Високосный год. Часть вторая

После слов дежурного врача я замер в раздумье. У меня с детства была глупая привычка думать впрок. А после перспективы, высказанной доктором, мыслями копнул глубже… Всё-таки возраст не юношеский, хоть фантазии ещё в голове имеются и глаза пока нескромно рыскают по сторонам, высматривая привлекательных женщин, хоть шоры напяливай.
Дверь распахнулась во всю ширину, и женщина, здоровая, как лось, тряхнув рыжей гривой, закатила коляску в смотровой кабинет, ловко развернула её около меня и сказала:
- Садись, дед, и крепко держись! А то у меня один такой на повороте вывалился. Хорошо, что хирургическое отделение было рядом. Собрали, что от него осталось на полу, и дальше покатили прямо в операционную, минуя сестринский пост.
- А что же собрали?
- Что вывалилось у него с испугу, то и собрали… Оно бы по мне: «Чёрт его бери!», а вдруг слизнёт кто, да мордой «об глебу» (о землю). Бел. Так с меня начальство премию сдёрнет.
Глянул я на спинку «водительского» сидения коляски и с задней стороны увидел наклейку «Турист» на иностранном языке, да знак ограничение скорости с цифрой «60» в белом кружочке с красной окантовкой.
«Ничего себе, Феррари», — подумал я и открыл рот, чтобы уточнить рекомендованную скорость движения по коридорам больницы, но женщина меня оборвала:
- Молчать! Здесь тебе не: «Что? Где? Когда!». Вчера нужно было приезжать, вот бы и спрашивал сколько хотел. У меня смена заканчивается, а ты тут…
- А почему вчера?
- А потому, что я была на выходном! Понял, чем дед бабу донял? – мило пошутила она.
- Понял, сам такой! – с улыбкой зафиксировал своё понятие.
Она посмотрела на меня с интересом, вырулила в коридор и не спеша вывела к финишной прямой.
- Ну, держись, дед!
- Не волнуйся! – отреагировал я и добавил ей для бодрости:
- «А ну, красивая, поехали кататься!» — отобразив строчку из услышанной когда-то песенки, вцепился в коляску.
Женщина задумалась над словосочетанием «А ну, красивая…», остановилась в растерянности, сомневаясь, что мои слова — для неё. Внимательней посмотрела на меня и уточнила:
- Ты взаправду для меня такие слова сказал?
- Конечно, а то кому же ещё…
- Меня Олькой зовут, а тебя?
- Зови Петрович.
- А у тебя жена есть?
- Есть.
- Какая она?
- Такая же большая и красивая, как ты.
- Городская?
- Да, в седьмом поколении…
- Я тоже уже второй год в седьмом поколении. Раньше на ферме работала, коров доила. Сам видишь… У нас почти у всех доярок цыцки больше, чем твоя голова. Мужики интересуются… Кто понимает хорошее, вот они и растут, на коров глядячи, — задумчиво сказала она. А тебе как?
- Я таких отродясь не видел. Городские женщины роскошные груди не носят, а маленькие, чтобы в ладошку вобрать и всё, а то в автобусе с ними трудно продвигаться вперёд — ход тормозят — каждый мужик норовит их приголубить хорошо продуманной случайностью… Сколько там теплоты и нежности… Приятно же у такого объёма найти опору для любви! Все мы, мужики, паразиты на женском теле всего человечества!
- Ой, как красиво ты говоришь! Умный, наверно?
- Есть маленько.
- Чё ты на пенсии делаешь?
- Книги пишу!
- Манишь! Как это простой человек может книгу написать?
- А я не простой, вот и могу…
- Шикарная у тебя голова! Чиркани и про меня в своей книжке хоть пару слов. Хоть имя упомяни, а фамилию не надо, а то в моей деревне смеяться будут. Если про женщин пишешь, то и про меня написать не грех…
- Про женщин пишу. Женщины — чудо природы, в них много интересного, — поддерживал я светский разговор с любознательной Олькой на её интеллектуальной волне, искренне сочувствуя пылкой женщине, не имеющей партнёра для изучения анатомии и прочих дел.
- Петрович! Вот с тобой поговорить можно, душа раскрывается в иной мир. А с нашими деревенскими о чём говорить? Скажут три матерных слова, а нормальные к ним приделать не могут. Розетки разные. Был у меня один половой страдатель. Смотрит на меня живодёрскими глазами и чуть не плача просит:
- Олька, дай!
А я ему в тон:
- Полай!
Он станет на коленки и гавкает, как собака! Потеха! И опять:
- Олька, дай! Так я щенку этому подсказываю:
- Собакам не дают, они сами достают! Да ещё пословицу ему расейскую напомню: «Близок локоть, да не так, сразу!». Ну что с него возьмёшь?
По-умному-то попросить не получается — язык от пьянки плоскостопие получил. Вот и булькает, что попало из своего меню матерного.
Мне бы тебя заполучить… Я знаю, что старый конь борозды не портит, так борозда старого коня может в кучу сложить… Несправедливость получится. Вот и кому сельской женщине отдать свою любовь на потребность? На растерзание пьяному балбесу? Они вьются, как пчёлы на мёд… Пригреется такой паразит, замутит дело, подведёт под аборт и полетел, как пух одуванчика, в сторону магазина, за бутылкой. Ему уже ничего не надо: ни семьи, ни детей, ни сладких арбузных грудей! А такие мужики, как ты — находка для понимающей женщины.
- Извини, Ольга, но я не давал повода для такого откровения и чувствую себя неловко. У меня есть жена, и меня больше никто не интересует, а поговорить до допустимых пределов с любым человеком могу. Я писатель, мне интересны люди.

Олька затормозила на перекрёстке двух коридоров, посмотрела на указатели и сообщила:
- Уже недолго нам осталось до конца. Я всегда здесь делаю остановку. Договорим и на финиш…
Глянул я на стрелки с надписью, на левой написано: «Второе хирургическое отделение», по прямой линии: «Патологоанатомическое отделение. Морг».
- Олька! Ты что? Веселее не могла найти место для остановки?! Чё, тебе Петрович не нравится? Там дальше вообще нехорошее слово написано, забываю, как зовётся, но очень жаркое…
- Сейчас заранее попрощаемся, да поедем дальше… Здесь и мне, как говорит мой начальник: «Не камильфо». Может, я переврала его камельфы, но слово красивое, хочется перед писателем себя изобразить...
- А на коровнике тебе было «Камильфо»?
- Петрович! Я простой человек и знаю своё место: «Где вороне ни летать, всё равно дерьмо клевать!»
С коровами мало хорошего, но и здесь, бывает, на такую свинью нарвёшься, что корова в радость вспомнится!

Ольга доставила меня в палату, разгрузила, положив руку на плечо, сказала: - Жди, Петрович, лечащего врача.
- Долго?
- Как получится. Не забудь про меня в книге написать!
- Да ты что, раз обещал — выполню. Грех такой типаж пропустить…