Земля крови

В целом это часть работы прокладчика – с  грязью шутить. Но здесь глина особая. Мерзкая. Развезло так, что трактора вязнут. Ноябрь. Ходили мы в этой грязной каше, по колено увязая. Поднимаешь ногу, и чавкает грязь, чавкает сочно, чавкает… как соска блудливая.  Липкая до такой степени, что мастерком с сапог соскребать приходилось. Ощущение такое вызывает, что наступать неохота, брезгуешь.  Как будто пропитана слякоть эта смертельной злобой и мстительным страхом. Засосать хочет, выпить всего. Странное это чувство было, как будто по кому-то живому идешь. Оно так с землей все складывается, что если жизнь живое чует, то смерть мертвому поклон бьёт.  От того и наткнулись мы на две мины. Противотанковую и пехотную. Экскаваторщик, правда, опытный попался, заметил вовремя ржавый бок мины, успел остановиться. Время тоже, кажется, остановилось, оно с землей всегда за одно. Все рабочие застыли, глазами орут, а рот открыть боятся. Только дизель все тарахтит и тарахтит, у него чувства жизни нет.
- Дебилы, вашу мать! - еле слышно прохрипел кто-то. Этих, как их там, саперов, саперов вызывайте, да на х... отсюда бегите!
Потом в бытовке уже саперы рассказали, что совсем рядом с противотанковой миной была еще и противопехотная. Выпили и за неё. И если противотанковую трудно взорвать, она на то и рассчитана, только вес танка ее в действие приведет, то противопехотной было достаточно одного хорошего удара. За аккуратность экскаваторщика тоже выпили. Обошлось.
Бои в Отечественную в Пушкине шли невероятной жестокости и упорства. Вдоволь жизней пролито... Все здесь на крови да на костях замешано. Штрафники воевали. Истребительные батальоны. Атаки и контратаки.  Люди жить хотели, с землёй дружить пытались, а их за это с глиной взрывами снарядов мешало как тесто. Кости потом собрали, что нашли. А кровь в землю ушла. Напилась обманутой крови земля, и кто утешит? Видать нам, прокладчикам, придется, больше некому…