— Самая настоящая! Не верите? Года три как было. В Херсоне у тётки я гостевал. Выхожу с подвальчика, значит, и вдруг этот… ну, этот, как его…тьфу ты… ну, гос-споди, в шапочке… папа… римский, мать его, подбегает, еле дышит, хлебало красное, кто, говорит, написал полонез Огинского? Отвечай, сука! Восемь букв! А я с ходу ему, в лоб, так, промеж рогов: Шульберт! Съел? Тот довольный, в кроссвордик записал, улыбается, правильно, аккурат подходит, говорит; осенил двумя перстами, денька через два, говорит, заходи в местную синагогу, там тебе индульгенцию выдадут. И действительно, вышел с этой синагоги поп, махровый такой поп, конкретный, на мобиле лязгинка, на пузе крест пудовый, в бороде капуста, перегарит мне «столичной»: ступай, сын мой! Куда, спрашиваю. К ядрене фене, только не оборачивайся, иначе в соляной столб обратишься. И сунул мне вот эту грамотку. Дома уже развернул, всё чин-чинарём: печать натуральная, советская! И подпись райпредисполкома товарища Антипова. Так что всё официально, с документом, и место в раю мне зарезервировано, а сколь осталось уже не важно – греши, не хочу! Предъявлю где надо эту бумажку и хошь, не хошь, а будьте любезны, ворота отворяй и никаких там! Вот, кому мышь, а кому и шыш! Бог-то не Тимошка! Видит. Немножко.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.