299. Благость оборачивается бойницами
Видение: Квадратные окна, которые, как бойницы, ощетинились в большом белесом теле, по форме напоминающем гусеницу.
Насмерть стоит Чёрт, но не на свою смерть, за жизнь в том виде, в каком она создавалась и в каком мы её видим сейчас. Вполне доволен своей жизнью Никита Михалков, которая складывалась у него так, что и переживания были (в третий раз представили его фильм «Утомленное солнце» на Оскара и в третий раз могли бы не дать Оскара, так переживал, что три раза бегал в буфет и маленькая дочь успокаивала его). Это его переживания, которые, если сравнить их с переживаниями Солженицына, в тюрьму посаженного за правду, яйца выеденного не стоят. Вроде бы, и Михалков за правду, и фильм его вначале не в СССР премируют, а за рубежом, и в самом фильме жестокая правда, как он сам говорит, о войне, но как-то у Михалковых всё получается так, что жизнью они могут быть довольны. Его отец Сергей Михалков самый известный и самый премируемый детский стихотворец в СССР, а Никита такой уважаемый режиссер в своей среде, что Валентин Гафт, тоже, вроде бы, не менее известный актер, смотрит на него во Дворце Съездов в коридоре как на нечто большое, на него двигающееся. Хотя вначале, когда он видит его еще вдали под огромными арками, кажется тот ему совсем маленьким. Думает Гафт, что побьет его сейчас этот великан за сценарий. Нет, Никита обнимает Гафта. И тут же в интервью Владимиру Соловьеву Никита рассказывает о звере, на которого он пошел охотиться, но оказался в положении, что чуть двинется с места – и зверь его хапнет. Так и сидел, говорит, минут двадцать, не двигаясь. Всё затекло. Спасли кабаны, которые где-то зашумели, и зверь переключил свое внимание на них.
Вот в чем секрет Михалковых. Чуют они, как звери, когда нужно сидеть не двигаясь. Вроде бы, правду Никита хочет сказать своим искусством, то есть такой же он в душе диссидент, как Солженицын, но начинает говорить, лишь когда зверь переключает свое внимание на других, то есть в другое время. Прямо говорит Никита: «Не вижу я зверя, но чую его присутствие и что хапнет он меня, стоит шевельнуться. Пока не шевелюсь, зверь меня не видит». Это специально (сверху), создана такая ситуация со зверем у Михалкова, чтобы мы узнали о способности его чувствовать опасность, как чувствуют её звери.
Чувствовал Михалков как огромного зверя ту опасность, какая наполняла окружающую атмосферу в его время. Давно порывался он правду рассказать обо всем этом, то есть пошел было охотиться на Систему, но тут же и почуял, как только пошел, что хапнет его невидимый ему огромный зверь так, что и пятна мокрого от него не останется. Так и сидел Михалков, не в силах двинуться с места, со своей идеей, пока не почуял, что нет зверя. Вот это всё, и неотвратимость поглощения зверем в советские времена, и его величину (портрет Сталина в фильме чуть не во всё небо), показал Михалков в своем фильме, дата съемок которого датирована 1994 годом.
Справка из Википедии:
«Утомлённые со;лнцем» — российско-французский фильм 1994 года режиссёра Никиты Михалкова. По российскому телевидению фильм был впервые показан 21 октября 1995 года — в 50-летний юбилей Никиты Михалкова. В 1994 году был удостоен Государственной премии Российской Федерации.
Само название «Утомленные солнцем» как бы говорит о двойственности ситуации, когда солнце греет (награждают творческих работников сталинскими, ленинскими, государственными премиями), но греет так истово, что утомительно всем, кого оно греет, особенно утомительно тем, кто ближе всех к солнцу.
В дополнение к информации о способности чувствовать ситуацию и умению находить выход, Никита Михалков рассказывает об охоте на волка в степи, на которую его взяли вертолетчики. Вертолет летит над волком, кругом голая степь, спрятаться некуда – и вдруг волк пропадает. Летают они над тем местом, где он пропал, туда и сюда. Нет волка. Наконец в каком-то ракурсе им открывается картина, в которой они видят волка, вставшего на задние лапы и вытянувшегося вверх вдоль телеграфного столба. С таким интеллектом волка нельзя убивать, говорит Михалков.
О себе как о волке он прямо говорит на встрече со зрителями. Много зверей больше волка, констатирует он факт, но ни тигр, ни медведь волка не задрал. Высоцкий поет «идет охота на волков, идет охота…» Он тоже волк, хотя и не такой, как Михалков. Но и ему удаётся при всех запретах на него так прославиться, словно он самый большой волк. Это у нас фамильное, рассказывает Никита о своем отце, которому задали вопрос, как вы и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе всегда в почете и славе? Потому что я служу родине, был его ответ, в смысле что не правителям. Однако суть в самом факте, что умеют они, как волк это сделал в степи, скрыться с глаз долой на ровном месте, когда на них охотятся. Уходит волк от охотников и у Высоцкого, потому что перешагивает через флажки, через которые он, по идее, не должен перешагивать. А если проще, то их Дух направляет и спасает их. Все, кроме Мюнхгаузена, кто чувствует руку Духа своего, когда тот в критический момент вытаскивает его из трясины, говорят об ангеле-спасителе. Мюнхгаузен рассказывает лишь о самом факте, что он вытащил себя за волосы вместе с лошадью. Много всего случается с Мюнхгаузеном такого, что люди воспринимают как выдумку. Воспринимают как выдумку те, с кем ничего такого чудесного не происходило никогда, другие же, с кем происходило, молчат и думают или говорят об ангеле.
«Квадратные окна, которые как бойницы» в видении напомнили мне рассказ Алексея Молокина из ковровского сборника «Провинция» 1996, где простой инженер строит дом в мыслях своих, а потом этот дом из сна чудесным образом переходит в реальность. В реальности власти не могут терпеть такой самодеятельности, захватывают его, а потом дом «изблевывает» нового владельца и сам принимает меры защиты.
Цитата (стр.210):
«Дом менялся. Сужались стрельчатые витражные окна, превращаясь в бойницы. Ажурная изгородь набухала, скалясь по гребню сверкающими остриями. Стены наращивали бетонную плоть. Настороженно и грозно глянули с мощной боевой башни стволы артиллерийской установки. Над крышей решетчатыми лопухами поднялись чуткие антенны локаторов систем обнаружения. Казалось, будто бабочка превращалась в носорога».
Алексей Молокин, напомню, тот самый ковровский поэт, о котором я говорил выше и к которому пришли домой какие-то ребята, сказали, что он Чёрт, и попросили возглавить их группу.
В жизни Алексей похож на Аписа из его рассказа: тоже ничего не имеет и потому в рассказе строит дом живой мысленно, что в принципе Чёрт может сделать, если ему разрешат вышестоящие. В рассказе, как и в жизни, однако всё переворачивается вверх ногами: оказывается Апис в тюрьме и возвращается в свой дом, отсидев пятнадцать суток. У Чёрта, в принципе, всегда так: то он в самом низу, то на самом верху, то он из-под плинтуса вылезает в виде свинячьей морды, то нависает над Михалковым в виде зверя или всей Системы. Рассказ заканчивается воцарением Аписа в своем доме, готовым к защите всеми видами обнаружения и защиты.
Справка:
«В некоторых районах Египта считалось, что Апис в образе небесного быка ежедневно оплодотворял Небесную Корову, богиню неба Нут. От него она рождала золотого теленка — солнечный диск. ... «Апис, — писал Плутарх, — должен пониматься нами как прекрасный и красивейший образ души Осириса». Апис — это символ материального мира, в котором есть духовный стержень — Осирис».
Как бы ни крутился Чёрт в этом мире, стараясь прикинуться и волком, воюющим против больших зверей, и самой последней свиньей из-под плинтуса, он краеугольный камень этого Мироздания, в котором все, которые как звери, смотрят, как поиметь друг друга. И заставляет их делать это сама жизнь, потому что она из Черной Материи скроена. А духовный стержень (Осирис) в Материи так глубоко внутри, что при всех своих пущенных в дело когтях и клыках, как сказал о себе Никита Михалков, они глубоко верующие.
В принципе, вся существующая Система жизни в целом это большая гусеница, жаждущая постоянно есть и пить, каждый день кого-то иметь, уверенная в себе так, что может огрызнуться, как гусеничный танк, готовый к собственной защите всеми средствами вооружения.
Свидетельство о публикации №220110200408