Просто хорошее кино - сорок пять

                Моей любимой чудесатой Марте Костюк
     Они крутились возле причала, галдя и размахивая руками. Дядька, сбагрив меня какому - то поддатому мичману, степенно удалился в кабак, откуда вскоре донеслись протяжные песни. Я подошел к мальчишкам, встал, пренебрежительно раскачиваясь с носка на пятку, как бы невзначай демонстрируя новенькие галоши, купленные вчера на ярмарке. Дядька, растранжирив на бегах все опекунское достояние, выделил на грош пятаков и потащил меня в конные ряды. Бритый татарин продал нам галоши, прищелкивая от восхищения языком, нахваливая материал и многозначительно косясь на уводимую цыганами нашу двуколку ...
     - Ну, батенька, - совершенно невежливо и даже не дослушав, вскричал издатель, прерывая чтение писателя на самом интересном месте, - это малоактуально. Игры в пуговицы, пацанва и рокот прибоя, вторично и не внушает доверия утратившим доверие чтецам замысловатых историй некоего Ивлукича, е...го снова мозг маленькой, но уже грудастой весьма спортсменке, восстановившей утраченный с доверием Мопассана спорт магией, - пан Мошка облизнулся, - гладких ляжек.
     - Ыыы, - застонал сквозь плотно сомкнутые зубы Борис Жидков, роняя рукопись на стол.
     - И что у вас за наименование ? - не унимался пан Мошка, раскуривая сигару. - Жидков. Нету почвенной составляющей, ведь и так, - и усмехнулся веско издатель, - который год жизни нет. Одни Торосы и Вайнсберги, куда вот плюнь - в Левандовича и угодишь.
     - Он поляк, - спорил провожаемый издателем до дверей Борис, - и фамилия его Леваневский.
     - Жид да поляк - чортов кулак, - смеялся издатель, вышибая Жидкова с лестницы культяпкой, - ягут да хохол - одна вера, а без ума - не вынешь из кальсон ни х...я.
     Пан Мошка вернулся за стол и включил телевизор. Внутри экрана бегали казахи. Пан Мошка кивнул, как знакомому, приодетому по моде в чорное пальто Баширову, лезущему натужно и вверх, внимательно выслушал сбивчивый монолог и, дождавшись недоумевающего лица Цоя, выключил тиви. Долго сидел, качая головой, а потом сказал, ни к кому не обращаясь :
      - Б...дь. Делали же кино когда - то.
     А в это самое время ( эта сказочка будет трехысторной, моя великолепная отыскательница Снарка) на другом конце столицы, если, конечно, город - герой можно измерять концами, в прокуренном кабинете небритый и покоцанный краями актер Конкин диктовал суровым прогорклым голосом приникшему к табурету Фоксу :
     - С новой строки. Лев Кассиль. Как это нет биографии ? Не биография делает как, а как биографит это.
     - Что  " это " ? - вопрошал растрепанный, но по - прежнему щеголеватый Фокс, саркастически поглядывая на смазные сапожнишки демобилизованного со всех фронтов Конкина.
     - Это - союз, - не задумываясь отвечал Конкин, вставая и снова садясь, - или деепричастие, короче, х...ня какая - то грамматическая. Или орфографицкая.
     - Да ты же честь офицера замарал, - раздался пропитой баритонец от двери и Конкин вздрогнул. В дверях, небрежно подпирая притолоку, стоял и пошатывался от полноты впечатлений ужаханный и бухой вуматину Высоцкий. За ним, клонясь мудрой плешивой головой, столпился Говорухин, а что было дальше по коридору ...
    - По х...й, - захохотал Фокс, - все равно в кадр не влезет дальше по коридору - то.
    - Верно, - обрадовался Говорухин, отодвигая локтем Высоцкого. - Поэтому и получается у нас всегда говнокино.
    Суслов на контрольном просмотре шедевра Говорухина молча морщился и сопел, но кино, меж тем, одобрил.
    А в это же самое время на другом конце Земли, если, само собой, Землю как планету можно измерить концами ( о, Бэйли), дерганый Спорт гримасничал и пер буром, как командировочный, на маленькую и невероятно секси Джоди Фостер, еще и не знающую, что она - лесбиянка. Бобби пил кофе, прячась за трейлером, Мартин болтал по телефону с позвонившим некстати Хоппером, Паладайн оказался слепым кандидатом в Маньчжурию от самого Хичкока, но ухойдакавшая его баба - не Хичкока, а Паладайна - очутилась чуть позже в другом кино и уже в роли тоже другой, в чем не было бы ничего такого, если бы не наступившее странное время. Пришел в далекой и заснеженной России к власти очень необычный царь, глупый, как полагается, стремный, разумеется, но не мешающий личной эмиграции кочегарочного Цоя, что, вообще - то, впервые за три тысячи лет истории страны. И именно в этом кроется мое двоичное отношение к коррумпированному режиму, вроде, и хочется быть как немцы, но, с другой стороны, и на этом огромное спасибо.
     Не желая допускать в завершении сказочки даже малейшего намека на подхалимство, скажу круче и резче. Даешь  " Беломор - канал " и свободный Квебек !