Глава 2

Глава 2

Мне 17 лет.

Самый первый мой косяк произошел тогда, когда я с Боссом, по-пьяни, поцеловалась на глазах у людей, которые не должны были видеть подобное представление с моим участием.

Босс – наставник, который посвятил меня в кальянный мир. Его карьера, как кальянных дел мастера, началась еще задолго до нашей первой встречи. И пока он работал и набирался опытом, видимо, подхватил синдром бога. Ужас, что подобная болезнь творит с жалкими людьми. Они становятся мнимо возвышенными над всеми. Со стороны это выглядит, будто двадцати летний девственник говорит, что жахнул сексуальную преподавательницу по матанализу. Самая нехитрая ложь. Рассказывает чушь и гордится собой. А аудитория смотрит, усмехается и просто продолжает наблюдать, как инфицированный тонет в собственной ничтожности.

Кто не любит выпить после смены? Или начать пить уже во время нее. Я пила со всеми все и всегда. Особенно я любила, когда смена выпадала с барменом Менделеевым.

Менделеев. Да, этот худой человек сожрал всю таблицу. Серьезно. Тот еще кайфажер.

После совместных смен, я просыпалась на заре на пороге.

Я болела фарингитом и не ходила в школу. Зато все время проводила на рабочем месте. И все свободное время со мной в одном зале бегала Москва.

Москва – это очень сильная и независимая девочка, без чувства самопощады. Она работала за семерых, при этом еле ходила, потому что чихала кровью и жила с подозрением на обладание третьей почкой. Всегда выглядела так, будто завтра ей выходить замуж. Аккуратное платье, белые локоны длиннющих волос, каблуки и красная помада. Шикарная девушка. На нее смотришь и понимаешь, что она всего в жизни добьется.

Бесконечная трудовая рутина приводила меня в восторг, но со временем ажиотаж уже пропал, шлепать по лужам на работу было не так приятно, как первый месяц.

Чтобы бизнес привлекал к себе широкую аудиторию «Дядя Олег и Ко» созывал массовые сборища сплоченные за просмотром футбольных матчей вперемешку с проведением чемпионатов по фифе на игровой консоли.

Все известные и неизвестные любители цифрового досуга, пришли в один пасмурный весенний день на кальян к Дяде Олегу. «Чемпионат по игре в FIFA». Эта акция была нацелена на привлечение внимания не только активной части населения, но и на тех, кто целыми днями виснул дома за компьютерами, ночами напролет бегая от холодильника до туалета.

Всегда мечтала побывать в цирке уродов, но довелось лишь посетить кунсткамеру. Так, что эта акция воплотила мою давнюю мечту.

Спустя пару кальянов, выпитых литров пива и другого алкоголя, Д. Олег подвел ко мне «чемпиона по фифе». Он, пританцовывая и расплываясь в улыбке, пытался что-то во мне рассмотреть, но мое ярое к нему отвращение не позволяло этого.      

Парень, на вид лет двадцати шести, рыжий как мандарин, с косой улыбкой и прищуренным глазом. Его беспокойные брови и танцевальные телодвижения сложили для меня впечатление Танцора. На самом деле Танцору на тот момент было где-то двадцать два года, он ушел из института и отслужил в десантных войсках. 

Мы начали что-то наподобие отношений. Он пару раз пытался стать первым мужчиной в моей половой жизни, но ни морально, ни физически я не чувствовала никакой готовности и все его попытки увенчались провалом. Танцор пообещал мне целую вселенную, но прогорел на элементарном кальяне.

Мне льстило, что парень на подобии Танцора видит меня в роли своей дамы сердца, но понимала, что я ему не нужна. Он и сам себе не нужен. Все, что его интересовало это алкоголь и море распутных баб, которые табунами бегали за его атлетическим телосложением. Армия не прошла даром. Сила есть, а ум и прокурить можно. Единственной девушкой, которую он любил была Сенсимилья. Я даже и подумать не могла, что «встречалась» с нетрезвым человеком.

Меня успокаивала лишь собственная модель поведения, маска, которая так надежно приклеилась к моему лицу, что ни один знающий меня «хорошо» человек не догадывался, кто я на самом деле и что из себя представляю. За долгие месяцы работы, я почти потеряла себя настоящую, мне было противно смотреть на себя в зеркало. Все что я видела в глянцевой поверхности больше напоминало распутную девку, погрязшую в беспробудных пьянках, нежели амбициозного хозяина своей жизни. Гримм, который я так тщательно втерла в лицо, отравлял меня, но из-за него никто не мог задеть мою истинную сущность за живое.         

Прошло несколько месяцев, наступил май, и мой ненаглядный морской котик должен был уезжать за семь тысяч километров от родного дома. Накануне отъезда праздновала день рождение одна из моих любимых постоянных клиенток. Она с большим энтузиазмом пригласила меня на сие мероприятие, а я не хотела отказывать.

Как и на любом празднике – все пили. Много пили. Шампанское и ром лились рекой. Я не успевала опустошать стаканы, как они вновь и вновь наполнялись. Мой мир медленно начинал вращаться и мой шальной мозг захотел флирта. Под руку подвернулся пьяный в ноль кальянщик из заведения-конкурента.

В городе прошел конкурс кальянного мастерства, победитель которого заполучил сертификат на покур в заведении Д. Олега. Этим же вечером, сразу после победы, упитые до чертиков чемпионы завалились в кальянку, где я уже изрядно поднабралась. Закусившись с Дядей Олегом, пьяные победители удалились во второй зал во избежание разгорания конфликта. Я решила не упускать момента и присоединилась к их компании.

Когда я зашла во второй зал. Моя жертва лежала в отключенном состоянии, и так как пустовавших мест за столиком не было, я села прямиком к полумертвому телу на кресло.

Кто-нибудь смотрел «От заката до рассвета»? Только я села на кресло, как он тут же восстал из летаргического сна. Наши губы соприкоснулись. Дрожь по телу и хочется еще. Но Менделеев врывается в зал и начинается ежесекундная драма.   

В такие моменты я делаю, что-то наподобие спасительного звоночка.

-Ало? Это Такси?

И пока во втором зале разнимают драку, я действую по принципу: Остановите Землю, я сойду.

Мой Танцор в этот момент отжигал с одной из своих одноразовых девиц. А я ехала в машине к Брутто. На нашу первую встречу за пределами кальянной. Так и закончилась наша история любви с морским котиком. И все свое лето я провела с Брутто и ее семьей. Самое лучшее лето за всю мою текущую жизнь. Но именно оно пустило мою дальнейшую жизнь под откос.

Начало учебного года. Выпускной класс. Мое последнее 1 сентября в школе.

Я училась в автошколе. Целый день проводила, то за рулем, то сидя в кабинете на разборе теоретического материала. Это не мешало мне вольничать. Потому что я хотела жить в эпицентре молодежной тусовки. У меня были деньги и амбиции. А так же похотливое желание обрести соратника. Я хотела, чтоб рядом был тот, кто разделяет мои взгляды.

И как бы я не хотела найти этого человека в Брутто, у меня не получалось. Но я не отчаивалась. Не могу найти в ней, так в ком-то другом попытаюсь. Расхождение во взглядах, целях, желаниях и образе жизни окончательно развело по своим нишам меня с Брутто. Но это было мне на пользу. Надеюсь и ей тоже.

Дни проносились с нереальной скоростью, что я даже не заметила, как выпал первый снег.

Оторванность от ключевых социальных элементов, вгоняло меня в приступы отчаяния. Рядом со мной не было друга, парня или дела, увлекающего меня так сильно, что просыпаться по утрам становилось бы легче легкого.

Рядом со мной 24/7 находилась мать, погрязшая в депрессии так глубоко, что попросту не выходила из комнаты. Мы просто существовали в одной квартире. У нас был один ареал обитания и более ничего общего.

Так долго продолжаться не могло, и я решила взять свое одиночество за горло и придушить все признаки апатии на корню. Социальные сети мощный проводник в мир постоянного общения и развлечений. Я решила, что если писать людям, которые имеют со мной хоть что-нибудь общее, то рано или поздно, я смогу обрести близких по духу людей. Самое главное придерживаться определенных правил поведения. Нельзя разрушать уже состоявшуюся дружбу или быть может любовные отношения и нельзя насильно, путем настырного домогательства заставлять людей начинать общение. Но даже с учетом соблюдения всех предостережений у меня ничего не вышло. Я постоянно находилась с тем или иным человеком, гуляла, разговаривала, интересовалась жизнью и делилась своими мыслями, но не цепляло. Это были просто мои одноклассники, с которыми меня связывали 11 лет сидения в кабинете.

Я окончательно замкнулась. Меня перестало интересовать происходящее вокруг. Боль, которую я испытывала глядя на мать стала всепоглощающей. Мне назначили психотерапевта. Я обрела собеседника. Человека, который может решить любую мою проблему. Помочь справиться с реальностью и толкнуть в нужном направлении.

Мне стало легко, спокойно, свободно наедине с собой. Я начала ценить одиночество. Как-то проще относиться к происходящему и убирать негативные мысли из головы, перенося переживания на бумагу.

Частью терапии было преодоление барьера в искреннем общении. Как я не пыталась, у меня не получалось не надевать на себя маску человека, которым я «стала» пока работала в кальянной. Я решила, что клин клином вышибают, иначе, зачем было обнародовать эту пословицу. Собравшись с мыслями, я отправилась в загашник своей молодости.

«О, какие люди!» - Донеслось до меня, как только за спиной захлопнулась входная дверь.

-Здравствуй, Менделеев. – Ответила я, улыбающемуся бармену.

-Они за бухлом ушли. – Сказал он, указывая на стол напротив барной стойки.

-Кто?

-Ну как, подружайки твои. Гелик с ТСП.

О боже, мои умопомрачительные пафосом одноклассницы. Те дамы, которым сопутствует выражение о падении лицом в грязь, не расплескав и капельки пива. Подождет моя терапия. Появился шанс нажраться не потратив ни копейки.

-Мои привилегии еще действуют?

-Да. – Радостно ответил Менделеев, с ноткой пренебрежения к моей персоне.

Я села за стол своих «первоклассных» одноклассниц, закинула одну ногу на другую, откинулась на спинку дивана, скрестив предплечья под грудью, и принялась ждать.

«Иезекииль, привет!» - Раздалось со стороны второго зала.

Я вытянула шею, и тут же из-за угла показался кальянщик, заменивший меня после ухода.

-Кальян уже готов, скоро вынесу.

Как приятно приходить на все готовенькое.

Хлопок дверьми и в зал входят Гелик и Та Самая Подруга.

-Здорова. – В один голос сказали одноклассницы.

-Я не опоздала? – Уточнила я, с загадочным видом.

Они сели на диван напротив меня и склонившись ко мне опираясь на стол, спросили:

-Ты че тут делаешь?

-Я случайно пришла, но у меня скидка на кальян и пробковый сбор с меня не берут, если что я с вами.

Та Самая Подруга кивнула головой.

-Нет, не опоздала! – Звонким девчачьим голоском пропищала ТСП.   

Моей слабостью после увольнения, стала неудержимая потребность в собутыльниках и опьянении. Эти две особы, я изначально обошла стороной, так как дружба между ними завязалась в 7 классе, после перехода Гелендвагена в нашу школу. А по моим правилам, подобного рода тандем разрывать не в моей компетенции. Зато уход в забытие с ними оказался очень профессиональным. Когда разум пуст, а физическая оболочка танцует на костях с такими же мертвыми внутри людьми, как и я сама, во мне расцветает что-то беспечное.

На протяжении месяца, каждый день или через день мы втроем собирались на выгодных условиях за столом в кальянке Д. Олега. После посиделок ТСП обычно забирала мать или такси, а мы с Гелендвагеном на маршрутке или на такси ехали в одну и ту же сторону.

Вечера за столиком проходили однотипно, ТСП ругалась со своим парнем по переписке, а мы с Гелендвагеном выслушивали ее нытье, всячески ее поддерживали и напивались до легкого пошатывания.

Мне только исполнилось 18 лет.

Я обрела соратника, как только мать выгнала меня из дома и мне пришлось переехать к отцу. Личного жилья у меня не было, а появлению работы препятствовал алкоголизм. Из школы я стала добираться на маршрутках, пока раз за разом не встречала на остановке Гелендвагена. Подругу Той Самой Подруги. У нее имелась карточка, позволяющая льготно кататься на автобусах, а вот наличных денег не было, поэтому стояние на остановках иногда могло занимать по часу, ведь автобус редкий вид транспорта в отличие от маршрутных такси. Я задерживалась на остановке, разговаривая с Гелендвагеном, пока она дожидалась автобуса. Так вышло, что один из автобусов доходил прямиком до моего нового дома, но не до дома Гелика. Ей после спешивания необходимо было топать через лес, чтобы добраться до точки назначения.

И знаете что?

Видимо не только я была заинтересована в ее компании. Но и она в моей. Та Самая Подруга имела свойство забывать о своей «лучшей подруге» по имени Гелендваген, как только в ее личной жизни все налаживалось. Тот вид токсичных взаимоотношений, когда друг познается ТОЛЬКО в беде. В мирные этапы жизни друга не существует вовсе. ТСП ушла на второй план, как только мы с Геликом начали кататься домой вместе. Я интересовалась ее жизнью, она моей, мы слушали одну и ту же музыку, нам нравились одни и те же вещи. Отношение к жизни было идентичным. Я привязалась к человеку так сильно, что вскоре и дня не могла без него находиться. Я стала ходить к ней в гости. Оставалась ночевать. Мы целыми днями пили пиво, слушали музыку, обсуждали происходящее и смотрели друг на друга так, будто весь мир вокруг ничто по сравнению с нами. Смех Гелендвагена сводил меня с ума. Как только она начинала смеяться, я подхватывала, и мы начинали хохотать вместе, создавая симфонию гиен.

Я влюбилась. 

Я смотрела на эту девочку, как на предмет любви и ласки. Как на надежного друга и брата. Как на жену и как на мать. Но не могла объяснить то, что чувствую к Гелику, какими-то внятными определениями.

Наше общение с Брутто свелось к звонку раз в два месяца, и мне этого было вполне достаточно, потому что соратника, которого я отчаянно пыталась найти в ней, я нашла в Гелике.

Мне 19. 

Сложно, просыпаться по утрам и понимать, что твои сексуальные предпочтения перестали ограничиваться одним полом. Но прибывая с Геликом в тесном общении, в пьяных поцелуях посреди клуба, в совместных шмотках и сожженном бензине измученной машины, я начала ценить в ней все. Все, что есть плохого и хорошего, лишнего и нужного, красивого и прекрасного. Я увидела в ней друга, которого люблю. Действительно. Люблю невероятно. Но не могу перетолкнуть себя за грань. Не могу выйти из френдзоны, потому что слишком пригрелась на месте друга.

Сильную роль в моей неспособности перейти на новый уровень сыграла моя семья, а конкретно ее взгляды на однополые отношения. Каждый раз, при упоминании геев или лесбиянок три члена моей семьи делали одинаковое лицо и всеми существующими оскорблениями описывали свое к ним отношение. Когда подобное происходило, я пыталась поддерживать негативное восприятие своих родных на такого рода пары, но в душе мне хотелось кричать о том, что я, как оказалось, являюсь бисексуалом.

Я чувствовала ущемление своих предпочтений и пыталась искоренить даже малейшее влечение к женскому полу. Всеми способами хотела оправдать себя и упоминала при любых уместных или неуместных случаях мужские имена с глаголами «гулять» и «общаться». Я думала, что если окружу себя мужчинами, то не буду нуждаться в женской компании. Увы, чудо не произошло. К фобии быть отвергнутой собственной семьей за свои гендерные предпочтения, у меня появилась неспособность всецелостно полюбить гетеросексуального партнера.

Я попала в ловушку внутри себя. Мой страх из локального перерос в масштаб всех людей, что живут, жили или будут жить в моем окружении. Я общалась, встречалась, спала с мужчинами и сразу же теряла к ним интерес после того, как начинала чувствовать ошейник, тянущий меня в любого рода взаимоотношения, будь то ненавязчивое общение или попытка построить совместное будущее. Я боялась, что они разгадают мой фальшь и весь шарм, которым я обладаю, резко потеряет свою былую силу. Интерес к женскому полу рос с невероятной силой, после каждого очередного мужика на моем пути. Мне хотелось обхватить дуло губами и вышибить себе мозги на стенку позади. Но разрешение на владение оружием мне получить никто не позволил.            

Заливаясь реками слез и утопая в собственной никчемности, я призналась Гелендвагену в своих чувствах, на что она ответила взаимностью. Она знала, что я не могу решить дилемму внутри себя и моя борьба с собой переломала мне все нервы, морали и устои, что я так старательно прививала себе с двенадцати лет. Она понимала, что я не могу к ней прикоснуться и начать отношения. И она терпела и ждала, того дня, когда я ей предложу быть вместе. Она не оказывала на меня психологического давления. Ее чувства были в разы сильнее моих и она тащила эту ношу за нас двоих. Каждый мой прокол или прелюбодейство с одноразовой пассией наносили ей нереально больные ранения. Но она молчала… молчала, когда надо было кричать.               

Сегодня, настал уже седьмой день, как человек из предыдущего абзаца стал для меня лишь фотографией в социальных сетях. Сегодня, я так хочу убежать к ней, постучать в окно первого этажа, попросить у нее зажигалку и медленно курить глядя, как она мечется по комнате от стола к кровати. Сегодня, я узнала, что у моей матушки температура не спадает уже шестой день. Сегодня, я поняла, что этот человек занимал все мое время. Сегодня, я иду на день рождение к Брутто. Да много чего случилось и случится сегодня. Все это не заставит меня свернуть с пути эгоиста, которым меня делают потаенные амбиции. Отвратными змеями они вьются глубоко у меня в подсознании, захватив контроль над разумом и координируя мои действия.

С одной стороны, я яростно желаю заработать как можно больше денег, а с другой, я хочу отдать все до последней копейки за человека, которому подобного рода «жертвы» вообще никуда не уперлись.

Тонкая грань между деньгами и их отсутствием была моим канатом, по которому я шла неведомо куда. Шестом, благодаря которому сохранялся баланс, являлся допинг, которого яро желал искаженный разум, после чего полученное равновесие позволяло двигаться дальше. Я поняла, что хочу подарить Гелендвагену весь мир, все, о чем она желает, все, что она видит ночью во сне. И тогда все мое благополучие свелось к занятой сотке, что б купить нам сигарет. Жить мыслью о счастье Гелика, заставило меня изо дня в день ходить на работу, что б принести в дом денег на совместные развлечения.

Куда бы я не отправилась, всюду чувствовала себя чужой. Мне не нравилось ни место, где я работала, ни люди, с которыми я трудилась в коллективе. Мне постоянно хотелось собрать свои вещи, послать все и вся в далекое место, откуда мать родила и, хлопнув дверью, ушагать в закат. Так, собственно, и происходило, за исключением последней формальности. Я старалась уходить тихо, ни с кем не прощаясь, просто испаряться подобно призраку. Этот жест принято считать уходом «по-английски» или, может, я что-то путаю.

Период моей безработицы изрядно затянулся и я, даже, приноровилась получать деньги из воздуха. Но всему рано или поздно должен придти конец.

Вскоре желание работать и во все исчерпало себя. Но не стоит отчаиваться! Должна была сказать я, глядя в зеркало. Нервы были на гране разрыва. Я психовала, что нет денег и, при этом, не изъявляла стремления пойти на первую попавшуюся работу. Безделье и легкие деньги, позволяющие достать, что угодно и когда угодно сломили моего внутреннего амбициозного Иезекииля. Проще говоря, потерял желание зарабатывать деньги, потерял себя и все свои способности.

Любовь вперемешку со страданиями, отсутствие денег и куча развивающихся комплексов. Начиная с того, что все проблемы в жизни Гелика начались с меня и заканчивая тем, что их стало еще больше после моего резкого ухода или я просто так считала. Я погрузилась на дно. Ушла куда-то далеко в безденежный мир. Я заметила, что ни всего можно добиться своим трудом, нужно просто обладать деньгами, что бы другие решали все проблемы за тебя. А когда этой возможности нет, то приходится искать спонсора. Так сказать приобретать статус иждивенца. Но при таком статусе очень тяжело помогать другим. Поэтому как таковым полноценным членом общества становится все труднее. Как и с любым нежелательным допингом, главное – вовремя остановиться. А когда такой возможности нет, тогда нужно вовремя поменять образ жизни. Так я и сделала. Обрубила концы, оборвала провода, сожгла мосты, собрала свои игрушки и перестала ссать в горшок Гелендвагена.   

Стоит отметить, что не я одна сменила образ жизни. Шестьдесят третий мерен ушел в работу. Из милой студентки в измученную официантку. Она танцевала среди столов все свое свободное время и даже то, которое можно было потратить на что-нибудь для души. Рвение к обладанию карманными деньгами было сильнее, чем потребность в здоровом сне.      

В итоге, Гелик работает и выживает без моего участия.

Прошло несколько недель с того момента, как наше общение с Гелендвагеном свелось к комментариям под постами в социальных сетях. Ну, что ж поделать. Работа и там и тут.

Теперь прошло пару месяцев с момента как мы не виделись. Самое ужасное, что произошло со мной за этот период – сессия, к которой я не была готова.

Приближался сентябрь. Листья желтели, опадали и, кружась в порывах ветра, падали к моим ногам. Последний раз я наблюдала такую осень в первом классе. Знаете, идешь по тротуару, лакированными ботиночками пинаешь листья, весь такой счастливый, будто с уроков отпустили. Торопишься домой, где ждет мамин наваристый куриный суп с клецками. 

Я иду на пары с абсолютно нулевым запасом знаний в черепной коробке и слегка потрепанным видом. Межсезонье имеет очень хорошую способность заставлять людей страдать от всевозможных вирусов. Я не исключение и болеть мне очень даже свойственно, даже чаще чем обычным смертным, потому что пропитый иммунитет уже не в состоянии бороться со всеми болячками, что я умудряюсь подхватить. Но как говориться - врач не сможет, таблетка поможет. Но таблетки не помогли. Я снова и снова ходила в университет, где меня по несчастливой случайности, сделали старостой. Видела время от времени Гелендвагена в коридорах ВУЗа и не понимала, какие чувства меня захватывали в эти моменты.

Жила я в тот момент вдвоем с отцом, пока моя сестра и мать делили сто шестьдесят квадратных метров на троих с гробовой тишиной.   

Отец заявил, что уезжает в командировку и пожелал мне скорейшего выздоровления, удачного обучения и веселого времяпрепровождения. Сестра же прикинувшись Терезой перебралась в мой обитель и старательно начала там обживаться. Ее предложение пожить со мной недельку, пока отца нет дома, не показалось мне таким ужасным. Вскоре, я осознала свою ошибку и уловила ее намерения переехать на очень долгий срок. Мое изредка доброе сердце и больное сознание не сразу заподозрили подвох.

Очень удачно в игру вступил мой верный друг Пастырь. Ее предложение потусить с ней пару деньков, пока Плута нет дома, заставило меня мгновенно собрать шмотье и свалить из ставшего мне чужим пристанища.    

Плут уехал на длительный период, и я частенько захаживала в гости к Пастырю. Проводила целый день у нее в гостях, ночевать приезжала домой. Этот бесконечный цикл, сводил меня с ума. Я чувствовала, что грядут перемены не несущие за собой положительного исхода. В моей голове зарождалась мысль о переезде. Я засыпала и видела себя в Новом Городе. Каждый день продумывала варианты возможных жилищных и рабочих условий. Хотела как можно быстрее убежать от этого всего.

Ситуация с моим длительным запоем перешла за рамки разумного. В мою голову заползла вполне обдуманная схема развития дальнейших событий. Город  одаривал меня нужными знакомствами и жизнь начала ускорять свой заторможенный ход. Алкоголь на некоторое время порвал со мной отношения, но его верный друг, пришел мне на помощь от тоски.

В мою голову загрузили очень интересную информацию, которая осветила многие темные участки моего видения на важные вещи. Алкоголь, есть сильнейший антидепрессант. И все фразы про распитие спиртных напитков, которые лились ниагарским водопадом в уши на уроках в школе, парах в университете и еженедельных промывов мозга от матушки, стали для меня иметь смысл. То, что каждый, кто вставил свое слово против алкоголя, является правым персонажем – понятно, безусловно. Но излюбленное словосочетание ораторов гласит: «Алкоголизм не лечится»! Но вопрос остается без ответа: «Почему возникает неземное пристрастие к градусосодержащим жидкостям»?

Ответ лежал все это время на поверхности, но его очевидность была столь абсурдна, что и рассматривать не хотелось. Я воспринимала алкоголь, как способ расслабиться после тяжелого дня не прибегая к изощренной фантазии. Иногда алкоголь выступал в роли лекарства от скуки. Иногда он был жизненно необходим. Какой праздник не проходит без врага нашего насущного.

Однажды наступит момент, когда ты будешь сидеть утром на кухне под свою любимую радиоволну, изредка выкрикивать строчки из давно забытых песен, заполняющих музыкальные паузы, и никак не сможешь вспомнить: «А почему же я начал пить?».

И вот тут начинается длительный самоанализ, пожирающий все смежные мысли. Оказывается, что та боль внутри, от совокупности всех пережитых душевно-сердечных травм и любовных историй, растворилась в алкоголе. Но как? Мне понадобилось 3 года (на настоящий момент), что бы уничтожить депрессию вызванную эмоциональной нестабильностью. Я допилась до того состояния, что и вовсе забыла почему начинала пить. Очень долгий путь, правда? Много времени было потрачено впустую или все же доля опыта, плохого и очень плохого поступила на мой счет и я готова расплатиться со всеми пережитыми проблемами?

По природе своей, разум людей пристрастных к алкоголю работает одинаково, но, как и в любом классе, все делится на более узкие классификации - группы. В центре каждой группы заключена своя проблема, тот самый омут, в который попадаешь, делая первый глоток алкашки. Боль от схожих травм и лечится похожими способами. Так что, алкоголь сближает. Сначала ты начинаешь пить с большим количеством людей, от прохожих с улицы до бывалых друзей. Затем, внутри тусовки начинает происходить деление и в завершении, люди, нашедшие себе собутыльника по интересам, отделяются. Круг замкнулся.

Алкоголь отодвигает нависшую проблему и дает отсрочку к ее решению. Все это понимают, но никто ни к чему не прибегает с желанием исправить ситуацию. Это как согласится на партию в карты с крапленой колодой противника. В моем случае алкоголь сыграл роль лекарства, но это только в моем случае. У кого-то алкоголь может усугубить текущее положение дел и все станет в разы хуже. Иногда нужно придти к пониманию и вовремя остановиться. А кому-то необходимо достигнуть самого дна, чтобы оттолкнуться двумя ногами и совершить прорыв, открыв второе дыхание.

Вернемся на кухню и ответим на поставленный вопрос. «Я начал пить, чтобы не думать о том, что произошло со мной в этот прожитый период жизни». Пока по утрам ты просыпаешься в обнимку с болью, алкоголизм не оставит умирать тебя в одного. А когда ты встаешь и не помнишь зачем начинал пить, и не чувствуешь этой всепожирающей боли, может уже и не нужно пить?

Придя к этому тогда на кухне, под привычные песни отрочества, у меня открылось второе дыхание.               

День был самый обыкновенный, конец ноября, а может и чуть раньше, снежный и морозный. Княжна Марфа спустя долгие годы молчания, повисла на том конце провода. Звуковые волны расходящиеся от динамика прямиком к барабанным перепонкам, отстучали вполне неплохую песню. Предложение проводить в армию старого друга Гопника было самым лучшим за пару месяцев. Гопник и его преданный соратник прошли через все, через огонь и воду, через тонны паленного бухла и заблеванных тазов, рассветов на крыше и лютых морозов пережитых под детским одеялом метр на метр.

Во мне пылало желание натворить грязи, как в далеком пятнадцатилетнем возрасте. Именно в нем я встретила Гопника. Так почему же не устроить проводы в духе этого прекрасного времени? После шестнадцати ни одна вписка на которой мне удавалось побывать, за исключением торжества по случаю моего совершеннолетия, не могла сравниться с несанкционированными посиделками на квартирах в начале девятого класса. Уровень аморальности, разврата, бесстыдства и неуравновешенности в замкнутом пространстве ломал все понятия «адекватного» подростка.

Что вызвало у меня такое желание повторить фиаско прошлых лет? Я не знаю ответа на этот вопрос. (На самом деле знаю, но об этом потом) В моей крови была малая часть таблицы Менделеева. И в тот момент головой всей операции были именно закаченные в меня вещества. Ели переставляя ноги, но при этом, обладая диким энтузиазмом попасть в дом, где было назначено свидание со смертью, я шла на встречу с забытым прошлым.

Крепкий алкоголь, выпитый за короткий промежуток времени, сказался на моем поведении и действиях. Я перестала отдавать себе отчет в происходящем после шести стопок. После следующих шести рюмок, я перестала понимать, что вообще существую. После писярика виски, я обнималась с белым другом. В целом, я блестяще опозорилась и плюсом ко всему добила посаженный желудок. Мне бы стоило задуматься над своим поведением, быть взрослей и не допиваться до состояния коврика, но, увы, именно за этим я и ехала на проводы.

Мое уничтоженное тело Княжна Марфа доставила первым классом в руки матушки, которая первый раз увидела меня в состоянии нестояния. Мне некогда было с ней церемониться и выяснять отношения, ибо весь словарный запас свелся к программе начальных классов, а именно к уроку на котором изучают фонетику. Кроме сопутствующих блюющему человеку звуков, я не могла ничего из себя выдавить, разве, что остатки желчи ибо меню на день я оставила в фаянсовом сооружении в доме, где пребывала час назад. Все, что мне нужно было это горизонтальная поверхность и не важно будь то, пол или кровать, главное лишь наличие тазика рядом.

Открыв утром глаза, я не могла поверить своему счастью. Мама не сказала мне ни слова, более того, она поставила тазик около кровати, на которую я рухнула, даже не сняв одежду. Любовь мамы бесценна. Но любовь мамы к ребенку-алкашу стоит дорого. Конечно, прейскурант мне никто не удосужился провозгласить. Но и без него, я отчетливо понимала, как тяжело на меня смотреть и закрывать глаза на все мои необдуманные выходки. Одному богу, которого нет, известны все мои проказы в разноцветных тонах и грязных подробностях, которые, я старательно приминаю в разговорах с родителями. Но рано или поздно, они все равно узнают правду от меня или от людей, которые видели меня на пике моего безумства.

Мать была очень загружена своими проблемами и ей некогда было решать мои, за что я благодарна судьбе или кому еще можно быть благодарным в подобных ситуациях. Я провела несколько дней в кровати, совершая минимальные движения до туалета или кухни. Еда в меня не лезла, стоило поместить в себя хотя бы кусок хлеба, как минуту спустя он благополучно из меня уже выходил. Вода, путешествуя по моему пищеварительному тракту, как подобает магме, доставляла ни меньше боли, чем пища, не проявляющая желания усвоиться и дать мне немного сил. Мой вес уменьшился на пять килограммов, что крайне негативно сказалось на измученном эктоморфном теле.

Неожиданно для меня и предсказуемо для моего последующего диагноза, у меня начала подниматься температура. За полчаса она взлетела до тридцати восьми и не собиралась останавливаться. Когда все тело охватили судороги и приступ дрожи, я схватилась за телефон. Набрав номер человека, вытолкнувшего меня из своего тела, я принялась ждать скорой смерти. Но и в этот раз, нам не удалось встретиться с костлявой. Мать наперерез с реанимацией влетела в квартиру и меня в срочном порядке госпитализировали.

-Что ели? – Спросила меня суховатая медсестра средних лет.

-Ничего. – Ответила я, облизывая не менее сухие губы.

-Что пили?

-Водку, - сказала я, и тут же попыталась исправиться. – Настойку с клюквой, - я опять на мгновение замолчала. – Паленую водку с клюквой.

-Все? – Уточнила она, высоко задрав правую бровь, так что складки на ее лбу сдвинулись вверх по направлению к волосам, собранным в пучок.

-Виски еще и пиво, но они, вроде, не паленые были. – Дрожащим голосом выдавила из себя я.

-Сколько ты выпила в общей сложности?

-Пиво – пол литра и крепкого алкоголя – литр.

Недоумевающая подстилка врача зыркнула на меня так, будто я вот-вот раскрою ей коды запуска ядерных ракет. У меня по телу пробежался холодок, как только ее огрубевшие пальцы коснулись моей плешивой брюшной полости.

-Сколько в тебе весу?

-Было пятьдесят восемь. – Я скривила лицо, когда ее шаловливые ручки, добрались до одного из вздутых органов. – Сейчас около пятидесяти двух. – Вылетело у меня на выдохе, стоило ей лишь убрать руки от моего страдающего живота.

-Ну, все понятно, - Протараторила она, недолго думая.

Подождите, нет, ничего не понятно, что со мной не так. На моем лице был отражен испуг, ведь все к чему я морально готовилась, сводилось к операции по устранению язвы.

-Страдали ранее от проблем с желудком?

-Нет – За этим ответом скрывалось, так много лжи, что самой не по себе.

-Слабо в это верится, – буркнула она. – Об этом вы расскажете своему лечащему врачу, а теперь попрошу Вас проследовать к медсестре на стойке, она поможет обустроиться в палате.

Я поковыляла наверх по лестнице и силы были на исходе. С каждой ступенькой отдышка усиливалась, а головокружение набирало обороты подобно балиту. Сквозь звон в ушах и черные пятна перед глазами, я добралась-таки до намеченной стойки.

На этот раз медсестра выглядела живой, чего нельзя было сказать обо мне. Искусственный розоватый тон ее кожи кричал о нехватке витамина D, новый маникюр в совокупности с прической и вкусным запахом духов, намекал о скором свидании. Но все это меркло перед ее писклявым голосом и деревенским акцентом. Тут все предположения пошли крахом. Деревенским девушкам, перебравшимся в город свойственно наводить поверхностный лоск, дабы произвести хорошее впечатление на окружающих. Но давно сказанная фраза, про девушку которую можно вывезти из деревни, объяснила все до меня. Дамам из села при всей их обаятельности, лучше молчать или хотя бы прочитать пару десятков книг, перед тем, как начинать диалог с кем-либо.

Ее голос вызывал у меня непередаваемые ощущения. Мне хотелось воткнуть в нее нож или хотя бы беруши в свои уши. Но все, что мне оставалось, это принимать баночки для сдачи анализов и мензурки с лекарствами, кивая головой без остановки, дабы показать, свою причастность к реабилитации.

Сожрав горсть мезима за ужином, я вновь подошла к Шатунову на минималках и глухо звякнув пластмассовой мензуркой о стойку попросила заполнить ее таблетками.

-Я же сегодня, тебе давала таблетки перед ужином, где они?

-Ну, так, Вы же дали мне их, что бы я их съела во время приема пищи, так?

-По одной! На один! Прием пищи! – Членораздельно сказала она, совсем не писклявым голосом.

Возненавидя себя за невнимательность и неумение слушать людей, чей голос мне омерзителен, я грустным взглядом впилась в ее слегка обозленные очи.

-Завтра утром, перед завтраком, - начала она, почесывая колпачком от ручки затылок. – Подойдешь, новые тебе дам.

Я откланялась и скоропостижно удалилась в свою палату.