Имитатор. Глава 4. с 18 лет

После летних каникул на первом же уроке английского их 5 класс разделили на две группы. Той, в которую попал Леша, представили новую учительницу.
Миловидная молодая блондинка, Надежда Павловна производила приятное впечатление. Некоторой время спустя Леша стал замечать, что ему нравится на нее смотреть. Потом понял, что она по-настоящему красивая, и, наконец, осознал, что Надежда Павловна нравится ему, как женщина. Голубоглазая блондинка с ослепительно-белой кожей, крупным бюстом и стройными ногами, она стала вызывать у него вполне определенные желания.
Каждый урок английского он не сводил с молодой учительницы глаз, а дома воссоздавал ее милый образ во всех подробностях. При этом, мозг выдавал картинки весьма откровенного содержания. На тот момент Леша уже знал, чем могут заниматься мужчина и женщина, и для чего они ложатся в постель, а также, имел некоторое представление о том, как выглядят женские половые органы. Так что, картинки получались не только откровенные, но также и натуралистичные, и везде в них фигурировала Надежда Павловна. Не думать о ней Леша уже просто не мог. Но вместе с тем, он отдавал себе отчет в том, что эта женщина для него недоступна.
Правда, иногда ему приходили и мысли такого рода. Сейчас ей двадцать пять, а ему двенадцать. Но, когда ему будет восемнадцать, двадцать лет, ей будет чуть больше тридцати. Он будет уже не мальчиком, а молодым парнем, а она будет все еще молода и красива. Что, если они встретятся, и Надежда Павловна тоже будет испытывать к нему нежные чувства?
Тем временем, в их микрорайоне достроили новую школу, и со следующего учебного года весь их класс перевели туда. В новую школу перешли и многие учителя, но, к его огорчению, Надежда Павловна осталась в старой. На долгое время она пропала из виду, но, ее милый образ засел у него в мозгу, периодически напоминая о себе.
Алексей отслужил в армии, отучился на подготовительном отделении в институте. Летом у них начались выпускные, они же вступительные, экзамены, несколько раньше, чем у обычных абитуриентов. В тот день он ездил в деканат узнать оценку за сочинение.  На обратном пути, выйдя из метро, решил сделать небольшой крюк и пройти мимо дома, где, как он знал, жила Надежда Павловна. На улице стояла жара. Не то, чтобы нестерпимо жарко, но ощутимо. В такую погоду большинство людей предпочитает плескаться в воде на пляже либо отсиживаться в квартире, так что, народу на улице было немного.
Проходя вдоль того самого дома, Алексей заметил идущую навстречу девушку. До нее было довольно далеко, и он рассмотрел только то, что она блондинка, и на ней светлое платье. У Алексея была близорукость, но очки он, главным образом, носил в кармане, надевая их только, когда читал, писал или смотрел телевизор.
В голову стукнула шальная мысль, от которой Алекс тут же отмахнулся. Вряд ли возможно такое везение. А еще он имел привычку смотреть вниз, под ноги. Однако, когда они поравнялись, что-то заставило его поднять голову. Блондинка посмотрела на него, кажется, она даже повернула к нему лицо, улыбнулась и пошла дальше. Алексей успел заметить, что она молода и красива. И тут у него перехватило дыхание. В памяти тут же всплыл знакомый образ. Не может быть! Неужели перед ним только что прошла его бывшая учительница английского? Или это не она? По идее, Надежда Павловна должна быть постарше, а перед ним прошла молодая деваха лет двадцати пяти или чуть больше, но уж никак не женщина за тридцать, пусть даже очень красивая и ухоженная…. И все же, некий внутренний голос говорил ему, что это она.
С того момента, как их взгляды встретились, все происходило, как в замедленной съемке. Плавно покачивая бедрами, красавица неторопливо шла вдоль дома. Алексей стоял и, не отрываясь, смотрел на нее, потом направился следом, лихорадочно соображая, что делать. Уйти, чтобы не ставить себя в глупое положение? Но ведь больше такого не будет. Догнать и предложить познакомиться, притворившись, что видит ее в первый раз? Но, он не особо ловок в подобного рода делах, а учитывая, кто сейчас перед ним, у него может просто не хватить самообладания. Если Надежда Павловна ответит отказом, он уже не сможет не то, чтобы закрутить с ней роман, но даже просто попробовать установить с ней приятельские отношения. Останутся только сожаления об упущенной возможности. Но, она ли это, вообще? Или просто очень похожая на нее молодая женщина, блондинка с красивыми ногами и круглой попой?
Пройдя несколько метров, Алексей, сделал над собой волевое усилие и окликнул ее.
 - Надежда Павловна!
Она или не она? Блондинка остановилась, потом повернулась к нему. Так и есть, это была Надежда Павловна. Он подошел, поздоровался. Напомнил о себе. Они разговорились. Оказалось, что она работает все в той же школе.
 - Напомните, в каком классе я вела у вас английский?
 - В пятом.
 - А в каком году это было?
 - В 82-м я пошел в 5-й класс. Потом нас перевели в другую школу.
 - Тогда, конечно. У меня за это время было столько учеников. Где уж тут всех упомнить.
От Надежды Павловны невозможно было отвести глаз. Белое, в тонкую розовую полоску, платье, примерно до колен, голубые замшевые босоножки на небольшом каблучке, этот неяркий наряд только оттенял ее красоту. Удивительно правильные черты лица. Широкие бедра и тонкая талия придавали ее фигуре исключительно женственный вид. За то время, что они не виделись, она, как будто, стала еще краше. Или это он повзрослел, и теперь воспринимал ее несколько по-иному?
Алексей прикинул, сколько ей лет. До того, как начать преподавать английский, Надежда Павловна три года проработала учителем начальных классов, а параллельно училась в инязе на вечернем. Выходило, что ей где-то тридцать четыре года.
Они стояли возле подъезда и разговаривали, словно старые знакомые.
- А как вы? Где-то учитесь? Работаете?
 - Учусь в нархозе, вернее, уже отучился на подготовительном отделении. Сейчас у нас экзамены. Математику и сочинение уже сдал. Осталось только сдать географию, и с первого сентября я студент.
 - Я за вас очень рада.
В голову к Алексею лезли мысли несколько иной направленности. Может быть, хватит уже ходить вокруг да около, и стоит подбить к ней клинья? Предложить пойти погулять завтра вечером, где-нибудь попить кофе? Пригласить в кино? Конечно же, Надежда Павловна все сразу поймет. Фактически это все равно, что назначить свиданье. Но вот как она это воспримет? Если согласится, значит, она не против того, чтобы между ними сложились определенного рода отношения, и тогда у него неплохие шансы добиться ее благосклонности. Сперва романтическая вечерняя прогулка. А дальше – больше. Поцелуи, объятия, обжимания где-нибудь в безлюдном месте. И, наконец, они окажутся в одной постели.
Однако, Надежда Павловна может ему отказать. А то, что сейчас она мило улыбается, означает всего лишь, что она очень доброжелательная, и у нее сегодня хорошее настроение. Алекс ощутил, как от волнения у него пересохло во рту.
 - Надежда Павловна, вы такая красивая. За то время, что я вас не видел, вы так похорошели.
Надежда Павловна тихо вздохнула.
 - Увы, в моем возрасте красивее уже не становятся.
Такой ответ несколько удивил. Она, не считает себя столь уж красивой? Или это просто жеманство? Больше всего его волновал вопрос, что делать. Как он должен действовать, чтобы добиться ее благосклонности? Да, и есть ли у него шансы?
Возможно, Надежда Павловна сейчас одна. Не замужем. Старый роман закончился, а новый еще не начался. Возможно, что он тоже ей нравится, и она сама не против того, чтобы встречаться? Тогда и уговорить ее не так сложно.
С другой стороны, шансов у него может просто не быть. Например, у Надежды Павловны есть муж. Любовник. Жених. Мужчина, которому она не станет изменять ни при каких обстоятельствах. А может, он просто не в ее вкусе. И то, что сейчас она с ним разговаривает, всего лишь, обычная вежливость. Максимум, на что он может рассчитывать, это чисто дружеские отношения.
А, может, он ей, как раз, нравится, но Надежда Павловна не позволит ничего такого, только потому, что он ее бывший ученик. Начнут встречаться. Она переспит с ним. А после этого он станет хвастать друзьям, что она с ним трахается. Про нее поползут сплетни.
Мысль о возможной неудаче сковывала Алексея, словно кандалы. Слишком высока была ставка. Что делать? Рассказать ей все? Как говорится, облегчить душу чистосердечным признанием. Но после такого признания Надежда Павловна может попросту отшить его, окончательно и бесповоротно. Вежливый, но, твердый отказ, и дальнейшее общение с нею сделается проблематичным.
Однако, и сдерживаться становилось все труднее. Тогда Алекс решил сыграть иначе.
 - Надежда Павловна, видите ли, тут такое дело. У меня есть одна проблема.
 - Какая? – в ее голосе слышалось некоторое беспокойство.
На самом деле, проблема заключалась в том, что он очень хотел, чтобы она стала его любовницей, но, в то же время, очень боялся сделать ошибку и тем самым все испортить.
 - С первого сентября я иду в институт. Почти все студенты будут после школы, а я после армии, и английский уже изрядно забыл. Могу ли я обращаться к вам за помощью?
Классно придумано. Сейчас она даст свой телефон. Начнут заниматься, наладится какое-то общение, а там, глядишь, и занятия английским плавно перейдут в занятия кое-какими другими вещами.
Надежда Павловна сделала приглашающий жест, махнув рукой в сторону школы. (Тяжелые, сочные груди мягко колыхнулись под тканью платья.)
 - Тогда, милости прошу в школу 257, кабинет 218. Там у нас оборудовали лингофонный кабинет. Знаете, где это?
Алексей не знал, и Надежда Павловна принялась объяснять ему, где это, и как туда пройти.
 - На втором этаже. Там, где раньше была пионерская комната. Там такой узенький коридор. Там еще рядом учительская. В том кабинете я постоянно…
Они стояли и разговаривали уже довольно долго, и это вселяло определенные надежды. В сентябре он к ней непременно зайдет. Но, может, есть смысл попробовать что-то замутить сейчас?
Алекс кивнул в сторону стоящей возле подъезда лавочки.
 - Да, что мы так стоим? Давайте, может, присядем?
 - Сейчас, я только гляну, что у меня там со временем.
Надежда Павловна смотрела на часы, маленькие изящные часики с серебристым браслетом, словно что-то прикидывала в уме. Тем временем, Алексей посмотрел не ее ноги. Стройные, белые, нетронутые загаром, эти ноги были просто чудо, как хороши.
 - Извини, я спешу, я и так тут с тобой заболталась.
Они постояли еще немного.
 - Ну, все, мне пора. Рада была с вами увидеться.








Где я? – первым делом подумал он  после пробуждения. Человеку свойственно надеяться на лучшее. Даже в ситуации, когда жизнь подсовывает подлянку. Вот и сейчас Алекс надеялся, что все, происходившее с ним в последнее время, окажется сном. Глупым, нелепым сном, после которого человек говорит: «Это ж надо, приснится же такое», а через пару часов уже забудет, что ему снилась такая муть. Однако, едва открыв глаза, Алексей сразу увидел знакомый казарменный интерьер. Как говорится, и снова здрасьте. Сказать, что увиденное разочаровало, значило ничего не сказать. Но, делать нечего. Правила игры людям спускают сверху. Кто-то появляется на свет в богатой семье, кто-то в бедной. Кто-то рождается с задатками чемпиона, а кто-то всю жизнь обречен быть калекой. Каждый человек при рождении получает некий индивидуальный стартовый пакет. А дальше – крутись, как хочешь. Нравится тебе это или нет. Можешь считать, что жизнь удалась или, наоборот, что жизнь к тебе не справедлива, но ты вынужден играть по этим, установленным кем-то  правилам. Как белка в колесе, или как домашний кот, который при этом может считать себя венцом мироздания, или как жук, которого посадили в банку.
Философские размышления Алекса прервал громоподобный крик не то дневального, не то дежурного по роте:
 - Рота, подъем!
 - Падъюм, рута! – тут же продублировал команду голос с азиатским акцентом. Все, как и прошлым утром. Был еще такой американский фильм «День сурка». Алекс похолодел. Черт, неужели этот дурацкий день будет повторяться раз за разом? Впрочем, у него не оставалось времени на размышления.
Собратья по оружию уже вскакивали с кроватей, наполняя казарму голосами и топотом сапог.
Захваченный общим людским потоком, Алекс делал то же, что и все. Вскочив с кровати, быстро натянул армейские штаны, носить которые постеснялся бы любой нормальный человек, настолько они были грязные, намотав портянки, сунул ноги в сапоги. В этот раз у него все получалось намного быстрее, во всяком случае, никто не высказывал ему особых претензий.
Далее рота совершила пробежку до железнодорожной станции и обратно, ежедневный утренний армейский ритуал, абсолютно бессмысленный в спортивном плане, но необходимый в плане социальной дрессировки. Однако, в этом имелся определенный плюс, однообразные, многократно повторяющиеся движения помогли сбросить с себя остатки сна и немного привести мысли в порядок. Алексей вспомнил, что перед отбоем нарисовал на ладони смайлик. Он посмотрел на руку и облегченно вздохнул. Смайлик был, а это означало, что наступил новый день.
Правда, этот новый день был похож на старый, как похожи друг на друга близнецы. После пробежки последовала уборка территории. На сей раз третий взвод подметал территорию возле казармы, работа, более почетная, чем мытье полов. Завтрак. Построение на плацу. Комбат снова чего-то там говорил про план, про дисциплину. Что ж, работа некоторых людей, большей частью, и заключается в том, чтобы давить прочим людям на психику. На сей раз, пока стояли в строю, никто не доставал Алекса. Скажем так, почти никто. Кервенов вел себя вполне прилично. Зубова нигде поблизости не было. Жолдубаев сообщил, что он с утра направился в санчасть. В прошлой жизни происходило примерно то же самое. На следующий день после той эпической драки Зубов залег в санчасть, где ему поставили диагноз «сотрясение мозга». Впрочем, он не имел претензий к Алексу, в санчасти он мог на вполне законных основаниях не работать. Какой-никакой, а все-же, черпак. Правда, после той драки Алекса сразу же вызвал к себе прапорщик Максимов, персонаж, похожий на чеховского унтера Пришибеева, и долго давил ему на психику, угрожая физической расправой и отправкой на губу, но в итоге никаких оргвыводов не последовало. Терещенко чего-то там злобно набычился, но в его поведении уже не просматривалось былой уверенности. Алексей вспомнил, как «в той жизни» Терещенко, заступив дневальным,  пытался заставить его вместо себя мыть пол. И ведь почти заставил, пообещав, что в случае неповиновения несколько старослужащих проведут с ним воспитательную беседу, только сержант Андрейченко, увидев Алекса, направлявшегося набрать ведро воды, поинтересовался, чего он не спит после отбоя, и узнав причину, посоветовал Алексу забить, а в случае, если Терещенко снова выдвинет какие-либо идиотские требования, послать его далеко и прямо. А не ввалить ли по голове и ему? – подумал Алексей, вспомнив тот случай. Наконец, прекратив вещать, комбат отправил бойцов на работу.
Далее следовала работа на коллекторе. Лениво ковыряясь в земле, Алекс подумал, что жизнь определенно налаживается. Ему снова восемнадцать лет. Ему придется по новой отслужить два года в армии, впрочем, уже чуть меньше. Зато, теперь у него будет возможность переиграть свою жизнь заново, уже с учетом прошлого опыта. Значит, и кое-какие моменты можно будет переиграть по-другому, зная про многие события наперед. Например, в мае или в июне следующего, 1990-го, года в часть нагрянет проверка, по итогам которой комбата Николаенко спровадят на пенсию, а вместо него поставят киргиза Котубаева. Этим летом Чирков поедет в отпуск, откуда опоздает недели на две. Впрочем, за это ему ничего не будет, ротный поругается и простит. Где-то в это же время поедет в отпуск и Назаренко, здоровенный украинец его же, Алекса, призыва. В часть придет заверенная в военкомате телеграмма – мать тяжело заболела, лежит в больнице. На самом деле, как Алексей понял много позже, это обыкновенная хитрость. Подобные телеграммы за определенную мзду делались во многих украинских военкоматах. А вот зимой с Назаренко реально приключится беда. Он тронется головой, его отправят в госпиталь, а затем комиссуют. Но это будет потом, а пока что Назаренко сосредоточенно копал траншею.
Никто из окружающих на него не наезжал, и это радовало. После вчерашнего махача с Зубовым пошел слух, что он боксер. Что ж, считают так – пусть считают. Надо бы постирать свое ВСО, по опыту «прошлой жизни» он знал, что фраза «встречают по одежке» нигде так не актуальна, как в стройбате, где человека оценивают, прежде всего, по внешнему виду, из чего потом плавно вытекает все остальное. Выглядишь, как черт, значит, на тебе будут ездить все, кому не лень. Выглядишь прилично, значит, и окружающие будут относиться к тебе с уважением.
Когда они вернулись в часть на обед, выяснилось, что Зубова с сотрясением мозга положили в санчасть.
 - Если из-за этого у меня накроется отпуск, можешь сразу вешаться – мрачно заметил Чирков, добавив еще несколько витиеватых выражений, характерных для лексикона уголовников.
Алекс принялся оправдываться, говоря, что Зубов первый начал, и у него не было иного выбора, на что сержант в столь же специфических выражениях велел ему заткнуться. И почти сразу же прибежал посыльный из штаба. Назаренко срочно вызывали к комбату. Алекс уже знал, зачем.
Потом они снова поехали на коллектор. Потом снова возвращение в часть. Ужин. Хождение по плацу с песней, именуемое прогулкой. Вечерняя поверка, и, наконец, отбой.
 - Рота, отбой! – проревел прапорщик Максимов. Собратья по оружию лихорадочно-быстро разделись и с проворством тараканов разбежались по казарме, занимая спальные места. Казарма погрузилась в темноту.
В мирной жизни, когда у человека появляются какие-либо непредвиденные проблемы, у него тут же появляются и проблемы со сном. Человеческий мозг лихорадочно ищет выход из ситуации, человек не может расслабиться, и в результате долго не может уснуть. В стройбате такой проблемы нет или почти нет, особенно в первые месяцы службы, пока человек еще как следует не приспособился к новой, и очень своеобразной, среде обитания. Молодой боец с утра до вечера работает физически, из-за чего к концу дня, естественно, устает. Он и так-то недосыпает. Однако, в армии это никого не волнует, никто не даст ему поспать хотя бы лишних полчаса. Еще и явно не самое качественное питание, также сказывается на организме. Естественно, в первые месяцы службы у молодого солдата превалируют всего два желания: выспаться и нормально пожрать. У Алексея проблем было явно больше, чем у среднестатистического стройбатовца. Он даже доподлинно не знал, на каком свете находится, и даже спросить об этом было не у кого. Однако, оказавшись в кровати, Алекс почти сразу провалился в глубокий сон без сновидений, черный, как сама ночь.

Посреди ночи что-то заставило его проснуться. На первый взгляд, в казарме не было ничего особенного, но, тем не менее, некое неведомое чувство словно предупреждало о близкой опасности. А вскоре опасность стала заметна. На противоположном конце казармы показались несколько еле различимых в темноте людских силуэтов. Какие-то люди ходили по роте, присматриваясь к спящим, и явно кого-то выискивая. Алексей похолодел. В той, другой, реальности, также происходило нечто подобное, и это был один из наиболее неприятных эпизодов его армейской биографии.
Алекс боялся смотреть в ту сторону. Вот до него донеслись звуки наносимых ударов и ругань. Кто-то просил не бить его, но, кажется, это только раззадоривало бьющих. «Стань ровно!». «Не дергайся, я сказал!». «Что ты шугаешься?» По характерному, с легкой хрипотцой, голосу Алексей узнал Мишу Евлоева, руководившего ночной экзекуцией, и это совершенно не радовало.
Миша Евлоев отслужил год, но это не имело, ровным счетом, никакого значения. Миша являлся типичным представителем борзоты. Алексей с самого начала полагал, что ему не повезло оказаться с Мишей в одной роте. Однако, тем, кто не только попал с ним в одну роту, но также и оказался одного с ним призыва, повезло еще меньше. Случается, человек с лицом садиста и негодяя при более близком знакомстве оказывается очень добрым и порядочным, и, напротив, человек с добрым лицом оказывается редкостной мразью. Внешность человека обманчива. Однако, не в этом случае. Высокий, хорошо сложенный, темноволосый, Миша вполне мог бы сниматься в фильмах или сериалах, играя негативных персонажей. В его лице не было каких-то заметных изъянов, но, вместе с тем, постоянно присутствовало что-то недоброе и пугающее. От таких людей, в самом деле, следует держаться подальше, как можно, дальше, но, далеко не всегда мы имеем возможность выбирать себе окружение, зачастую нам его навязывают извне, а там уж, как хочешь, так и живи с этим. Армия – классический пример такого рода ситуации. В мирной жизни ты можешь ограничить общение с личностями, которые тебе неприятны, которые высасывают из тебя жизненную энергию, свести его к минимуму, а то и вовсе поставить барьер, но в армии таких возможностей просто нет.
В армии до тебя могут дотянуться в любой момент, и ты ничего не можешь с этим поделать, разве, что дезертировать или сунуть голову в петлю, что некоторые и делают, вызывая потом многочисленные причитания офицеров. «Ах, какая изнеженная пошла нынче молодежь, не умеет за себя постоять». В стройбате всегда найдется несколько человек, которым дозволено все. Для них поломать человека, все равно, что для ребенка оторвать мухе крылышки. Противостоять им бесполезно. Такие люди захватывают пространство, утверждая на нем свою систему, а всякое противостояние системы и отдельно взятого человека неизменно заканчивается поражением последнего. Тяжелым, крайне болезненным и унизительным.
Те люди подходили все ближе. Казалось, сам воздух вокруг сделался каким-то липким. Ждать помощи было неоткуда, оставалось только надеяться, но не на себя, а на то, что на сей раз неизбежное зло пронесет мимо, как на войне проносит мимо вражескую пулю.
«В прошлой жизни» его примерно в такой же ситуации подняли с кровати среди ночи и основательно поколотили. Бил некий черпак по фамилии Карпов, а Евлоев больше «руководил процессом». Если здесь повторяется все то, что происходило с ним раньше, неужели повторится и это?
 - Подъем, я сказал!
Получив сильную затрещину, Алексей вскочил. Возле кровати стояли двое. Один - коренастый, рыжеволосый парень с невыразительным лицом. Похоже, это и был тот самый Карпов. Его он, если и помнил, то весьма смутно. Зато лицо Миши Евлоева он запомнил на всю жизнь. И вот теперь Евлоев снова стоял перед ним.
Рыжий снова ударил. Алексей сразу ощутил противно-солоноватый привкус крови во рту.
 - Стой смирно! – просипел Карпов, и Алексей сразу ощутил новый удар. И еще. Как и тогда, бил Карпов, что же касается Евлоева, то он сидел на кровати напротив, и оттуда руководил процессом. После удара под глаз Алексею показалось, что его лицо треснуло, словно стекло, по которому попали камнем. После удара в нос обильно полилась кровь. Но, кого это могло остановить? У некоторых персонажей вид крови и страдания другого человека вызывают удовольствие, сродни сексуальному. Алекс где-то читал, что, когда человек получает удовольствие, его тело начинает вырабатывать особый гормон дофамин.
Неожиданно раздался голос Чиркова, спавшего в том же кубрике, только чуть дальше, возле окна.
 - Да, хватит ему уже!
 - А ты заткнись, а то сейчас тебя рядом с ним поставлю! – огрызнулся Евлоев, и Чирков больше не напоминал о себе. Все, происходившее с ним ранее, повторялось даже в таких мелочах.
Когда Евлоев скомандовал «отбой», Алексей решил, что на этом избиение закончено, но, нет. Почти сразу последовала команда «подъем», и новый удар в лицо.
 - Подойди сюда! – велел Евлоев, глядя на него, не мигая, словно удав на кролика. От одного этого взгляда делалось дурно, но Алексей подошел. В данной ситуации ослушаться, значило навлечь на себя еще более тяжкие последствия.
- Если хоть кому-нибудь настучишь, я тебя убью.
Еще он предложил Алексею махаться с Карповым, но, Алексей был настолько напуган происходящим, что махаться с Карповым мог разве, что в качестве боксерской груши.
Наконец они ушли. После их ухода у Алексея осталось гадкое чувство бессилия, обреченности и чего-то еще, такого, что отравляло мозг, словно цианистым калием. Казалось, его раздели догола, и такого вот, голенького, несуразного, выставили на потеху публике. Вот он, полюбуйтесь на этого чмошника.
За что, черт возьми? Никому из них он не сделал ничего плохого, но, по некой непонятной прихоти они решили поиздеваться над ним таким вот жестоким образом. Хотя, почему «они»? Скорее всего, инициатива исходила от Евлоева, а Карпов был не более, чем рядовым исполнителем. Сейчас он его просто избил. А завтра, если тот же Евлоев даст команду убить, он убьет без каких-либо душевных колебаний, разве что, позаботится о том, чтоб понадежнее спрятать тело, да избавиться от ненужных свидетелей.
Конечно, здесь какой-нибудь «крутой мачо» мог бы вставить замечание на предмет того, что настоящий мужчина должен уметь постоять за себя. В каком-нибудь фильме в подобной ситуации герой разбросал бы всех негодяев, наглядно показав, что добро всегда (или почти всегда) побеждает зло. В реальной жизни все обстоит немного иначе. Спросить, где кто служил, и выяснится, что каждый второй служил либо в десанте, либо в спецназе, или, на худой конец, в погранвойсках. Поговорить с парнями примерно его возраста, и окажется, что каждый третий служил в Афгане. При том, когда Алекса призвали в армию, а это случилось в мае 1989, в Афган уже никого не посылали, так что, его ровесники не могли там служить даже чисто теоретически.
Что же касается неуставных взаимоотношений, то, практически любой, кто служил в армии, расскажет, как, едва переступив порог казармы, сразу же поставил себя должным образом, и до самого дембеля ходил крутым. Ничего не делал, только гонял других, или, так сказать, лайт-вариант, никого особо не обижал, но, никогда не давал себя в обиду. Как много у нас крепких телом и сильных духом ребят. Каждый третий – Ван Дамм, каждый второй – доморощенный Сильвестр Сталлоне. Любой может подрассказать на тему того, как он в юности занимался спортом, как много выжимал лежа, подтягивался на перекладине, боролся, боксировал, ходил на карате. А в реальности? В реальности есть вещи, о которых просто не говорят.
Самым гадким было не то, что его избили. Алексею доводилось участвовать в драках, и в школе, и в армии, а несколько раз и после армии. Одно время он ходил на рукопашный бой, где приходилось и «набивать пресс», и участвовать в спаррингах без перчаток, где удары, броски и болевые приемы отрабатывали друг на друге. Так что, тут дело было вовсе не в боли от полученных ударов. Нет. Куда гаже было психологическое насилие. Над ним просто поиздевались, наглядно продемонстрировав, кто есть кто. В любой момент они могли вернуться. И с этими людьми ему предстояло сосуществовать.
В другой ситуации, возможно, он бы еще долго переваривал случившееся, но, здесь, видимо, сказалась усталость, как физическая, так и психологическая. Вероятно, таким образом психика защищалась от негативных эмоций. Но только в скором времени Алексей провалился в глубокий сон, словно кто-то выключил его мозг, как в конце рабочего дня выключают компьютер.

На выходе из казармы он нос к носу столкнулся с ротным, который сразу же потащил его в канцелярию.
 - Рассказывай.
 - Что рассказывать?
 - Не строй из себя идиота. Кто тебя так побил?
 - Я не знаю. Было темно, я их плохо разглядел.
Капитан Горобец, маленький, угловатый, резкий в движениях, чем-то, действительно, похожий на воробья, за свою офицерскую карьеру, вероятно, сотни раз слышал объяснения подобного рода. Как в одном старос советском фильме. Шел, упал, очнулся – гипс. Нет, меня не били, я сам упал. Да, меня били, а кто, я не знаю, было темно.
 - Что ты мне тут заливаешь! Говори правду. Кто тебя бил?! Говори! Можно подумать, ты не знаешь, что творится у тебя в роте. Все ты прекрасно знаешь. Но, так уж устроен человек, что склонен закрывать глаза на некоторые неприятные для себя вещи, воспринимая мир не таким, какой он есть, а чуточку более адаптированным к собственному представлению о там, каким он должен быть.
 - Говори! – требовал Горобец.
Да, рассказать, что произошло, чтобы самому себе сделать хуже. Или рассказать? Но что это изменит? Алексей явственно осознавал, что боится Евлоева и некоторых других представителей борзоты куда больше, чем ротного. Потому молчал, как партизан на допросе, либо повторял картину событий. После отбоя в казарме на него напали двое неизвестных. Они из этой роты? Он не знает. Вероятно, нет. Сможет ли он их опознать, если увидит? Наверное, сможет. Впрочем, он не уверен. Опять же, было очень темно. Наконец, осознав тщетность своих попыток узнать правду, ротный махнул рукой.
 - Ладно, иди в санчасть.

Из санчасти его и нескольких других больных отвезли в поликлинику при военном госпитале, где, выстояв очередь из нескольких человек, он зашел в кабинет к лору. Как и в прошлой жизни прием вела средних лет тетенька. Как и тогда она заподозрила перелом носа и заколебалась. Класть его в госпиталь или написать в карточке что-то, вроде «назначено амбулаторное лечение». В прошлой жизни двоих бойцов из его части уже положили в госпиталь, по отчетности вырисовывалась нехорошая ситуация, и потому его положили не в госпиталь, а в санчасть. До этого момента ситуация повторялась один в один, а дальше все пошло по иному сценарию.
 - Этого солдата мы оставляем.
 - Как так? – запротестовал фельдшер – У нас и так двоих оформили в госпиталь. Что я скажу комбату?
 - Придумайте сами. (Врач пожала плечами) Скажите, что сегодня у вас по гороскопу был неблагоприятный день.
 - Но, вот, смотрите, нос, вроде, на месте, челюсть, вроде, не сломана. Мы вполне можем вылечить его у себя в санчасти.
 - Нет. Не сможете. Чтобы узнать, что сломано, а что нет, нужно сделать рентген. У солдата черепно-мозговая травма. Я обязана его госпитализировать.
 - Боюсь, что комбат не поймет.
 - Не поймет – пусть позвонит мне, я объясню ему популярно.
На этом дискуссия была окончена «за явным преимуществом». В душе Алексей ликовал. В санчасти условия были куда хуже, находящихся на амбулаторном лечении солдат нагружали всякой дурней, вроде покраски забора или уборки помещений. Разумеется, роль основной рабсилы отводилась духам. Какое-то время перекантоваться в госпитале было бы очень даже неплохо.
Санитарка, пожилая казашка, отвела Алексея в приемное отделение, где он принял душ и переоделся в больничную пижаму, а оттуда повела в неврологическое отделение.
В палате стояли пять коек. Из них заняты были только две. На одной кто-то спал. На другой полулежал бледный худой парень кавказской внешности. Алексей внутренне напрягся. С кавказцами порой возникали, выражаясь дипломатично, некоторые недопонимания, связанные с особенностями менталитета и склонностью к доминированию.
 - Сколько служишь?
 - Три месяца. (Прощупывает болевые точки, на которые позже можно будет давить).
 - Майский призыв, значит. Откуда родом?
 - Из Киева.
 - А я из Кутаиси. Да, ты не бойся. Здесь тебя никто не тронет. Если будет кто-то на тебя наезжать, сразу говори мне. Зовут тебя как?
 - Леша.
 - Мамука. (Они обменялись рукопожатиями). Вообще в отделении тихо. Сам понимаешь, у всех, в основном, травмы головы.
 - А сам ты сколько служишь? Уже год, тоже, как ты, майский призыв. Вон, Слава, он из Донецка, ему этой осенью на дембель. Да, он нормальный парень, ты не волнуйся…… Кто тебя так побил? (выслушав Алексея, Мамука сочувственно покачал головой) Да, бывают же такие подонки. Давай, отдыхай, чувствуй себя, как дома. Как говорится, солдат спит, служба идет. Тут шашки есть, можем потом сыграть.
Алексей понемногу успокоился. Сосед по палате производил впечатление приличного человека, не испорченного армейским быдлизмом. Такие люди тоже попадаются в армии, пусть и не так часто, как хотелось бы. И вообще, хороших людей больше, чем плохих, просто, зло занимает более активную жизненную позицию, да еще и дурацкие условия несколько меняют расстановку сил, и явно не в ползу добра. Те же Зубов с Кервеновым вполне приличные ребята
 - Тут во многих частях настоящий беспредел творится, и все с согласия офицеров. Я их маму (дальше грузин употребил не вполне корректное слово, выражавшее его отношение к армейскому беспределу).
 - Это точно – согласился Алексей.
 - Ты спи, давай, в части, небось, нормально поспать не давали. Обед будет, я тебя разбужу, а, хочешь, скажу, чтобы привезли его прямо в палату.
 - Хорошо.
Отчего-то у него возникло ощущение, что Мамуку он видел где-то в той, родной для себя реальности, в которую непонятно, когда вернется, и вернется ли вообще. Он попытался вспомнить, где, но так и не смог. Или это был просто очень похожий на него парень? Но это же может значить, что….
 - Терехин, тут? – спросила медсестра, статная молодая казашка – Зайди в ординаторскую.