеуказанного скайлайна…
    Вид, на самом деле, был волшебный. Проспект Шейха Заида лежал перед нами, как на ладони или как на картинке: четко очерченный разноуровневый контур его, сотворённый, как шедевр, мановением современной дизайнерской мысли, точно, зависал между небом и землёй по всей длине в охвате взгляда. Серебристо-зеркальный на рассвете или в золотых огнях на фоне иссиня-тёмной арабской ночи.
    Пристроившись у подножия этого незабываемого вида, наш район имел всё необходимое, чтобы растить ребёнка с самых малых лет автономно вплоть до окончания школы. И главное: в каждой вилле этого оазиса имелся собственный отдельный сад, где хозяин волен устраивать всё по личному вкусу и усмотрению.
    Я любила этот район: ежеутренние моционы у бассейна, ежевечерние пробежки вокруг озёр, еженедельный неторопливый гольф - тихое размеренное времяпрепровождение, способствующее отдохновению, высвобождающее посредством перечисленного энергию для наблюдения за жизнью. Это роскошь, конечно, не чувствовать усталости, никуда не спешить и иметь возможность наблюдать. Я обрела всё это лишь по мере взросления дочки, которая с рождения и на протяжении последующих полутора лет владела целиком и полностью моим вниманием, сном и отдыхом - капризничала и требовала каждые два часа есть, не взирая на время суток.
    Но, как известно, всё конечно, и в итоге исход одного чаще всего означает начало чего-то нового. Так, после длительного недосыпа, положив этому конец, пришёл ко мне со свежим глотком «загородной» жизни уникальный район города Д., с переездом в который открылся вместе с видом на перспективу и новый взгляд на мой маленький мир, приютившийся у подножия проспекта Шейха Заида.
    - Это ли не рай! - Произнёс, оглядываясь по сторонам, с явным наслаждением от созерцания окружающих его видов Иэн, сосед по бассейну, где мы с дочкой зависали с утра. Её волосы успели высохнуть и блестящими завитками спускались на открытую шею. Я целовала розовую щёчку малышки и, еле кивнув головой, словно соглашаясь с замечанием Иэна, неуверенно улыбнулась, вспоминая сегодняшнее, двумя часами ранее, происшествие, заставившее меня изрядно понервничать. И, уставившись в одну точку, осталась в ней на длительное мгновение. Там ещё был жив образ нарушителя моего утреннего покоя, и память предложила прокрутить ленту дня чуть назад.
     Мы с дочкой проснулись - муж уже ушёл зарабатывать на жизнь - и нежились ещё какое-то время в постели. Малышка играла пальчиками и мурлыкала себе под нос. Я отметила, что проснулась она в хорошем настроении, это позволило мне лишних пару минут оглядеться по сторонам. Окна спальни открывали вид на сад. Садовник наш Мансур в позе писающего мальчика уже орошал стриженый газон. Меня эта его поза, когда он стоит полубоком и в дальней руке держит шланг на уровне паха, в очередной раз рассмешила.
    «Припозднился сегодня», - подумала я, продолжая наблюдать за садовником. Мансур был несколько ленив, что читалось в каждом медлительном движении его сутуловатого тела, но высок и красив пакистанской своей красотой: черные вьющиеся волосы и темная кожа оттеняли яркие белки больших выразительных глаз и белоснежные зубы, такие, за которыми мы ходим к дорогостоящим стоматологам и платим огромные деньги за реконструкцию улыбки.
    Мансур ежедневно обихаживал сад: поливал растения и траву, пропалывал кусты с цветами, вычищал территорию от опавших и сухих листьев деревьев, высаженных по периметру. Раз в три недели подстригалась трава, раз в месяц опрыскивалась химикатами от нежелательных насекомых.  Он получал за свою работу сущие гроши. Но «на районе» существовали именно такие цены. Поэтому, чтобы зарабатывать хорошо, садовникам приходилось возделывать десяток подобных моему садовых участков в день.
    Сад наш примыкал к задней части дома и выходил на проезжую часть дороги, которая шла вдоль всех стоящих паровозиком вилл. Мансуру позволялось входить прибираться в саду только в очень ранний утренний час, чтобы остальную часть дня сад служил по назначению хозяевам, и малышка могла играть в песочнице и с цветочками без посторонних глаз в чистом садочке хоть бы и с самого пробуждения своего.
    Девочка, наглядевшись на пальчики, два любимых засунула в рот и принялась насасывать их: она использовала только эти два, когда была голодна или когда засыпала. Это послужило мне сигналом оторваться от бездейственного созерцания, и, вытащив из ротика своей малышки её средний с безымянным пальцы правой руки, я вспорхнула птицей и, накинув халатик, принялась за дела, мимоходом озирая владения из окон спальни. Взгляд мой привлекла открытая нараспашку дверь сада. Я в очередной раз подумала, что надо бы прекратить подобную практику открытых дверей - мне хотелось сохранять частную атмосферу своего маленького мира. Однако Мансур обычно уходил ещё до того, как мы с малышкой спускались со второго этажа на завтрак. И только однажды в месяц он задерживался и стучался в окно кухни, чтобы я выдала ему зарплату. И каждый раз, лишь только белозубая улыбка его озаряла миловидную физиономию, я, вручая ему деньги, забывала обо всём, что намеревалась сказать - мысли мои мгновенно переключались на стоматологов.
    Я подхватила свою «куколку» и спустилась вниз приготовить нам с нею завтрак, поглядывая за садом уже из окон первого этажа. Мы любили с дочкой, отодвинув широкую застеклённую дверь, расположиться для трапезы на воздухе. В этот раз мы уселись перед телевизором. И, как только я взялась за пульт управления, в саду началось куда более захватывающее зрелище.
    Плетёный садовый стул пулей пролетел мимо стеклянных раздвижных дверей гостиной, где мы с малышкой собрались поесть. Это неожиданное действо в мгновение подбросило меня с дивана и поставило перед огромным, во всю стену и в пол, окном. Мансур съёжившийся застыл в вышеуказанной позе - разворот головы моего садовника указывал направление обескураживающего представления, открывшегося и моему взору. Неизвестный полуобнажённый мужчина арабской наружности атлетического телосложения - назовём его Алибаба - швырялся моей садовой мебелью, обороняясь таким образом от полицейского, с дубинкой  в вытянутых руках «напирающего» на Алибабу. Представитель закона робко на полусогнутых, будто нащупывая ногами безопасную почву, как это делают все полицейские в кинофильмах, протискивался внутрь сада через распахнутую Мансуром ранее дверь. Он кричал что-то на арабском, скорее всего: «сдавайся, иначе стрелять буду». Пистолет, собственно, последовал незамедлительно, причём самым нелепым, на мой взгляд, образом: он буквально прилетел в сад, перепрыгнув через высокий бетонный забор, за которым скрывался второй полицейский. Такой необычной в жизни в отличии от большого экрана является подача инструмента задержания преступников. Более того, оружие прилетело в сад во всей своей красе, в смысле во всей своей экипировке, или, другими словами, не расчехлённым, то есть, вместе с кобурой и упало неподалёку от первого полицейского. Это замедлило процесс наступления закона на Алибабу и дало этакой несуразицей момента передышку от исступления и мне, чем вывело из шокового ступора.
    Я подхватила дочурку и, спасая нас от пули-дуры, взлетела на второй этаж виллы, где, высадив малышку в комнате с игрушками и безопасным выходом окон, прилипла взором к окну в другой спальне, и стала наблюдать за происходящим.
    Выстрела не последовало. Каким-то странным образом оба полицейских скрутили полуголого силача и увели из моего сада, будто ничего и не было. Мансур собрал все стулья и расставил мебель по местам. Кое-где на светлых стенах чернели размазанными следами последствия потасовки и свидетельства недюжинной силы Алибабы или кто он там. Скорее всего, обычный садовник, которого застали врасплох, может быть, судя по его одеянию в виде единственных шароваров, и в чьей-то мягкой постели. Алибаба, без сомнения, смог бы одолеть в неравном бою наступающих и удрать, но недолго поразмыслив, понял очевидное: убежать в никуда, исчезнуть с лица пустыни в городе Д. ему не удастся. Вот и сдался.
    Я перевела взгляд из точки на Иэна, а в воздухе всё ещё висело его «это ли не рай».   

01.11.2020