Похищение

 Все совпадения имён и ситуаций – случайны. Автор стихов Рафаэль Камальдинов. Произведение написано в соавторстве: Рафаэль Камальдинов, Александр Свердлов. www.stihi.ru/avtor/Рафаэль Камальдинов – стихи автора.



       Похищение 
           1
   Стояли тёплые солнечные деньки второй середины сентября, в кронах деревьев на бульваре почти не встречалось желтых листьев. Пенсионеры на лавочках грелись на почти ещё летнем солнце, сосредоточенно играли в шахматы, не забывая обсуждать перспективы рыбалки на Тулице и Упе.
Вечером, после напряжённого трудового дня следователь по особо важным делам Тульской областной прокуратуры Владимир Косарев домой не вернулся. Жена Инна, зная о том, что мужу неделю назад к имеющемуся у него в производстве сложному хозяйственному делу о птицефабрике, передали для расследования материал о несколько загадочной смерти молодого журналиста областной газеты Кима Егорова, раньше одиннадцати часов вечера домой мужа не ждала. Однако, Владимир не пришел и к утру.
Перед тем, как уйти на работу, Инна позвонила сослуживцу мужа Игорю Попову, но точного ответа от него не получила. Он почему-то долго и не совсем толково пытался разъяснить ей, что Владимир изучал в редакции материал последних публикаций умершего журналиста, а затем был вызван руководством прокуратуры, больше его не видели.
Не было известий от Владимира и в течение дня, а вечером, возвращаясь с работы, Инна Сергеевна купила свежий номер местной газеты. Дома, расположившись в кресле у торшера, в рубрике «Новости последнего часа» Инна прочла сообщение в несколько строк: «Преступный мир, видимо, начинает мстить. Вчера, в 23-10 был похищен опытнейший следователь областной прокуратуры, старший советник юстиции полковник В. Косарев.
Подбежавшая на тихий стон Инны, дочь пятиклассница Юлия успела поддержать тихо оседавшую на диван маму. Через пару минут, укрытую пледом Инну, трясущимися руками поила валерьянкой бабушка. «Боже мой! – лихорадочно думала Инна – неужели это возможно у нас, в нашей стране? Каких-нибудь три года назад всё было так прочно, надёжно, определённо. А теперь я боюсь за Юльку, посылаю бабушку встречать её из школы. Хотя, если, не приведи Господи, что случится, чем она поможет? Только бы Володя остался жив-здоров. Пусть выбирает: или свою проклятую работу, или семью. Предлагала же тетя Эмма, которой присылают из Германии такое красивое бельё, помочь оформить родственный вызов. Но с Володей об этом не могло быть и речи. Теперь пусть думает, и не такие люди кладут партбилеты на стол… Господи!  Да что же я такое несу?» –  безуспешно старалась отогнать мрачные мысли Инна. «Владимир неизвестно где, в чьих лапах?» – жестокое неведение продолжало терзать женщину. Мать, жена и дочь одного человека в горьком молчании сплотились вокруг небольшого газетного листка. После двух таблеток снотворного Инна Сергеевна, судорожно вздрагивая, забылась во сне.

***
    Санька проснулся от ужаса. Ему снилось, что он не успел вовремя отбить руку с ножом и холодная сталь вонзилась ему под ребро. С трудом проглотив запекшуюся слюну, он взглянул на стенку перед собой. Электронное табло часов показывало третий час ночи. «Хорошо, что завтра воскресенье, в школу не идти, можно вволю выспаться. Это кошмар – какой «сушняк». Нужно чего-нибудь попить», – думал Санька.
Встав с кровати, прошлёпал босыми ногами по узкому коридорчику на кухню. По пути погладил рукой глянцевый цветной плакат, изображавший Арнольда Шварценеггера. Сегодня вечером Санька, со своей дворовой компанией, смотрел в видеосалоне американский фильм с его участием. «Мощный мужик, но для боевика тяжеловат. Для бойца важна жилистость, прыгучесть, взрывная сила, а тяжелые мышцы закрепощают суставы» – объяснял им Витёк, их «авто’р». «Контора» их двора держала «шишку» над двумя соседними районами, но свое превосходство нужно доказывать в постоянных драках. Вот и сегодня, после дискотеки, на задворках «Дворца культуры» механосборочного завода, за контейнерами с мусором, состоялась стычка с враждебной «моталкой». Чтобы не привлекать внимание дружинников, решили, что драться будут не все, а трое на трое с каждой с противоборствующей стороны.
Саньку уважали и во дворе, и в школе. В повседневной жизни он был спокоен и немногословен, но в минуту опасности в нём просыпалась хладнокровная жестокая ярость. В неполные шестнадцать лет Санька имел развитые тяжелые плечи, хорошую реакцию и прыгучесть. В этой сегодняшней драке Санька отделался лишь ушибленными предплечьями, зато выручил товарища, в прыжке выбив ногой цепь у нападающего.
Санька удостоился похвалы Витька. Хороший все-таки у них «автор», понимающий, зря никого не обижает. А то, что он рассказывает про Афганистан, никак не вяжется с рассуждениями учительницы истории об интернациональном долге и взаимовыручке революционных народов.
    Побеждённые в качестве выкупа отдали им небольшой пакет с анашой. Неплохой улов! У них в городе стакан анаши стоит 80 рублей, но это в сезон, когда её, более-менее в изобилии привозят гонцы из Чуйской долины. По весне же, анашу на «ямах» столовыми ложками «банкуют», по двадцать рублей за одну. После «косяка», когда захолодеет под ложечкой, что-то тихо щёлкает в голове, мир становится неуловимо иным, немного странным и хочется беспричинно смеяться. Через небольшое время просыпается волчий аппетит. Хорошо, что мать уже спала, когда Санька пришел домой, а то бы она непременно заметила его покрасневшие глаза и взрывы беспричинного смеха.
А отец у Саньки месяцами пропадает на своих вахтах, прокладывает газопровод в тайге. Это он настоял на том, чтобы Санька пошел в девятый класс. «Учись, сынок, тупей тебя в начальниках ходят, уж я насмотрелся!» – сказал он сыну. А тот сильно и не возражал, учеба давалась ему легко, стоило лишь раз прочитать заданное. Но главная причина была в том, что в девятом классе училась Наташа, которая Саньке была далеко не безразлична.
Прижав к животу банку с вишневым компотом, Санька из чуланчика прошел в кухню. Не зажигая света, нашарил в ящике стола открывалку, сорвал крышку и жадно, захлебываясь, опустошил почти половину двухлитровой банки. Блаженно потягиваясь в кровати, Санька с радостью вспомнил о том, что завтра – воскресенье. С этой мыслью он спокойно уснул.
      
         2
    Полковник КГБ Василий Борисович Севастьянов устало откинулся в кресле, потирая ладонями лицо. Был поздний вечер вторника. Следователь прокуратуры по особо важным делам Владимир Косарев пропал сутки назад. О том, что его похитили с определённой целью, стало известно в тот же вечер. Неизвестный на мощном мотоцикле подкатил к зданию
РОВД, стремительно подойдя к барьеру дежурного, бросил ему на стол бумажный пакет и, столь же стремительно уехал.
Утреннее совещание, совместно с работниками уголовного розыска, установило, что хозяйственное дело по птицефабрике, было Косаревым, по существу, раскрыто.
Птицефабрика периодически не выполняла план, руководство её оправдывалось, сетуя на изношенное оборудование и недопоставку комбикормов. Однако, было известно, что главный инженер фабрики, хороший организатор, наладил крепкие связи с окрестными элеваторами. Внимание следователя прокуратуры привлекли факты торговли полуфабрикатами птицы с автолавок в промышленных районах города. Народ, не избалованный изобилием продуктов в магазинах, сметал товар за считанные минуты.
Фабрика торговлей с машин не занималась. Ни в одном из обществ потребительской кооперации подобные машины занаряжены не были. В трех гастрономах города были обнаружены запасы неучтенной птицы, равные суточной производительности птицефабрики. Все следы левой торговли вели к начальнику технологического цеха. Близкий товарищ по работе и по жизни, Игорь Попов, вспомнил, что три дня назад в коридоре управления Владимир сказал ему на ходу: «Мной заинтересовался один высокопоставленный товарищ. Предлагает съездить на роскошную дачку, расслабиться, повеселиться, поговорить о жизни с деловыми людьми».
Птицефабрику курировал заведующий отделом по хозяйственным делам городского исполнительного комитета. Следователь прокуратуры старший советник юстиции полковник Владимир Тимофеевич Косарев был похищен поздним вечером, когда темным сентябрьским парком направлялся к себе домой. Женщины, работницы местного молокозавода, возвращаясь с вечерней смены домой, видели в районе старого парка, как двое дюжих парней, одетые в варёную джинсу, заталкивали в темно-синие «Жигули» худощавого мужчину лет сорока, в светлом плаще. Машина скрылась в извилистых кварталах Старого города.
Молодой журналист Ким Егоров, опубликовал в областной газете серию острых материалов о социальных нуждах города, о росте преступности в молодёжной среде, в связи с чем назывались фамилии сыновей, известных в городе лиц. Его смерть наступила, как гласило первичное заключение судмедэксперта, от инсульта. Более тщательный анализ тканей тела, проведенный по настоянию Владимира Косарева, показал присутствие следов малоизвестного высокотоксичного вещества, о чем в деле была подшита справка. Хозяйка, пенсионерка, у которой журналист снимал комнату, сообщила, что в тот вечер он вернулся домой поздно, сказал ей, что встречался с интересующими его молодыми людьми, и назвала известное в городе молодёжное кафе. Официантка, работавшая в тот вечер, поведала о том, что за столик, где сидел Егоров с компанией, перед самым закрытием подсели двое, более взрослых, атлетического вида парней. У одного из них в вороте джинсовой куртки виднелась тельняшка. Вскоре вся компания разъехалась. Официантка видела через витрину, что журналист Егоров и эти два парня садились в темно-синие «Жигули». Перед уходом они заказали с собой две бутылки шампанского. «Та же марка автомашины, и почти тот же район города» – мысленно сопоставил Севастьянов.
Совещание было прервано экстренным сообщением дежурного, который получил утреннюю почту. Ультиматум неизвестных похитителей следователя Косарева устанавливал двухсуточный срок от момента получения письма и требовал в обмен на жизнь полковника Косарева освободить определённых лиц из местного «сизо», а также закрыть хозяйственное дело по птицефабрике.
Всё становилось предельно ясным – направление поиска было указано. До окончания срока ультиматума оставалось меньше полутора суток. Немного расслабившись в кресле и отхлебнув остывшего чаю, полковник Севастьянов продолжал изучение интересующих его материалов.
Оперативные данные рисовали невеселую картину. Криминогенная обстановка в городе накалялась с каждым днем. Однако полковника более тревожило другое. Анализ фактов освещал зловещую закономерность. Вырисовывалась строго организованная криминальная структура. В городе с миллионным населением разрастался криминально организованный спрут.  В каждом микрорайоне большого города действовала своя «контора» или «моталка» – организованная группировка хулиганствующих подростков. Во главе «конторы» или «моталки» стоял «авто’р» так называемый авторитет, парень постарше, зачастую имеющий за плечами судимость – «ходку в зону». Каждая группировка контролировала свою территорию и враждовала с соседними.
Система, на первый взгляд незаметная, действовала неумолимо и жестко. Ни один пацан, достигший подросткового возраста, не оставался без почти отеческого внимания и участия авто’ра или бригадира. Жёсткий, властный, как правило, наблюдательный психолог, главарь этот обладал реальным влиянием и авторитетом.  Основная масса подростков это «лохи» – поставщики денежных средств бригадирам, стоящим во главе группы. Приближённые к бригадиру – «деловые» или «центровые». Их задача блюсти строгую иерархию в группе, живущей по законам зоны. Для поддержания боевой готовности эти группы – «конторы» всегда находятся в состоянии войны друг с другом. Однако, особо приближенные «деловые» могли видеть бригадиров враждующих групп, мирно беседующих за одним столиком в ресторане.
Не реже раза в месяц собирались денежные взносы в размере 20 – 25 рублей. Неповиновение строго каралось. Просрочившему выплату включали «счётчик» – постоянно растущий денежный штраф. Штрафники, в поисках денег, нередко совершали грабежи запоздавших уличных прохожих, и другие кражи, что не способствовало спокойствию в обществе. Пожаловавшийся кому-либо пацан вызвался на «толковище». На этих разборках штрафник подвергался побоям и моральному унижению, становился «быком» или «чмо» – человеком морально опущенным. Жизнь такого изгоя становилась невыносимой.    Из-за боязни подвергнуться такой же участи его подвергали гонению бывшие дружки.
В среде подростков бригадиры усиленно насаждали романтический ореол блатной взаимовыручки. Часть собранных денег, осевших у бригадиров, действительно шла на «подогрев» попавших в колонию подростков. Куда отправляли основную часть собранного денежного фонда не знал никто.
Социальная напряженность в обществе вызвала новую волну преступности. Ни одна мать, ожидая вечером детей домой, не могла быть уверена, что её детей по дороге не ограбят и не изобьют. Встревоженные общественные активисты организовывали сопротивление. В заводских цехах создавались рабочие части содействия милиции. Комсомол организовал военно-патриотическую группу «Меч».
Каждый новичок подросткового возраста проходил во дворе жёсткую прописку. Разговаривая («перетирая») с новичком, «центровые» определяли какое место в группе ему отвести. Особо ценились дерзость, остроумие, физическая сила, наличие выгодных связей. Западная массовая культура, потоком хлынувшая с экранов видеобаров и видеосалонов, возносили имидж материально обеспеченного парня, проводящего досуг в поисках острых ощущений и любовных утех с красивыми девушками. Недоступная основной части нашей молодёжи такая, якобы красивая, мечта в реальности замещалась суррогатом токсикомании и наркомании.
В последнее время метастазы этой новой напасти проявлялись повсюду. В больницы доставлялись подростки, наглотавшиеся снотворных и обезболивающих таблеток, типа димедрола и кодеина. Более всего полковника встревожило, сообщение о том, что на одной из дискотек девятиклассники устроили драку с поножовщиной. Подростки не выглядели пьяными, но медики обнаружили признаки наркотического опьянения, в частности каннабиноидами (психотропными веществами) наркотической конопли (марихуаны) в просторечии – анаши. Это впрямую стыковалось с недавней поимкой заезжего сбытчика из Казахстана, у которого в чемодане обнаружили более 20-ти килограммов анаши. Видимо, кто-то усиленно ищет новый рынок сбыта. Это был не первый случай за последний год. Встревоженное поползновениями наркотического спрута, местное управление КГБ в союзе с управлениями других Республик, полгода назад начало проведение операции «Ботанический сад».
«Что-то давно не дает о себе знать Смуглый, – устало вспомнил Севастьянов. – Однако, пора немного вздремнуть», – и открыл дверь в комнату отдыха.

              3
     Следователь прокуратуры Косарев окончательно пришел в себя на жестком деревянном диванчике, расположенном в широкой альковной нише. Приглушенный свет бра освещал часть стены, украшенную ярким ковром. Окон в помещении не было. «Низкий сводчатый потолок, очевидно подвал купеческого лабаза, которых много сохранилось в старой части города», – подумал Владимир. Налево от ниши, в стене располагалась тяжелая, даже на взгляд, металлическая дверь, оклеенная имитирующей деревянный шпон пленкой. За ней находилась небольшая комната с тамбуром, ведущим к лестнице. Это был единственный вход, через который его ввели в подвал. «Хотя,  вряд ли», – тут же опроверг себя Косарев, – «В этом логове должен быть скрытый запасной выход». Справа от ниши пол помещения был устлан матами, стояло несколько спортивных тренажеров и «боксменов» – манекенов для отработки ударов. Прямо напротив диванчика, на котором находился Владимир, располагалась такая же ниша. Её заполнял собою мягкий диван, обтянутый зеленым велюром. Вблизи дивана стоял изящный сервировочный столик, на колесиках, напротив, поодаль располагалась широкая красивая тумбочка, сработанная, видимо, из орехового дерева. Задняя стена ниши была затянута ковром сине-зеленой расцветки. Над центром дивана висел холст – копия картины Паоло Веронезе. Хороший копиист изобразил библейскую Юдифь над головой Олоферна.
Впрочем, изучать обстановку Косареву уже наскучило: он находился в этом подвале, как показывали наручные часы, уже сутки. Откуда-то глухо доносился дробный стук капель, вероятно в систему вентиляции просачивалась вода. Под этот мерный стук вспомнился вчерашний вечер понедельника. Идущие ему навстречу, по дорожке сентябрьского парка, два спортивных парня были, казалось, увлечены разговором между собой. Проходя мимо Владимира один из них чуть развернулся к нему. Неожиданный, мощный удар под вздох заставил следователя присесть на корточки. Второй парень, придержав Владимира за воротник плаща, достал из-за отворота куртки полиэтиленовый пакетик, вытряхнул оттуда влажную салфетку и плотно прижал ее к губам и носу следователя.
Два дюжих парня в вареной джинсе, плотно взяв под руки, пронесли Владимира Косарева через проем в живой изгороди, в широкую аллею, где их поджидали темно-синие «Жигули». Придя на ходу в себя, Косарев ощутил в носоглотке резкий запах хлорэтила. «Вот оно, повторное приглашение к разговору», – тут же осознал Владимир…
 За прошедшие с момента похищения сутки никто с Косаревым не разговаривал. Появлявшийся из-за двери соседней комнаты смуглый, с характерным разрезом глаз, бесшумно двигавшийся мрачный парень тарелки с обедом приносил и забирал молча. На вопросы Владимира он не отвечал. «Психологическая обработка, или слишком занят босс», – подумал Касарев – «ну, ничего, пусть поразвлекутся». Он, почему-то, был уверен, что с семьей все в порядке. «Им нужен только я – рассуждал Владимир –  поскольку, от первого разговора я отказался, моим похищением они пытаются оказать давление на наше ведомство, что-то вымогают, вероятно закрытия дела». За все это время Владимир хорошо выспался и теперь сидел на диване спокойный и злой. Время от времени он напрягал и расслаблял мышцы всего тела, погружаясь в полудремотную релаксацию.
Собраться и сосредоточиться его заставили негромкий шум и голоса из-за двери. Слышались голоса нескольких человек, игравших в карты. До Косарева донесся терпкий, сладковато-горький запах дымка анаши. В освещенном проеме был виден угол стола с бутылкой водки и гранеными стаканами. За столом, в анфас к Владимиру, сидел атлетически сложенный, стриженный ёжиком светловолосый, державший в руках гитару. На левом плече синела татуировка: силуэт летящего самолета, раскрытый парящий купол парашюта и снизу надпись полукругом – «Афганистан – 1985». Извлекая из гитары не очень стройные аккорды, парень чуть охрипшим тенором с чувством выводил:

Грусть исходит от куста жасмина,
Злой печалью душу поражая.
В горе сник полуседой мужчина,
В путь последний сына провожая.
Скроется за тучей солнца диск,
Дождь, скорбя, прольется на могилы.
Окропит он скромный обелиск,
Кладбище средь горестной равнины.

Бьется, словно льдинка в звонкой жести,
Слово, бередящее боль ран.
Эту боль и обелиски эти
Нам принес неведомый Афган!..
Горько знать, что в годы мирной жизни
Сыновья отцов, войны не знавших,
Погибали где-то на чужбине,
В стороне, их, может быть, не звавшей!               
И друзья, приехав, хоть не близко,
Вспомнят вместе с ним Афганистан,
Средь цветов поставят к обелиску
Поминальный горестный стакан.
В шуме ветра, что летел горами,
Слышу неустанно голос твой,
Тихий стон потерянного нами
Парня, не пришедшего домой.
Пусть шумят березы на рассвете,
Пусть несут они благую весть,
Что живут под мирным небом дети,
В жизнь придя от их живых невест!

   Присутствующие в комнате смолкли, слушая парня, в тишине затягиваясь сигаретами. Неожиданно прозвучал резкий телефонный звонок. Поднявший трубку, после короткого разговора, положил ее что-то произнес окружающим. В комнате все пришло в движение. Парни спешно навели на столе порядок и отодвинули его в сторону. Из соседней комнаты вынесли и поставили на тумбочку возле дивана портативный цветной телевизор и светлый телефон на длинном проводе. – «Засуетились, видимо, «пахан» пожаловал» –   подумал Владимир. Пустой сервировочный столик преобразился, на нём появились: пятизвёздочная бутылка коньяка «Арарат», матовое полупрозрачное фарфоровое блюдо с гроздьями винограда и несколькими лимонами, рядом с плоским хрустальным блюдечком расположились две широкие серебряные рюмки, и на полотняных салфетках – два столовых ножа. «Однако, вышколенные у него шестерки, ишь, как изучили вкусы хозяина», – иронизировал Косарев, наблюдая все это.
Бесшумно отворилась кем-то предупредительно раскрытая и проем раскованным и лёгким шагом вошел мужчина в строгом темном костюме. Этого человека Косарев не знал и никогда прежде в городе не видел. Вошедший был выше среднего роста, имел крепкую осанистую фигуру, пропорциональных размеров голову венчала волнистая полуседая шевелюра.
«Здравствуйте, Владимир Тимофеевич», – произнес импозантный незнакомец, подходя к дивану. «Разрешите» – садясь на свободную часть дивана спросил он. «Вы, уж, извините за причиненное беспокойство, но вы сами в этом немножко виноваты», – продолжал вошедший. У него был негромкий, но отчетливый голос человека, привыкшего к тому, что слова его выслушивают внимательно, не перебивая. «Я не представляюсь, потому, что вы первый отвергли предложение со мной познакомиться, а я человек гордый, второй раз не предлагаю. Хотя мне искренне жаль, я был о вас лучшего мнения. В наше время не мешает быть чуточку дальновиднее. Мы живем накануне глобальных преобразований, взгляд на многие вещи коренным образом изменится», – продолжал монолог Седой.
– Ребята, включите негромко телевизор, – обратился Седой к присевшим неподалеку на матах своим вассалам. «Будет программа «Взгляд», нужно следить за событиями в стране».
– Владимир Тимофеевич, неужели вас устраивает твердый оклад жалования, и вы не хотите многое иметь сейчас, пока молоды и здоровы, а не в мифическом светлом будущем? – обратился Седой к Косареву. «Вы могли бы отправиться с семьей в океанское путешествие на белоснежной яхте, допустим, вокруг Австралии – продолжал собеседник – но вы лишили себя этого, отказавшись сотрудничать с интеллигентными деловыми людьми»…
– Прежде всего вы, люди преступные – перебил его Владимир, – «на вашей совести смерть журналиста, помешавшего вам!»
–  Это нужно доказать – властно оборвал Седой. Косарев встретился со спокойным, уверенным взглядом темных, красивых, чуточку грустных глаз. «За двадцать лет работы в прокуратуре – продолжал его визави – «вы, конечно же, повидали настоящих преступников. А в наших действиях, по существу, отсутствует состав преступления. В конечном итоге мы кормим народ, и мои люди работают самозабвенно, не за переходящий красный вымпел, а получая прибыль, достойную вложенного труда». На экране телевизора ведущий, проявляя осведомлённость, беседовал с приглашенными экономистами о том, возможен ли в стране рынок. Тонкая усмешка тронула губы Седого. «Рынок, – негромко произнес он – рынок давно живёт».
– Кстати, о деле – сказал он парням. «На наших «ямах» совсем пусто. Ни водки, ни сигарет, завтра я пошевелю торгашей, пусть не жмут товар. Пока есть спрос нужно его удовлетворять. Четыре рубля с пачки, неплохой навар. На одной «яме» новый инспектор ОБХСС третирует продавца. На предложения не реагирует – или бестолковый, или жадный».
– Витек, завтра возьмешь нашего нового друга, Самата, –кивнул он на Смуглого – и потолкуйте с инспектором. «Лучше, конечно, если бы он оказался жадным. Человеческая глупость всегда обходится дороже».
– Может быть то, что вы называете глупостью есть просто честность, – возразил Владимир. «Дайте, я заткну пасть этому козлу! – взорвался вдруг парень в тельняшке – это такие как он, честные, добросовестные и исполнительные загоняли нас в Афган» …
– Не хами, Витёк! – прервал его Седой. «Товарищ верен своим принципам – пристально взглянул он на Косарева, – это можно только приветствовать».
В наступившей тишине, в вентиляционную шахту отчетливо стучали капли, приближая грядущее. Какие силы движут человеком на его пути, ведя каждого своей стезей? Седой рассеянно смотрел перед собой, в карих глазах мелькнула какая-то тень. «Всем отдыхать», – сказал он уходя.




***
Лишенное солнца утро с трудом пробивалось сквозь серую пелену низко висящих облаков. С тротуаров схлынул поток, спешащих на работу людей, и шумливые стайки школьников различного возраста уже скрылись за узорчатой оградой старой школы. Нахохлившиеся воробьи сидели в ещё не облетевшей кроне пышных вязов. Красная черепица бывших купеческих домов потемнела, напитанная влагой позднего сентября. Мелкий дождик тонкими гвоздями струй прибивал опавшую листву к брусчатке старой мостовой. На каменных плитах тротуара у газетного киоска, сосредоточенно изучая содержимое витрины, стоял человек неопределенного возраста, с лицом морщинистым, как у актера пантомимы. Во всем его облике не за что было зацепиться взгляду. Из проехавшего мимо темного автомобиля вылетела скомканная пачка из-под сигарет и улеглась у ног любителя газетного чтива …
В кабинете полковника Василия Борисовича Севастьянова тревожно раскатился звонок вызова срочной связи. Сотруднику КГБ, удачно внедрившемуся в мафиозную группу, удалось передать агенту внешнего наблюдения точный адрес логова похитителей следователя Косарева. Положив трубку на рычаг, Севастьянов, после минутного раздумья нажал кнопку селекторной связи.
Солнце, пробившееся сквозь пелену облаков, ярко осветило неожиданную среди лесного массива поляну правильной формы. Камуфляжная сетка, с укрепленными на ней ветками, полностью сливалась с жёлто-багряным фоном окружающего леса. Встревоженная сорока, подняв испуганный стрекот, спланировала на верхушку старой ели и наблюдала оттуда, кося любопытным черным глазом, за цепочкой людей в пятнистых комбинезонах. До окончания срока, назначенного вымогателями, оставалось меньше десяти часов. На одном из аэродромов близлежащей воинской части группа спецназа в краповых беретах, в полном снаряжении садилась в мощный вертолет …