Любовь нас выбирает. Декабрьская Серенада

Пожалуй, уважаемая Евгения Николаевна, рассказывать Вам о моих симпатиях и привязанностях к другим женщинам небезопасно. Ни к тем, что были раньше, ни к тем, которые (кто знает?) могут появиться в будущем. Вы можете счесть это, по меньшей мере, за неуважение к Вам, а по большому счету, за мальчишество и глупость. В сущности, я рискую заработать на орехи, учитывая Ваш, иногда крутой нрав. Но подождите… разве Вам не интересно? Ведь когда речь заходит о делах любовных, это всегда интересно, в первую очередь женщинам, как натурам, склонным к романтическим настроениям.
Обещаю: без интимных подробностей и откровенных сцен. Впрочем, это и так имеется в виду…
Понимаете ли, Евгения Николаевна, так складывается, что мужчине всегда нужна женщина, и наоборот. Несмотря на всякие новомодные в Старой Европе штучки.  Как мне говорила мама в детстве, коза не будет давать молока, если поблизости нет козла. Что поделаешь, Природа…
Так вот мужчине молодому, коим я был тогда в доисторическом городе Костроме, женщина требовалась вдвойне. И это была не просто физиологическая потребность, и не просто потребность в общении. Хотелось  чего-то большего…  ощущения гармонии бытия?
Одна мадам, преподаватель из музыкального училища была моей любовью номер один. Кроме, собственно,  радости от встреч, наличествовала чистая уютная квартира в Черноречье, тёплый (всегда теплый) паркетный пол, ослепительно белая ванная и мягкая жареная картошка.
Люсьен была гораздо старше меня, и когда я заходил в её подъезд, тётки, которые плевали семечки на лавочке, укоризненно качали головами. В их представления не укладывалось, что мы можем не просто встречаться ради удовольствия, но любить друг друга. Именно из-за разницы в возрасте. Хотя наше общение носило фрагментарно-эпизодический характер, огонек горел всегда. Точно не знаю, устраивал ли я Люсьен, но меня Люсьен устраивала в полной мере. Она была нежна, утонченна и опытна. С хорошим, светлым лицом и прекрасным телом. Я – голоден, энергичен и заряжен на достижение больших целей.
Помимо собственно частых и бурных встреч, я периодически  общался с её подружками из Кружка Одиноких Дам, и мы прекрасно проводили время в компании за рюмкой-другой  и болтовнёй. Иногда мы выбирались на какое-нибудь культурно-просветительное или развлекательное  мероприятие. Однажды побывали в ДК «Текстильщик» на выступлении артистов «Ленконцерта», тогда приехали Товстоногов, Фрейндлих и ещё кто-то. Были также на концерте оркестра народных инструментов, пару раз в кино, но в основном встречались у неё дома с теплым паркетом и пианино у стены. Иногда я что-то наигрывал, и Люсьен возбуждалась от этого. Она оставалась в одних чулках сеточкой и тоненьком бюстгальтере ниточкой. Мы занимались любовью прямо у инструмента, правда, если случайно нажимались клавиши, музыки не получалось. Музыка была в нас самих, и всё было очень эротично и замечательно. Очарование этих игр подогревал коньяк, и нам было хорошо.
Я хорошо помню, как по ТВ впервые показали «Формулу любви» Захарова, и мы смотрели фильм вместе. Кстати, в этот день, я застал у Люсьен другого мужчину. Мы в спокойной, доброжелательной обстановке поговорили, выпили по рюмке, и он ушёл. Она его называла Петровичем, и Петрович на меня произвёл впечатление потёртого чувака, которого носит как доску от потерпевшего крушение баркаса по реке то к одному, то к другому берегу. После этой встречи, моей страсти не поубавилось, а поприбавилось, и всё продолжалось также ласково и удобно. Я чувствовал движение Времени, но не сопротивлялся, не думал о Будущем, а Прошлого тогда было ещё совсем немного.
В те времена по ТВ передавали только, или почти только позитив, почти точно было известно, что будет завтра, а сегодняшний день почти всегда дарил маленькие радости. Разочарование, тоска, горе и опустошенность возможно и существовали, но не повсеместно, а где-то далеко, и почти незаметно. Всё что происходило, переживалось легко и иногда даже весело…
Примерно в это же время я повстречался (после одного из посещений ресторана «Центральный») с Лариком.  Ларик была моложе Люсьен, но старше меня. И мы сразу же очутились в постели. У неё была комната в коммуналке, в старом довоенном доме  в центре,  не так уж далеко от дореволюционного дома, в котором я снимал угол у бабы Серафимы на пару с Филином. Так что я мог после напряженного трудового дня заглянуть на чашечку чая, по дороге домой. Каждый такой визит оканчивался совершенно безумной страстью, и Ларик часто говорила мне, что мы созданы друг для друга.
Моя любовь номер два  работала в поликлинике, и у неё было множество поклонников. Иногда, когда мы бывали вместе, в общую дверь раздавались два коротких условных звонка, Ларик набрасывала халатик и говорила, что это пришла мама. Она выходила в коридор и решала все вопросы с мамой там. Я быстро разобрался, что это были просто другие мужчины, и решаются вопросы о перенесении встречи на другой раз. Ну правильно! Ведь в этот раз в комнате был я, и для других она была занята. Ларик была изящна, страстна и раскованна. Сейчас, наверное, я такую женщину как Ларик, просто бы «не потянул». Не хватило бы сил, хотя тогда было в самый раз. Мы любили друг друга без устали, испробовали почти все возможные способы любовных развлечений, и были очень довольны друг другом. Случалось, я к ней приходил поздним вечером  без предварительной договоренности. И, поскольку мобильных телефонов тогда не было, а проводного домашнего телефона не было тоже, я со двора  бросал камешки в оконное стекло на втором этаже. Ларик открывала и за руку провожала меня в свою комнату, где без лишних разговоров мы начинали заниматься друг другом, этакий маленький экстрим. Пару раз мы с ней напивались в хлам, но любовная тяга не ослабевала, а наоборот, усиливалась, и мы продолжали свои дела с удвоенной энергией.
Вообще-то я старался регулировать свои встречи с Люсьен и Лариком. С каждой из них договаривался через два дня на третий, и таким образом получалось: вечер у Люсьен, вечер у Ларика, вечер – выходной. На праздники и в дни моих дежурств устанавливался специальный «оперативный» график, иногда с «режимом ожидания». Я старался не допускать проколов, и одновременно, не надоедать моим женщинам. Я любил их обеих, каждую по-своему. Они были очень разными, но одинаково от меня почти ничего не требовали. Мне было хорошо с ними, и они жили в разных уголках Костромского мироздания. Они не могли никак пересечься, или, скажем, иметь общих знакомых. Я был вечерним гостем и по утрам исчезал, когда мои возлюбленные досматривали предрассветные сны. При этом лишь однажды вышло так, что мне пришлось  встретиться с обеими в один вечер, сначала я побывал у Ларика, потом у Люсьен. Надо сказать – незабываемые ощущения, просто вселенская гармония. Сразу две прекрасные женщины и  минимум спиртного в тот вечер, сделали меня счастливчиком.
Конечно, Вы можете сказать, что всё это нехорошо, а я просто гнусный обманщик, или что-то такое… Боюсь, даже то обстоятельство, что ко времени знакомства с Лариком и с Люсьен я уже успел и жениться и развестись, также не может послужить мне оправданием. Но… я ничего не мог с собой поделать. В сущности, у меня тогда были лишь моя работа и мои женщины. И, кстати, если уж говорить честно, то в то же время, у меня случилось ещё несколько мимолетных, но приятных знакомств и встреч, в том числе и с бывшей женой. Конечно, сейчас я бы не смог так ловко управиться со всеми теми вопросами, но одно осознание того, что всё это имело место быть, очень сильно согревает меня теперь. Ведь это была любовь, любовь большая и разная, и потому гармоничная.
Однажды всё закончилось. Я уехал из Костромы навсегда, перешёл на другую работу в Подмосковье. Мои женщины остались в прежней жизни, о которой я часто с любовью, во многом благодаря им вспоминаю. С Лариком мы ещё некоторое время переписывались, а потом всё стихло. Люсьен осталась на единственной случайной фотографии, которую я недавно нашёл в старых дневниках. Я сканировал фотографию и сделал заставку на своём ноутбуке. Это фото на экране  меняет портретный снимок Ларика и кое-кого ещё.
Интересно, было бы нам о чем-то поговорить, если бы я встретился с кем-нибудь из них сегодня? Прошло около тридцати лет с тех пор, а это – почти жизнь. Мне хотелось бы, чтобы у них обо мне остались хорошие воспоминания, ведь если верить Классикам Жизни (их много среди любых деятелей, не обязательно творческих), Любовь Не Умирает Никогда.
Дорогая Евгения Николаевна, я рассказал Вам обо всём  этом в пределах  вечернего разговора, так сказать, за чашечкой кофе. Своей жене я о моих женщинах никогда не говорил, ведь она может расстроиться, поскольку мы уже больше  двадцати пяти лет вместе. У нас одно психологическое пространство, в котором поддерживается равновесие, и незачем  его нарушать. И поверьте, это из меня не рвется наружу, и я не ищу собеседника, которому можно об этом рассказать, чтобы вызвать сопереживание или подогреть интерес к собственной персоне. Просто мне кажется, что наша память иногда имеет право быть не виртуальной, а выраженной в словах, положенных на бумагу.
И знаете… после всех этих воспоминаний, моя тайная любовь к Вам нисколько не стала меньше. И может быть… Бонни Тайлер, диск которой я сейчас слушаю, тоже поёт о чём-то таком.