Руины Адрилгильда - Ночной Охотник

Что-то неизведанное приближалось из темноты мрачно колышущегося на кровавом закате леса. Это нечто пугающе резало слух жутким щёлканьем и чавканьем, будто что смачно перетирало и пережёвывало. Стражники выставили вперёд посеребрённые алебарды, окроплённые святой водой и солью. Пот струился по их испуганным лицам градом. Казалось, сейчас они побросают своё угрожающее оружие и побегут к закрытым вратам печально известного Риндрима, что возвышались за их спинами, и забарабанят по равнодушному дубу в отчаянном ритме, полным нот безумного ужаса. Но, боевой священник, закованный в тяжёлые золотые латы с орнаментом из крестов и отрывками древних текстов выгравированных чёрной ониксовой краской, укреплял волю солдат своим высоким песнопением.

Солнце медленно сгорало в горниле заката, лес становился всё мрачнее и угрожающе. Он словно игольчатое море бурно колыхался под пощёчины и подзатыльники озорного ветра. Из чащобы донеслось ломанное рычание с примесью хрипа, визга и шипения. Зловещий звук, предвещающий кончину. Стражники дрогнули.

- Давайте вернёмся за стены, - молящим тоном попросил один из солдат, дрожащими руками перехватив алебарду.

- Никакое создание из преисподнии не сломит нас, мужайтесь дети Ордэрхэйма! – пропел вдохновенно священник. На какое мгновение сердца стражник наполнись отвагой и в их глазах стало таинственно много света.

- Мы не сдадимся, святой отец! – уверенно отчеканили стражники.
Едва солнце исчезло за тёмным лесным морем и тень ночи легла на город крыльями невиданного исполинского существа, нечто, с жутким воем и рыком, беспощадно ломая ветви стремительно направилось в сторону стражников. Щёлк, хлюп, щёлк, хлюп – слышалось всё четче и пугающе, перебиваемое яростным треском ветвей. Десятки  прытких конечностей суетливо заскребли по стволам елей, срывая с них кору, как нож скорняка снимает шкуру. Лесная тьма бережно скрывало это существо в своём зловещем лоне.

Ветер нагнал свинцовые облака с востока, вспышки молний резали чёрные клубящиеся тучи, похожие на дымовые тугие веретёна. Осторожное существо же не спешило выходить из своего убежища, будто чего-то старательно дожидалось. Оно настойчиво нагоняло страх перебираем своих конечностей, щёлканьем и хлюпаньем. Наконец, когда тьма разлилась по равнине и проглотила ворота города, среди густых ветвей заблестели десятки топазов кошачьих глаз. Стражники крепче перехватили алебарды и зашептали молитву вслед за священником. Золотистый свет окаймил их, словно ангелы Обенхэйма одели своих детей прозрачными солнечными накидками. Но благословление рассеялось так же быстро, как солнце утонуло в реке ночи.

Длинный пронзительный хриплый визг с примесью ломанного рыка вырвал последние ростки смелости у стражников. Длинная искореженная крюками и шипами наростов и рваных ран морда высунулась из леса. Так подумали стражники, но они смертельно ошиблись, и всякая их надежда потухла, как свечи задутые ветром. Эту морду окружало четыре лепестка колышущихся широких щупалец, полных мелких зубцов, похожую на цветок, испорченный Тленом – темнейшей магией из самой преисподней. Оказалось, эта морда – нечто иное, как язык, а вся эта ужасная платоническая конструкция – пасть существа. 

Ужасный вопль-рык раздался снова, но теперь ему сопутствовали брызги серой, как мутная грязевая вода, едкой слюны. Стражники завопили от мученической боли. Не прикрытые доспехами и перчатками руки и лица окрасились в малиновый цвет, а на коже набухли чёрные кровоточащие фурункулы. Силы держать оружие мгновенно покинули их и немощь обняла их широкими объятьями томительно ждущей сыновей матери. Лицо священника исказилось ужасом, будто он впервые примерил глиняную маску. Его рот свело, правый глаз судорожно задёргался.

Существо выпрыгнуло из леса, угрожающе выставив на своих жертв десятки жалящих хвостов, что извивались из её тела, будто кто-то небрежно их пришил. Глаза так же хаотично наполняли всё тело, злобно несинхронно моргая в каком-то месиве плоти, словно кто-то воскресил фарш и пытался залатать его изъяны кусками кожи. Шесть искривлённых, как болотные деревья, коленчатых ветвящихся, как оленьи рога, конечностей оканчивались многочисленными крючковатыми острыми когтями.

- Во имя всех святых, кто сотворил тебя?! – в паническом ужасе воскликнул один из стражников, бросившись обессилено на колени. Щупальца потянулись к нему и нежно обняли его шею, а затем выдернули голову из тела с такой лёгкостью, с какой пальцы срывают вишню. Алый фонтан окрестил своей запретной непостижимой красотой стражников, вызвав у них расслабление всех сфинктеров. Невыразимое смятение взвилось вместе с запахом мочи и испражнений, когда солдаты в вопиющем отчаянии бросились в рассыпную. Чудовище же начало их увлечённо отлавливать, как играющийся кот ловит мышей.

Вот щупальца полоснули спину одного из стражников, размозжив ему позвоночник – он рухнул на землю как сломанная кукла. Другому щупальца сломали ноги в области колен, третьему повезло меньше других двоих – коготь рассёк ему пах до половины живота; внутренности тут же вывалились наружу. Четвёртый напрасно пытался убежать от Чудовища, оно быстро настигло его одним исполинским прыжком и четыре зубастых лопасти сомкнулись на груди бедолаги. Раздался противный хруст, словно рёбра переломали двумя тисками, устроив настоящее костяное кладбище. Затем что-то шумно лопнуло – чудовище оторвало половину тела и принялось его жевать, точно непреклонная машина, превращающая металлолом в аккуратный жестяной ком.

Отыскался лишь один смельчак, вызвавшийся дерзнуть смертоносному монстру. Он тщетно кольнул его алебардой в глаз на животе, пока оно было занято разделением его соратника на две части. Чудовище даже не заметило этого, точно глаз был обычной бесчувственной пуговицей, оно не обратило абсолютно никакого внимания на нападающего, как слон не обращает внимания на надоедливую мошкару. Алебарда крепко застряла в плотной, как заскорузлый комель, плоти. Но стражник упорно пытался вытащить её, крутя и двигая ей, надеясь причинить хоть какие-то страдания жестокому убийце его товарищей. Но всё что получилось у мужчины – это устать и обмочиться от страха и старания. Расправившись со своей жертвой, чудовище наступило на замешкавшегося стражника, продырявив его своими конечностями, превратив в сочащийся красным соком безобразный кусок мяса, брошенный на дорогу.

Тут дошла очередь и до священника. Он был парализован невиданным страхом и мирно сидел на заднице, дёргая правым глазом и пуская нить слюны из пересохшего искривлённого рта. Чудовище мрачно нависло над ним, пощёлкивая коготками на своём языке. Затем он раскрылся, как бутон розы и оттуда вынырнула красная кисточка обласкавшая лицо священника. На первый взгляд можно было подумать, что существо изучает его, но это было далеко не так. Оно злобно сомкнуло пасть и приняло положение над священником, изогнувшись дыбом, как кошка. Его чрево раскрылось когтистым ртом с глухим рыком и визгом, откуда вместе со зловонием разорённой могилы выползли змеящиеся пальцы и впились в тело священника. Вопль мученической боли взмыл в небо, утопая в протяжном урчании грома. От многих своих жертв Чудовище оставляло лишь бесформенные ошмётки плоти и лужи крови, и этот случай не стал исключением! Захрустели кости, зачавкали отрываемые мускулы и несчастный священник, разодранный на части, как варёная луковица, почти бесследно исчез в чреве Ночного Охотника.