Альфонс садится на коня...

Пушкина: до строки «С своим бесстрашным седоком».
________________

 


Альфонс садится на коня;
Ему хозяин держит стремя.
«Сеньор, послушайтесь меня:
Пускаться в путь теперь не время,
В горах опасно, ночь близка,
Другая вента далека.
Останьтесь здесь: готов вам ужин;
В камине разложен огонь;
Постеля есть — покой вам нужен,
А к стойлу тянется ваш конь».
— «Мне путешествие привычно
И днем и ночью — был бы путь, —
Тот отвечает. — Неприлично
Бояться мне чего-нибудь;
Я дворянин, — ни чёрт, ни воры
Не могут удержать меня,
Когда спешу на службу я».
И дон Альфонс коню дал шпоры
И едет рысью. Перед ним
Одна идет дорога в горы
Ущельем тесным и глухим.
Вот выезжает он в долину;
Какую ж видит он картину?
Кругом пустыня, дичь и голь...
А в стороне торчит глаголь,
И на глаголе том два тела
Висят. Закаркав, отлетела
Ватага черная ворон,
Лишь только к ним подъехал он.
То были трупы двух титанов,
Двух славных братьев-атаманов,
Давно повешенных и там
Оставленных в пример ворам.
Дождями небо их мочило,
А солнце знойное сушило,
Пустынный ветер их качал,
Клевать их ворон прилетал.
И шла молва в простом народе.
Что, обрываясь по ночам,
Они до утра на свободе
Гуляли, мстя своим врагам.

Альфонсов конь всхрапел и боком
Прошел их мимо, и потом
Понесся резко, легким скоком,
С своим бесстрашным седоком.

Но путь далек и сна не зная,
Конь бережно несет свой груз.
На голове Альфонса знамя —
Надежный дорогой картуз.

Касаясь головы и видя,
Как конь фырча, подносит скок
К дороге узкой, не щадя
Хозяйского покоя, трет висок,
Картуз снимает, мнет в руке,
И замечает вдалеке
Неясный силуэт могилы...
Глаза его как будто вилы
Вонзились в этот эпизод,
Альфонс распял улыбкой рот,
Коня пришпорил и — вперед!

Пугаться не его черед
И это явно же как день.
Подъехал ближе: дикий пень,
Возвысив древа пест,
Похож был сим пестом на крест.
И в небеса он, указуя,
Ждал, видно, поцелуя
В священном трепете души.
Пока пугаться не спеши
Читатель. Альфонс воззрел
На это диво, коня пришпорил
И скакнул: и через пень тот
Сиганул блохою резвой. Вот!
С сего видать, что дон Альфонс
Вполне собой доволен: нос
Теперь он смачно потревожил
И далее он путь утюжил
Копытом резвым скакуна.
За ним же гнался сатана
И рвал в клочья́ и ночь и тишь...
Еще не страшно? Ладно, слышь...
Как сердце у Альфонса бьется?
Он ведь к рассвету не вернется.
Он не вернется никогда!
Такая уж его забота,
Альфонсом смелым быть,
Что прямо отворяй ворота
В ад; но конь его чертям не брат...
И не копытом землю рыть
Могилы,
Что вся для смелых — в аккурат.
И вот уж сатаны
Стального взора вилы.
И вот уж прям из-за спины...

Конь рухнул.
Вдруг, Альфонс очнулся.
Могилы нет. Уснул...
Подумал. И на венту повернул.
(Зачем-то робко обернулся...)

К огню камина; к добрым думам.
Зевнул. Конь резвенько бежит.
Что служба? Сей поход по дамам
Свят... но дон так жизнью дорожит!

От жизни — смутно — пьян.
Чудесен в облике своем.
Немножечко смутьян.
А впрочем... как живем!

Завидно, право.
Так не жить
Шальному сатане. Ох, справа!
Опять почудилось? Вопить...

Не будет дон Альфонс.
Он просто чуть поет под нос
Лихую песню мглы. И верит,
Что дама сердца — ждет.

Но он сегодня не придет.
Он в но́чи этой оставляет душу.
Коня пришпорил. Рассвет
Уж скоро. Шу-шу-шу...

Тревожит камни вроде ветер;
Пот хладный что ль рукою вытер:
Уже не помнит... мчит в карьер,
Поводьями тряся задорно.
И чуть беспамятно, упорно
Припоминая сатану
Словами, что листу не вынесть.
Пусть дама ждет, вину
За этот эпизод спиши на честь.

— Сеньор, Вам кофей с мармеладом?
Дыша в разнос сопниво в дверь лицо,
Потом поднос узорный показался.
Дон спит, с ним ангелы летают рядом,
И он несет кощеево серебряно яйцо,
И тем яйцом он вдосталь восторгался.
Века ползли по скалам будто тени.
Средь царства что ль бессмертия
Он шел, и плащ на нем трепещет черен,
И череп ястреба златой на пальце, и...
Идет ввергаясь всей подошвой в бытия
Оплот, и по камням, в себе уверен.

Солнце блещет небесами. По коже холод.
Хозяин венты растворил окно, уж утро.
Почувствовал терзающий могильный голод:
Сон жил еще, глодая тайною нутро.

Прищурился от света. Сел на постели,
Ногами вдарившись в паркетный пол.
Мутило прежним страхом, неужели
И впрямь он сатану встречал, истлел
Во взгляде — пораженный тут же...
Перекрестился, шепча что невпопад.
И ток струится мерзлотой по коже.
Испить бы кофе чашечку он рад.

Хозяин удалился, чуть склонившись.
Почтительность помпезная в крови.
«В крови», «в крови», мысль метнувшись
Как будто в стену влипла, и смотри:

Она стекает массой вязкой... мозгов.
О, что за напасти, зачем все это!?
Он будто прожил за ночь сто веков.
И наложил на службу свою вето.

 ***

— Что видим мы в ночи, скажи?
Уж блещет зари призрак над луною...
— Я вижу серповидные в крови ножи.
— Неужто страшно так, коль я с тобою?
— Ты только дама сердца, коя алчет
Любви горячей под луной такой...
— Мне показалось? Где-то голос плачет.
— То только ветра вой, да, ветра вой.
— Смотри сквозь облака, темнеет путь.
— Через разрыв их нам смерть грозит.
— Какую нынче ты нагнал здесь жуть.
Закрой глаза, и дух твой сон узрит.
— В том сне я буду тенью от небес,
Бродить один по пустоши земной.
— И боле ни души, лишь рыжий бес
Крадется пламенем у пяток за тобой.
— Ох-хо, ты обратила страсть в кошмар,
Не ведал я, что не страшишься зла.
— Я верю в черных чар бессмертный дар.
Для сатанинской свадьбы тебя звала
Сюда, здесь ночь, так будет вечно.
Гнилыми пнями стелется дорога в ад.
Они отметили ее до края, очень мрачно.
Там под скалой есть кладбище, то град.
То Вельзевул взмывал, скача и воя.
И кромки крыл его деревья резали.
Остались пни. Отметинами горя.
Когда взмывал он, души умирали.
— И там внизу теперь могилы?
— Просто ямы. Они пусты, полны тенями
От крыл тех, луна светила, двоесерпие.
И дьявол выл, взлетая, отнимая силы
У тех кто слышать мог, потом камнями
Осыпался скалистый склон, молчание.
Минуту. И разорвались души воплем.
— Хочу я посмотреть на склон, пойдем.
— Нет, не ходи. Печаль там вечности.
Над склоном тем стоять никто не может,
В ком есть частица хоть человечности.
А если встанет: ветер кости сгложет,
И доберется до души, и выдует в простор.
Вот, обрати свой в пустоту укромно взор.
Там на равнине град мертвых; спит.
И тени в трещинах земли, то ямы воплей.
Как будто нету ничего, но это ада град.
Большие камни — сыпались с горы лавиной.
Взмывал, и сотрясалось все, века назад.
— Представить не могу, хочу увидеть.
— Лишь смерть сама там может луной светить.






_________________

Диалог с Пушкиным: https://author.today/work/97792


Иллюстрация взята с pixabay.com