Старая подкова

Худой загорелый пацан в белой футболке и черных тряпичных шортах на резинке бродил около бревенчатого загона с кибуцными лошадьми. Бревна казались полированными, когда он скользил глазами по их поверхности, блестящей от полуденного зноя, или быстро, украдкой проводил по ним кончиками пальцев.
В горячей тишине был слышен лишь стук копыт и свист хвостов. Лошади, спасаясь от мух и слепней, переступали с ноги на ногу, медленно кружили по загону, поднимая пыль от измельченной бесконечными ударами копыт черной земли, смешанной с навозом – ее уносил сухой ветер, подставляли морды под хвост соседей, терлись шеями, сбивались в кучу, прижимаясь друг к другу, отходили в сторону, дергали жилистыми, как веревки, сухожилиями ног, неестественно выворачивали назад шеи… Изредка просовывали морды в отверстия изгороди, пытаясь слизнуть рассеянные на потрескавшейся сухой земле соломинки.
Он хотел погладить ближайшую серую морду, протянул руку, но морда испуганно отклонилась. Под старым ржавым прицепом, в нескольких метрах, была разбросана солома. Пацан отошел, наскреб пригоршню, протянул той же лошади на раскрытой ладони с выгнутыми вниз пальцами. Мягкие губы уткнулись в ладонь, шершавый язык слизнул солому. Он ладонью похлопал лошадь по скуле, провел по шее несколько раз сверху вниз, ощущая шелковистый ворс, который, ему казалось, блестел, как полированный, на ослепительном солнце.
Лошадь молча стояла вплотную к изгороди, перегнув шею через верхнее бревно; медленно поводила головой из стороны в сторону, обнажая белки глаз; заковыляла к корыту с водой в загоне, когда парень убрал руку.
Вокруг было тихо, только беспорядочный стук копыт в мягкую пыль. Горячий пыльный ветер шелестел листьями акаций; где-то далеко внизу, на шоссе, чуть слышно гудели машины. В небе парили коршуны, немые, как рыбы.
Пацан попинал носком сандалия пыль около прицепа, выковырял старую ржавую подкову, подобрал ее, сунул в карман и зашагал к воротам, а потом вниз по асфальтовой дороге, которая круто спускалась с холма к автостоянке рядом с пустым придорожным кафе.
Он лег на длинный стол спиной, так, что только стопы в сандалиях оставались в воздухе, положил руки под голову, закрыл глаза. Пустые скамейки постепенно заполнялись разноязыкими туристами. Сквозь опущенные ресницы он ловил странные взгляды, но продолжал лежать на горячем столе. Во рту пересохло; он встал, пошатываясь, дошел до крана с водой, долго и жадно пил, не отрывая губ, возвратился и снова лег на стол.
Медвежьей походкой, вразвалку, подошел водитель, вздохнул, постоял, сел на скамейку около стены, напротив. Помолчал, спросил.
- Ну, как дела?
- В порядке, Иран.
- Скучаешь?
- Немного. Ты тоже скучаешь?
- Я водитель, мне скучать не положено. Это вы отдыхаете. А у меня отпусков нет. 
- Что, и за границу никогда не ездил?
- Нет. После школы – в армию, потом – женился. Сначала детей надо вырастить, образование дать, а заграница не убежит. 
Водитель посидел-посидел, встал и начал кружить вокруг стола, медленно, вразвалку, нагнув голову, шлепая сандалиями о каменные плиты.
Пацан отвернулся и стал смотреть вдаль, на цепь желтых холмов с выжженной травой и зелеными пятнами деревьев, сгущавшимися в ущельях между горами – туда, к ручьям и водопадам, где все опутывала колючая проволока, после которой начинались мины, и ходить можно было только по тропам, ушли на снэплинг все нормальные люди, не забывшие захватить из общаги ботинки или кроссовки.
Изредка он украдкой поглядывал на галдящих иностранцев. Хипповатые длинноволосые англичане весело о чем-то гундели, своим чистым английским произношением привлекая ос и мохнатых шмелей. Шмели гнусаво жужжали, и норовили пить “Колу” англичан. Те отмахивались, в притворном ужасе вскакивали, стаскивали футболки и кепки и отгоняли ос на поиски нектара.
Иностранцы посидели, встали, взвалили рюкзаки и пошли к шоссе, в сторону гор.
В воздухе повисла тишина, только горячий ветер шелестел в сухой выжженной траве, и плавно мягкими хлопками перекатывался в черном сетчатом навесе над кафе. Иран молчал и пристально смотрел на горы. Хозяин кафе, старичок, тоже смотрел на горы, но без всякого выражения на лице. Парень смотрел вверх - в сеть-навес, забрызганный голубым. Это было так похоже на ночное небо с рассыпанным снегом Млечного пути - небо этой тихой ночи, только слышался легкий шелест его ладоней по ее плечам, блестящим в лунном свете.
Тогда они шли вдвоем по ночной дороге, когда все остались сидеть у костра, где полуголый гитарист Вовка, не обращая внимания на горный ночной холодок - за ужином он тайком под столом наливал желающим из флакона, не забывая и себя – пел с надрывом блатные песни и бренчал на треснувшей гитаре француза, перегибаясь через нее вниз, к костру головой. Шли молча, не спеша, по середине пустой дороги, не касаясь друг друга.
 Он смотрел вверх, в небо, вдыхал полной грудью свежий горный воздух, чувствуя, как кружится голова…”Давай сядем. Я две ночи не спал, и еще эта Вовкина водка.” Не доходя до поворота, он сел, потом лег на разделительную полосу, головой на теплый асфальт. Она легла сверху, спросила:” А если машина?” и засмеялась. “Ну и че? Ночь не спал. Смотри, вон, месяц, как подкова. Ты когда-нибудь занималась сексом, лежа на Голанских горах?”
 “Нет…”- она снова тихо засмеялась… через пару минут поднялась, заправила футболку в шорты. Он встал, обнял, чуть сгорбившись – она была ниже ростом – вдавив подбородок ей в лопатку… отпустил, когда она сказала: ”Ладно уж, пошли”.
Это было всего несколько часов назад, ночью… а сейчас был жаркий день, блестящий потными шершавыми лошадиными шеями, полирующими гладкие бревна.   
Пацан резко поднялся, спрыгнул со стола, вышел из кафе. Пошел по стрелке с указателем: ”Водопад”, быстро, потом побежал по каменистой дороге, шлепая сандалиями, придерживая болтающийся карман с подковой. Скоро должны были вернуться снэплингисты, и инструктор Йорам, запретивший самовольные отлучки от кафе дальше, чем на сто метров. По краям дороги тянулись заборы колючей проволоки с табличками: ”Мины”.
У водопада он умылся холодной водой и сел на валун, слушая журчание ручья, который пробирался сквозь шелестящие бамбуковые ветки и сверкал в солнечных лучах. Дождался, когда успокоится сердце, и побежал обратно, сжимая подкову в кулаке.   

                2003 г.

(впервые опубликовано в газете "Вести", Израиль, 2003, а также в книге "Майский балаган в четверке", 2004)