Глава 18. Загадка

Глава 18.

 Загадка
   

       Нестеров снова не спал. Звонок Оскара застал его на заднем крыльце, где он сидел в тулупе, трусах и дедовых валенках, доедая третий пакетик любимых кальмаров. Даже явный переизбыток фосфора не помогал установить причинно-следственную связь исчезновения людей.

        Из курса психологии Коля помнил, что каждым из типичных маньяков подспудно движет желание прославиться. Они любят неординарные загадки, запутанные ходы, и в изобретательности им не откажешь. Но здесь ничего, никаких знаков злодей не оставлял. Наоборот, старался скрыть следы своих деяний. Похоже на скопинского маньяка, который годами удерживал в подвале похищенных девушек. Но здесь девочки, почти дети и Шмелев. Не сходится. Не маньяк? Злодею просто необходима кровь, в больших количествах. Но зачем?

        За эти дни потихоньку проверили больницу. Ничего необычного. Пара замученных мужчин хирургов, остальные обычные тетки, вроде, без двойного дна. Итак, у него нет цели - убивать, но нужна кровь, человеческая. И потом, он их спокойно отпускает, словно уверенный в том, что они ничего не расскажут. Они и не могут рассказать. На академический гипноз это не похоже, там все как раз наоборот, надо вспомнить. Больше смахивает на уличный, цыганский.

        Для очистки совести перетрясли и их, но и  цыгане опасались последнее время и нигде не ходили поодиночке. Да и не было у них таких сильных мастеров, а у потеряшек стоит такой блок, что даже столичные специалисты из засекреченных организаций разводят руками.

        Таджик с телефоном, конечно, не виноват, нет, Коля, здесь другое. И это уже которую ночь лишает сна и покоя. У потеряшек забрали до литра крови, вместо нее ввели такое же количество физраствора. Аптеки ничего не прояснили – физраствор  берут многие и в больших количествах, сейчас принято «прокапываться».

       Злодей хорошо разбирается в медицине? Но! Почему бы не забрать, скажем, у одного все пять литров крови, а труп прикопать потихонечку. Зачем рисковать, отлавливая людей, а потом отпуская. И почему он так уверен, что похищенные ничего не расскажут? Где логика?

        Началось не так давно, а может, просто проходило как-то без внимания, без обращений в полицию?  Может быть, кто-то приехал? Например, тот же Оскар. Для чего ему может быть нужна кровь? Мать болеет, ну да. Худая, бледная, как смерть. Но когда Коля ее недавно увидел, поразился произошедшей в ней перемене. Толстой и румяной она не стала, но явно ожила. Очень странные они люди. И что ему приспичило обсуждать в 5 утра? Коля услышал шум двигателя и выбрался на переднее крыльцо, прихватив из кухни штаны.

       - Кто там? – сонно промурлыкала Лимира.

       - Оскар, что-то срочное у него. Ты спи, спи.

       - Угу…

       Уже на улице телефон зазвонил снова. Шмелев старший. Тихонько пробурчав еще пару угу, Коля нахмурился.

       - Вы все сговорились что ли?

       - Ребята, нечего тут мерзнуть, идите в дом. Я чайник поставила, - на пороге топталась Лимира, закутанная в теплый махровый халат. Немного растрепанная, припухшая, с отпечатком складки подушки на щеке. Такая уютная и домашняя, что у Оскара остро заныло сердце. Пришел еще дядя Витя, вызванный соседом на импровизированное совещание.

       - Ну да, было тут такое однажды. Мать мне рассказывала, прямо перед войной. Коль, ты же можешь, наверно, как это у вас, - пробить. У мамы тогда подруга пропала, ее так и не нашли. А вообще, несколько человек, все девушки. Но остальные, вроде, все вернулись, тоже ничего не помнили. Ой, погодите-ка. Одна из них сейчас еще жива. Рядом с райкомом дом, прям угловой. Она еще аптекой заведовала.

       - Дядь Вить, ты че? Столько не живут.

       - Да живут, живут. Она такая крутая бабка, лет сто, не меньше, а по части разума всех вас вместе взятых за пояс заткнет. Я у ней не так давно по отоплению калымил.

       -  Ты че хочешь сказать? Рано ж еще.

       - Так давайте позавтракайте, чаю попейте, оно как раз ко времени и будет. Я вот яичницу пожарила, налетайте. Коля, порежь хлеб.

       А когда  мужчины  покинули деревенский домик, Лимира села за стол и налила две чашки чаю.

       - Терентий, иди сюда, посиди со мной. Все слышал?

       - Доброго утречка вам, государыня. Слышал, как не слышать.

       - Что скажешь? Бери, бери пряник. Специально для тебя такие покупаю, знаю, любишь.

       - Благодарствую. А сказать не знаю особо чего. Поговаривали наши, будто у городских есть дом один нехороший, странные дела там творились. Уж лет, почитай, как 300 туда никто не суется, опосля того, как Егорушка оттедова убрался. Но где дом этот, не знаю, поспрашать надобно.

       - А как бы Егорушку найти?

       - Да чего там его искать? Сейчас кликну. Вы, государыня, еще чайку налейте, по-нашему, с яблочком, - и старичок, спрыгнув с табуретки, бодро застучал сандаликами в сторону печки. Через несколько минут вышел из-за занавески, таща за руку такого же старичка. С первого взгляда было ясно, что живется тому несладко. Оборванный, грязненький, нечесаный, худющий. И взгляд злой, затравленный.

       - Вот ты каков, Егорушка, ступай с нами чай пить.

       Старичок поклонился, живо забрался на табуретку и с шумом вдохнул терпкий горячий пар.

       - Тыщу лет такого не пробовал, государыня, благодарствую.

       - Чую, плоховато тебе живется, а почему? Шалишь, небось, хозяевам досаждаешь?

       - Не без того, каюсь. Не понимают они, со мной же по-хорошему надо, обиходить, покормить. Я и за домом тогда пригляжу, и по хозяйству помогу, все чин по чину. Работу свою знаю. А то они, как постучу тарелкой, сразу святой водой брызжут, не понимают, не…  А водой чего? Я ж не нечисть там какая, я хозяевам вроде как в помощь даденый. Так и живу с котами. А иттить некуда, щас многие мыкаются так, не всем повезло, как Терешке.

       - Чего от прежних хозяев сбежал?

       - Да старики померли, детей у них не было. Я по гостям перебивался, а потом в избушку ихнюю заселились, дом новый стоить почали. Ну, думаю, Егорушка, кончились твои несчастья, как барин, будешь жить.

      Только не вышло ничего, болеть я начал там, сильно, думал, вовсе помру. А они, дом поставить не успели, давай погреб рыть, большущий, глубокий, с переходами. И ящик там прятали, так от этого ящика я и болеть начал, потом уж понял. Как окажусь поближе, так и вовсе сил нету, сосет он их прям из меня. Ну я и убрался оттедова подобру-поздорову. Оклемался потом. А туда ни-ни больше. Да и хозяйка там такая была, какая-то… Боялся я ее, вобщем.

       - Так где, говоришь, тот дом-то, Егорушка?

      

                *    *      *

      

       Ольга Серафимовна Новицкая все время лежала или сидела, но до туалета упорно добиралась сама. Три раза в день, на большее сил не хватало. Каждый день на несколько часов к ней приходила баба Маня. Она стирала и убирала, готовила нехитрую еду, заодно и столовалась. Два раза в неделю, по средам и субботам, были банные дни. Так жили уже много лет и были очень нужны друг другу.

        Ольга Серафимовна всю жизнь работала в аптеке, была очень умной и властной. Баба Маня на 35 лет моложе, носила судна и драила полы в больнице, а по выходу на пенсию вынуждена была искать приработок, чтобы не умереть с голоду. Часто она проводила у подопечной больше времени, чем было оговорено. Иногда оставалась ночевать. Для Новицкой она была единственным благодарным слушателем и пускай часто засыпала за столом, положив голову на сложенные руки, та повествований не прекращала.

        Неважно, что баба Маня иной раз всхрапывала, главное, что в комнате кто-то был. А если бы баба Маня понимала хотя бы десятую часть того, что слышала от хозяйки, то, наверно, сумела бы защитить диссертацию по многим научным областям. Но она не понимала ничего, и энциклопедические знания Новицкой были не нужны ни ей, ни кому более. Сейчас Новицкая дремала в кресле у окна и раньше, чем прозвенел звонок, увидела посетителей на крыльце. Сразу несколько мужчин, из которых она знала только одного редактора. Из открытой форточки донеслось:

       - Минуточку, - и, - разувайтесь, господа. Бабе Мане  в её возрасте уже нелегко мыть полы.

       Следом послышался лязг железа, и половинка двустворчатой двери слегка приоткрылась. Мужчины вошли в темный коридор парадного входа, где сам собой включился свет. Слева была обитая теплым одеялом дверь, справа две широкие ступени вели в какую-то  низенькую пристройку, а впереди была стеклянная веранда, с выходом во двор. Мужчины вошли в гостиную с окнами в запущенный  и  порядком позолоченный осенью сад, из которой вело несколько дверей. Одна из них была приоткрыта.

       - Проходите сюда, молодые люди.

       Первое, что бросилось в глаза Нестерову, были большие напольные часы. Тусклый циферблат снаружи   прикрыт слегка увеличивающим стеклом, которое опоясывала медная змея, поедающая свой хвост. Но это был не единственный символ, они находились здесь повсюду – на старинной настольной лампе, на резном изголовье высокой кровати, на вычурных спинках трех мягких стульев, на облезлом иранском ковре на полу, на большой и явно очень дорогой напольной китайской вазе с покрытыми пылью цветами рогоза.

       - Вы пришли сказать, что нашли его, Володя?

       - Кого, Ольга Серафимовна?

       - Кого ж еще, гомункула, конечно. – И, не дождавшись ответа от онемевших посетителей, продолжила. – Снова подошел срок? Ну да, конечно же, подошел. Ему сейчас, должно быть, в районе 80, пора позаботиться о перерождении. Да присаживайтесь вы, наконец. Чего такого ужасного я сказала? Вот вы, молодой красивый блондин, попейте водички, а то упадете.

       Плохо стало Оскару. Он не ожидал, что его страшные догадки так запросто озвучит кто-то другой. Он плюхнулся на стул и за неимением платка (такое случалось крайне редко, но ночью он очень торопился к Нестерову) отер мокрый лоб рукой. Теперь ему стало понятно, почему в их организации не приветствовались привязанности и браки. Когда ты один, ты неуязвим, не переживая за других, а своей жизнью рисковать привык.

       - Ольга Серафимовна, не будем ходить вокруг да около. Пропадают люди. Расскажите все, что знаете.

       - Баба Маня исправно поставляет мне информацию, преимущественно в виде сплетен. Но я уже научилась «фильтровать базар» и умею складывать два и два. Он старый и снова вышел на охоту, ему надо поменять дряхлеющее тело. Значит, кто-то должен умереть. Это ведь третий пропал, или я чего-то не знаю? Сколько крови потеряли дети?

       - Четвертый. Первым был мой сын.

       - Сын? Я слышала, но думала, это другое. Зачем  же ему мужчина?  Надо подумать. Он ведь  предпочитает кровь девушек, детей. Так сколько крови теряли дети?

       - Точно не установить, не сразу хватились, но много. На грани критической кровопотери. А зачем ему кровь?

       - Боже! Как вы несведущи. Гомункула кормят кровью. Если у детей забирали около литра, ну и где-то месяц пропаж, включая твоего сына, то, я думаю, со дня на день он должен родиться в новом теле.

       - Откуда такие познания, Ольга Серафимовна? И почему вы не сообщили о своих подозрениях  в полицию или хотя бы мне?

       - Во-первых, не сразу связала случаи, плюс – сплетни, а не конкректная информация. Да и кто бы стал слушать столетнюю старуху? Еще и упекли бы куда-нибудь. А вообще, не забывайте, в нем ведь течет и моя кровь, мы с ним как-то связаны, я чувствую. Но все равно он меня к себе не подпускает. Знаете, то, что я тогда была похищена, перевернуло всю мою жизнь. И пусть я ничего не помню, но именно из-за него я стала тем, кем стала. Он как-то вел меня по этому пути.

       - А уроборос?

       - Ах, это! Да, скорее всего оттуда же. Я была глупенькой впечатлительной девчонкой, знаете,  из тех, которые любят страшные истории на ночь. Видно, мозг за что-то зацепился и не смог выбросить из памяти. Согласитесь, это же символично. Гомункул может быть бессмертен, но при одном условии – он заберет душу человека, так как своей не имеет, а сознание ему отдает старый хозяин. Но для этого необходим специальный инструмент, по слухам, им обладал Нострадамус. Именно из-за него в 1791 году была разрушена его могила в церкви   францисканцев-миноритов  в Салоне. Кто знает, нашли они там, что искали. Мне кажется, нет, потому что кости пророка были разбросаны, а склеп осквернен. Ведь если бы нашли, взяли  и ушли, а не злились так, правда? Якобинца того, вандала, потом казнили, но, думаю, это стрелочник. Вот, мальчики, больше ничем помочь не могу, и рада бы, но увы… Включайте мозги, ищите артефакт Нострадамуса. Гомункул бережет его пуще зеницы ока и никогда не отдаст. Там его смерть, как у Кощея.

       - Благодарим, Ольга Серафимовна. Дверь захлопнуть?

       - Не беспокойтесь, Володя, у меня тут механизм куда более надежный.

       Дама отодвинула занавеску, и все увидели металлический прут чуть ли не в руку толщиной, который легко скользил по желобу с роликами и уходил в дыру в стене. Рядом целый ряд выключателей.

       - Володя, обещайте принести мне как нибудь белые каллы. Я очень их любила, но держать в доме опасалась.

       - Конечно, Ольга Серафимовна. А когда?

       - Вы поймете, Володя, ступайте. Да, ищите фиолетовые глаза.

       - Я знаю, знаю, - прошептал Оскар и выбежал первым. Так все оказались перед небольшим особнячком на тихой, сонной улице.

        Черный мастифф со всей своей немереной силой кидался на забор и так остервенело лаял, что захлебывался собственной слюной и через раз хрипел. Но на звонки никто не вышел.

       - Идемте ко мне, кажется, я знаю, как их найти.

       И все ринулись за Оскаром через дорогу.

       - Мама, мама, ты где? – и только потом заметил открытую дверь в подземелье, снова подпертую стулом.

       - Майн Готт! Ну куда же ты одна, мама? Идемте все за мной, только очень тихо.

       - У нас нет оружия, стойте, давайте хоть ножи возьмем, - прошептал Шмелев.

       - Я сам оружие, - и Оскар стал спускаться. На глазах он превратился в военную машину. Шмелев сразу успокоился, Оскар один стоил целого взвода ниндзя, а тут всего лишь старуха и ее сын.

       - Эй, есть тут кто-нибудь? – Оскар, почти уже скрывшийся в подвале, молнией метнулся назад и увидел соседа.

       - Ты чего тут?

       - Оскар, я понял, я догадался. Это Серега, это он. Они постоянно просили Лелю навещать их, приучали.  Это они.

       - Тихо, Толя, мы знаем. Стой здесь и никого не пускай. Вызови Голубева, но пусть не шумят. Слушай нас, не навреди, мы спасаем твою дочь. Скажи своим, пускай уйдут.

       - Да они на Фабриках давно. Танька дома не может, ревет все время.

       - Все, мы пошли. Тихо, понял?

       У кирпичной переборки сидел ощетинившийся, не похожий на себя котенок, а рядом на коленях со стетоскопом в руке Рената.

       - Оскар, там голоса. Там что-то происходит, а я не понимаю, как открыть эту чертову плиту.

       - Мама, нам надо туда попасть. Там Леля, она может погибнуть. Давай подумаем, ну, мама, напрягись…

       Но договорить Оскар не успел. Тесный коридор, освещенный лишь тремя телефонами (в спешке забыли даже про фонари) и светодиодным брелком Шмелева, засветился  все более усиливающимся сине-зеленым светом, воздух заискрился, и из самого снопа света выступила высокая красавица в сверкающей тысячами драгоценных камней одежде. Ее глаза метали молнии, темные брови грозно сдвинуты к переносице, смутно знакомое лицо.

        Ренату до костей пронзил холод, она узнала свою давнюю ночную гостью и, сама не зная почему, низко ей поклонилась, приложив руку к сердцу. Когда сияние немного ослабло, из-за ее спины выступили два старичка-лилипута, точно такие, какими рисуют домовых в детских мультиках. Царица (рангом, судя по всему, никак не ниже) молча взяла за руки Оскара и его мать, и все вместе мгновенно исчезли. Оставшиеся недоуменно вертели головами.


http://proza.ru/2020/11/01/584