Заговор слепых. 19

Глава XVIII. БЫЛОЕ И ДУМЫ
    
Если взглянуть на левобережную часть города с высоты птичьего полёта, можно увидеть мужское лицо. Произвели на свет сей затейливый профиль Покровский и Спасский острова, объединив свои силуэтные контуры.
Святой заступник и покровитель Мохор Прошкин, воспаряясь в молитвах к заоблачным высям, первым заметил эту особенность и назвал обладателя топографического лица Дормидоном. Львиный мост примостился на самом кончике Дормидонового носа, колокольня Никольской церкви превратилась в цигарку, прилипшую к его нижней губе, Сенная площадь стала глазом, а здание Гауптвахты – бельмом на этом глазу.

Возведённая в начале XIX века, Гауптвахта в течение целого столетия являлась символом неукоснительного правосудия. На небольшом пяточке перед карательным заведением чинилось возмездие: тут прилюдно пороли, вязали к позорному столбу,  клеймили калёным железом. Одним только видом своим грозная Гауптвахта умела смутить дикий норов вороватых обитателей Обжорного ряда. Подлый люд, привлечённый на Сенную площадь возможностью утолить аппетит за копейку, глядел на жёлтые стены учреждения и усмирялся душой.

Однако то было раньше.
В наши же дни Гауптвахта утратила репрессивные функции. Беспощадное время разжаловало её, превратив в место общественно-клозетного пользования. Народ, обременённый работой пищеварения, стекался сюда, чтобы справить нужду под сводами бывшей кутузки.

Внутреннее убранство туалета, как впрочем, и его экстерьер, было выдержано в формате классических ценностей. Излишества изгонялись из этой обители неумолимой метлой.
Сортир представлял собою небольшую, но уютную камеру на восемь посадочных мест. Нелепые перегородки между отсеками, мешавшие людям общаться, в этом туалете отсутствовали. Фаянсовые унитазы тоже не прижились. Вместо них трудовую вахту несли продолговатые отверстия в полу, именуемые в народе «очко». Пупырчатые «ушки», заботливо устроенные по бокам от отверстия, снижали опасность скольжения и позволяли клиентам крепко стоять на ногах, полусогнутых от вожделения.

Поскольку местом явочной встречи была назначена отставная тюрьма, Глеб предложил посетить туалетный альков на предмет общения и облегчения – соединить полезное дело с приятной беседой.
Причины для визита имелись, и весьма основательные. Кубик с Тимуром страдали от пирога с потрохами, опрометчиво приобретённого в Обжорном ряду. Из Глеба же, с запоздалым, но напористым энтузиазмом, лезли наружу остатки вчерашнего пиршества – с утра пищеварительный тракт, охмурённый похмельем, дремал, но к полудню очнулся и взъерепенился.
   
К счастью, нужник оказался вакантным. Кроме пьянчужки, дремавшего со спущенными штанами над брешью, они никого не застали. И это в разгар рабочего дня!
Метель, налетевшая на город, прогнала с рынка всех любителей демократичной торговли, освободив тем самым сортирный плацдарм. Грех было упускать такой обаятельный шанс.
Сориентировавшись на местности, троица облюбовала три соседних толчка в самом тёплом и уютном углу ватерклозетного зала.

Дармовой туалетной бумаги на Гауптвахте не водилось. Согласно обычаю, каждый из посетителей сам был обязан позаботиться о том, каким сырьём утирать свои чресла. Не мудрствуя лукаво, друзья определили на должность подтирки газетные листы, в которые недобросовестный продавец пирогов завернул свой низкопробный товар.
Тимуру досталась криминальная хроника, Кубику – статья под названием «Вставная челюсть: закат жизни или возвращённая молодость?», а Глебу обрывок передовицы «Как нам обустроить Россию».

- Нет, ты погляди, что делается! – воскликнул Тимур, оторвавшись от хроники. – Кто б мог подумать. Хотите, прочту?

Не дожидаясь согласия, он расправил газетный лист и стал декламировать:

- «Вчера во дворе дома номер семнадцать по улице Бармалеева  свершилось разбойное нападение на одного из воротил игорного бизнеса. Автомобиль марки Джип Гранд Широкий был расстрелян из автоматического оружия крупного калибра. В машине найдено два трупа. В одном из убитых следственная группа опознала Рашида Мамедова, известного в криминальном мире под кличкой «Злой Татарин». Второй труп, судя по всему, принадлежит шофёру Мамедова.
На мафиозном небосводе столицы Рашид Мамедов – светило первой величины. Будучи связанным с казанской преступной группировкой, он зарекомендовал себя человеком жестоким и решительным. За последние годы Мамедову удалось прибрать к рукам львиную долю игорного бизнеса города. Многие были недовольны вопиющей деятельностью казанского активиста, и вот вам итог: награда нашла героя! По другому не скажешь.
Как стало известно нашему корреспонденту, в кругах, близких к покойному, убеждены, что ответственность за дерзкое убийство лежит на бурятских буддистах, с которыми Мамаев давно конфликтовал из-за сфер влияния».

- Душераздирающая история! – прокомментировал услышанное Кубик. - Зачем ты нам это прочёл?

- Как зачем? Да это же мой Рашид! Тот самый, который курировал бункер.

- Что ж, тогда тебя можно поздравить. Больше «Злой Татарин» за тобой охотиться не будет.

Расправив свой газетный лист, Кубик проверил пальцем бархатистость фактуры. Результатом инспекции он остался недоволен и стал разминать фрагмент печатного слова, дабы придать ему необходимую мягкость.

- Как сказать, - отозвался Тимур. – С одной стороны: татарин с возу, кобыле легче. Это так. А с другой… Казанской братве сейчас не до меня, но попасть на глаза этой своре было бы величайшей оплошностью. В бараний рог свернут.

Тимур бросил прощальный взор на криминальную хронику и, последовав примеру Кубика, начал терзать целлюлозу, приводя её в соответствие с императивами подтирочных стандартов.

- Слушай, а как же мент? – осенила Глеба внезапная мысль. – Рашид его повязал, а теперь-то Рашида грохнули. И чего?

- Да ничего. С ментом всё в порядке, уверяю тебя. Никаких трупов, украшенных бакенбардами, на месте разборки не обнаружено. Так? Стало быть, наш мордастый приятель жив-здоров и в самом скором времени появится на нашем горизонте. Уж будь уверен.

В туалет заскочил какой-то субъект в тонком пальтишке и фетровой шляпе. В студёное время года подобный наряд смотрелся весьма легкомысленно.
Обсуждать свои дела в присутствии чужака друзьям не хотелось - пришлось прервать разговор и сконцентрировать внимание на перистальтике кишечника.
К счастью, шальной гражданин не долго обременял общественную уборную назойливым присутствием - справив малую нужду, он оправился на ходу и ретировался торопливым аллюром.
С исчезновением фетровой шляпы путь к конфиденциальному общению был снова открыт.

- Я вот насчёт Цирка хотел уточнить, - подал голос Кубик, оторвавшись от «Вставной челюсти». – Стриптизёрша вчерашняя, как там её? Золотая рыбка! У неё что, действительно хвост был, или это театральная бутафория?

- Ни каких бутафорий! Самый что ни на есть настоящий хвостяра, - успокоил товарища Глеб. – Я своими глазами видел, как она ягодичным отростком махала. Чистой воды вертихвостка!

Глеб успел уже в общих чертах сообщить друзьям о своих приключениях: о том, как гулял на свадьбе барона и любовался праздничной программой артистов уродского жанра. На Тимура авантюрная повесть особого впечатления не произвела, зато Кубик слушал рапорт, затаив дыхание. Вне всяких сомнений, он жгуче завидовал Глебу, сподобившемуся лицезреть такие диковинки.

- А пятачок? В смысле, рыло? Она что, совсем без носа была?

- Абсолютно! – вбил Глеб утвердительный гвоздь в крышку алчного любопытства. – У них всё натуральное: и шубы над селедкой, и хвосты на манеже. Вокруг Цирка такие деньжищи крутятся, о-го-го! Никто почтенному зрителю фуфло подсовывать не станет. Все вкалывают на совесть. Коли поют, то от души, коли пьют – то аквариумами!

Глеб вспомнил, что ни слова ещё не сказал о проказах Кузьмы Лукича. Однако порадовать компаньонов весёлой историей ему не позволил возмущённый возглас Тимура:

- Нет, вы только полюбуйтесь на него! Эко, Кубик, тебя раззадорило. Рот похотливый утри, а то уже весь слюной изошёлся. Из-за таких извращенцев, как ты, все эти паскудства, унизительные для человеческого достоинства, и существуют.

- Кто извращенец? Я извращенец! – взвизгнул оскорблённый Кубик. – Чья бы корова мычала! Не ты ли, голубчик, швырял невинных девушек в омут телефонного секса?

- Я силком в свой бизнес никого не тащил, - процедил сквозь зубы Тимур и с презрением добавил. – Маньяк!

- Сутенёр! – мгновенно парировал Кубик.

Мелкая стычка грозила перерасти в крупномасштабный конфликт, но к счастью, дальше хамского афронта оппоненты зайти не успели. Дверь скрипнула, и на пороге нужника возник знакомый субъект в фетровой шляпе.
Пока гражданин по второму заходу справлял небольшую нужду, он с подозрением косился на притихшую троицу, и сортирные заседатели отвечали ему соответственным взглядом.

- Надо же, ну и фрукт! Так и шастает туда-сюда, туда-сюда! Аж в глаза зарябило, - выпалил Тимур, дождавшись, когда за гостем клозета закроется дверь. – Это ж какие деньжищи нужно башлять, чтоб за каждое одиночное писанье по двадцать копеек выкладывать?

- Может у него недержание, - вступился Глеб за транжира.

- С недержанием надо дома сидеть. А если припёрло, наберись терпения и выдержки. Вот мы - вложили денежку в сёрное дело, и порядок! Коли уплачено, будем томиться в тепле и уюте до посинения.

Томиться до посинения над дыркою в полу Глеб не желал, тем более что уютность ватерклозетных хором представлялась ему изрядно преувеличенным фактом.
 
- Может, пойдём? Что-то мы и впрямь засиделись. Я, вроде бы, всё…

- Не гони волну, - возмутился Тимур. – Он, видите ли, всё! Только о себе и печёшься. А наш маньяк, между прочим, в самом разгаре процесса. Он любит помедитировать у толчка. Правда, Кубик?

Умудрённый муторным опытом, Кубик не стал поддаваться на провокацию, лишь презрительно хмыкнул в ответ.

- Вот видишь, Кубик со мною согласен, - по-своему расценил Тимур безмолвие соседа. - Кроме того, мне любопытно узнать, вернётся ли в сортирный альков наша «шляпа» в ближайшие десять минут. А чтобы соединить приятную часть программы с полезной, попробуем подвести следственно-розыскные итоги. Что мы имеем на текущий момент?

Риторический вопрос повис в тишине, и Тимур, не дожидаясь ответа, стал самолично развивать конструктивную мысль:

   - За последние дни нами проделана солидная работа, однако результат самозабвенного труда, увы, не велик. Мы знаем о заговоре против Глеба, но не имеем понятия, кому и зачем сдался этот недотёпа. В наших руках очутилась профессорская книга, но что делать с этим сокровищем - не известно. Признаюсь, меня так же беспокоит раздувшийся перечень действующих лиц. Если сначала в списке значилось три фигуранта: безумный профессор, седовласый псих и хозяин неприкаянного имени, то теперь их там – чёртова дюжина, если не больше. Вся многочисленная родня покойного Вени столпилась за кулисами театра бытия в ожидании режиссёрской отмашки. Так и рвутся выскочить на сцену, чтобы ещё больше заморочить нам голову. А со вчерашнего дня ко всем этим  дедушкам, бабушкам и тётушкам прибавилась орда коллег по уродской работе, творчество коих так возбудило нашего сластолюбца и извращенца.

Кубик вновь не удостоил ответом наглый выпад подстрекателя. Он поднёс газетный лист к близоруким глазам и посмотрел сквозь него на лампу, проверяя утончённость изделия. Этим флегматичным жестом уязвлённая сторона давала понять, что ей глубоко наплевать на демарши обидчика.

- Имеют вышеупомянутые персоны какое-либо отношение к нашим следственным хлопотам или нет, чёрт его знает! Я лично теряюсь в догадках, – продолжил Тимур. – Но игнорировать присутствие этих людей и нелюдей на горизонте событий мы тоже не можем. Одна лишь история с ворованной головой чего стоит! Не зря же Веня умыкнул этот бюст! Притом, не откуда-нибудь, а из музея, где ты, Глеб, имел оплошность трудиться до недавнего времени.  Как-то всё тут повязано, блин…

Аналитик запнулся, задумавшись. В воцарившейся тишине было слышно, как журчит под ногами вода, и гудят трубы неоновых ламп над головой.

- Я думаю, имеет смысл ещё раз проверить всё, что мы знаем о семействе Тотлебеных, - предложил Тимур, вынырнув из омута капитальной задумчивости. – Начать ревизию предлагаю с генерала. Возражения есть? Нет? Ну, и прекрасно! Итак, генерал. Этот боевой козёл, вдоволь намахавшись шашкой - или чем там махали в те времена - взял отгул от ратных дел и пошёл шалить по бабской части. Тут, как в сказке, появляются три сестры. Генерал, не привыкший размениваться по мелочам, всех троих оприходовал: обручился со старшей, женился на младшей, а закат своих дней провёл со средней сестрой. Если учесть, что сёстры – тройняшки, весьма подозрительная привязанность к однотипному женскому материалу! Согласны?

Глеб кивнул головою в ответ. Кубик отреагировать не соизволил.

- Генерал родил две дочки. Старшую растил сам, а младшую сплавил сестре. Отчего такое ущемление в правах малолетнего ребёнка? Загадка! Потом остросюжетный оборот - генерал пропадает без вести. Причём случился этот казус не в лихую годину военных смятений, а в мирное время. Пошёл пенсионер за пивом и – швах! Поминай, как звали.

Восстанавливая канву событий, Тимур так раззадорил себя, что не смог удержаться от мелодраматического спецэффекта: произнося слово «швах», он звонко ударил в ладоши, и прихлопнутый звук, отразившись от кафельных стен, заметался по туалету раскатистым эхом. Пьянчуга, дремавший в углу, испуганно вздрогнул и заскулил обиженно во сне.

- Идём дальше. В отсутствие родителя старшая тотлебенская дочь решила посвоевольничать. Собрала манатки и помчалась в Москву знакомиться и дружиться с сестрой, которую от неё все эти годы скрывали. План сработал лишь на половину: знакомство состоялось, а вот дружба – увы! Зато она подцепила себе супруга – нашего достопочтенного математика. У этой парочки тоже появились дети, два бракованных мальчика - один дебил, другой карлик. В итоге образовалась семейка Белгиных: несчастная жена и мать и три непутёвых мужика у неё на шее.

Выдав исчерпывающую характеристику шалопутной семье, Тимур перешёл к их жилищному статусу.

- Квартировали они в комнате у Бедной Лизы, старшей из трёх сестёр. Лизу в своё время надул генерал, удрав из-под венца. Казалось бы, она этого жулика лютой злобой должна ненавидеть, а отпрысков его – за версту обходить. Не тут-то было! Лиза жертвует половину своей жилплощади генеральской дочке с семейством. Что ею двигало? Какой резон? Опять не понятно! Потёмки души и прочая достоевщина. Как они там уживались все вместе? Думаю, с трудом. Жить в тесноте и не быть в обиде – такое только в мыльных операх случается. Отсюда и результат: мать наложила на себя руки, отец свихнулся на почве рафинада, а дети разбрелись по родне.

Тимур умел задеть за живое. Глеб представил грустного карлика с большим чемоданом в короткой руке, который покидает засыпанный сахаром дом.
От этих видений ему сделалось тоскливо и маетно.

- Дурной пример заразителен. Средняя из тройняшек, вдохновившись деянием старшей сестры, приютила у себя Николеньку, осиротевшего после суицида родимой мамаши. Похоже, Лиза и Лариса Гавриловны усиленно соревновались между собой в делёжке генофонда пропавшего легионера. В своё время они интенсивно сохли по генералу и если уж не могли прибрать к рукам его самого, то, по крайней мере, желали иметь под боком образчик единокровных потомков вояки. Что-то вроде фетишизма.

- А куда делась младшая дочь генерала? – сорвал таки Кубик печать молчания с обиженных уст. – Про неё что-нибудь известно?

- Чёрт её разберёт! Всё, что мы знаем, высосано из рассказа Николеньки, а рассказать он успел не так уж и много. После пожара в доме баронессы Штрупп, следы этой барышни теряются.

- И сколько лет ей было тогда?

- Десять или двенадцать… В общем – малолетка. А что?

- Сам не знаю, но, - Кубик задумчиво чмокнул губами, - интуиция подсказывает, что из недоброго подростка, каким была генеральская дочь, выросла малоприятная женщина, и нам ещё предстоит с ней столкнуться.

- Вы только полюбуйтесь, интуиция у него, – ухмыльнулся Тимур. – Кто б мог подумать! И что ещё она тебе говорит?

   - Много чего… Да вот, хотя бы - сдаётся мне, что вышеупомянутая особа гнездиться где-то рядом. Неточка вчера упомянула, что Веня, сбежав из «сахарного рая», поселился у тётки. Выходит, кров он делил с младшей дочкой Тотлебена. Других тётей у вашего Вени вроде бы нет.

- Логично, - согласился Тимур. – Забавная штука: Бедная Лиза, брошенная блудливым воякой, поселила у себя его потомство, а Венина тётка решила приютить отпрыска ненавистной сестры. Замкнутый круг какой-то!

Глеб, пытавшийся следить за ходом дискуссии, с отчаянием понял – дохлое дело. Многочисленная Венина родня, смешавшись в его голове, приобрела обличье разнузданной гидры, сосущей сок из опухших мозгов.
К тому же, клозетное сидение стало действовать ему на нервы. Пора было форсировать события.
Скомкав оставшийся не у дел ошмёток газеты, Глеб швырнул его в угол и язвительно произнёс:

- Гляжу я на вас и умиляюсь: до чего же любите вы болтливую воду из пустого в порожнее переливать. Все косточки Вениной фамилии перемыли. Не зря говорят - два сапога пара! Вы лучше скажите, что нам делать теперь?

Тимур и Кубик синхронно повернули головы в сторону возмутителя сортирного благодушия.

- Ну и зануда ты, Глеб, - аттестовал Тимур взбунтовавшегося приятеля. – Не стыдно? Каждый раз, когда мы с Кубиком лезем из кожи вон, обсуждая твои – я подчёркиваю это слово – твои проблемы, ты сидишь, надувшись, как мышь на крупу, а потом смущаешь нас одним и тем же вопросом - «что нам делать?». Хоть бы раз что-нибудь сам предложил! Ведёшь себя, как тунеядец.

Крыть было нечем.

- Ладно, чёрт с тобой. Для того бог и придумал друзей, чтобы они помогали безмозглым тупицам, вроде тебя. Сейчас придумаем, что делать. Вот Кубик, к примеру, наверняка лелеет в башке какой-нибудь заковыристый план. Давай, мыслитель, колись, не томи наши души!

Прежде чем ответить, Кубик задумчиво поглядел на пальцы, перепачканные типографской краской в результате манипуляций с газетной бумагой.
Поплевав на подушечки, он вытер руку о текстиль приспущенных штанов и только после этого соблаговолил утолить любопытство товарищей:

- Ситуация, конечно, замысловатая, но небезнадёжная. Меня смущает тот факт, что на нашем следственном пути то и дело возникает герой Халхин-Гола. Думаю, было бы полезно не выслушивать рассказы из третьих уст, а пообщаться с самим генералом.

- С кем? – Глеб не верил собственным ушам. – С кем пообщаться?

- С генералом, - отчеканил Кубик.
 
- Ты, братец, того… Пирогов с потрохами обкушался? – Тимур покрутил у виска указательным пальцем. – Шарики за ролики заехали, что ли? Генерал этот тридцать лет назад без вести пропал, с кем ты общаться собираешься? Или надеешься, что он восстанет, как феникс, из пламени?

- Насчёт пламени не скажу... Но про рукописи, которые не горят, напомню, - парировал Кубик наскок зубоскала. – Тотлебен мемуары писал?

- Ну да, писал, - согласился Тимур.

- А после исчезновения полководца в комнате его ничего не трогали, так?

- Седой уверял, что не трогали.

- Значит, мемуары Тотлебена по-прежнему в квартире, и если мы их добудем, то сможем прочесть. Это я и называю – «пообщаться с генералом».

- И на кой ляд нам эти писульки сдались? – буркнул Глеб. – Тоже мне, план…

- Да уж, дорогой, смилуйся! Растолкуй нам, убогим, прихотливую вязь своих мотиваций, - поддержал Тимур ворчуна. – Мы не знаем, как с профессорской книгой поступить, а ты предлагаешь ещё и генеральский талмуд приватизировать. Нам что, библиотеку за собою таскать?

Кубик склонил голову и заглянул в «очко» у себя между ног.

- Память, господа, похожа на дырку в толчке, забитую испражнениями  минувших событий. Если дамочка, примчавшаяся к тебе, Глеб, чтобы прыгнуть с балкона, действительно мать лилипута, значит, с Веней вас связывает не только бесхозное имя и подброшенный паспорт. Хочешь, не хочешь - у вас имеется общее прошлое. И тебе предстоит до него докопаться.

- Копать-то глубоко?

- А вот этого никто не знает. Глубина будет зависеть от обстоятельств. Другое дело – где копать? Я думаю, что мемуары – вполне подходящее для раскопок местечко. Шансов нарыть что-нибудь путное не много, но… Чем черти не шутят!

Предложение показалось заманчивым.
«Воспоминания пропавшей головы», авантюрный роман с продолжением. Ради такого трофея стоило посуетиться.
Невыясненным оставался главный вопрос.

- Как же мы добудем эти мемуары? Нам туда ход заказан - Лариса Гавриловна шибко нас невзлюбила.

- Это точно, - подтвердил опасения друга Тимур. – Старая карга такую нам баню с веником устроила – закачаешься! Я больше туда ни ногой. И Кубика посылать нельзя - у него к аферизму способностей нет, всю операцию запорет.

Сообразив, что на собственные старания положиться нельзя, компаньоны стали перебирать в уме кандидатов, достойных этой заковыристой миссии.

- Неточка! Можно её попросить, - осенило Тимура после минутного раздумья. – А что? Ты, Глеб, с ней хорошо поладил - к деду ходил, с семьёй познакомился. Можно сказать – свой человек! Уверен, она тебе не откажет. Неточка девушка смекалистая, и артистизма ей не занимать - наверняка придумает, как книгу генеральскую выманить. У тебя телефон её есть?
 
- А как же!

Глеб постучал ладонью по карману, указывая дислокацию ценного номера.

- Вот и отлично! Завтра с утра вы к Ларисе Гавриловне и наведаетесь. А мы с Кубиком, чтоб время зря не терять, за Бедной Лизой слежку устроим. Нужно прощупать эту особу. Печёнкой чую – бабуся в курсе событий. Она…

Закончить сентенцию Тимур  не успел - над головами сортирных сидельцев раздался рычащий, клокочущий рокот. Хляби сливного устройства разверзлись, из восьми чугунных труб вырвалось восемь стремительных струй, и пенная влага, наполнив клозетные чаши до самых краёв, закружилась в вихрящейся пляске.
Спустя минуту источник иссяк, потоп оскудел, и тёмные зевы отхожего места всосали бурую жижу, влача обильные дары к подземным алтарям клоаки.

Рёв туалетной стихии разбудил забулдыгу.
Разомкнув опухшие веки, он тупо уставился на соседей. Похоже, никак не решался взять в толк, кто перед ним - видения сна или полпреды фактической яви.
Наконец, частично трезвый взгляд на мир поборол метафизику. Чтобы развеять последние сомнения в реальности происходящего, пьянчужка решил озадачить троицу нехитрым вопросом:

- Не обо… не обосы… не обессудьте, пожалуйста. Я, это… Не могли бы вы мне подсказать, какой сегодня именно час?

Витиеватая фраза вконец утомила приспешника Бахуса. Он нащупал пальцами верхнюю часть головы и попытался утереть со лба испарину пота.

- Около трёх, - отозвался Тимур.

- Около трёх?

Ответ не вполне удовлетворил любопытство субъекта, и он решил уточнить своё местоположение во времени.

- Около трёх по полудню?

- По полудню, дяденька, по полудню.

- А месяц какой?

Тимур натужил мускулатуру лица, чтоб не прыснуть со смеху.

- Декабрь, дружище! Очнись - Новый год на носу! Ты ёлку купил?

- Ёлку?

Целая минута потребовалась горемычному питекантропу, чтобы проглотить, переварить и опознать услышанное слово. Когда же хвойный образ утвердился в его голове, бедолага качнул отрицательно органом думания.

- Ёлку… Ёлку я не купил. А что, надо было?

- Обязательно. Без ёлки никак! Там, за углом, продавали недорого. Беги, может, успеешь ещё!

- Слушаюсь, - рявкнул бухарик. – В смысле… бегу!

Заправив в драные штаны своё убогое хозяйство, забулдыга отвесил сподвижникам по толчку благодарный поклон и затрусил к выходу расхристанной рысью.

- Счастливые часов не наблюдают. И календарей, видимо, тоже, - изрёк Тимур, едва за пропойцей захлопнулась дверь. – А ведь и в самом деле - Новый Год не за горами! Как-то упустили мы этот знаменательный факт в суете налетевших событий.

Под сенью отставной Гауптвахты воцарилась тишина, окрашенная пастельными тонами лирических воспоминаний: пушистая ель со звездой на макушке, аромат мандариновой корки, блестящее тело стеклянного шара, отражаясь в котором, любое лицо становится нелепым, смешным.
Фантом новогодних аллюзий парил над головами ватерклозетных мечтателей…

- Слушайте, а давайте тоже ёлочку купим, - поделился Тимур внезапно родившейся мыслью. – А что? Устроим Новый Год по всем каноническим правилам - я буду Дедом Морозом, Глеб Снегурочкой, а Кубик…

Инициатор закусил губу, соображая, какую роль поручить оставшемуся не у дел члену самодеятельного коллектива.

- О, придумал! Кубика мы телевизором сделаем. Будет нам песни петь и байки рассказывать. Нет, в самом деле – какой Новый Год без «Голубого Огонька»?

*   *   * 

- Молодой человек, огонька не найдётся?

Санитар, примостившийся на бампере старого Рафика, с удивлением покосился на даму обветшалых годов.
Левый глаз бабуси был закупорен белёсым бельмом, зато правый буравил медбрата с пронзительным энтузиазмом. В зубах старуха сжимала беломорину, хитро заломленную у самого горлышка. Так оприходовать папиросу умели только в прежние старорежимные времена.
Сам санитар дымил толстой гаванской сигарой, которую ему посчастливилось умыкнуть из кабинета у одного зажиточного сердечника – утешительный приз за хлопоты бессонной ночи.

Визит на улицу Вяземского был последним вызовом смены. И самым беспокойным.
Клиент попался припадочный: он бился в истерике, кусался, царапался, брызгал слюной иступленного бешенства. Корче, устроил цирк по полной программе.
Немало усилий пришлось приложить, чтобы призвать к порядку распоясавшегося психопата. Наконец бузотёра, спеленатого по рукам и ногам и усмирённого двойной дозой феназепама, утрамбовали в салон микроавтобуса, и санитар решил ублажить свои нервы ароматом конфискованной сигары. Так сказать, завершить трудовую вахту порцией заслуженного кайфа.

Куда там! Покой нам только снится…
Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться - старая перечница пришвартовалась не ради досужего курева. Однако делать нечего – не пошлёшь же пенсионерку ко всем собачьим чертям.
Чиркнув спичкой, санитар поднёс огонь к папиросине.

- А скажите, молодой человек, для чего вы соседушку нашего повязали? – пошла плести бабуся паутину дознания.

- За дебош и беснование, - ответил сатрап санитарно-карательных служб.

Старуха выдула струйку вонючего дыма, присовокупив к сигарной туче своё беломорное облако.

- Странно… Он вроде тихий всегда был такой, ласковый. Мухи не обидит!

- Мухи? – вынув изо рта гаванскую дулю, медбрат сардонически расхохотался. – Мух он, может, и не обижает, а вот мне чуть палец не откусил. Форменный Носфератус! У него в квартире все стены в крови - он об эти стены головой приохотился биться. А вы говорите тихоня. Ни хрена себе! Кто ж тогда буйный, по-вашему?

Стоявшие в отдалении пенсионеры, заслышав хохот, сгрудились в тесную кучу и стали тревожно шушукаться. Делегировав курящую товарку налаживать контакт с сотрудником неотложки, они томились в неведении, сгорая от любопытства.
Из машины донёсся натужный стон, перешедший в хриплое рычание.

- И куда же вы его теперь, горемычного? - вновь потянула лазутчица нить дознания, покосившись на рафик.

- Ясное дело куда - в богадельню Николы Угодника. Там этого бедокура быстро в чувства приведут: и укольчик сделают, и таблеточкой угостят, и электричеством, если будет нужда, приголубят. Через месяц, другой не узнаете своего шалуна. Будет, как шелковый!

Старуха тяжко вздохнула в ответ и, не вынимая беломорины изо рта, осенила себя крёстным знамением.

- Ох, спаси нас, помилуй Боже Праведный, Иисусе Христе… Что за напасть такая? Вчерась вечеру бабуля его преставилась, а сегодня и сам он с панталыку скопытился. Видать, от переживаний душевных головушку переклинило.

Докурив, агентша дворовых спецслужб помусолила хабарик артрозными пальцами, а затем послала щелчком в сторону когорты престарелых соратниц.

- Это всё лифты поганые. Уж сколько мы натерпелись от них, - забубнила старуха себе под нос. – Не зря, не зря батюшка Мохор Прошкин, святой заступник и покровитель, говаривал: «лестница – дорога в Царствие Небесное, а лифт – это путь в Преисподнюю». Все эти лифты Лукавый придумал, чтобы души грешные в гиену огненную катать. Всё от него, окаянного…

Проворковав несусветную чушь, хулительница технического прогресса поворотила оглобли и поплелась вслед за окурком.

- Правильно, бабка, вали подобру-поздорову, - зашипел ей вслед санитар.
 
Вытащив изо рта гаванский трофей, похититель сигар захабарил его, вонзив в узкую щёлку зрачка медицинской гадюке, склонившей голову над ядовитой чашей. Змей он терпеть не мог, и графический символ здравоохранительных органов был любимым объектом его надругательств.

   - По коням, Василич, - приказал медбрат шофёру, дремавшему в кабине автобуса. -  Пора, брат, пора! Клиента ждёт душ Шарко, а нас – кружка пива с таранькой и заслуженный отдых.