Заговор слепых. 20

Глава XIX. КОШМАР НА УЛИЦЕ ВЯЗЕМСКОГО

Ходят слухи, что под землёй, в сокровенных недрах столицы, прозябает тектонический Червь. По природе он гермафродит и относится к подвиду «амфисбенов», что в переводе с древнего означает: «способный рыть в обоих направлениях».
Вон оно как!
Легенда гласит, что Червь дремал в пучине почв сорок столетий подряд и пробудился от долгого сна, когда Царь-Основатель вбил осиновый кол в первобытную землю, ознаменовав сим повелительным жестом заложение нового града.

Пробудился, стало быть, и давай шуровать!
      
Вплоть до начал последнего века никто не верил в существование Червя, относя предания о нём на счёт предрассудков непросвещенной эпохи.
Ситуация в корне переменилась, когда в отчёте Императорского Геологического Общества промелькнуло сообщение, что в гранитах архейской эры обнаружены пустоты неясного происхождения. При более тщательном изучении пустоты обернулись туннелями, в которых спокойно мог путешествовать всадник верхом на коне.
По городу поползли беспокойные слухи.
Тайные ходы под ногами у обывателя!
Подземный лабиринт!!
Тектонический Червь!!!
Слухи грозили перерасти в истерию и панику - всем известно, как легко воспламеняются умы на рубеже переломных столетий - однако грянула Мировая война, вслед за ней - Моровая язва, и о Черве помаленьку забыли.

Спустя сорок лет, внемля примеру мировых мегаполисов, в столице наконец-то решились воздвигнуть метро. Тут-то бесхозные норы и пригодились! Их увеличили, укрепили, обустроили рельсами.
Город получил удобный, надёжный вид транспорта, а подземельные язвины – новую жизнь.

Сызнова о мифическом землегрызе засудачили после того, как в прессу просочилась информация об изысканиях Государственной Счётной Палаты.
Некий безымянный сотрудник вышеупомянутого учреждения, сравнивая число людей, входивших в метро, с количеством выбравшихся наружу, констатировал устойчивый дисбаланс в одну пассажироединицу. Иными словами, он уверял, что ежедневно в метро теряется один человек.
С учётом того, что в сутки подземный транспорт перевозит до двух миллионов жителей города – цифра смехотворная. Однако если взглянуть на проблему с другого ракурса, выходит, что за время существования метрополитена в его недрах без вести сгинуло восемнадцать тысяч граждан. А это не шутки!
Газеты предали казус огласке, а народ сделал выводы.
Кто ворует пассажиров? Кто похищает души и тела?
Ясное дело, кто – червяк, больше некому.

Слов нет, на то и Палата, чтоб счёты сводить.
Статистика – штука объективно-серьёзная. Против факта не попрёшь!
Однако и на старуху бывает проруха. Считать считай, да меру знай. В смысле, ври, да не завирайся!
Под давлением властей изыскания свернули, результаты похерили, безымянного сотрудника отлучили от дел.
А вскоре он и сам исчез.
Поглотил ли его пресловутый Червь, или у пропажи имелись другие резоны – это нам достоверно не ведомо.

*   *   *

Неточка не любила метро.
Не потому, что боялась Червя, якобы обитавшего в транспортном чреве. Отнюдь! Просто она терпеть не могла подземелий.
Тоннели и подвалы повергали её в панику и навевали тоску. Даже магазины, располагавшиеся ниже уровня тротуара, Неточка старалась обходить стороной.
Что уж говорить про метро!
От одного только вида лестницы-чудесницы, увозящей людскую струю в бездонную глубь, её кидало в дрожь.

Поскольку метро отпадало, а на такси денег у Глеба не было, до улицы Вяземского они добирались на перекладных. Окольный путь занял более двух часов, и Глеб на собственной шкуре убедился, насколько хлопотно потакать бессознательным фобиям. Наконец, после долгих и нудных мытарств, он подвёл свою спутницу к порогу искомого дома.

В сумраке подъезда белело лаконичное объявление, пришпиленное к решётке лифта - «Ремонт».

- Не работает, - констатировал Глеб самоочевидный факт и добавил, вздохнув для проформы. – Придётся тащиться пешком.

На самом деле он был безмерно рад, что можно пренебречь услугами дряхлого транспорта – искушать судьбу по второму заходу ему не хотелось.
Миновав пять ярусов обитания, они достигли чердачного уровня жизни. К удивлению Глеба дверь генеральской квартиры была распахнута настежь.

- Похоже, нас ждут с распростёртыми объятиями, - пробормотала Неточка, переводя дух - взбираясь на последний этаж, она вконец запыхалась.

- Насчёт объятий не уверен. Скорей, на ловушку похоже, - откликнулся Глеб. – Ладно, пойдем, поглядим, чего они двери раззявили.

Не успел он сделать и двух шагов, как из квартиры выскользнула сгорбленная старушонка и засеменила вниз по ступенькам, не обратив на визитёров ни малейшего внимания. Это была не Лариса Гавриловна, а посторонняя, неизвестная Глебу бабуся.

- Что тут твориться? – процедил он сквозь зубы.

Глеб заглянул внутрь.
Какие-то призрачные тени копошились в глубине коридора. Гул голосов, сливаясь со скрипом половиц, рождал тревожно-мрачную мелодию.
Недоброе чувство подкралось к душе…

«Свят, свят», - пропел за спиной гнусавый голосок.
Давешняя старуха снова прошмыгнула мимо. На этот раз она была не с пустыми руками - цепкие пальцы сжимали розовый таз, наполненный мутно-белёсой влагой.

- Чего застыл на пороге? - Неточка пихнула Глеба ладошкой в спину. – Входи. Думаю, сегодня тебя никто метлой гнать не станет. Можешь поверить моей интуиции.

Следуя по стопам старухи с розовой тарой, они  пробрались в комнату, озарённую золотистым мерцанием свечей. Дневной свет с трудом пробивался сюда сквозь плотно задёрнутые шторы.
Судя по всему, то была обитель Ларисы Гавриловны – типичное гнёздышко престарелой сороки. Пожухшие фотографии в узорчатых рамах, вязаные салфеточки, герань на окне.  Семья фарфоровых слонов - символ уюта минувшей эпохи - топтала копытами глянец трюмо.
И вонь! Запах старости, разложения, забвения, праха…

Сама хозяйка прибывала тут же - лежала на длинном столе, вытянув руки по швам. Лариса Гавриловна была облачена в своё любимое подвенечное платье. Чалый ворон восседал у неё на груди - покусывал клювом бисер фаты и шелушил гипюр когтистой лапой.

Вокруг стола суетилась ватага дам пенсионного возраста. Их действия были замысловаты, но исполнены веского смысла. Точно пчёлы, облепившие матку, хлопотали они вокруг неподвижного тела. На вошедших по-прежнему никто не обращал никакого внимания. Заприметив в углу владелицу тазика, Неточка решилась обеспокоить её осторожным вопросом.

- Простите, что отвлекаю вас… от дел. Мы пришли проведать Ларису Гавриловну Тотлебен, но… кажется, не вовремя. Здесь что-то стряслось?

- Ох, голубушка, стряслось. Ещё как стряслось! – запричитала старуха, шамкая беззубым ртом. – Померла наша Ларочка. Намедни преставилась. А всё этот ЖЭК. Сколько раз мы просили - почините нам лифт. Даже в Думу жалобу писали. Как же, дождёшься… Всё они в делах, всё им некогда. Вот и допрыгались, касатики. Поехала Ларочка днесь в гастроном, а лифт возьми, да сорвись с механизму. Вроде несильно шлёпнулась, но наповал. Да много ли нам, старикам надо-то? И так душа еле-еле за тело цепляется. Тряхни посильнее, и полный аминь.

Бабуся всхлипнула, уронив в таз с водою сырую слезу.

- А где же внук её, Николенька? – поинтересовался Глеб.

- Так, нету его.

Старуха не удосужившись даже взглянуть на любопытного юношу. Она говорила, обращаясь исключительно к его мелкокалиберной спутнице. Благодаря невеликому росту, Неточка прибывала с собеседницей в одной масштабной категории, и ветхой болтунье не приходилось утруждать себя, задирая голову ввысь.

- Увезли Николеньку в скорбную лечебницу. Налетели коршуны в белых халатах, повязали горемычного по рукам и ногам, креста на них нет! Больно уж он переживал, родимый, по кончине возлюбленной бабушки. Забылся маленечко, вышел из рамок: по-собачьи лаял, по-волчьи выл, головою размахивал. Ты глянь - в коридоре все обои кровищей заляпаны. Его работа! Разве тут от дурдома отвертишься?

Утолив любопытство прохожих людей, старуха вернулась к похоронным обязанностям - принялась поласкать в тазу грязно-жёлтую марлю, брызгая в стороны мутной водой. Глеб, как заворожённый, следил за стараниями бабушки – впал в забытьё.
Кто он? Где он? Зачем притащился сюда?
Мокрая марля сделалась для него важнее всего остального на свете…

- Ты варежку-то не разевай, - вывел его из ступора тычок кулаком. – Пошли твою чёртову книгу искать, пока эти совы над трупом хлопочут. Вот ведь влипла, блин! Не было у меня иных забот, как только по панихидам таскаться…

Проскользнув в коридор, Глеб направился знакомым маршрутом. Вот она, комната. Календарь с изображением святого заступника Мохора Прошкина по-прежнему украшал собою вход в апартаменты Николеньки.
Увы, даже старцу досталось от дебошира - припадочный несколько раз приложился к двери головой, оставив на ней вереницу вмятин, а на щеках чудотворца кровавую юшку.

В этой комнате также царил полумрак: шторы были задёрнуты, а запалить свечу никто не догадался. Благо, наученный горьким опытом минувшего визита, Глеб запомнил местоположение выключателя. Рука нащупала клавишу, вспыхнула лампа.
 
- Мамочки родные!

Неточка прикрыла рот ладошкой и добавила шёпотом:

- Ужас какой…

Погром – слово знакомое, но только теперь Глеб понял, что оно значит на самом деле.
Находясь в состоянии аффекта, Николенька всласть порезвился, круша всё и вся на своём полоумном пути.
Книжный шкаф лежал ничком, накрыв исковерканной тушей руины печатного слова. Письменный стол был разорён и перевёрнут, а все предметы, населявшие его поверхность и недра, раскиданы по полу.
Птичий пух, происходивший из порванной в клочья подушки, покрывал их толстым слоем, как пепел вулкана после извержения оного.
Последний день Помпеи.
Садом и Гоморра.
Обнаружить в этом хаосе нужную вещь было делом, мягко говоря, непростым.

- Чёртов придурок, - прорычал Глеб, обозревая арену сражения. – Где нам искать эти треклятые мемуары теперь?

- А как они выглядят? Что это: книга, тетрадка, блокнот?

Вопрос застал Глеба врасплох. В самом деле, что они ищут?
Все помыслы его были сконцентрированы на разработке стратегических действий: как пробраться в квартиру, каким образом обмишурить старуху.
А вот внешность предмета поисков… Этот аспект ускользнул из поля зрения.

- Не знаю, - признался он, виновато покосившись на Неточку. – Мне почему-то казалось, что генеральская писанина должно лежать на столе. Я точно помню – красовалась там какая-то фигня, вроде книги. Только она вся засрана была, так что деталей я разглядеть не сумел.

- Да уж, задачка… На столе, под столом. А может в шкафу? Как говориться, трудно найти в тёмной комнате чёрную кошку. Особенно, если не знаешь – зачем. Какого лешего я делаю в этом гадюшнике?

Неточка огляделась по сторонам и, махнув рукой, обречённо прибавила:

- Ладно, чего уж теперь. Приступаем к шмону помещения - ты слева, я справа.

Присев на корточки, они стали перебирать тетради и книги, валявшиеся на полу. Сдували с них перья, соскребали вороний помёт, чтоб разлепить страницы.
После четверти часа безрезультатных поисков женская половина фракции взбунтовалась.
 
- Всё, хватит! Сил моих больше нет! От этой вони и пыли меня мутит. Хочешь – продолжай копаться, а я пойду.

Глеб умоляюще посмотрел на Неточку.
Оказаться у самой цели, и уйти с пустыми руками? Этого он себе позволить не мог. Но и солировать ему не улыбалось.

- Ладно, шут с тобой, - проявила Неточка милость. – Ещё десять минут, но не больше. Я тебе серьёзно говорю – меня скоро вытошнит.

Подобравшись к сокрушённому столу, охотница за мемуарами вновь приступила к раскопкам.

- Господи, сколько всякой дряни люди хранят у себя? – причитала она, склонившись над кучей раритетного хлама. – Какие-то бумажки, программки, фантики от конфет. Таких конфет и не делают больше. А это что?

Глеб обернулся на возглас.
Неточка ковыряла пальцем крышку стола. Деталей он разглядеть не сумел: лампа освещала объект с тылу, оставляя его поверхность в тени.

- Чего там такое?

Вместо ответа Неточка подняла с полу железяку и протянула подельщику.

- На столе, говоришь, лежала? Тогда отскабливай - пришпандорена намертво! Если это не то, что ты ищешь, я тебя придушу...

Проследив за указующим жестом сообщницы, Глеб обнаружил прямоугольный выступ, возвышавшийся над гладью столешницы. Пролежав долгие годы под спудом птичьего испражнения, экспонат намертво сросся со своим постаментом. Пришлось изрядно попотеть, чтобы отколупать загадочный артефакт. Наконец старания увенчались успехом: находка была извлечена из-под оползня окаменевших фекалий и подвергнута досмотру с пристрастием. Ископаемое оказалось толстой тетрадью в твёрдом переплёте из искусственной кожи. Обложка, покрытая слоем помёта, была шершава на ощупь, как шкура рептилии. Страницы рукописи пожелтели, особенно по краям, а буквы, некогда фиолетовые, сделались бурыми.


   "Зачем взялся я за перо – не пойму.
   Прочтёт ли кто-нибудь эти строки – не знаю.
   Один пишет, чтобы сберечь своё прошлое, другой – чтобы уничтожить его. А я?      Наверное, из страха перед будущим.
   Странные шутки шутит память со мной. В хитрые игры играет. Вглядываюсь в омут прошлого и вижу:  хаос и хлам! Лица, даты, поступки – всё вперемешку. Думаю о былом, и скука смертная овладевает. Зачем жил? Зачем о славе мечтал? Тоскливо и тошно.
   Ведь было же око даровано мне. Бесподобное око! Глаз-алмаз, не чета прицелам снайперским. Да только глядел я им не туда, куда надо. Эх, генерал, профукал ты милость судьбы, прошляпил удачу.
   Смотреть и видеть – два разных усилия. 
   Лучше быть насквозь слепым, нежели частично зрячим…"


- Оно! - Глеб захлопнул тетрадь и спрятал в авоську, специально припасённую для этой цели. – Похоже, нашли…

- Ну, так двигай, давай. Устроил тут избу-читальню, - проворчала Неточка. – Культурную программу мы выполнили: книгу нарыли, на труп поглазели, в какашках повошкались. Хороший у меня получился выходной, нечего сказать!

Выбравшись из чертогов Николеньки, кладоискатели двинулись к выходу.
Дверь квартиры была по-прежнему распахнута настежь, однако на пороге, преграждая путь, громоздилась какая-то грымза с беломориной в зубах. Левый глаз старухи был занавешен бельмом, зато правый зорко следил за дислокацией незваных гостей. Впрочем, вид грозного цербера ничуть не смутил отважную Неточку. Она решительно протиснулась между старухой и дверным косяком, обронив на прощание  «Чао!».
Не мудрствуя лукаво, Глеб последовал примеру своей расторопной спутницы.

Они уже спускались по ступенькам вниз, когда до слуха их долетела странная фраза: «Лестница – дорога в Царствие Небесное, а лифт – проказа Лукавого».
Весь путь с последнего этажа на первый Глеб размышлял о значении этих загадочных слов.

*   *   *

Хорошие манеры – вещь, безусловно, полезная, но… обременительная. О них нужно помнить, постоянно быть начеку. 
Глеб не мог отнести себя к числу галантных кавалеров - он вечно забывал уступить даме место, наполнить вином её опустевший бокал. Вот и теперь, достигнув последней препоны, отделявшей белый уличный свет от подъездного царства теней, Глеб первым ринулся к выходу, вместо того, чтоб пропустить вперёд свою спутницу.
И правильно сделал! Окажись он в хвосте процессии…
 
Окажись он в хвосте - вряд ли успел бы сообразить, что к чему.

Глеб отпрянул, чуть было не сбив Неточку с ног. Опередив негодующий крик, он зажал ладонью ей рот, сгрёб в охапку и потащил в самый тёмный угол подъезда.
Скрипнули дверные петли.
Бледный свет, просочившись с улицы, наполнил парадную.
Из своего закутка Глеб видел лифт и кусочек ступеней.
Секунду спустя дверь захлопнулась с грохотом, и лестничная клетка вновь погрузилась в полумрак.

По каменному полу зацокали каблуки.
Высокая женщина подошла к решётке сломанного лифта и застыла, уставившись на объявление.
Облачена она была во всё чёрное, с головы до пят. Даже глаза зашторила чёрными стёклами.
Несколько отвратительно долгих секунд дама стояла, не шевелясь.
Читала объявление? Как же, чего там читать! Нет, тут другое…
Толи прислушивалась к несуществующим шорохам, толи принюхивалась к подъездному благоуханию, пытаясь определить в затхлом воздухе чужеродную примесь.
Внезапно судорога пробежала по телу женщины зыбкой волной.
Она повернула голову.
Смотрит в их сторону?
Глеб стиснул объятия, прижимая Неточку. Он стоял, забившись в угол, и поминал добрым словом вороватых обитателей дома, приноровившихся тырить общественные лампочки ради приватной корысти.

Наконец каблукам наскучило томиться без дела - они зацокали по ступенькам, вознося хозяйку к вершинам пятиэтажного дома.
То, что Чёрная Дама направляется в квартиру покойницы, Глеб не сомневался.
Куда же ещё?

Кажется, пронесло…
Глеб отлепил ладонь от Неточкиного рта и утёр ею испарину липкого пота со лба. Удостоверившись, что женщина забралась достаточно высоко, он взял Неточку за руку и потянул её к выходу.
Прежде чем покинуть убежище, Глеб приоткрыл дверь и выглянул наружу.
Вроде, спокойно.
Лишь убедившись, что колея чиста, а двор необитаем, он набрался решимости, выскользнул из подъезда и засеменил к арке, ведущей на улицу.

- Ну, ты и медведь! Чуть не придушил меня, – набросилась Неточка на Глеба, едва они остановились, чтобы перевести затравленный дух. - Все кости в теле помял, паразит!

- Да я… Я не нарочно. Так получилось.

- Получилось… От твоих «получилось» я вся в синяках, как зебра пятнистая.

Виновник увечий решил не цепляться к словам, напоминая, что пятнами разукрашены жирафы, а зебры - полосками.

- Набросился, как коршун на курочку! А так и не скажешь. С виду, вроде, приличный. Тихоня-скромняга. Смотри у меня!

Неточка погрозила «скромняге» пальцем и с ухмылкой прибавила:

- Хорошие дела! Уж и не помню, когда последний раз с парнишей в подъезде так тискалась. Учтите, молодой человек, я девушка впечатлительная, могу неверные выводы сделать.

Глеб слегка зарделся.
Тискались… Откапала же словечко. Ну и фантазия!
Неточка, между тем, занялась инспекцией своего экстерьера.

- Слушай, ирод, ты мне пуговицу на пальто оторвал! – прорычала она, обнаружив пробоину в одежде. – Где ж я теперь такую достану? Пальто-то импортное, в комиссионке купила. Там запасных пуговиц мне никто подарить не додумался. И дёрнул меня чёрт связаться с тобою. Никакого проку – сплошные убытки!

Глеб в конец стушевался. Он стал лепетать что-то невнятное, мешая в кучу оправдания, извинения и заверения.

- Ладно, засохни. Проехали, - перебила его Неточка. – Если что, теперь ты в курсе, как девушку осчастливить - можешь мне новое пальто подарить. А теперь колись, чего ты так переполошился?

В нескольких красноречивых словах и красочных выражениях Глеб объяснил причину своей антипатии к особе в чёрных очках.

- Жуткая дамочка! Не баба, а падальщик, честное слово. Сначала профессор, теперь вот старуха… Каждый раз, когда её встречаю, рядом покойник маячит какой-нибудь.
      
- Она о тебе тоже самое может сказать, - съязвила Неточка. – Но насчёт перебора со жмуриками ты прав. Текучка кадров в семействе Белгиных налицо. Мрут, как мухи. Кстати... Эту дамочку я, кажется, знаю.

- Ты? Откуда!

Неточка вновь обратила помыслы к пропавшей пуговице - взялась утюжить пальцем осиротевшее место на пострадавшем пальто. Она специально тянула с ответом, наслаждаясь терзаниями собеседника, сгорающего от любопытства.
Прошла, наверное, минута, прежде чем злодейка соблаговолила продолжить рассказ.

- В подъезде, конечно, темно было. А тут ты ещё… Так меня так заграбастал, что круги перед глазами поплыли. Но думаю - это она. Венина тётка. Я пару раз её в Цирке встречала. Та ещё пантовщица! Всегда в трауре, чёрных очков даже в помещении не снимает. Мне, знаешь, что кажется…

Неточка посмотрела на Глеба. Точней, сквозь него - взгляд её стал рассеянный, смутный.

- Веня про тётку свою никогда не рассказывал. Он скрытный был, не откровенничал лишнего. Но, по-моему, он её не любил. По крайней мере, не доверял – это точно. Не зря же письма его на мой адрес приходили. Однако, если б не тётка, Цирка нашему Венечке не видать, как ушей собственных. Мы ведь с ним блатные. Уродства наши – не бог весть что. Подумаешь, карлик... Сеня-Хабарик – это да! Лоботряс, тоже фигура колоритная. А лилипут? Так, пустяки. Мелкая сошка.

Неточка усмехнулась, но как-то невесело.
   
- Тётка Венина с директором нашим якшается, дела у них общие есть. Вот и замолвила словечко за племянника, устроила цирковую карьеру. А что, место престижное. И доходное, между прочим! Чаурели молодец, он артиста уважает, даже если артист – полный выродок!
    
- А тебя кто протежировал?
 
Обстоятельства закулисной жизни оккупировали воображение Глеба, затмив на время Чёрную Даму.

- Дедуля, - призналась Неточка. – А ты как думал? Палач – фигура весомая! Дед правильно рассудил: лучше с уродами дружбу водить, чем без дела чахнуть. Что ж, всё верно - жаловаться грех. Мне лично моя работа нравится. А вот Веня службы цирковой отчего-то стыдился. Зря, не место красит человека!

Они подошли к горбатому мостику, переброшенному через безымянную речку. Остановившись, Неточка сгребла с перил кучку снега, слепила комок и кинула вниз. Описав сутулую параболу, снаряд угодил в полынью. Секунду снежный шар трепыхался на поверхности тёмной воды белёсым поплавком, а затем исчез, растворившись в студёной субстанции.

- Кстати, ты знаешь, что по воде гадать можно?

Глеб покосился на Неточку с недоумением.

- Чего?

- Гадать, говорю. Оглох? Чародейство такое специальное есть - не помню, как оно называется. Очень толковое чародейство! С его помощью и в будущее можно заглянуть, и голую правду на чистую воду вывести.

Ладошка вновь прошлась по перилам, собирая строительный материал для очередного снаряда.

- Бабка моя покойная докой по части гаданий была. Настоящая ведьма! Не в смысле  стерва, а в смысле ведунья. Химичила чары за милую душу!

- Хорошая у вас семейка, - ухмыльнулся Глеб. - Дед душегуб, бабуля ведьма. А ты…
 
Новоиспечённый снежок угодил ему в грудь.
 
- Что я?

- Ты сама по воде гадать не пробовала? Говорят, экстрасенсорные таланты по наследству передаются. Особенно у женщин.

- Чего? – поперхнулась Неточка. - Какие таланты?

- Сверхъестественные, - перевёл Глеб с заумного языка на человеческий. – Ну, гадать, прорицать, привораживать и всякое такое. К примеру, будущее по этой вот речке сможешь прочесть? Так, приблизительно.

Неточка посмотрела вниз, на воду, журчащую в проруби. Для этого ей пришлось встать на цыпочки и навалиться грудью на парапет.

- Нет, тут будущего не прочтёшь, - заявила малорослая пифия. – Эта речка течёт с востока на запад. У таких рек будущего нет, одно только прошлое.

- Жаль…
 
Над их головами очнулся фонарь - энергосберегающая лампа стала лениво оранжеветь, оглашая округу гнусавым гудением.

- Вот и день миновал, - вздохнула Неточка, вспомнив о времени. – Скоро стемнеет…  Хватит лясы точить, пошли по домам.

Что ж, пора, так пора. Глеб поднял с земли авоську с генеральским наследством.

- Как поедем? Автобусом или трамваем?

Неточка ничего не ответила. Взгляд её зацепился за сумку.

- Странно, - пробормотала она наконец. - Такое чувство, будто мы чью-то память украли. Тебе так не кажется?

Интересное дело!

- Не украли, а спасли. Если б не мы, эта «память», как ты выражаешься, через пару недель на помойке валялась бы. Для того мы и припёрлись на улицу Вяземского, чтобы сия штукенция, - Глеб помахал авоськой перед носом у Неточки, - не канула в реку забвения. Ясно?
   
- Ладно, уболтал. – усмехнулась она. – Всё, катись. Можешь не провожать, сама дорогу найду – взрослая, чай... Но вечером, чтобы как штык у меня! И гавриков своих прихвати - будем сорок Вениных дней отмечать. Про поминки не забыл, надеюсь?