Касание

Парень сидит и пишет книгу, вернее, пытается, но вот уже месяц он не может сдвинуться с начала книги.

Вечер, парень в очередной раз спускается на цокольный этаж своего дома, где у него кинотеатр, место для шумных вечеринок, и по совместительству, - рабочий кабинет, где он может создавать себе практически любую атмосферу, не тревожа остальных.

 Макс, как зовут парня, проводит полночи за рабочим столом, пытаясь написать хоть строчку, а ведь накануне был серьёзный разговор с издателем, мягко напомнившим о сроках, и материальной ответственности в случае их нарушения.

Возвращаясь домой, Макс покупает себе три бутылки коньяка и столько же двухлитровых бутылок пепси. Войдя в дом, он сразу же спускается в подвал, ставит на стол покупки, достаёт с полки бокал, и включив музыку садится за стол.
Бокал наполняется и опустошается раз за разом, играет музыка, экран ноутбука отбрасывает свет на лица Макса, от чего оно кажется бледным. Но он не пишет, не получается, совсем нечего. Ни слова. Жена Макса, Марина, знает, что он дома, но вниз не спускается, понимает, что в такие моменты его лучше не трогать. И нечего, что с низу всё же доносится чрезмерно громкая музыка, при чём, один и тот же трек: какая-то женщина поёт про гордость, у которой она просит прощения, за то, что не слушает её.

Громко, слишком громко. И этот всё повторяющийся трек, даже у неё начинает набивать оскомину. Надо спуститься вниз, поговорить. А может, он и вовсе уже спит. Кто знает. Но едва Марина села в кровати, собираясь одеть бархатные тапочки, как снизу донеслись звуки ударов. А потом снова и снова. Что-то билось, ломалось, летело в дребезги. И музыка, музыка казалось становилась всё громче и громче. Или это просто её слух так обострился.

Марина вонзает ноги в тапки, накидывает халат, (вдруг он там не один) и торопливо сбегает вниз, со второго этажа, попутно включая свет. Поворот за поворотом, ступень за ступенью, и Марина оказывается у плотно закрытой двери, ведущей в подвал.

Осторожно открыв дверь, она заглядывает внутрь, музыка становится почти до безумия громкой, всё повторяя один и тот же трек. И правда, в комнате разруха: разбросаны книги, разбит экран плазменного телика, и опрокинут шкаф. Но где-же Макс? А Макс сидит за столом, перед ноутбуком, и кажется нечего не замечая смотрит в потолок прикрытыми глазами и судя по движению губ, повторяет слова песни.

Марина осторожно входит в комнату, глядя то под ноги, то на мужа, не зная, что можно от него ожидать. Но нечего не происходит, Макс кажется совершенно спокойным. Взяв деревянный стул, который валялся с боку от опрокинутого шкафа, Марина усаживается напротив Макса, и положив локти на стол, спокойно смотри на него, кажущегося безмерно счастливым, как бывает счастлив безумец, которого уже не держат земные проблемы, и можно просто раскинуть руки.

На столе, рядом с початой бутылкой, оставался недопитым стакан коньяка, - кажется уже не смешанный с пепси, и как поняла Марина, увидев на полу ещё одну пустую бутылку, - этот стакан далеко не первый.   

Так, Марина и сидела напротив стола, ни говоря ни слова, и просто ждала. Ждать пришлось не долго, трек подошёл к концу, готовый через пару секунд начаться снова, но в этот момент, Макс открыл глаза, опустил голову, и не сразу заметив Марину, потянулся к стакану. Казалось, что появление Марины не было для его неожиданности, он даже повеселел ещё больше, и стал паясничать: делая руками волны, и пританцовывая плечами в такт вновь заоравшей музыки. Марина молчала, и не отрываясь смотрела в глаза мужа. На сколько её удавалось поймать его блуждающий взгляд.

Но тут он перестаёт ходить взглядом по натяжному потолку с множеством встроенных лампочек, и так же начинает смотреть в глаза Марины. Его рука, уже покоящаяся на столе, возле стакана, всё ещё продолжает плавать из стороны в сторону, а губы нашёптывают слова песни.

Подождав примерно минуту, пока Макс перестанет уводить взгляд в сторону, Марина всё так же без слов опускает правую руку на стол, и вытянув её в сторону мужа, поворачивает ладонью вверх. И этот, казавшийся совершенно незначительным жест, в то же мгновение что-то меняет в глазах и поведении Макса: он перестаёт двигать плечами, а его собственная рука, что всего минуту назад выплясывала змеёй, бездвижно замирает рядом с ладонью Марины.

Взгляд Макса снова начинает блуждать, но теперь прыгая со спокойных и ласковых глаз Марины, на столь же спокойно, и даже как-то беззащитно лежащую ладонь, распростёртую на столе, возле недопитого коньяка и пролитой лужицы того же содержимого.

Трудно сказать, но в тот момент, казалось, что даже музыка начала становится тише, и уже играла не со всех сторон, а где-то вдалеке, и уже не бесила, а создавала настроение.

Глаза Макса всё продолжали прыгать с места на место, и с каждым разом, Марина замечала в них всё больше и больше грусти, боли, страха, благодарности и любви. В её же глазах, как и прежде, оставалась только доброта и забота. Песня сделала ещё два или три повтора, когда Макс погрузился в чувство смирения, и уже не блуждал испуганным взглядом с глаз на ладонь Марины, теперь, он смотрел только на ладошку, с тонкими, изящными пальчиками, всего пару часов назад пропитанными кремом для рук, от чего казались бархатными, и крашенными глянцевым лаком ноготками.

Взглянув в глаза Марины, Макс уже выглядел куда более спокойным и понимающим, чем был всего пять минут назад. Обменявшись всё понимающим взглядом, он вновь опустил глаза на ладошку, и осторожно, со всей нежностью на какую способна его душа, коснулся её ладони пальцами. И это не был капкан, это был раскрывшийся цветок лотоса, что готов запахнуть свои нежные лепестки едва их коснеть чужая рука.
Музыка ещё продолжала играть, став приятной, и убаюкивающий, когда Макс и Марина крепко обнявшись танцевали среди разбросанных книг,