Боги и чайники

Это странно, но так иногда бывает - я шел по потолку, мой подбородок упирался в черный пол, выложенный звездным паркетом, из грязного угла выползала н никак не могла выползти желтая Луна, и хотелось, до одури, спрыгнуть вниз, на звездный пол, но что-то мешало - наверное, алкоголь в детских мозгах, а вообще-то, мне было все равно, что. Я шел по потолку, который когда-то был пустыней (или наоборот), под ногами сопело, свиристело, шкворчало - это смеялась пустыня, и тогда мне показалось, что пустыня - это мерзкое существо, которое мерзко хихикает над тем, кто ходит по нему, как по потолку, а не как все нормальные люди; над тем она будет хохотать и верещать, и причина этого - он сам, топот его подошв. Так мне тогда показалось.
Я прыгнул через какую-то еле заметную в темноте канаву и упал на дно, разбил колено о камень - больно было до помутнения, до испарины, но вдруг пустыня заткнулась, и наступила Тишина. Это здорово... и страшно - Тишина пустыни. Каждая секунда лупит по ушам полным, абсолютным отсутствием звука, где-то в глубине мозга бесконечно, дико звенит воздух, кажется, что Тишина схватила за уши и медленно, очень медленно отвинчивает голову от туловища. Вокруг - звенящая стена тишины, из-за нее слабо просачивается верещанье цикад, а там, еще дальше, кажется, тысячу лет назад, мельчайшими каплями падают ...не звуки даже - прапразвуки, тени звуков, о которых все уже давно забыли, потому что давно никто не приходит сюда ночью слушать пустыню ... как будто кто-то далеко-далеко, в Китае, осторожно разрывает шелк - так дышит пустыня.
Закружилась голова, я встал и захромал вперед. Надо было идти, двигаться, чтобы уйти от протыкающей тишины. От сильной боли в колене я чувствовал себя кем-то вроде мученика, и непонятно, откуда, перед глазами появилась картина - Христос в пустыне. Он блуждал, может быть, где-то в Этих местах, я подумал, что за сорок дней неспешной жизни здесь, почти без еды и воды можно действительно рехнуться настолько, чтобы стать Богом. Я, наверное, шел по его следам, потому что начинал чувствовать что-то... такое, как будто кто-то вел по безопасной ровной тропинке, на которой нет змей, пауков, гиен и прочих веселых друзей. Говорят, бог любит юродивых, но я всегда писал слово “бог” с маленькой буквы, потому что нет ни бога, ни черта, и верить всегда надо только в себя. Но тогда - я заколебался...
Много яканья, правда? Но у меня есть на него право, знаю, как и право ходить по потолку. Просто я всегда старался делать все не так, как другие, все делал наоборот и как можно лучше, хотя, может быть, звучит странно. И однажды понял, что не надо соревноваться с другими по их правилам, нужно лишь изобрести собственную систему отсчета, свой на-голове-стоящий-мир, в котором я всегда буду первым, потому что я - единственный. А кому хочется сравнить и оценить - пожалуйста, но это бесполезно, я все равно лучше. Не хочу рассказывать о своей жизни - выдергивать нервы. Это гордость, я знаю, но за Это меня называли Королем...
Я понял все еще там, в школе, в 3-м классе, после урока рисования, когда длинноногий Циркуль своим противным насморочным голосом приказал нам рисовать человека, и я нарисовал чайник на тигриных лапах с павлиньим хвостом. Не из озорства, осознанно, и попытался даже все объяснить Циркулю. Но мозгов в нем было не больше, чем в настоящем железном циркуле. Он стал похож на рака, когда взглянул на рисунок, не дослушал мой лепет и вогнал в коридор хорошим подзатыльником. А чуть позже мне вообще дали хорошего пинка, и я вылетел из школы, слишком долго объяснять, за что.
Я много рисовал с тех пор, даже слишком, потому что решил стать самым великим художником на Земле, потому что если на этой Земле и стоит кем-то быть, то только самым-самым лучшим. В конце-концов стали говорить, что я очень талантлив, а мне было смешно - все равно, что назвать кобру немного ядовитой. Спасибо Циркулю - это его подзатыльник сделал меня Королем. Ведь Король - это не тот, кто лупит всех подряд, на большой кулак найдется еще больший. Король - это тот, кто всегда будет чувствовать себя Королем, как бы его ни лупили, кто никогда не наденет маску шута и не отступит со своей дороги.
Меня называли Королем... далеко-далеко, где в звездном полу, который там называют небом, другие звезды, где люди пьют из ковша Большой Медведицы водку, а потом идут бить друг другу и себе морды и выть на желтую Луну, потому что нет у них другого пути, где вся цветовая гамма - красная кровь на белом снегу с синим вечерним отливом посреди бескрайних пустынных земель, где люди рыщут по улицам, и мой современник - стриженый перебитый Нос с двумя прищуренными щелками чуть выше.
Я уехал не потому, что боюсь этих стриженых Носов. Мне плевать на них. Просто я устал от драк, и ненавижу кумачовый лозунг “Миром правит кулак”, и слово “совок”, и людей, которые воют на Луну - когда она желтая, как золото, когда она белая, как серебро, и я ненавижу стаю. И уехал, чтобы никто не выл на меня, как на Луну, когда я буду самым великим художником на Земле.
Но здесь, в стране с теплым климатом, морем и пальмами я не нарисовал ни одной картины - уже несколько месяцев... Можно много говорить, почему, но я не люблю таких разговоров, с пирамидами из ученых, неестественных слов - никогда не понимал рабов, которые строят эти пирамиды и ловят кайф.
Слова - это пустые звуки. Давно, когда вокруг была лишь пустыня, человек не знал слов, он думал цветной картинкой, одной лишь цветной картинкой, это было просто и легко, гораздо лучше, чем думать, говорить мусором из слов, наивно веря, что горой этого мусора можно передать красоту окружающего мира. Не знаю, зачем человек выдумал слова, я перестал в них верить после той попытки объяснить Циркулю про чайник. Я долго, много думал, но так и не смог понять, почему из времени “Когда-мысль-была-картинкой” человек взял лишь жестокость и не взял картинку. В конце-концов решил вернуть свой мозг в почти первобытное, бессловесное, зеркальное состояние образа - чтобы добиться своей цели.
Надо было навсегда отказаться от пустопорожних разговоров, необходимых для существования человека, как воздух и еда, - и я отказался. Надо было работать по 12-14 часов в сутки - и я работал. А потом надо было выбирать между семьей и целью - и я выбрал. Сначала было больно - физически и... я стал хуже рисовать. А потом привык, и шел вперед, уже не останавливаясь. На самом деле все оказалось очень просто, но больше не хочу об этом говорить - и так уже слишком, слишком много слов.
И я расскажу о том, почему шел тогда по пустыне только так, как могу рассказать, калейдоскопом из картинок, которые когда-нибудь нарисую, и только потому, что мне нужно, необходимо это кому-нибудь рассказать - со мной такого давно не было...
Я приехал один - ни родных, ни знакомых - и сразу попал сюда, в этот молодежный гадюшник, и все оказалось не так, как должно было быть. Вокруг - пустыня, но какая-то ненастоящая, с кустарником, каменистая, почти без песка, картонные домики обнесены забором с колючкой, и единственный язык, который можно моментально выучить в этом подобии совка - мат, потому что на нем говорят даже самые невинные.
Но это был первый день, не успела еще появиться злость, в голове было пусто и легко и вечером я пошел на дискотеку, в тесный клуб со скользким полом. Он был не мокрый, просто изначально скользкий, гадкий пол, и вокруг были почему-то одни кавказцы.
Когда танцуешь, нужно слиться с ритмом, влиться в поток звуков, которые обтекают тебя, как вода, и плыть по этому потоку, по бесконечному колыхающемуся тоннелю формы собственного тела - это классно, да, это классно. Я всегда смотрю вниз - чтобы не видеть движения остальных и не потерять своего собственного, поэтому увидел только носки разом остановившихся туфель, кроссовок, босоножек. Но мне было плевать на их носки, я плыл и плыл по своему уютному тоннелю, пока чья-то рука не толкнула меня в лицо. Я толкнул в ответ, смахнул чью-то руку у своего горла, и тут встрял какой-то здоровый светловолосый парень, разнял нас. Вокруг моментально собралась толпа молодых черноволосых ребятишек с выражением тупого ожидания драки на лицах. Бритый паренек начал что-то говорить, что у них тут какая-то мафия, что у них тут второй совок и не надо рыпаться, если хочешь сохранить здоровье, и что они все вместе - и Кавказ, и Казахстан и т.д. и т.п. Во мне не было страха, в голове было пусто и легко, я смотрел в эти лица и понял, что танцевал не так, как они, а этого никакая стая не вынесет, и что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись, как сказал кто-то.
Страха не было, и после лекции, когда толпа неохотно рассосалась, я еще немного потанцевал, медленно и неторопливо, а потом пошел смотреть телевизор. Показывали вечную передачу про арабов и евреев. На расстоянии двух вытянутых рук от меня в автобусе ехали еврейские детишки и пели “Смерть арабам!”, и у них было на это право, потому что неподалеку, в соседнем кадре, дымился взорванный израильский автобус, а потом, в Газе, израильский солдат яростно пинал убегающего араба, и стало гадко от мысли, что когда-нибудь мне тоже придется с автоматом за плечами лупить безвестного араба и чувствовать себя абсолютно правым - из-за желания жить...
На улице раздался визг в несколько голосов, я вышел. В десяти метрах, мимо скамейки с визжащими девчонками, по каменным плитам почти катился большой белый паук, черноволосый парнишка метался перед ним, пытаясь раздавить. Он матерился и все бил и бил ногой в паука, но все никак не мог раздавить - со стороны это смотрелось, как танец. Паук все же добежал до кустов у стены и исчез. Через две минуты он был на стене, спрятавшись в тени, в тридцати сантиметрах от моего лица и... я еще никого не хотел убить так сильно, как этого мерзкого паука. Сердце страшно колотилось, как будто хотело выпрыгнуть и съесть белую мерзость, похожую на краба, с двумя загнутыми соломинами коротких усов. Но я не убивал раньше пауков, и людей я раньше не убивал, и я не мог убить этого паука. Не знаю, что произошло, но вдруг мне стало невыносимо больно, как никогда, от осознания... собственной никчемности. Это было глупо, ужасно глупо, знаю, но хотелось орать от боли.
Я пошел в караван - там была пьянка, грустный длинноволосый парнишка играл на гитаре для ничего не слышащих ребят, которые ржали над тридцатилетним Виктором, которого все звали Кешей - он выпил полфлакона одеколона, после всего остального, и рычал, лаял, мычал, ползал на четвереньках - все просто дохли от хохота. Потом он сел на край кровати, ссутулился, втянул голову в плечи, скособочившись по линии своего свернутого на бок носа, и стал похож на съежившийся сухой осенний лист. Они весело и беззаботно ржали над Кешей, который раньше был шахтером, у него на глазах друга засыпало в шахте и нескольких придавило вагонеткой, он мне рассказывал.
А потом все эти картинки туго свернулись, в острую спицу, которая воткнулась в затылок и зонтиком раскрылась где-то у печени. Я никогда раньше не пил, но тогда просто забыл, кто я такой и зачем живу, налил стакан совковой водки выпил, сожрал огурец и ничего им не сказал, хотя, помню, очень хотел обозвать чайниками, но не обозвал, я вообще редко говорю, это сейчас - прорвало...
Пока дошел до забора, спотыкался и падал раз десять - ноги с непривычки плохо держали. В одном месте колючки не было, еле-еле перелез и пошел, было нехорошо, но вдруг все перевернулось, вернее, встало на свои места - я шел по потолку и смотрел вверх, в черный пол, выложенный звездным паркетом...
Пройти успел километра два, меня высветили прожектором у самой границы с Египтом, подъехал джип, дальше - неинтересно, в конце-концов привезли обратно. Начальство решило на первый раз простить, разрешили остаться здесь. Разговаривать стал еще меньше, просто сейчас - надо выговориться. И ... я чувствую, что чем больше рассказываю о себе, тем меньше меня остается. Странно, да?
Каждую ночь, в то время, когда эти павлино-тигриные чайники спят и ждут, пока их включат и выключат, я хожу слушать пустыню. Там здорово - только я, ночь и тишина... И, кажется, осталось не так уж много времени, чтобы стать богом, хотя мне всего восемнадцать...
Просто - отсюда нет другого выхода.

                1995 г.

(впервые опубликовано в журнале "Зеркало", №130, Израиль, 1995, а также в книгах "Мир входящему", 1997 и "Майский балаган в четверке", 2004)


Рецензии