Глава 47, О советских ваннах и Баден-Бадене

Тургенев, как известно, любил писать в Баден-Бадене. Да и жить, сказать по правде, ему там тоже нравилось, - Лихтентальская аллея, Курхауз, любимый ресторан "Стефани Ле Бен", знаете ли. Французская кухня была особенно хороша. Замечательный повар в "Стефани" священнодействовал, просто чародей и маг.
Опять же Полина Виардо рядом. Правда, с супругом, Луи. Ну, с другой стороны, - не без трудностей. Тем более, Луи совершенно ничему и никогда не мешал, даже, наоборот, помогал. Например, с переводами трудных слов на французский. И ходил с Иван Сергеевичем на охоту. К тому же дочь Тургенева от прачки воспитывал, Пелагею, плюс два очка ему в карму.
Из Баден-Бадена всегда хорошо о судьбах родины переживалось.
Справедливости ради надо заметить, что горевали там об ужасной участи России не только Тургенев, но и Гоголь, и Толстой, и Жуковский с Вяземским.
А Достоевский и Гончаров?
Те из казино только денег у Тургенева попросить выходи;ли. Так переживали. Там, в казино, и ели. Хотя кухня, надо сказать, там была похуже. Со "Стефани Ле Бен" не сравнить. Зато, свою ставку не пропустишь. А то пойдешь прогуляться, как Тургенев, вдоль реки Ос с верным псом Пегасом, задумаешься о России, упустишь игру.
Эхх.. Баден-Баден, Цюрих, Париж. Жорж Санд, Делакруа, Золя, Флобер...
Да уж... Было, где и с кем пообщаться, Виардо явно не скучали. Тут еще и Иван Сергеевич с Пегасом и дочкой от крепостной разнообразил сюжет, как умел...
О чем это я? Потерял нить, отвлекся, как обычно...
Автору, в период взросления и начала расцвета его блестящего таланта, не довелось переживать о судьбах родины, как положено нам, классикам русской литературы, из Баден-Бадена, Капри или Парижа, на худой конец. Даже из какого-нибудь Спасского-Лутовиново страдать не вышло.
Соответственно, автор вынужденно переживал за судьбу отечества в одном из многочисленных НИИ (научно-исследовательских институтов) города на Неве, колыбели трех революций, месте вечной стоянки крейсера "Аврора" и родине пышечных и рюмочных.
В этом самом НИИ, где трудился в описываемые годы автор, лаборанткой служила весьма бойкая девушка, Вика Понуровская. Происходили эти события, о чем уже догадался внимательный читатель, в ленинградский период творчества, как обычно, именуют ту эпоху составители авторского "житие",  люди, заметим, весьма уважаемые, получше нас знающие, как и что называть. Так что не надо тут, сразу, со своими замечаниями.  "Ленинград", "Петербург"... Потом уже, усядетесь перед своими компами на работе, да и накомментируетесь всласть. А сейчас, давайте друг другу не мешать.
Так о чем это я?
За годы советской власти в результате гигантских, просто титанических усилий партии и правительства, значительная часть горожан переселилась на различные кладбища.
Вакуум обычно заполняется. Природа, как говаривал старик Аристотель, не терпит пустоты. А посему, в те, отдалившиеся от нас времена, Северная Пальмира со скоростью курьерского поезда "Красная стрела", наводнялась приезжими из различных уголков нашей великой и весьма запущенной родины. 
Вернемся, однако, к нашей лаборантке.
Вика Понуровская была тогда в разгаре молодости, привлекательности и женской красоты. Это из достоинств. Из недостатков: она относилась к довольно распространенному типажу соотечественниц, любая информация в которых не удерживается даже на секунду. 
А посему, весь НИИ, желал он того, или нет, знал все и в мельчайших подробностях о муже Вики, с юности испытывавшем страсть к  классическому русскому напитку, ее маме из трамвайно-троллейбусного парка, отдыхающему где-то между гаражами после долгой отсидки папе, лапочке-дочке Кате, взаимоотношениях с татарином - директором мебельного магазина, с которым она подживала, любовниках ее мамы и многое-многое другое.
Своего супруга Вика пристроила в "Овощной", экспедитором, то бишь, грузчиком. Зарплата там была, конечно, никакая, но директриса регулярно подкидывала "живую копейку" за "переработку" (на самом деле, за участие в пересортице, списаниях товара, отгрузках с заднего крыльца "своим", ну и других, не особо хитрых гешефтах того времени).
К тому же супруг с работы регулярно притаскивал плодоовощную продукцию.  "Все в дом", как говорится.
Жили новые ленинградцы недалеко от  метро "Академическая", где вечерами, после трудового подвига в "Овощном", злоупотребив, муж Вики громко распевал любимые песни под гитару, оскверняя тишину  Гражданки шедеврами советских композиторов.
В том же зеленом коридорчике, отделенном от лестничной площадки общей стеклянной дверью, где расположилась семья Вики, "дверь в дверь" жила ее закадычная подруга Тая, тоже с дочкой и супругом, закончившим физкультурный, имени Лесгафта. Его спортивная карьера закатилась, так и не начавшись. Я уж не помню в какой области муж Таи пытался продемонстрировать высокие достижения духа и тела, но здоровый он был, надо заметить, как шкаф "Хельга" из ГДРовского  мебельного гарнитура, которыми так бойко торговал Полин татарин, друг сердечный, годившийся ей по-хорошему, в молодые дедушки.
Работал Таин супруг учителем физкультуры в школе, которую выпускник Лесгафта почему-то полюбил всем сердцем, пропадая там и по выходным, и по праздникам.
Однако, кроме впечатлений от романтических отношений со старшеклассницами и поздних педсоветов, с проводами до дома юной англичанки Светочки Кирсановой, он принести оттуда ничего не мог. Проигрывая тем самым очное соревнование с таскавшим с работы овощи мужем Вики...
Вообще, между девушками-соседками, Викой и Таей, чуть не с детского сада установилось какая-то сложная и  непримиримая конкуренция. Буквально за все - кто в Крым съездит, замуж первой выйдет, холодильник "Минск" купит, ребенка родит, мебельным гарнитуром обзаведется (тут уж, у Вики только пощады проси, с ее татарином), на работу пристроится, любовника заведет. Мерились мужьями, духами, ростом детей, количеством стекляшек на одинаковых люстрах "Каскад" и палок сырокопченой колбасы в кухонном шкафу "Ванда".
Время от времени гибридная война, не мешавшая, заметим, одалживанию друг у друга соли, спичек, или чего-нибудь в таком духе, перетекала в горячие фазы, проходившие в форме настоящих скандалов.
Тогда Вика могла кричать, что "твой то, весь район перекобелил", а Тая в ответ указывала, — "если даже оно и так, то мужик хоть с высшим образованием, в отличие от твоего алкаша с семью классами и мешками брюквы под глазами".
В ответ Вика уже просто орала на всю Гжатскую улицу, что на Гражданке ни одной малолетки с не сломанной целкой не найти, скоро, мол, до жопы учителя труда твой археолог доберется. Что, мол, от его "воскресников" и "дней здоровья" уже во всех абортариях на районе очереди на улицу стоят.
На что Тая тут же открывала секрет Полишинеля, про директрису-благодетельницу из  магаза любимого Викиного супруга, которая не за его любовь к водяре овощными наборами семью балует, и что бойкая старуха, мол, не только с кормовыми огурцами в подсобке развлекается.
В общем, отношения между молодыми женщинами были, скажем так, сложными, я бы сказал, натянутыми.
Как-то, в недобрый час, Вика затеяла дома ремонт. Решила, так сказать, "освежить интерьер". Через некоторое время она с супругом вытащила в крашенный зеленой краской коридорчик чугунную ванну.
Автор, кстати, до сих пор удивляется, почему в супермалогабаритных хрущобах, с кухонькой в 4,5 метра, советская власть устанавливала чугунную ванну, вместо какого-нибудь душика 45х45 сантиметров. И так были бы довольны. Может огурцы засаливать? Но, тем не менее. Такова история. В советских квартирках стояли чугунные ванны.
Ремонт, как и положено ремонту, начал затягиваться, ванна занимала значительную часть общего зелененького коридорчика, не слишком радуя соседей.
Ранним воскресным утром, Тая, ударив по неосторожности об ванну помойным ведром, а потом треснувшись о нее сама, получила от выскочившей из-за двери Вики, аки чорт из табакерки, замечание, мол, "в воскресенье утром, вести себя надо бы потише". 
На что Тая, не растерявшись, сказала, что раз Вика месяцами держит в общем коридоре ванну, то ее супруг, в свою очередь, имеет полное право хранить там штангу, которая ей мешает и занимает пол квартиры. После чего распахнула дверь и призвала мужа вытащить в зеленый коридорчик штангу. Могучему супругу, судя по всему, этот снаряд в комнате тоже мешал, посему он с удовольствием вынес его в коридор, после чего начал складывать рядом с ванной блины с весами.
Этого Вика уже не выдержала, тем более что блины складывались фактически у нее под дверью, и стала дико визжать, чтобы штангу немедленно убрали.
Как-то быстро, словесная потасовка между дамами перешла в драку. Хотя, как потом выяснилось, это случалось и раньше.
Вике, пользуясь эффектом неожиданности, удалось засунуть голову Таи в ее же помойное ведро. Это показалось молодой девушке очень обидным и она, содрав ведро с головы, размахнулась и хотела огреть им Вику, но как-то неудачно, по касательной, прошлась помойной железкой по своему же супругу, раскроив ему лоб.
Спортсмен, героически не обращая внимания на льющуюся кровь, пытался разнять дерущихся девчонок, чему ванна, штанга и размеры коридорчика не способствовали.
Тут, на крики, вышел экспедитор из магазина "Овощи", хоть Лесгафта и не кончавший, зато привыкший целый день таскать мешки с мерзлой картохой.
Увидев жену в крови, не сильно уходя в ситуацию, он въехал в бубен спортсмену, вложив в удар всю накопленную к интеллигентской сущности соседа классовую ненависть. Ведь о его высокой образованности он слышал с утра до вечера.   
Драка меж тем не прекратилась, видимо, у девушек поднакопилось, и они продолжали выдирать друг у друга волосы.
Решивший уже во всем как следует поучаствовать экспедитор, неосторожно повернулся спиной к поверженному и залитому кровью спортсмену, сползшему по поросшей коричневым дерматином двери на пол.  Это была серьезная ошибка. Недооценка  состояния упавшего противника подводила многих гладиаторов. Вот и экспедитор из "Овощного" получил сзади блином от штанги по голове.
Кончилась это ристалище в зеленом коридорчике так себе.
Экспедитор уехал на Шуваловское кладбище в сосновом, обтянутом красной сатиновой тряпкой гробу.
Учитель физкультуры, к большому огорчению англичанки Светочки Кирсановой, супруги, а также оставшихся без "дней здоровья" старшеклассниц, тоже уехал, по мокрой сто третьей статье на десять лет.
В своем бесконечном соревновании девушки вернулись, как говорится, в точку "А". 
"Что же было дальше ?", - спросит мой нетерпеливый читатель. Какое было развитие этой, достойной подмостков лондонского театра "Глобус",  шекспировского масштаба драмы?
Безвременно овдовевшая Вика, по ее же рассказам, едва дождавшись сороковин, начала приводить в порушенное семейное гнездо, коллегу супруга по экспедиторскому цеху, тоже из "Овощного". Видимо, привычка к суповым наборам взяла верх.
Жизнь, как говорится, не остановишь. Судя по всему, эта заваруха уж тем более не помешала отношениям с хорошо выглядящим дедушкой-татарином из мебельного. К тому же его супруга наконец уехала на побывку к родителям, в Бугульму.
Тая, умница-девочка, по сокращенной схеме, предусмотренной для жен осужденных, быстренько развелась со своим физкультурником. Почувствовав внутреннюю свободу, вышла на оперативный простор и начала, наконец, отношения с давно присмотренным учителем труда. Общие друзья, единая интеллектуальная среда, знакомые школьные проблемы, смирившаяся давно и со всем жена трудовика, составили довольно крепкий цемент этого романа.
Ну и последнее. Выступавший свидетелем в суде юный автор, которого, впрочем, там толком ничего не спросили, вышел из зала с уверенностью, что блином от штанги огрела экспедитора Тая. А физкультурник просто решил поиграть в благородство.
Ванна, по слухам, так и стоит в зеленом коридорчике, А вот штангу, выдушив стекло и подвинув собачку, увели. С блинами.
Ну, конечно. Сейчас какой-нибудь нетерпеливый читатель, привыкший к бесконечным горизонтам авторской мудрости, начнет писать, что Вика Понуровская - это Полина Виардо восьмидесятых, проводить параллели, утверждать, что автор загадывает шарады, мол, экспедитор из "Овощного", это вообще Мопассан, а физкультурник - Флобер. 
Не переживайте, мои дорогие... Никто из наших замечательных героев не был и не стал похож ни на Виардо, ни на Тургенева,  как и на их друзей - Листа, Берлиоза, Сен-Санса или Гуно. 
Все на своих местах.
Вика Понуровская со своей подружкой Таей живут все в том же зеленом коридорчике, правда полюбили в последнее время скамеечку около подъезда, тоже, кстати, зеленую. Она заменяет им сельскую завалинку, генетические воспоминания о которой никуда не выветрились. Чуть не забыл! У них в карманах завелись семечки из "Пятерочки".
Физкультурник отсидел свои семь лет, вернулся по УДО, немного порэкетировал в девяностых, чуток пошаманил со справками и ушел работать в милицию, где полностью нашел себя. Самореализовался, так сказать. Экспедитор из "Овощного" (муж первого созыва) тоже диспозицию не поменял, лежит пока на Шуваловском. Хотя там быстро все застраивается вокруг, могут и побеспокоить.
Так что, все нормально...
Вот только матушка Иван Сергеевича Тургенева, Варвара Петровна, продала соседке Медведихе крепостную девку Лушу, от греха, едва узнав о ее беременности. Правда, молодой барин дворовую отстоял, вернул с неустойкой. А то Медведиха уж очень люта была с людишками, запарывала до смерти. Да и прачку, мамку Пелагеи, тоже продали. 
Не предохранялся молодой барин. Не любил он этого. С крепостничеством боролся, так сказать, своими методами.
А может и правда, связаны как-то эти истории?
Надо бы подумать об этом...
В этот странный, скованный крайне неприятной эпидемией, не очень-то Рабочий полдень.

4.11.2020