Взгляд цыганки

               

    Это было на равнинах Бассарабии. Я ехал на велосипеде из райцентра, из концерта, что давала наша музыкальная школа. На околице села, свернул в лесочек, стоящий при въезде в село.
   
    И вдруг услышал мелодию из кинофильма, не давно увиденного «Табор уходит в небо». Мелодия в исполнении скрипки и ей подыгрывавших гитар так нежно исполнявшаяся, что я чуть не упал с велосипеда. До того натурально, мелодия исполнялась. Понял, это цыгане исполняют, в нашем селе кроме меня музыканта на сегоднешний день не было.
 
     Наш сельский духово-скрипичный оркестр, уехал играть на свадьбу в Молдавский райцентр Рышканы. Когда свернул с дороги по тропинке по обочине леса, музыка зазвучала се сильнее и сильнее. И передо мною открылась картина:
   
    Мужчины-цыгана в своих разноцветных сорочках стояли кружком, посередине кружка, на траве на платке на, крыта была еда.  Вокруг сидели, полулежа, цыганки. И в так мелодии пошатываясь прихлопывали. Я тихо подошел к ним.

    На мне была красная шелковая рубашка, по воротнику расшито цветки-васильки. Живот перетягивал пояс тряпочный весь расшитый. Как говорил, выступал на концерте, играл на баяне  цыганские мелодии. И мне дали выступить на концерте цыганский костюм. Я попросил выступить в нем на праздничном концерте в сельском клубе. Вот и ехал в нем домой.

    Подойдя к ним, цыганам, поздоровался с ними: «Здравствуйте ромалэ!» Они загалдели на цыганском, разобрал, здоровались и приглашали к столу, и спрашивали меня: откуда я еду на своем коне? Я им, зная, что они говорят на украинском, объяснил,  я не цыган, еду с концерта, на котором выступал с цыганскими мелодиями, которые исполнял на баяне. Они зашумели а молодые цыганки встали и… запели:
  Джелем, джелем, лунгонэ ромалэ дромэкса,
  Маладилэм, барвэ лэмэнали ромэнса,
  Джелем, джелем лунголэ дролэнса,
 Маладимэм барвэ гасэлэтом романса.
   
   Пел молодой цыган, а цыганки вокруг него вились, танцуя. И постепенно ко мне приблизились, и одна цыганка передо мною стала танцевать виться вокруг меня.
   
     Не знал бы по посещению цыганского табора в Окнице табора атамана Николуцэ, стал принимать ее как бы ухаживание. Но я то знал, это она танец мне посвящает. И я только плечами в такт песни двигал. Как бы поощряя.

    Старая цыганка, что была с ними, как я понял за старшую, подошла ко мне и спросила, когда песня закончилась : « Гаджо. Ты я вижу, знаешь наши обычаи, откуда?». Я в знак уважения к старой женщине поклонился ей, прижав правую руку к сердцу, и ответил ей гордо: «Я не гаджо и не ромалэ. Но я хорошо знаю табор Николуцэ, и рос в нем два года.

     Немного понимаю народ цыганский. И уважаю обычаи ваши чавалэ, и ромалэ, поведя рукой правой, показывая на них. Они загалдели, и  цыган с гитарой запел подыгрывая себе и все подхватили:

     Лучик Солнца в глаз, как теплый ножик в масло…
 
   Настроение – не в масть, но нужно постараться. – Я в это время загляделся на молодую, примерно моих лет цыганочку, с синими как ясное небо над головой глазами, и румяными щечками, с припухлыми губами к которым так и хотелось прильнуть. А он пел:
     И я выдавил как прыщ, рыбу безобразную,
     Но мне улыбнулось солнышко ясное.
   Я понял, это предупреждение. Цыгане всегда песней высказывают свое отношение, к кому то, или к чему то. Я подошел к цыганочке, видимо к ее подруге, только ее глаза были чуть, чуть с зеленым оттенком. Взял ее правую руку, чтоб не дать поводу к оскорблению, если б взял левую руку.

    Пришлось бы, объяснятся, не в дурных намерениях. И сказал ей, как цыганки нам говорят: «Позолоти руку чавалэ, погадаю. Скажу что у тебя на сердце, кто  тебе понравился, и как его зовут». И доставая карты, стал их тасовать. Готовя к гаданию.

   Они со смешком смотрят на нас двоих. Видимо не ожидали от меня такой прыти. Продолжил перекладывая карты и доставая своей масти карту, валета пик, показывая ей и всем :  «Тебе понравился этот гаджо, и, доставая карту черви, показывая ей, что она влюблена. Она с широко открытыми глазами глядела на меня.

   А я продолжил, показывая ей туза, бубни и говорю, но тебя ожидает дальняя дорога и этот валет, показывая валета, говорю «Этот гаджо и тебя полюбит. И звать его как того атамана Николуцэ, что по украински и по-вашему, в переводе с молдавского означат – Николай. Скажи, как тебя зовут и с какого ты табора»? Старая цыганка сказала: Николуцэ, ты можешь отойти в сторону с Мицой, поговорите, вам есть о чем поговорить, я думаю».

    Мы вспыхнули от этого разрешения, а знал по обычаю цыганском, если старшая, разрешает, значит, мне ничего не грозит.  И мы отошли немного в сторону. Я руку ее не отпускал. Я узнал что они из Молдовы , возле Бельцах у них табор, они пришли поговорить с атаманом Окницким, получить разрешение, остановиться на нашей земле табором.

    Я знал, в конце нашего огорода останавливаются цыгане, но это место, как и село, занято. Мы поговорили немного. Узнал, что они ходили в Бельцах немного в школу молдавскую, умеет читать, писать, все по программе четырех классов. Но она любит читать, только им не очень разрешают читать. В книгах, сказал их атаман, много соблазнов.

    Я рассказал о себе и о том, что в следующую осень поеду учиться в Черновцы. Так что у нас мало времени. Она поцеловала меня, и сказала, что не забудет меня, и будет ждать встречи со мной. Мы с грустью пошли к остальным. Все цыгане запели песню о любви, о расставании. Это было так трогательно… 

   Послушав немного их, я стал прощаться. Взял велосипед, и поехал к дому, крикнув им: «До встречи ромалэ!» Перед поворотом к моему дому оглянулся, и…  увидел картину, которая впечатлилась в моей памяти до сегоднешнего дня: Она стоит красивая, в длинной цыганской юбке. С поднятой левой рукой с платочком в руке, и мне казалось, что она мне машет им, прощаясь.
   
 Прощай наша не состоявшая любовь. Прощай!
                Николай Маленький.