13. Никки. Зеркальная комната

 Автор:    Никки



«Основание для реставрации.
Нарушены прочностные качества рамы зеркала. Накладная резьба на раме зеркала в отдельных местах отстаёт, имеются утраты накладной резьбы по периметру рамы. В верхней части декоративной резной накладки имеется сквозное круглое отверстие».
Николь отвлеклась от монитора, глянула в зеркало, которое описывала, подумала о девятнадцатом веке, представила себя в бальном платье. Задумалась, вспомнила старинную фотографию прабабушки-итальянки: «А ведь мы похожи: такой же цвет волос, светлые глаза, даже имя одинаковое. Только зачем или за кем она уехала из Италии в Россию? А может быть, от кого? Ну, почему ты убежала из Венеции, Николь? Неужели любовь? Как в кино. Нет, я не верю в настоящую любовь, «ведь небосвод разлук несокрушимей потолков убежищ» ***. Вот тут ты прав, поэт, как всегда».

В эту же секунду в скайп пришло сообщение: «Здравствуйте, Николь. Как успехи? Удалось восстановить покрытие зеркала?» – интересовался реставратор из Германии. «Здравствуйте, Михаэль. Пока не удалось. В процессе», – ответила девушка. – «Тогда не буду отвлекать».

Краткость переписки вызвала лёгкое сожаление, но Николь быстро переключилась на работу – зеркало ждало прикосновений её волшебных рук.
 
«Когда-то стояла перед ним девушка, поправляла причёску, прикасалась к колье, к ней подходил мужчина, они вместе смотрели…»

– Мечтаешь? Николь, рабочий день окончился. Пошли уже по домам.
 
– Да, Лиза, представляла тех, кто жил тогда, давно. Жаль, невозможно увидеть прошлое. Ладно, завтра продолжу.
 
– Спорим, ты увидела там не только невесту? Спроси у зеркала… – подмигнув, засмеялась Лиза.
 
Николь перебила:

– Где путь, и где пристанище? Конечно, я увидела суженого, кого же ещё? Очень смешно. Ты веришь в сказки о любви? Завтра выходной – вот это правда, а остальное…Ну всё, пошли, а то скоро ночь наступит. Хотя, подожди, ты же обещала мне каталог индийских зеркал. Помнишь, реставрацию перед этим, – Николь кивнула в сторону зеркала, – тогда пришлось повозиться.

– Вот он, хватай. Осторожнее со стариной. Ладно, шутка. Бежим домой и очень быстро!

В метро Николь вынула каталог, увлеклась, разглядывая картинки, чуть не проехала свою остановку. На улице сумеречная прохлада заставила идти быстрее, но не изменила настроения, навеянного зеркалами. Память усилила его мистическими сточками: «Ты в зеркало смотри, смотри, не отрываясь, там не твои черты, там в зеркале живая, другая ты»*.
Во дворе, рядом с домом, Николь оступилась, упала. С трудом добралась до квартиры, сделала компресс из кубиков льда, легла на диван, провалилась в полуявь-полусон. В какой-то момент боль отпустила...

Сновидение началось с появления ярко-синего пятна. Оно приближалось, увеличивалось в размерах, пока не превратилось в густой туман. Неожиданно в тумане возник светло-голубой экран. Николь шагнула вперёд, очутилась внутри изогнутой по кругу комнаты, подошла к стене и увидела своё отражение. Перед ней было зеркало. Рядом – тоже зеркало, но в нём она выглядела старше. Ещё шаг – новое отражение, новое изменение. В очередном увидела старуху. Шагнула к соседнему – на неё смотрела маленькая девочка. Прошла перед зеркалами ещё раз. Изображение девочки менялось в каждом и, наконец, превратилось в старую женщину. Николь испугалась, сдерживая слёзы и дрожь от холода в комнате, села на колени. Немного успокоилась, взглянула на пол. Он был составлен из шестигранных зеркал, в каждом – картинка. На них – Николь: маленькая, постарше, взрослая, старая.
Поднялась. Посмотрела на потолок – тот повторял орнамент пола. Почувствовала отчаяние. Хотелось крикнуть. Голос не слушался. Стала проговаривать про себя:

– Где я? Как уйти отсюда. Как уйти?

Разрыдалась. Обессилев, уселась на пол, задремала. Ещё немного – и провалилась бы в сон, но вдруг услышала:

– Вспомни того, кто любил тебя. Выбери зеркало. Смотри внимательно. Ответ увидишь в глазах.

Вскочила, бросилась к зеркалам, остановилась, вернулась в центр помещения, разглядывая пол, потолок, снова стену.
Одно изображение на ней показалось особенно чётким. Подошла, взглянула, увидела себя. Неожиданно картина изменилась.
Перед Николь развернулось действие. На диване сидел мужчина. Голова опущена, поникшие плечи, руки сцеплены. Спиной к нему стояла молодая женщина в сари.
Поза напряжённая: вздёрнутый подбородок, спина ровная, пальцы сжаты в кулаки.
Николь неожиданно напряглась, глядя в зеркало, как будто что-то узнавая, подумала: «Это я». Отступила назад, вздохнула с облегчением: «Нет, это не я, не может быть», – и поднесла руку к голове. Женщина тоже поднесла руку к голове, в точности повторив жест и, когда заговорила, Николь вдруг поняла, что это она, она сама произносит слова:

– Я никогда не прощу тебя. Не вернусь. Не ищи, – бросила резко, не взглянув в сторону мужчины.

– Прошу, останься. Позволь объяснить.
 
– Нет.
 
– Ты не можешь уйти, закон не позволяет…

– Ещё как позволяет. Закон – это мой отец.

– Но тебя не могут видеть посторонние.

– Не увидят. Сарга привёл моего слона во двор.

Твёрдым шагом, подошла к двери. Стукнула. Дверь распахнулась. Вместе с птичьим пересвистом в помещение ворвался запах цветов.  В дверном проёме был виден большой слон.
Волна ярости захлестнула Николь, остановила, развернула, заставила резко выкрикнуть:

– Объяснишь шлюхам, изгой! Чарас** тебя победил.

Мужчина закрыл лицо ладонями, тут же резко их опустил, поднял голову, повернулся. Тёмно-синий взгляд его глаз, подобно ослепительной вспышке молнии, рассёк пространство и время, отрезая прошлое от настоящего.
Николь ахнула, отступила от зеркала, прошептала:

– Я тебя знаю, точно, но не помню… имени. Ты мой, нет, её муж!

По зеркалу пошли трещины, оно моментально рассыпалось. Девушка шагнула в проём и проснулась.
Открыла глаза. Долго вглядывалась в потолок, пыталась вспомнить сон, но тщетно. Чувство отчаяния, непонимания, недоверия и чего-то желанного, утерянного невозвратимо, не отпускало. Николь решила, что всё это последствия головной боли, атаковавшей к утру с новой силой. Через несколько часов боль отпустила, дав возможность выйти на улицу, но совсем скоро осенняя прохлада заставила спрятаться в небольшом магазинчике с интригующим названием «Лавка счастья». С первого шага Николь окунулась в мир музыки ветра, камешков, бус, медных украшений, изящных фигурок из дерева. Возле столика с украшениями и ароматизированными палочками замерла. Этот запах! Он напоминал о чём-то важном, но неуловимом, ускользающем.

– Кто-то может мне помочь? Подойдите, пожалуйста.

– Здравствуйте. Спрашивайте, я к вашим услугам, – приветливо отозвалась девушка в просторных брюках и длинной тунике, украшенной бисером.

– О, и вы тоже, вернее, нет, не так, – смутилась Николь. – Вы подошли и теперь я очень ярко чувствую этот запах цветов. Пионы? Нет, ещё что-то неуловимое. Перец? Ой, простите, возможно, это ароматические палочки?

– Это мои духи. У вас потрясающие способности различать запахи. Пион, розовый перец и цветок ашока – редкая нота в парфюмерии. У нас есть и палочки с похожим ароматом. Вы удивлены? Да, есть такое дерево. Название переводится как «снимающий печаль». Любовную. Девушка, вам плохо? Хотите присесть? Меня зовут Лила, не стесняйтесь.

– Да, спасибо. У вас есть листик бумаги и ручка?

Лила пододвинула к стольку кресло, дала салфетки, ручку и отошла в сторону. Николь быстро писала, не успевая вытирать слёзы, брызнувшие на салфетку вместе со словами:

«Нам мир завидовал и солнце блекло,
когда соприкасались наши взгляды,
иссушенный ручей, пробив преграду
почвы, вновь журчал,
а мы всего лишь проходили рядом,
долина, выжженная жаром,
становилась Вифлеемским садом,
но чарас побеждал…
да, чарас победил его, любовь, меня.
И вот настал тот день, когда кляня
судьбу, забрать любовь богов молила,
о, как безумно я любила:
дышать и жить, искристой силой
пространство наполнять, петь, танцевать,
слагать стихи, в мечтах летать
могла лишь рядом с милым
находясь, и ждать
сиянья глаз, прикосновений,
губ, тел соединения, проникновений…
каждый раз был, словно новое рожденье
чувств, до рокового дня,
когда душа покинула меня.
Он изменил с обычной проституткой.
Тогда я прокляла тот день и час,
за то, что горькая судьба соединила нас».

Николь прекратила писать, положила ручку на салфетки, замерла. Лила подошла к столику.

– Может быть хотите воды?

– Нет, спасибо. Я тут написала…не могу понять, что случилось. Стихи люблю, но никогда не сочиняла. И вдруг. Видите, вы подошли и снова. То же самое. Всё-таки, это запах цветов. Точно. Ночью мне снился сон. Ничего не помню. А этот аромат…Не знаю. Хотите прочесть?

– Спасибо. Конечно, хочу.

Девушка взяла салфетку и через минуту заключила:

– «Ни счастливые дни, ни печальные дни не продлятся всю жизнь — им положены сроки. На изменчивый ход наших судеб взгляни – То дают, то берут, то добры, то жестоки». Это Видьяпати. Похоже, вам предстоит что-то узнать, чтобы принять решение.

– Спасибо, Лила. Загадочный стих, даже не догадываюсь, что предстоит узнать. Меня зовут Николь.

– Буду рада новой встрече, Николь, всего хорошего.

Следующей ночью путешествие повторилось. Очутившись в зеркальной комнате, почувствовала холод, пробиравший до костей. Николь побежала, дотрагивалась до зеркал, толкала их, пыталась найти выход и, наконец, отчаявшись, легла на пол. Лишившись сил, погружаясь в сон, услышала:

– Вспомни того, кто любил тебя всегда. Правильно выбери зеркало. Смотри внимательно. Ответ – в глазах.

Мгновенно поднялась, пошла вдоль стены, всматриваясь в изображения. Одно из многих чем-то притягивало. Сосредоточилась на нём. Неожиданно появилась картина. Просторная комната с высокими окнами. Из них видна площадь, толпа людей в чалмах, с длинными палками. К окну подошел человек в мундире офицера, не поворачиваясь, сдерживая эмоции, произнёс:

– Дорогая, не упрямьтесь, не заставляйте применить силу. Вынужден быть жёстким – я слишком сильно люблю вас. Не могу рисковать более ни одной минутой вашей жизни. Не меняйте платье – оно кстати. Вас выведут отсюда и спрячут слуги. Срочно покиньте дом. Даю слово выжить.

В зеркале проявилось большое помещение. Посреди него – молодая женщина в сари. Точная копия Николь, с мокрым от слез лицом.
Женщина сделала несколько неуверенных, торопливых шагов к мужчине.  Николь показалось, что она сама шагнула в зеркало, остановилась, увидела под ногами ковёр вишнёво-красного оттенка. Сейчас ей надо было наступить на рисунок синего цвета. От этого зависела её жизнь, от этого зависело решение мужа. Она должна была остаться с ним в зале, она должна спасти его, она могла, она знала – сейчас, остался шаг, всего один шаг до синего рисунка и тогда…

Офицер продолжил:

– Я никогда не оставлю вас одну. Мы непременно встретимся.
Повернулся, скользнул взглядом по Николь. Та вскрикнула:

– Нет, я не пойду в подземный ход, нет! Это ты! Ты! Я знаю, ты погибнешь!

Зеркало растрескалось, открыв проход. Шаг – и Николь проснулась в своей комнате.
Открыла глаза. Вглядываясь потолок голубого цвета, размышляла: «Какай странный сон. Я видела бегущих людей и ковёр. Помню непонятное желание – сделать шаг на синее. Нет, не помню. Помню чувство страха. А ещё – отчаяние и бессилие, хоть плачь. Надо взять отгулы, принять снотворное и выспаться наконец. Больше не хочу разгадывать сон. Хотя, стоп. Зачем нам интернет? А вот зачем: найду ковёр. Хоть что-то».
Николь кинулась к компьютеру, начала поиски. Перебрав массу ковров, объявлений, интерьеров в замках, просмотрев уйму сонников, почувствовала усталость и раздражение, открыла очередной сайт с фотографиями старинных ковров Индии: Кашан, Исфахан, Табриз, Биджар, Махал. Стоп, назад. Биджар! Стиль Биджар. К горлу подступил ком – Николь узнала светло-синий рисунок на ковре, закрыла сайт, вскочила, оделась, выбежала на улицу и стремительно помчалась вперёд. Замедлила шаг возле маленького кинотеатра-кафе «Звезда». Решила зайти, но увидела афишу старого индийского фильма «Восстание», неожиданно для себя развернулась и побежала домой. Дыхание сбивалось, виски сжимало, в голове стучало: «Спать, спать».

Дома Николь устроилась на диване с твёрдым намерением не спать, согреться под пледом, обдумать происходящее, но через несколько минут сон снова увёл её в комнату с зеркалами и убийственным холодом.

Николь начла искать выход. Попыталась разбить ногами зеркальный пол, начала кричать, стала задыхаться от страха. Села на пол, прислонилась спиной к стене. Находясь на грани потери сознания, услышала:

– Вспомни того, кто любил тебя по-настоящему. Выбери единственное зеркало. Смотри внимательно. Ответ – в глазах.

Медленно встала, повернулась к зеркалу, всмотрелась, сразу увидела картину: с мечом на поясе, в кольчуге, воин обнимал девушку, говорил:

– Ты успокойся, любимая, не плачь. Я не могу умереть дома от старости. Видишь – живой и останусь живым.

Прижал к себе девушку, поцеловал. Зеркало затуманилось. Потом туман рассеялся.
В дверном проёме балкона, глядя на зеленоватую воду канала, стояла та же девушка, лишь волосы её побелели. Печальное лицо, удивительное сходство с Николь.
Изображение пропало, вместо него, будто кто-то перевернул страницу книги времени, появилось следующее.
На широкой кровати лежал мужчина. За ним ухаживала старуха, подносила к губам кружку, вытирала платком подбородок, пришёптывала:

– Спи, милый, не скоро ты поднимешься, а там, как Бог-Отец даст, может и вспомнишь чего. И мне бы дождаться радостного часа, уж сколько вёсен утекло...

Старуха отвернулась, мужчина открыл глаза, приподнялся, посмотрел на Николь, сказал:

– Не плачь обо мне. Видишь – живой.

Николь спросила срывающимся голосом:

– Где же искать тебя? Ты не вернулся из похода. Пропал! Пропал, – протянула руку, изменилась в лице.

Умолкла, глядя на исчезающее изображение, и вдруг закричала:

– Ты жив! Я узнала тебя, узнала!

Зеркало осыпалось на пол. Николь открыла глаза. Она дома, проснулась, повторяя с отчаянием в голосе:

– Нет, нет, нет. Больше не буду спать! Хватит! Я не могу так, мне слишком печально, тяжело. Я каждую ночь что-то теряю, в душе утрата, пустота.

К вечеру, уставшая Николь выпила чаю, прилегла перед телевизором, уснула и опять попала в зеркальную комнату. Там её снова окутал холод, затем настигли волны страха: никогда отсюда не выбраться, умереть без еды и воды, от недостатка воздуха. Не выдержав, Николь начала отключаться, но услышала:

– Вспомни того, кто любил тебя всегда, по-настоящему. Изо всех зеркал выбери одно. Смотри внимательно. Ответ – в глазах.

Вскочила, несколько раз пробежала по кругу, прикасаясь к каждому зеркалу. Они, словно немые, не откликались Отчаявшись, прислонилась спиной к стене, опустила голову и замерла. В мозаике, почти у её ног появилось картинка: помещение, похожее на кухню, с непривычно большими окнами, вдоль них – низкие шкафы, накрытые столешницами. В центре кухни –длинный стол, на нём канделябр с пятью зажжёнными свечами.

Рядом со столом мужчина и женщина.

– Не ходи сегодня никуда. У меня дурное предчувствие, боюсь за тебя, чувствую холод, опасность. Не ходи, любимый, – проговорила женщина, прильнув к мужчине.
Тот обнял её, прижал к груди. Немного отстранил, взглянул, словно хотел запомнить. Бережно провёл ладонью по её пышным светло-каштановым волосам.

– Какая же ты красивая, нарядная. Не бойся, любимая, вспомни – мы женаты уже десяток лет, и за это время у меня не было ни одного промаха. Я осторожен не потому, что боюсь погибнуть, а ради тебя. Я не позволю ни одному мужчине прикоснуться к моей женщине. Моя. Была и будешь. Жди. Мы, как всегда, отпразднуем наш очередной день рождения. Верь мне.

– Жду к ужину. И запомни – не сдвинусь с места, пока не вернёшься. Умру, но не сдвинусь.

– Верю. Вернусь, – ответил, улыбнувшись, отпустил жену, исчез.

Та смахнула слёзы, начала готовить еду, накрыла стол. За окнами потемнело. Убрала сгоревшие свечи, поставила новые, зажгла. Засмотрелась на огонь, и в его отблесках была очень похожая на Николь. Похожа? Нет, это была Николь, это она чувствовала запах еды на столе, переводила взгляд с огня на свои руки, рассматривала переплетение нитей скатерти, следила за бегущими каплями расплавленного воска.

Свечи догорели. Языки пламени опадали и вспыхивали вновь. Николь слышала потрескивание огня, чувствовала нарастающее отчаяние и вместе с тем решительность. И в тот момент, когда последний яркий фитиль перегнулся пополам, с лёгким шипением утонул в воске, Николь напряглась, словно струна и начала медленно произносить слова, похожие на клятву или молитву:

– Я верю в твоё возвращение и буду ждать тебя до последнего мгновения, а потом начну отдавать время, отпущенное мне на жизнь. И когда не останется ни одного шанса, отыщу, увижу, почувствую всплеск последней искры любви в твоей душе и осторожно начну вдыхать свою любовь в твою, пока не пойму, что ты вернешься, что опасность миновала. Люблю тебя всем сердцем, навсегда, каким бы ты ни был раньше, каким бы не решил стать, но я верю в тебя, знаю, чувствую, мы всегда любили друг друга, делали ошибки, умирали от любви, рождались снова, но мы шли к сегодняшнему дню, чтобы он принёс счастье.

За окнами забрезжил рассвет. Раздался стук в дверь. Девушка поднялась, подошла, открыла. Двое мужчин занесли мужа на кухню.

– Нужна помощь. Рана не смертельная, но глубокая. Куда прикажешь его нести.
Смела всё со стола, указав:

– Сюда. Будьте рядом. Принесу марлю и корпию****.

Мужчину уложили. На миг он открыл глаза.

– Я обещал. Жив. Ты моя, – сказал и снова отключился.
Одновременно с его словами Николь выкрикнула:

– Ты жив! Я вспомнила.

Мозаика пошла трещинами, Николь провалилась в проём, очнулась на диване. Села. Проговорила:

– Я вспомнила его. Не знаю, где была, какое время? Помню комнату, страх и…не было двери, потом... Нет, не помню. Нет, помню, помню! Знаю, надо верить и изо всех сил любить, любить.

Утверждая, как заклинание, легла, уснула до утра. Утром позвонила на работу, взяла отгул.

День прошёл в ожидании вечера, всё валилось из рук, в душе назревала тревога и болезненное любопытство, заставлявшее нервничать, смотреть на часы. Легла раньше обычного и моментально уснула.

Сон снова унёс к синему пространству, в котором появились экраны, создав комнату с зеркалами и колючим холодом.
На этот раз Николь, даже испытав внезапный приступ страха, вела себя почти спокойно: ходила по кругу, рассматривала своё изображение от малышки до старушки. Время от времени накатывала паника, но также неожиданно покидала. В какой-то момент навалилась усталость. Захотелось лечь и смотреть в потолок.
Николь легла, начала дремать и вдруг услышала:

– Сейчас ты назовёшь имя.

Мгновенно вскочила. Спросила:

– Какое имя?

– Имя человека, который всегда тебя любил, любил по-настоящему. Ты видела его глаза. Они не лгут. Последние события, последнее воспоминание дало тебе шанс.

– Какой шанс? – с дрожью в голосе спросила Николь.

– Ответ в сердце. Ты знаешь. Назови его имя, того, кто всегда любил тебя по-настоящему.

– Я не знаю, – ответила Николь, прижав ладони к груди.

– Тогда ты останешься тут. Это обозначает лишь то, что ты будешь жить с людьми, но вечно бежать вдоль зеркал, оставляя в них новые и новые изображения. Ты будешь спать, просыпаться, нервничать, лить слёзы, даже смеяться и всё это до бесконечности или до того момента, пока не поймёшь – настоящая любовь одна, единственная, она не исчезает, надо лишь открыть сердце, поверить, принять и обрести свободу. Ошибиться нельзя. В комнату попадают редко. Говори!

– Но я не знаю его! – крикнула Николь.

– Да, пока ты не знаешь его, но имя знала всегда. Говори.

Николь закрыла ладонями лицо, тело напряжённо вздрагивало. Наконец, она глубоко вздохнула, сложила ладони, словно в молитве, и шепнула имя, произнесла ещё раз и ещё. Подняла голову и обратилась к невидимому собеседнику:

– Я помню все сны, в них был один и тот же человек. Так не бывает. Или возможно? Вероятно, да, в кино, во снах. Он менялся внешне, но только не глаза. А я…его прокляла, потом и он, и вместе мы страдали, но сейчас на душе радость и тревога. Хочется взять эту радость, отдать ему. А вдруг она не нужна, и тогда я… Что тогда?

– А ты отдавай, не раздумывая, не сомневайся. Слушай своё сердце, себя. В самые важные моменты слышишь, но не слушаешь, отмахиваешься.

– Да, потому что любви нет или она приносит горе, страдания. Быть брошенной невыносимо. Самые любимые уходят навсегда. Что же мне делать?

– Меняйся. Вспоминай сны, записывай, чувствуй, верь.

– В невозможное верить сложно. Получается, мы можем встретиться снова? Если вдруг случится чудо, хорошо, допустим, но как узнать, что передо мной он?

– Почувствуешь. Не сопротивляйся, прими сердцем, не исправляй, не наделяй желанным, придуманными чертами.

– Я буду страдать?

– Боишься страданий? Верь до последнего вздоха.

– А он? Вдруг не узнает, пропустит, не поймёт?

– Вы в равном положении. Люби. Вспомни это чувство, найди в душе. Любовь могут разорвать, разрубить, разбросать по белу свету, растоптать, но не убить. Над ней нет власти. Она бессмертна.

– Когда же мы узнаем друг друга?

– Уже узнали. Знать и узнать. Почувствуй разницу. И помни: «Чем ночь темней, тем ярче звезды». Начало в завтрашнем дне.

Николь резко разжала ладони, развела руки, будто отпустила имя, рассыпав буквы, и вмиг все зеркала разлетелись на мелкие куски. Она смеялась, искрилась счастьем, создавая изумрудно-розовый вихрь вокруг себя.

Проснулась, продолжая улыбаться. Утренние лучи расцветили розовым воздух в комнате.
 
Воспоминания о снах быстро улетучивались. Николь вскочила, кинулась к компьютеру, начала набирать текст. Получалось медленно! Схватила ручку, стала записывать на чём попало, сокращать, лишь бы не утерять общую картину. Написала фразу: «Ответ в сердце. Ты знаешь. Назови его имя, того, кто всегда любил тебя по-настоящему». Замерла, понимая, что помнит слова, прозвучавшие в зеркальной комнате, но не помнит имени. Начала перебирать по памяти мужские имена, но отклика в душе не получала. Открытие разочаровывало, вызывало досаду. Замерла, глядя на монитор. Вздрогнула от звука сообщения. Пришла информация с форума реставраторов:
«Архитектурная Венецианская биеннале пройдет в 2021 г. – с 22 мая по 21 ноября. Куратор биеннале Хашим Саркис останется на своем месте, как и предложенная им тема «Как мы будем жить вместе?»

Николь повторила вслух тему биеннале, задумалась. Обычную жизнь уже изменило предсказание фантастической встречи и пять невероятных сновидений, казавшихся реальными, наполненными звуками, запахами, голосами… Вместе с воспоминаниями о снах из памяти невольно выплыли строки: «…и ты живешь, не шевелись и слушай: там в зеркале, на дне, – подводный сад, жемчужные цветы...О, не гляди назад, здесь дни твои пусты, здесь все твое разрушат».*

Оцепенение прервал звук нового сообщения: «На год откладывается и следующая за архитектурной 59-я Венецианская биеннале современного искусства. Такое впервые случилось в войну: после 11-й биеннале 1914 г. (именно тогда был открыт российский павильон)».
 
Последнее предложение, словно фотовспышка, выхватило из закоулков памяти, собрало в общую картину обрывки разговоров, услышанных в детстве, когда Николь с мамой гостили у бабушки Нины в Санкт-Петербурге. На кухне поздними вечерами взрослые вспоминали о прабабушке Николь: «В четырнадцатом… Венеция… выставка… Щусев… Ричард Берггольц… художники… мама» и дальше бабушка плакала каждый раз, всегда. Николь схватила телефон, набрала номер:

– Бабуль, привет, узнала?

– Нет. У меня есть внучка Николина, ваш голос весьма похож, синьорина …

– Ну прости, бабулечка, любимая Нинель, обещаю больше не нарушать наш закон. Я тут упала. Не пугайся, всё хорошо, только… потом насмотрелась снов. А сегодня получила сообщение про Венецианскую биеннале и, короче говоря, я вспомнила твою Николь, ну, маму, ой, прости.

– Она появлялась во снах?

– Нет, вспомнила на работе, когда реставрировала венецианское зеркало, а потом пришло сообщение про Венецию, и я подумала…Бабуль, почему ты скрываешь, из-за чего вдруг в то ужасное время она уехала из Венеции в Россию? Это же было как раз в 1914 году. Она что, влюбилась и всё бросила, и сюда…А как же ты, где твой…

– Николь, солнышко мое дорогое, остановись. Что в твоих снах было самым важным?

– Имя. Если начну рассказывать, ты подумаешь, что я заболела. Нет. Но из-за собственного сна веду себя как дура. Ты веришь в перерождение душ, в вечную…жизнь?

– Ты хотела сказать – любовь? Да, милая. Это сложно, больно и прекрасно. Когда отправляешься?

– Думаешь, надо ехать? Значит, в июне, нет, в июле. Примерно так.

– У тебя есть особенное платье, красавица моя дорогая?

– Бабуль, какое платье? Джинсы, футболка, кроссовки, рюкзак.

- Не спорь. Так не одеваются на свидание с тем, кто любил тебя всегда.

– Откуда ты знаешь эти слова? Они же из снов.

– Я стала мудрой. Знаю. И достаточно расспросов. Найди время, сядь в поезд, езжай ко мне. Хочу показать тебе одно платье. Кстати, бархат снова в моде. И, прошу, не вспоминай прошлое, оставь там боль и страдания.

– Да, но в прошлом и в зеркалах, во снах, сильные чувства. А тут что? Я думаю, пора согласиться с Черубиной – «Не мучь себя, не мучь, смотри, не отрываясь, ты в зеркале – живая, не здесь...»*.

– Послушай меня, Черубина – это мистификация Дмитриевой и Волошина. Время такое было: красивые жесты, дуэль с Гумилёвым, честь поэтессы. Поговорим сегодня у меня. Не забудь надеть свитер, март теплом не балует. Бери отгул, билет на «Сапсан» сейчас оплачу. Не опоздай, отправление в полвторого.

– Отгул уже взяла. Спорить не стану. Люблю тебя, Нинель!

К концу недели изящные туфли-лодочки, миниатюрная сумочка и тёмно-синее бархатное платье «от Нинель» заняли место на дне рюкзака в ожидании путешествия на Венецианскую архитектурную биеннале.

А ровно через три месяца Николь уже летела в Венецию. Самолёт зашёл на посадку. Радость захлестнула девушку, перед глазами поплыли ярко-зеленые блики. Казалось, аэропорт Марко Поло посылал приветственное изумрудное свечение, и ей хотелось кричать «ура!», прыгать, петь. С трудом дождавшись приземления, сдержалась, чтобы не нарушить правила поведения.
Выйдя из аэропорта, кинулась в отправлявшийся до Венеции автобус и скоро была в отеле Guerini на улице Фланглини.

Быстро приняв в номере душ, переоделась в тонкие льняные брюки, натянула яркую футболку, повернулась к зеркалу. И осталась бы довольна собой, больше походившей на невысокого сероглазого подростка с копной светло-каштановых волос, завязанных узлом, но в памяти сработал механизм, переключивший на забытую волну. Зеркала! Николь развязала волосы – волнистое великолепие обрушилось на плечи, закрывая лопатки, едва не доставая до пояса. Секунду всматривалась в своё отражение, мигом сбросила футболку, стащила брюки, кинулась к рюкзаку, вытащила платье, туфли и итальянскую сумочку, купленную в прошлом году. Переоделась, брызнула над головой духами, окутавшими её лёгким ароматным облаком и вышла из отеля.

Путь на площадь Сан-Марко был изучен ещё в прошлом году, поэтому не пришлось пользоваться навигатором в телефоне, что давало возможность наслаждаться дорогой до площади. Венеция казалась Николь сказочным сном. Она шла, умышленно удлиняя путь. Сворачивала в переулки, прикасалась к домам, чтобы убедиться в реальности города, садилась на старинные мраморные скамеечки, гладила их ладонями, стараясь выудить из камня его вековые воспоминания. Стояла на мостиках, смотрела на воду каналов, пока не начинала чувствовать, будто сама стала этой водой и теперь может ласково прильнуть к стенам венецианских зданий. Путь к площади занял несколько часов, несмотря на то, что добраться можно было минут за двадцать.

Николь вошла на площадь Сан-Марко с противоположной стороны от Кафедрального собора. Сердце замерло, дыхание перехватило. Чтобы выйти из полуобморочного состояния, ожить, следовало вдохнуть Дворец дождей, Часовую Башню Святого Марка, колокольню и Кафедральный собор. После этого, сроднившись, став единым целым, можно было дышать снова.

Николь подошла к кафе «Флориан», села к свободному столику на улице, официант принёс кофе, ликёр и сливки. Торжественность момента нарушил оживший телефон. Пришлось отвлечься от кофе, открыть сумочку, достать телефон, заодно вынуть зеркальце. В том же отделении лежала ручка и тонкий блокнот на спирали. Именно в этом кафе, год назад Николь начала записывать принесённые предрассветными криками чаек и гулом колоколов, сны. Они, рождённые венецианскими ночами, переплетались с утренним кофейным ароматом, словно просились на бумагу. Перечитывая записи, девушка машинально взяла в руки зеркальце, провела пальцами по гладкой поверхности. Невольно открыв дверцу в зеркальную комнату, где прозвучали слова: «– Меняйся. Вспоминай сны, записывай, чувствуй, верь» – схватила ручку и, забыв про кофе, начала быстро писать на чистых листах блокнота.

***

Попасть на Венецианскую архитектурную биеннале Михаэль решил три месяца назад. Утром двадцать первого июня сел на самолёт во Франкфурте-на-Майне и через три с половиной часа был уже в аэропорту Марко Поло. Добравшись до отеля в Венеции, быстро справился с неотложными делами, переоделся, отправился на площадь Сан-Марко в любимое кафе «Флориан». Заходить вовнутрь сегодня не хотелось. Гораздо больше привлекала открытая галерея. Высматривая свободный столик, среди пёстрой массы посетителей мгновенно заметил девушку и готов был поклясться, что видел её раньше. Михаэль не мог оторвать взгляд от волнистых светло-каштановых волос, рассыпанных по синему бархату платья. И… он твёрдо решил подойти, иначе поступить не мог.

– Здравствуйте, синьорина, простите за вопрос. Можно ли мне сесть с вами за столик? – спросил по-итальянски.

Николь, не поднимая головы, продолжая писать, ответила на итальянском:

– Нет проблем, можно.
 
Михаэль получил свой заказ, попробовал кофе, поставил на столик и понял, что не может наслаждаться ни шедеврами архитектуры, ни ароматным напитком. Он любовался девушкой, пытался прочесть то, что она пишет, мучительно вспоминал, когда и где мог видеть её раньше. Знакомая незнакомка исписала страничку до конца, перевернула.
 
– Пождите, синьорина, я не успел дочитать! – выпалил скороговоркой по-итальянски.

– Не понимаю, – ответила та по-английски и, даже не взглянув, продолжала быстро писать.

– Простите, я не успел прочесть. Вы позволите? – перешёл на английский Михаэль.

– Говорите медленнее, – попросила по-английски Николь, перечитывая глазами написанное.

– Простите, я невольно начал читать, а вы перевернули страницу блокнота. Мне очень интересно. Можно ли дочитать? – повторил просьбу на английском Михаэль.

– Приблизительно поняла, – произнесла на русском девушка, подняла голову, посмотрела на Михаэля, замерла.

– Вы говорите на русском? – удивлённо спросил он.

– Похоже на то, – согласилась Николь. – Вас это радует или удивляет? – ответила медленно, не отрывая взгляда от его лица.

Казалось бы, что могло привлечь такое пристальное внимание к молодому человеку, сидевшему рядом? Гармоничные черты лица, тёмные, коротко остриженные волосы, выразительные глаза. Да, именно глаза притягивали чем-то необъяснимым, удивительно знакомым.

– Я с удовольствием общаюсь на русском, хоть родной язык немецкий. Простите, могу ли я вам представиться? Не покажется ли это желание навязчивым? – ответил собеседник, выдержав изучающий взгляд.

– Не покажется, – быстро ответила Николь. – Странно. Я хочу угадать ваше имя, сама не знаю, почему. Вот, возьмите, читайте.

– Спасибо, мне тоже кажется, что я с вами знаком, но подводит память.

Михаэль быстро дочитал текст на страничке.

– Удивительные истории, вы, наверное, писательница?

– Нет, – смутилась Николь, потому что в эту минуту ей очень захотелось быть великой писательницей. – Я реставратор. Последняя работа – венецианское зеркало, конец девятнадцатого века.

В душе у Михаэля проснулось ликование, он не верил в свое предположение: Николь, перед ним Николь.

– Невероятно, я тоже реставратор. Нет, не так. Невероятно то, что моя знакомая из России три месяца назад реставрировала венецианское зеркало.  Была ещё одна, похожая на мистику, причина запомнить то время.

Михаэль продолжал держать в руке блокнот, смотрел то на него, то на Николь. Она же плавно и неотвратимо погружалась в состояние блаженства, глядя в его глаза. Люди, солнце, здания, голуби – всё исчезло. Остались слова, взгляды, осталась Венеция, подарившая встречу.

– Какая причина? – произнесла Николь.

– Ровно за неделю до покупки билета в Венецию я видел сон. Снился большой город, помню, как он выглядел ночью, потому что я был в какой-то банде. Мы все носили чёрные рубахи и брюки, широкие ремни-патронташи.

Михаэль глубоко вздохнул, взглянул на Николь, продолжил:

– Ваша четвёртая история не дописана, я помешал. теперь, причитав начало, сам себе не верю, потому что до мельчайших подробностей вспомнил свой сон. Я уходил на опасное дело, прощался с женой. В бликах свечей её роскошные светло-каштановые волосы сияли, словно червонное золото. Когда возвращался, мы всегда праздновали наш очередной день рождения. Я поражён до глубины души – вы так похожи на неё, очень похожи! Она была прекрасна в нарядном синем платье… Простите, если наговорил лишнего. Тот необычный сон прервался внезапно, видимо, потому запомнил и его, и день – воскресенье, четырнадцатое марта.

Николь ловила каждое слово. Услышав дату, начала возбуждённо говорить:

– Получается, во сне я видела тебя! Четырнадцатого марта! Помню, вспомнила! Я вспомнила имя – Михаэль! И глаза! Их не забыть. Невозможно.

– Вас…тебя зовут Николь! Я сразу понял, но так боялся, так не хотел ошибиться. Мы видели один и тот же сон одновременно!

– Тебя, тяжело раненного, принесли домой. Ты выжил! На следующий день, в обычной жизни, уснув вечером, я снова попала в зеркальную комнату. Там должна была назвать твоё имя. Назвала. Проснулась и забыла!

– Николь, Николь – какое красивое имя. И ты в этом платье…

– Михаэль, я боюсь поверить. Вдруг это очередной сон: Венеция, Сан-Марко, ты, я, даже кофе, – девушка схватила чашку, отпила глоток.

Они умолкли на минуту, а мир вокруг взорвался от крика чаек, разговоров, смеха за соседними столиками, музыки.

– Это не сон, и… мы ведь не отпраздновали День рождения. Николь, я вспомнил! Это похоже на чудо. У Арсения Тарковского есть стихотворение. Оно прямо о нас:

«Я первый гость в день твоего рожденья,
И мне дано с тобою жить вдвоем,
Входить в твои ночные сновиденья
И отражаться в зеркале твоем…»









"Ты в зеркало смотри, " (Черубина де Габриак)*

чарас - наркотическое вещество**

Иосиф Бродский, «Сравни с собой или примерь на глаз»***

Корпия - растеребленная ветошь, нащипанные из старой льняной ткани нитки, употреблявшиеся как перевязочный материал.****


© Copyright: Мария Шпинель, 2020
Свидетельство о публикации №220101801057

http://proza.ru/comments.html?2020/10/18/1057