ВИНА

               
      Маша проснулась среди ночи, словно от толчка. Грудь распирало гнетущее чувство беспокойства.  Гулко ухало сердце. Она задыхалась от переполнявшего  всё её существо, чувства тревоги и боли.
     -Мама,- тихо прошептала она.- Мама!
     В доме все спали. Маша накинула на плечи тёплый  халатик и, чтобы никого не разбудить, вышла на кухню.   Чувство беспокойства не проходило. Сердце попрежнему, выпрыгивало. Ей так захотелось увидеть маму…
        Стрелки часов показывали четыре  часа  утра. Она выглянула в окно. Миром правила глухая, февральская ночь. Она  щедро бросила на чёрный , бархатный  небосклон алмазную  россыпь звёзд.  До блеска начистила  серебристый рожок молодого месяца и подтолкнув его, отправила плыть по небу.  И  в лучах  этого ледяного великолепия  искрился снег.
       Маша зябко поёжилась.  Сна не было. Боль в груди не проходила.  Открыв дверцу шкафчика, она достала аптечку и принялась искать свои таблетки.  Чтобы их найти пришлось вытряхнуть содержимое на стол. Дрожащими руками   громко шелестя  блистером, извлекла таблетку , сунула её под язык и опустившись на стул, закрыла глаза.
      До работы было ещё очень много времени. А её душа стремилась к маме, нестерпимо тянуло. Февраль славился поздними рассветами и ранними закатами. Она не решилась  идти ночью.
       Рабочий день был обычным  суматошным днём. Маша была, как на иголках и не дождавшись его окончания, сбежала. Купив огромный букет свежих гвоздик, она помчалась к маме.
       Февраль месяц выдался снежным и морозным. Он не мешал вьюге разгуляться и та старательно укрыла своим снежным покрывалом все  тропки. Намела высокие сугробы, между которыми усталые путники  несмело протоптали   дорожки.
      Маша  бежала не разбирая дороги, проваливалась в сугробы и выбираясь из них, продолжала путь. Вот, ещё немного и она будет на месте.
       - Здравствуй, мамочка…- Маша упала на колени  и обхватив крест руками, зарыдала.Цветы выпали из её рук и алыми пятнами окрасили ледяное безмолвие могилы.
       Горючие слёзы  лились из её глаз  и падая прожигали  снег.Её никто не слышал и она дала волю чувствам. Бродячая собака, невесть откуда взявшаяся на безлюдном кладбище, заслышав Машин крик  переходящий в вой, шарахнулась с проторенной дорожки и  провалилась в снег по самое брюхо. Тело сотрясалось от судорожных рыданий, а руки, обнимающие крест гладили мамину фотографию. В перерывах между всхлипами она пыталась  говорить:
       - Прости меня родная… Не могу больше носить  на шее этот камень, прости меня,- её слова заглушил новый поток  слёз.
         Затем немного успокоившись Маша начала говорить:
        - Я хочу поговорить с тобой, мама, так  как мы никогда не говорили.  Помнишь, когда я была маленькой ты никогда меня не целовала и не обнимала. Я так завидовала девчонкам у который были ласковые мамы, а ты называла меня Марией вместо Машеньки  и я стала ненавидеть своё имя.  Ты мне шила платьица и завязывала пышные банты, чтобы я выглядела не хуже других, чтобы тебя никто не осудил. Но я не помню, чтобы ты мне читала сказки или укладывала меня спать. Этого не было. А мне так хотелось быть обычным любимым ребёнком. Ты всегда отстранялась от меня, держала меня на расстоянии и никогда  не хвалила. А я ведь была спокойной и покладистой.
         У меня всегда была слабая память и учёба в школе для меня была  страшным испытанием. Я «дружила» с гуманитарными науками, здесь у меня было всё хорошо, а точные науки я не понимала и приходилось их просто зазубривать. Когда я получила   первую тройку  в третьем классе- ты меня избила. При первом ударе я закричала от испуга и боли , а ты с каждым ударом распалялась всё больше и больше… Меня отобрала у тебя бабушка и увела в другую комнату. Я плакала от обиды и боли. Вот тогда ты меня стала наказывать очень жестоко. Бабушка, не выдержав, вытаскивала меня из угла и с трудом поднимала с коленей, на которых отпечатывался насыпанный в угол горох. Тогда я стала тебя бояться. Во время твоих «наказаний» я закрывала голову руками, на которых оставались следы от хворостины, ты била по чём попало. А днём в летнюю жару, мне приходилось надевать спортивные брюки и прятать сине- красные вздувшиеся рубцы, под длинными рукавами рубашки. Я научилась молчать и терпеть.
             А когда я пошла в шестой класс, из-за неудавшейся личной жизни, ты начала пить… Ты ведь у меня была красавицей. Как же так могло случиться?.. Сейчас, спустя много лет, я понимаю, что не находя  понимания у своей матери, ты стала заливать свои душевные раны алкоголем. Да, бабушка у нас была « мужиком» в семье, на ней она и держалась, наша семья. Мужиком без всяких там сантиментов... Мне было очень стыдно выходить  гулять с подругами, зная что они о тебе и обо мне думают.А вы с бабушкой ещё и ругались, не стесняясь соседей. Наказывала меня  ты с пущей строгостью. Но я уже не кричала, а молча прятала лицо, чтобы хоть на нём не было видно побоев. И моё молчание тебя ещё больше злило. В ход шёл шнур от утюга, шпага из  братишкиного  мушкетёрского набора.
         В тринадцать лет, во время очередной порки я, поймав  руку с занесённой хворостиной сломала её, чем  страшно напугала тебя. С тех пор ты меня не трогала. Но я стала тебя ненавидеть. В твоём доме стали собираться компании пьяных мужиков. Ты деградировалась очень быстро.
         Мне стыдно это вспоминать, но доведённая до отчаяния я ворвалась в  твой дом, где был очередной  шабаш и увидела  тебя за столом. Эти пропойцы  никак не вязались с тобой такой хрупкой и утончённой, со следами былой красоты на лице. Ты поддерживала их пошлый разговор еле ворочая языком. Это был предел.
          - Пошли вон все!- кричала я.- Вон!!!
  Ты попыталась что-то возразить, но уже я выталкивала их из дома. Странно, но эти взрослые мужики , не стали перечить восемнадцатилетней девочке и тихо ретировались даже не тронув меня. Я , захлёбываясь слезами, хлестала тебя по щекам и кричала как я тебя ненавижу.
         Ты скатывалась всё ниже и ниже и через два года тебя не стало… Я смотрела на тебя, такую постаревшую, но почему-то улыбающуюся  и не могла понять, что это? Смерть- что это? Как это так? Неужели такое может быть? А в душе была пустота…
         Ты меня всегда во всём винила, в том что я делала и чего не делала. И этот комплекс вины преследовал меня всю жизнь.Теперь я винила тебя в своей несложившейся жизни. И эта непонятость и недолюбленность  тоже преследовала меня. Меня так же всю жизнь не понимали и не любили.Жалели-да, снизходили- да, но не любили.
        Знаешь с возрастом я тебя стала понимать и винить себя за то, что не смогла побороть страх перед тобой, переросший в ненависть. Не уберегла тебя... Смалодушничала… Нужно было подойти, обнять, сесть рядом и сказать:
         -Поговори со мной, мама.
       Мне стало тебя не хватать и на плечи начал давить этот груз вины. Если бы я несмалодушничала,проявила мудрость, ты была бы жива…Прости меня, мамочка…
       Под ней образовались две проталинки, а она всё гладила и гладила окоченевшими пальцами  холодную эмаль фото. У соседней могилы стояла  ёлка, всё ещё украшенная игрушками и мишурой.Слабый ветерок развевал новогодние украшения, напоминание о празднике, о том что жизнь продолжается.
       Маша с трудом разогнула больные колени и пошла. Немного погодя, она повернулась:
      - Прощай мамочка, прости меня, если сможешь…
      Её тёмная фигурка петляла между крестов, не пытаясь выбраться на утрамбованную кем-то дорогу. Она шла освещённая лучами  заходящего солнца, прятавшегося за горизонт,а оно уносило с собой минувший день. День длинною в жизнь…
ноябрь 2020 г.