Камчатка. К свободе в закрытом городе

Просматривая ленту новостей в интернете, наткнулась на информацию о заброшенных городах. Мне стало интересно и при беглом взгляде неожиданно увидела снимки небольшого военного гарнизона, в котором когда-то жила. Перед глазами встала грустная картина, мне вспомнились события далекого прошлого.

После окончания военного училища муж получил назначение на Камчатку. Мы были молоды, наивны, полны каких-то ожиданий и немного романтики. Даже вопроса не стояло, что я могла бы остаться в родительском доме и не ехать к месту службы мужа.

После короткого отпуска на родине мужа, быстро собрали небольшой скарб, пока не нажитый годами, и отправили багажом до места назначения. Стояло жаркое лето, я была одета налегке, муж, как положено, в форме, когда мы отправились в аэропорт. Не покидало ощущение какого-то приключения и новых ярких событий. Забегая вперед, скажу - это все оправдалось в полной мере!

Наш рейс в аэропорту долго-долго откладывали. Наконец, после нескольких часов томительного ожидания, взлетели. Все – ура! Настоящая свобода, как мне тогда казалась. Я давно мечтала вырваться из семьи, чтобы, наконец, зажить собственной независимой жизнью. И вот оно – сбылось, - примерно такие мысли приходили в голову в полете.

Прилетели в Петропавловск-Камчатский довольно поздно. Было темно и очень холодно. Лето в тех краях давно закончилось. На ночлег нас приютили хорошие люди, давние знакомые моих родителей.

Рано утром мужу надлежало явиться в штаб для дальнейшего распределения. Здание этого заведения было мрачное и темное, что соответствовало суровой природе этого края. Я пристроилась в коридоре на стуле и наблюдала, как подтягиваются другие молодые лейтенанты, которые собирались в небольшие кучки и что-то обсуждали с явным волнением, а по коридору деловито сновали строгие старшие офицеры.

Рядом со мной сидела молодая мать с маленьким грудным ребенком на руках, а напротив - хмурая беременная женщина. Кроме них были еще пара-тройка девушек, которые тоже сопровождали своих мужей.

Сидели и ждали у моря погоды несколько часов. Ребенок весь извелся. Молодая женщина то и дело покрикивала то на ребенка, то на своего муженька, проклиная весь советский флот и свою несчастную судьбу. Наконец и мой муж вышел из кабинета и сообщил, что ему велено прибыть в гарнизон сегодня вертолетом, а я должна добраться до места на попутной барже. Ок, меня это не смутило. Но холодрыга пробирала до костей. И чего это я не взяла пальто? Досадно, конечно. Но ничего – я себя успокаивала как могла.

Через какое-то время муж проводил меня до пирса. Уже на барже я увидела недавних попутчиц: женщину с ребенком и недовольную беременную. Нас сопроводили в нижнее помещение, где в полумраке располагались лавки. Баржу слегка покачивало, но мы уже ничего не могли видеть, так как иллюминаторы были выше наших голов. Не помню тот момент, когда баржа оторвалась от пирса и пустилась в плавание.

Время потихоньку шло. Мы не знакомились с попутчицами. Мне было неловко первой проявлять инициативу. По-видимому, им тоже было не до меня. Ребенок то коротко спал, то орал что есть мочи. Его мать не стеснялась в выражениях, успокаивая сына. Беременная мрачно зыркала на нас и ее лицо выражало крайнюю брезгливость.

И вдруг, совершенно неожиданно, началась качка. Как потом нам сказали, был шторм. Нашу баржу кидало из стороны в сторону, по началу мне все это нравилось, будто летаешь на качелях, когда захватывает дух, но нравилось до тех пор, пока к горлу не подступил комок и не начало выворачивать что есть мочи. Рвало всех: бедная беременная сильно страдала. Малыш охрип от крика, его мать ругалась матом и проклинала Брежнева. Хорошо, что кроме нас в те времена этого никто другой не слыхал.

Наша баржа прибыла к месту, сильно запоздав из-за шторма. Выбираться из трюма помогали матросы. Мы были полуживые, сильно измотанные и истощенные дорогой, и голодные к тому же. На пирсе в кромешной темноте едва различались три фигуры офицеров – это наши мужья, которые встречали доходяг. Стояла глубокая ночь, было очень холодно и ветрено. Мои зубы отбивали дробь. Вот она - свобода!

Камчатка правда прекрасна! Темное глубокое небо как дуршлаг с яркими блестящими звездами накрывало крошечное пространство гарнизона среди сопок, вечно покрытых снегами. И в тот же миг началось землетрясение. По началу мне показалось, что это отголоски шторма - так часто бывает, как продолжение пережитого, но в этот момент и земля была неустойчивой. Страшно до мурашек!

Нас ждал автобус – маленький, с несколькими сиденьями, с вытянутым капотом, такой я видела только в довоенных фильмах. Не знаю, как он называется. Наконец все расселись и тронулись. Дорога кривая, ухабистая, нас то и дело подбрасывало и кидало из стороны в сторону. Шторм, землетрясение, кочки – романтикой не пахнет.

Оказывается, ехать минут 5-7 не больше. Высадили. Отвели в местный штаб и велели ждать. Мне показалось, прошло много-много времени. В это время в голове были представления о том, что вот сейчас предоставят какую-то комнатку, где можно будет уютно устроиться и выспаться. Мне так хотелось независимости и самостоятельности.

Действительность оказалась жесткой своей реальностью и полной непредсказуемостью. Комендант гарнизона не рассчитывал на приезд жен, поэтому никакого жилья для вновь прибывших предусмотрено не было. «Короче, - четко сказал он, - жить вам негде. Сейчас будем что-нибудь придумывать».

Кумекали они не долго. Было решено вскрыть чужую квартиру, в которой проживал мичман, уехавший в отпуск, и пока, как сказали, временно, на пару дней, заселить приезжих. А там видно будет.

Выбора не было. Вскрыв 2-комнатную хрущевку, несколько часов делали подробную опись вещей, чтобы поместить их во вторую комнатку и опечатать, а нас заселить в одной, побольше. Матросы шустро притащили три односпальных кровати с панцерной сеткой, матрасы, три подушки и комплекты казенного белья. Ночь приезда была бессонной. Невольные жильцы были злыми, усталыми и не разговорчивыми. Мы до сих пор не познакомились друг с другом.

Светало. Мужчины побежали на утреннее построение, а затем на подводную лодку. Их служба началась без промедления.

Утром прибежал посыльный и пригласил нас на камбуз позавтракать. Мы узнали имена друг друга и хмуро, в сопровождении матроса, через минуту были на месте. Солдатская еда нам показалась объедением.

Комендант выдал крошечный паек моим спутницам, в связи с их особым положением, однако мне и этого не полагалось, в виду бездетности.

Осмотрела поселок: 5 пятиэтажных хрущевок и одноэтажное здание штаба. Все! Дальше глаза упирались в сопки, которые, как фантастический высоченный забор, окружали гарнизон. В это пространство врезался залив, где в рядок стояли черные дизелюшки – дизельные подводные лодки. Туда ныряли наши парни.

В гарнизоне существовали строгие неписанные правила: женщинам и детям категорически запрещалось высовываться на центральную короткую асфальтированную улочку до тех пор, пока идет построение. И еще – если адмирал – начальник гарнизона шагал по улочке, нужно было срочно прятаться или убегать, иначе накажут мужа. Поначалу мне это казалось смехотворным, но, как ни странно, все жители дисциплинированно выполняли эти требования. Впоследствии и я тоже.

Особый разговор про наше общежитие. Может быть, в моем рассказе не прослеживается вся нелепость такой жизни, но существовать так, как нас загнала судьба, было очень тяжело абсолютно всем в этой истории. К сожалению, с девочками – жильцами нашей коммуналки, мы не смогли найти общий язык. Отчасти в этом я виню себя, свои взгляды на жизнь, порой излишнюю категоричность, но точнее сказать, свои неоправданные надежды. Мы часто срывались друг на друга: и по-крупному, и по пустякам.

Поначалу мы все надеялись, что потерпим несколько дней такой общаги и затем все разрешится с жильем. Однако время шло, а комендант, часто просто избегая наших встреч, коротко и резко отвечал, что возможности расселить нас нет и в ближайшее время не предвидится. После таких заявлений мы еще больше злились друг на друга.

Малыш рос, был очень беспокойным, крикливым, требующим много внимания к себе. Его мать постоянно ругалась, ловко подкидывала на наши кровати, которые он моментально обкакивал и описывал. В квартире стоял ужасный смрад детских экскриментов. Вода из крана текла обжигающе ледяная, в детской ванночке с помощью кипятильника непрерывно, почти круглосуточно, варилось использованное детское белье.

Беременная только и делала, что лежала на своей лежанке, которая тоже была обгажена ребенком, и непрерывно ныла, проклиная всех и вся. Когда приходили мужья, затевались перекрестные семейные разборки. Уединиться можно было только выйдя на улицу. Наверное, даже революционеры в сибирской ссылке чувствовали себя свободнее и безопаснее.

Так получилось, что я добровольно взяла на себя функции уборщицы и повара. Видимо, это было естественно и для постояльцев нашей камеры, и для меня. Часть моей злости канализировала в повседневные обязательные дела. В поселке, кроме жилых домов, были пекарня, почта, медпункт, школа, детский сад, промтоварная лавка и продуктовый магазин. Они занимали первые этажи жилых домов. Так как советская власть не коснулась этого Богом забытого места, то все эти учреждения работали по собственным, абсолютно непредсказуемым графикам. Продовольствие доставляли примерно раз в неделю или в десять дней, если не штормило, не пуржило и не трясло.

Чтобы купить еду, надо было рано-рано утром, еще до открытия лавки, занять очередь и крепко запомнить кто за кем. Несколько раз я попадала в сюрреалистический мир - человек, которого я примечала, исчезал навсегда. У меня плохая память на лица, а запоминать по одежде вообще не вариант.

В те времена особо модными были парики, бриллианты, всякие дорогие меха. У местных дам этого барахла было видимо-невидимо. Денежки водились, почему бы себя не побаловать и не выпендрится на людях. Так что постоянные переодевалки были особой развлекухой в нашей беспросветной дыре. Кроме того, важен был и статус персонажа. Нарушать иерархию в поселке категорически недопустимо. Поэтому мы, как последние входящие члены общего коллектива, соответственно занимали последние места. А, следовательно, когда раскупались дефициты, нам доставались остатки. Тогда я не была знакома с психологией и мало понимала о самоорганизующейся системе, о ее законах, которые работают всегда и везде. Идти наперекор этим законам - значит наказать себя.

По правде сказать, в нашей трехмесячной совместной жизни своеобразной общей большой семьи были некоторые просветы тоже. Редко-редко мы все же собирались вместе за общим столом и алкоголь снимал общее напряжение. Пила даже беременная. И тогда мы все дико ржали, подтрунивали друг над другом и полушутя обзывались.

Но затем снова наступали черные дни, полные плохо скрываемой ненависти друг к другу, которая прорывалась в едких комментариях и еще чаще в невербалике. Порой мы удивлялись, куда пропал мичман, хозяин квартиры? Что же будет, если он нагрянет с семьей. Но это так и осталось загадкой.

Снег выпал очень рано. Надвигалась длинная холодная зима. В один из дней комендант вызвал моих подруг и вручил им ключи от семейного общежития. Мне было отказано по причине того, что я пока не достойна. Мое отчаяние и слезы абсолютно не тронули этого сурового человека.

На некоторое время я даже смирилась с возможностью продолжать жить в чужой квартире, но при условии, если мои спутницы съедут в предоставленные им комнаты в самое ближайшее время. Однако, этого не происходило. Прошла неделя, потом другая, а мы продолжали общее сосуществование. До сих пор удивляюсь, как мы сдержались от драк, но руки чесались часто. Кризис постепенно и неизбежно нарастал.

Возможно, я сама бессознательно спровоцировала скандал, пытаясь выяснить мотивы своих сокамерниц. Оказывается, девушки намеренно не желали выезжать, ожидая предоставления квартир, а не драных комнат в общаге. Моему гневу не было предела. Похоже, я билась головой об стену от ярости. И тут одна из них бросила в меня свои ключи от выделенной ей комнаты и заявила, чтобы я выметалась туда сию минуту. Это была моя победа!

Я собралась в одну секунду. Надо сказать, что муж никогда не поддерживал меня и не выступал на моей стороне. Мало того, даже от него мне приходилось выслушивать в чем я была не права. В такие минуты мне не хотелось жить. Видимо, ожидания от близкого человека были другими.

Итак, ключи в кармане – ура! До здания общаги рукой подать. Взлетаем с мужем на третий этаж, вот она, заветная мечта, открываем и… а там стоят чужие вещи, комната занята. Я падаю на пол и начинаю громко рыдать. Встревоженные жильцы столпились вокруг меня, чтобы прояснить причину моей истерики. Все стали уверять меня в том, что долгое время комната была пустой, поэтому один офицер решил пожить там. А что добру пропадать! Все логично.

С этого дня жизнь изменилась коренным образом. Психологически стало гораздо легче – сама себе хозяйка в хоромах метров девять. Это именно то, о чем я мечтала несколько месяцев и что еще недавно казалось мне несбыточным.

Под общежитие было отведено целое здание. Лишь на первом этаже находились детский сад, почта и промтоварный магазин. Заселяли общагу в основном офицеры и мичманы без семей, по нескольку человек в комнате.

Вообще на всю общагу было только четыре семьи, включая нашу. Общая крохотная кухня на всех, один туалет и целый душ! По сравнению с прежней квартирой это было верхом комфорта, так как по отведенным часам подавали горячую воду. Поэтому можно было занять очередь, чтобы всласть помыться. Просто шик и сервис! Пятизвездочный отель отдыхает!

В общежитии был психологический комфорт. Молодые лейтенанты все время юморили, галантно оказывали знаки внимания. Офицерские жены показались мне интеллигентными и спокойными. А еще я наконец могла выспаться всласть без фонового запаха аммиака. Много читала, так как жильцы постоянно передавали друг другу какую-то литературу. Наступил другой этап моей жизни, который я могла оценить по достоинству.

Молодые офицеры, приехавшие служить на Камчатку без жен, постоянно говорили мне, что я декабристка, потому что жить вот так, в драной общаге не достойно светской женщины. О, Господи, знали бы они из какого тюремного ужаса я вырвалась!

Неожиданно освободилось ставка воспитателя в детском саду. Не теряя времени, я сразу отозвалась. Хотелось включиться в дело, в работу, все равно в какую. Дефицит рабочих мест в гарнизоне для женщин процветал.

В рабочий коллектив я влетела как оса без жала в осиное гнездо. В коллективе творились какие-то странные вещи: обсуждения друг друга, вечные недовольства, узаконенная кастовость. Во многом я так и не въехала в их разборки, держалась скромно, особняком. Новые психологические потрясения мне были не нужны. Вероятно, это стало впоследствии хорошим опытом обходить острые углы и молчать, если тебя не спрашивают.

В течение рабочего дня совершенно не удавалось приобрести продукты, даже элементарно хлеб. В выходные местный магазин не работал, запаса продуктов не было, естественно не было и холодильника. Масло, колбасу и молоко можно было хранить в сетке за окном форточки. В детском саду сотрудников кормили только обедом. Есть хотелось по-черному. Бывало, приходил матрос, подчиненный мужа, который тырил на лодке и притаскивал в карманах несколько картофелин и хлеб, иногда галеты и шоколад.

Муж постоянно пропадал на лодке. Служба для зеленых лейтенантов тоже напоминала тюрьму. Во время шторма и землетрясений весь личный состав срочно выходил в море - такие правила. В поселке оставались только женщины, дети и несколько солдат стройбата.

Землетрясения страшная штука, особенно по ночам. Даже если всего несколько баллов, кровать ходит ходуном, лампочка, висящая на проводе, раскачивается во все стороны. Жуть с неизвестным исходом. Не знаешь, что делать. Не дай Бог переживать это.

Итак, прошло полгода. Как-то все понемногу устаканилось. Жизнь вошла в свою колею. Появились новые друзья, я привыкла к новым условиям и режиму. С прежними жильцами старались не встречаться даже на такой ограниченной территории гарнизона. Делали вид, что мы не знакомы.

И вот в один прекрасный день муж прибегает домой и сообщает, что через несколько часов лодка навсегда покидает это место и приписывается в другой порт – адью! Офицерам разрешено взять багаж с вещами, чтобы облегчить переезд семьи.

По плану на следующий день вертолет должен был забрать семьи отплывшей лодки. Казалось бы, все структурировано и все предусмотрено.

Пару часов отвели для сбора пожитков. Мы управились за час, потому что вещей практически не было. Завхозу нужно было срочно сдать казенный матрас, подушку, одеяло. И на работе меня уволили в две секунды. Вот и все, теперь я – свободная птица! Завтра покину это место и начнется какой-то новый этап.

Наступил вечер. Ветер усиливался с каждой минутой, началась пурга. Для вертолета это самое опасное нелетное время. В пургу страшно выходить даже в соседний дом, так крутит-вертит, что можно потерять ориентир и даже погибнуть возле жилья. А такое бывало в истории поселка.

Охватывала тоска. Наступила ночь, которую предстояло прожить в полном дискомфорте – из мебели только голая кровать без матраса. Из одежды – пальто, шапка, сапоги. Я улеглась в пальто и в сапогах, пристроив шапку как подушку. Неприятно, конечно, похоже на вокзал.

Утром вьюга не унималась. О вертолете даже мечтать нельзя. Была, конечно, слабая надежда на завтра. Но прибежала жена сослуживца мужа и сообщила, что прогноз плохой, пурга надолго. Придется ждать. Сразу скажу, что пришлось задержаться на целую неделю.

Вторую ночь я провела так же – в полном зимнем обмундировании на голой кровати. Тяжко. Утром раздевалась, разминалась, ела у добрых соседей. Денег за прокорм никто не брал. Но когда узнали, что я сплю в зимней одежде, долго ржали и прикалывались. Соседская пара забрала меня к себе на несколько дней. Это был кайф! Мы варили манную кашу и пили коньяк. Жизнь по-прежнему была прекрасной!

Наступил день отъезда. Вертолет медленно отрывался от земли, от поселка, в котором так много пережито. И где я немного повзрослела.

Вертолет взлетал неторопливо и даже с каким-то достоинством. Я прильнула к иллюминатору. Сверху поселок выглядел таким мирным, тихим, одиноким и даже сиротским. Всего несколько домиков, которые по мере набора высоты превращались в театральный бутафорский макет. Вокруг величественно красовались сопки, вечные снега - удивительно голубые и искристые, от которых захватывало дух; резные черные, словно штриховые рисунки, деревья.

Полоска моря, как стрела, будто указывала путь – так мне казалось. Невольно защемило сердце – столько пережито здесь – действительно год за два по эмоциональному воздействию, и вот теперь все это в прошлом – очередная глава истории моей жизни. В голову пришли мысли о повседневной глупой и ненужной суете и о бесконечной вечности.

Все, что было прожито в этом Богом забытом месте, теперь показалось мне незначительным и мелким. В психологии есть такой прием, чтобы оценить ситуацию и посмотреть на нее другими глазами, нужно отойти и абстрагироваться от нее.

В вертолете стоял неимоверный грохот. Разговаривать было невозможно. Закладывало уши. Все скамейки заняты людьми: кто-то уезжал навсегда, как и я, а кто-то по делам в Петропавловск-Камчатский.

Я нервничала: очень боялась какого-то сбоя, так как самолет на Владивосток улетал только раз в сутки. И точно – приземлились запоздав, пока высадились, добрались до аэропорта, было уже поздно. Пришлось лететь в Хабаровск, а оттуда поездом до Владивостока. Выбора не было.

Дорога домой оказалась сложной, она и радовала, и одновременно огорчала. Я понимала и тосковала, предвидя, что все вернется на круги своя: заботы по хозяйству, поиск работы, восстановление в пединституте, куда я поступала в прошлом году на заочку, порой непосильная ответственность за сестру и брата. Это истощало даже от самой мысли. Я не могла и даже не позволяла себе быть независимой от расширенной семьи, чем очень сильно злила мужа. И на этой почве у нас были постоянные ссоры и разборки.

Добралась до родительского дома после полуночи на третьи сутки. Сестра не знала о моем возвращении. Я в прямом смысле слова свалилась как снег на голову.

Начались будни с привычным повседневным режимом: печки, дрова-уголь, готовка, помои, уборка, стирка, бесконечные очереди хоть за какими-нибудь продуктами. О судьбе подводной лодки ничего не знала. Просто ждала.

Муж внезапно появился на пороге дома и не один, а с несколькими матросами, которые тащили наш багаж, и только недели через полторы после моего возвращения. Он был весь заросший, усталый, с красными отекшими глазами, пропитанный особым дизельным запахом, который въедался даже в кожу. Попросил пирог для матросов, накануне обещал им, думал, что у меня он волшебным образом уже приготовлен. Я почувствовала себя очень виноватой из-за того, что не смогла догадаться, и даже расплакалась от жалости к этим мальчикам.

Дальше потекли серые будни. Муж после пары ночей, проведенных дома, ушел в автономку на несколько месяцев, а я стала усиленно искать работу. Меня нигде не брали из-за отсутствия прописки, хотя по всему городу были расклеены объявления о работе. Никто из руководителей не хотел рисковать репутацией и быть оштрафованными в случае проверки каких-то органов, поэтому я всюду получала отказ. Наконец, один начальник решился, и я устроилась машинисткой в контору с минимальной зарплатой.

Мое рабочее место располагалось в крошечной комнатке без окон в полуподвальном помещении. Я печатала какие-то приказы, распоряжения, письма – всякую чушь. Постепенно освоила телетайп. Потом выучилась на кадровичку, и мне поручили еще и этот тип работы.

Помню, как однажды приходил парень из органов, который агитировал меня быть доносителем на тех, кто выступал в разговорах против советской власти. Предлагал мне подслушивать и подсматривать за коллективом. И кажется бесплатно. Смешно, конечно. Знал бы он, что я сама нелегал на птичьих правах.

Прошло лето и наступила осень. Мое неустойчивое положение из-за отсутствия прописки сильно нервировало и ограничивало в правах. Везде и всюду требовали эту дурацкую прописку: в поликлинике, на почте, даже в библиотеке. Эх, военному комсоставу пожить бы так! Я всюду чувствовала себя получеловеком и сильно завидовала тем, кто имеет этот маленький заветный штампик в паспорте, который давал статус человека с большой буквы.

В один прекрасный день муж объявил, что лодку переводят в Магадан. Так что наше путешествие по любимой родине продолжается!