Счастье есть...
«…Имеющий любовь
далёк от всякого греха"
священномученик
епископ Поликарп Смирнский
Томская область, Асиновский район, 2004 год.
Дождь, ливший без перерыва более часа, неожиданно прекратился. Первая в этом году гроза, недовольно-ворчливо погромыхивая и сверкая яркими всполохами над городком, переместилась на юго-запад, ближе к колонии-поселению. В воздухе остро и пронзительно пахло сиренью, клейкими, ароматными тополиными листьями, влажной землёй и асфальтом. Максим Потапов доставил вернувшегося из Томска заместителя начальника ФКУ ИК Коршунова по указанному адресу и отправился на окраину, где снимал у прапорщика Валиева ветхий домишко. Две недели назад Макс подал ходатайство об условно-досрочном освобождении, и сегодня Коршунов сообщил, что ходатайство вместе с положительной характеристикой направили в суд. Уже полгода Потапов работал водителем и с ведома начальника колонии жил в городке. «Газик» под брезентовым верхом, надсадно урча и преодолевая глубокие, заполненные водой ямы, резво двигался по «убитой» дороге. Максим машинально крутил баранку, равнодушно посматривая на осточертевший за два года пребывания в колонии пейзаж. Его мысли были далеко от этого гиблого места. За тысячи километров отсюда, в столице, абсолютно в другой жизни, обитает любимая женщина. Рядом с ней - дочь и муж, благодаря которому он, собственно, и оказался на зоне, а затем, спустя пять лет, здесь, в колонии-поселении.
Мрачные размышления Потапова прервал лежавший в бардачке мобильник ностальгической мелодией «Подмосковные вечера». Трубка отозвалась до боли милым и родным, до умопомрачения волнующим, немного низковатым голосом Яси Дубровиной:
- Алё-о, Макс, это я…
- Ясенька, что случилось!?
- Случилось… Я приехала, Макс…
- Куда…, - сердце Максима бухнуло и обвалилось вниз, - Куда ты приехала, Яся?
- К тебе, Потапов, - вздохнула Ярослава, - я в Томске, на вокзале. Если сможешь, забери меня отсюда.
- Яська, ты – сумасшедшая! - Макс, лихорадочно крутанув баранку влево, развернул «газик» и погнал его на предельной скорости в город.
Московская область, Волоколамский район, 1986 год.
Искры от огня летели в тёмное, усеянное яркими звёздами небо. Пахло дымом, печёной картошкой, прелыми листьями и травой. Вокруг костра теснились студенты в толстых свитерах, ватниках и брюках, заправленных в резиновые сапоги. По распорядку отбой уже давно наступил, но о каком-таком отбое может идти речь, когда тебе всего восемнадцать, и ты несёшься галопом за счастьем, не разбирая дороги, не только по зеленой траве, золотому горячему песку у кромки моря, но и по картофельным полям подшефного совхоза, под нудным холодным осенним дождём. А жизнь, несмотря ни на что, прекрасна, и счастье почти рядом. Можно дотянуться и потрогать. Яся закрывала глаза, теснее прижималась к Максу, который, обнимая гитару и перебирая струны, красиво, чисто пел, очаровывая слушателей и, казалось, саму природу: лес, обступивший со всех сторон поляну с полыхавшим костром, далёкие мигающие звёзды, журчавший внизу, под холмом, ручей. От песни сладко ныло в груди, наворачивались слёзы, жизнь, как будто, обретала какой-то новый, ошеломляюще прекрасный и немного грустный смысл.
Жизнь играет с нами в прятки,
Да и нет – слова-загадки,
Этот мир, этот мир, дивный мир.
Время разлучает часто,
С теми, кто нам дарит счастье,
Это жизнь, это жизнь, наша жизнь.
Мы вместе с птицами в небо уносимся,
Мы вместе с звёздами падаем, падаем вниз.
Любим, верим, грустим, ошибаемся,
В сердце бережно память о прошлом храним…
Бойкая и неугомонная Ритка Вельская, тряся светлыми кудряшками и недовольно поглядывая на Дубровину, «заказала» следующую песню:
- Макс, давай, мою любимую, «Алису».
- Слушаюсь, Марго. Даю.
Алиса умеет вязать,
Алиса pисует в альбомах,
Алису в гостях не застать,
Алиса почти всегда дома.
Ах, Алиса, как бы нам встpетиться,
Как поболтать обо всем…
Ах, Алиса, пpосто не теpпится
Ах, побыть в доме твоем,
С тобою вдвоем…
Расходились по корпусам, в которых летом жили пионеры, далеко за полночь. Макс с Ясей завернули в березняк и целовались, сгорая от страсти. Они проваливались в любовь всё глубже, будто в трясину, которая засасывала и не давала ни малейшего шанса из неё выбраться.
- Ну, всё, Потапов, я пошла, - Дубровина сделала слабую попытку освободиться от объятий.
- Я люблю тебя, Яська, Ты хоть знаешь об этом?
- Знаю, ты уже говорил миллион раз. Я тоже тебя люблю, Макс.
- А чего это наш «мент» Юрка Кургалин к тебе сегодня на «рафике» приезжал?
- Ты что, ревнуешь, Потапов? – Яся звонко рассмеялась, - «Менты» убирают картошку в соседнем районе. Юрка приезжал к директору совхоза по каким-то делам и заехал в наши поля.
Макс, как старший группы, тоже бывал у директора по разным поводам. Пару дней назад на утренней планёрке в ответ на разнос, который устроил совхозный генералиссимус Потапову из-за низкой производительности труда студентов, тот встал и продекламировал: «Зачем учить нас, как работать, вы научитесь, как платить». А когда рассвирепевший директор заявил, что они сюда приезжают оказывать шефскую помощь селу, а не деньгу зашибать, Максим вздохнул и констатировал: «Есть всё же разум во Вселенной, коль не выходит на контакт».
Дубровина, взъерошив и без того буйную шевелюру Макса, выскользнула из его рук, трусцой побежала к своему корпусу и юркнула в дверь. Потапов вдохнул полной грудью прохладный сентябрьский воздух и раскинул руки, словно готовясь взлететь к подмигивающим звёздам – свидетелям его безграничного счастья. Душа парня сейчас была заполнена Дубровиной до самых краёв, как бокал с вином. И больше в неё ничего не помещалось.
Если бы Максима спросили, когда и как это случилось, он, скорее всего, ответить затруднился. Хотя… До шестого класса семья Потаповых жила в Калининграде по месту службы отца. После его перевода и переезда в Москву, Макс на новом месте освоился довольно быстро. Учился хорошо, занимался спортом, пел, аккомпанируя себе на гитаре и аккордеоне. Яся Дубровина поначалу особого интереса у него не вызывала. Красивая, далеко не глупая, острая на язык. Одна из многих. В их классе все девчонки, как на подбор. Некоторые даже нравились. Да и она, кажется, новым учеником особо не интересовалась. Тем более, что дружила в то время с мальчиком из 8-А класса Юркой Кургалиным, папа которого скромно трудился, занимая немалый пост в Генеральной прокуратуре СССР. Но спустя три года, на одной из тусовок, где Макс играл на бас-гитаре и пел по-английски хиты The Beatles, Scorpions, The Rolling Stones, Яся подошла к нему в перерыве с двумя бокалами вина.
- Ты так классно поёшь, Макс, - Дубровина протянула ему бокал, - Выпьем?
Подобные комплименты Потапов слышал не впервые. Он машинально взял бокал, слегка коснувшись её пальцев. По руке будто пробежал электрический разряд. Макс удивлённо взглянул на девушку и… Вот с этой секунды, пожалуй, и начался отсчёт их отношений. Потапов вдруг обнаружил, что Яся не просто красива, а её красота является такой же редкостью, как, например, талант. Талант самой природы, которая вылепила подобный экземпляр. Он вдыхал и не мог надышаться её ароматом, который невозможно создать искусственно, как парфюм. Это был запах цветения, юности, благоухание весны.
Всё закружилось в стремительном, сногсшибательном и красивом танце, в котором только двое и третьему места нет. Юрка Кургалин, к тому времени уже курсант Высшей школы милиции, «сошёл с дистанции» и на какое-то время оставил Ясю и Максима в покое. После окончания школы Потапов поступил на вокальное отделение МГИКа. Яся, страшась прожить хотя бы один день без своего Макса, подала документы в тот же вуз и легко, будто играючи, попала на библиотечный факультет.
Москва, 1987 год.
Этот вечер не предвещал ничего плохого. В кафешке на Калининском, куда забрели Потапов с Ясей, гуляя по городу, народу было немного. Но в компании, занимавшей несколько столиков в углу, присутствовали два знакомых институтских аспиранта. Судя по тостам и состоянию большинства застольщиков, отмечали чью-то защиту. Один из аспирантов, член партбюро факультета Медянский, поблёскивая очками, неожиданно возник перед их столиком. Пытаясь быть галантным и одновременно устоять на ногах, он пригласил Ясю танцевать.
- Мы не танцуем, - как можно спокойнее осадил Макс будущего учёного и настоящего члена партбюро.
- А ты тут при чём? – удивился и одновременно обиделся аспирант, - Я с тобой танцевать не собираюсь.
Медянский цепко схватил Ясю за руку и потащил на танцевальную площадку. Максим бросился следом, завязалась потасовка, в результате которой были перевёрнуты несколько столиков, сломаны стулья, разбиты бутылки, фужеры, зеркало и очки члена партийного бюро Медянского. В отделении милиции, куда вскоре были доставлены участники драки, дежурный составил протокол, посоветовал не позднее завтра возместить кафе нанёсённый ущерб, и спустя пару часов их всех отпустили.
Возможно всё бы и обошлось, но Медянский на следующий день написал и подал заявления во все институтские инстанции, куда можно было писать, где их принимали и давали ход. Согласно заявлениям выходило, что студент Потапов из хулиганских побуждений, идеологических разногласий и личной неприязни напал на члена партбюро, нанёс ему физический, а также моральный ущерб. Положение Макса усугублялось ещё и конфликтом с доцентом Беспаловым, который категорически не хотел исправлять ему «банан» по политэкономии. Всё началось с выступления Макса на семинаре, где он заявил, что эта мудрёная политэкономия социализма высосана из пальца Беспалова. Особенно если попытаться применить её к отношениям, в частности, в сельском хозяйстве и конкретно, к производительным силам и производственным отношениям на уборке картошки студентами в подшефных совхозах.
В конце концов декан вынужден был поставить вопрос об отчислении. Дубровина, запаниковав, предлагала пойти на мировую с аспирантом и доцентом.
- Яся, ты что, серьёзно думаешь, что я пойду извиняться и каяться перед этими козлами? Да ты же первая меня потом уважать перестанешь.
- И что ты будешь делать, если тебя на самом деле отчислят?
- Что и все. В армию пойду.
- Потапов, ты совсем сбрендил. А как же я?
Спустя месяц Максим уже проходил курс молодого бойца на «карантине», а сразу после присяги оказался в десантно-штурмовой бригаде, дислоцировавшейся рядом с афганским городком Гардез.
Москва, год спустя.
Разлуку Дубровина переживала очень тяжело. Депрессия накрыла лавиной и не было никаких сил из неё выбраться. Яся машинально ходила на лекции, сидела как истукан, ничего не видя и не слыша. Дома бесцельно бродила по квартире, натыкаясь на мебель, или часами лежала на тахте. Из этого состояния ненадолго выводило только очередное письмо, которое она перечитывала по многу раз, целовала бумагу, прижимая к лицу. Однажды во время зимней сессии к институту подрулила диковинная иномарка Форд Мустанг. Из машины вышел высокий коротко стриженный парень в модной дублёнке с шикарным букетом роз и на глазах у обалдевших студенток галантно раскланялся перед сходившей по лестнице Дубровиной.
- Юра? Ты откуда здесь? – Яся равнодушно скользнула взглядом по иномарке и пахнущему дорогим парфюмом Кургалину.
- С днём рождения, Яся! Это - тебе, - Юрий протянул девушке букет.
- А-а, спасибо.
- Садись, я отвезу тебя домой.
С этого дня Кургалин стал регулярно заезжать за Ясей в институт. По дороге к её дому они молчали или говорили о чём-то малозначимом. Пару раз он приглашал её в театр и в кафе. Вёл себя безупречно, оказывая дружеские знаки внимания. В стране происходили какие-то непонятные метаморфозы, в результате которых полки магазинов пустели, дефицит продуктов и товаров становился повальным. Для Юры Кургалина дефицита не существовало. С ловкостью фокусника он поставлял Ясиной маме всевозможные продуктовые наборы, и мама от Юрочки была без ума. Яся, нуждавшаяся в «жилетке», куда можно поплакаться, обрела её в лице Кургалина и была ему благодарна.
Как-то в конце февраля Юрий позвонил Ясе и предложил встретиться у него дома. Предполагалось обсудить вопрос с неким могущественным патроном, готовым помочь вернуть солдата Потапова из смертельно опасного Афганистана в столицу. А вышеозначенный солдат смог бы дослужить оставшийся срок рядом с домом и, естественно, рядом с ней, Ясей. В квартире Кургалина, кроме него, никто не присутствовал. Зато был накрыт стол, везде стояли цветы, горели свечи и звучала красивая обволакивающая мелодия. Юрка скороговоркой сообщил, что таинственный гость задерживается, но обязательно будет позже, поэтому можно начинать ужинать без него. Начали. Спустя некоторое время Яся почувствовала, что «плывёт». Вместе со столом, стенами, потолком, цветами и свечами под нежно убаюкивающую музыку. Проснулась она ближе к полудню в одной постели с Юрой Кургалиным, дикой головной болью и с ощущением полной катастрофы.
В мае начался вывод ограниченного контингента советских войск из Афганистана. А летом целым и невредимым вернулся в столицу Макс Потапов. Его встреча с Ясей во время краткосрочного отпуска неожиданно оказалась напряженной, безрадостной, психологически тяжелой. Большие, наполненные слезами глаза, потухший виноватый взгляд и заметно выросший живот Дубровиной – всё это слишком диссонировало с ожиданием сладко-щемящего, долгожданного свидания. Заметив на лице Макса смятение, Яся приблизилась к нему и осторожно дотронулась до ладони.
- Макс…, я должна, я хочу тебе рассказать…
- Что ты хочешь мне рассказать? – Потапов резко отдёрнул руку и затряс головой, - О чём здесь вообще можно говорить?! Я ничего, слышишь, ничего не хочу знать!
Макс ушёл, и Яся решила, что далее жить не имеет никакого смысла. Она достала большую металлическую коробку с медикаментами, лежавшую на полке, но коробка выпала из рук и с грохотом упала на пол. Прибежавшая мама обнаружила Ясю ползающей по полу и лихорадочно собиравшую таблетки. Мама сразу всё поняла, выдрала из рук дочери коробку и выбросила её в мусоропровод. Через два месяца Кургалин официально попросил у родителей Яси её руки и сердца. Вскоре состоялась свадьба, а спустя месяц Дубровина родила девочку.
Служить Максу оставалось ещё больше года. Сразу после «дембеля» он неожиданно для всех уехал в Сибирь на строительство газопровода Сургут – Новосибирск.
Москва, 1997 год
Суд, удалившийся в совещательную комнату для постановления приговора, как-то очень скоро вернулся в зал судебного заседания – довольно тесную комнатку – с уже готовым текстом. Присутствующие – обвинитель, адвокат, секретарь и несколько незнакомых людей невнятного возраста и пола, встали. Толстый судья в мантии явно с чужого плеча, торопясь, бубня и проглатывая окончания слов, приступил к чтению приговора:
- Суд рассмотрел…, суд установил…, признать виновным… согласно статье УК РФ 281.1… Незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, а также незаконные сбыт или пересылка…, в значительном размере… Суд приговорил… к лишению свободы сроком на 10 лет с отбыванием в колонии строгого режима…
Макс, стоя в металлической клетке, слушал судью вполуха и хотел только одного: чтобы сие представление, вся эта лабуда поскорее закончилась. Мысленно он был не здесь. Он хотел видеть сейчас одного единственного человека. Хотя бы на секунду, на один миг… И тогда данный крест, свалившийся на него в виде десятилетнего срока, возможно, стал бы не таким тяжким и кошмарным. Но это было невозможно, ибо скорее всего, Яся даже не догадывается, куда он так неожиданно исчез три месяца назад, где сейчас находится, и что его ожидает. «Режиссёр» вышеозначенного спектакля, её муж Кургалин, наверняка, всё предусмотрел.
Четыре года назад, в октябре 93-го Максим после вкалывания на сибирских стройках возвратился в столицу. В центре Москвы он наткнулся на обугленный «Белый дом» и толпу зевак с фотоаппаратами. Каждый из них хотел запечатлеть себя для истории на фоне разбитого и сожжённого здания парламента, как символа побеждённой и униженной бывшей великой страны. Где жить, что делать, как существовать – было непонятно. Родители пребывали в Архангельской области, куда ещё накануне развала Советского Союза перекочевал по долгу службы отец. Однокурсники и немногочисленные приятели – каждый сам по себе. Кто сейчас для них Потапов, когда-то давно, совсем в другой жизни, подающий надежды солист и музыкант… Помыкавшись около месяца, Макс пристроился в «Метелице» лабухом, пел и играл на гитаре и клавишных. Одним словом, обслуживал «малиновых пиджаков», воров в законе, артистическую и богемную тусовку. Денег из них никто не жалел и не считал. Вместе с «новыми русскими» в кабак приходили «окультуриваться» и их роскошные дамы.
За прошедшие годы, как ни странно, любовь к Дубровиной не угасла, а, будто пожар на торфянике, ушла с поверхности в глубину. В Сибири у него были женщины, но ни с одной из них он не мог оставаться длительное время: Яся постоянно незримо присутствовала рядом. Макс навёл справки и выяснил, где живёт Дубровина с мужем и дочерью. Пару раз он ездил по этому адресу, подолгу стоял в сквере напротив дома. Зачем? Он и сам не знал. Просто тянуло туда, как магнитом. В начале 94-го года Потапова разыскал давнишний знакомый Геллер, теперь известный в московской тусовке и успешный шоумен с заманчивым предложением создать рок-группу. Спустя полгода группа с экзотическим названием «Счастье есть» и солистом Максом Потаповым уже гастролировала по некоторым городам.
Они встретились в конце декабря на одном из корпоративов, куда пригласили музыкантов. В перерыве Дубровина подошла к Максу с двумя бокалами вина.
- Ты так классно поёшь, Потапов, - она протянула ему бокал, - Выпьем?
- Дежа вю. Когда-то я уже, кажется, это слышал…
- Неужели помнишь? – Яся лукаво смотрела, и Максу казалось, будто она втягивает его глазами в себя.
- Ты обалденно выглядишь, Яся…
- Спасибо. Ты тоже.
В тот вечер они долго бродили по городу, болтали без умолку и совсем забыли о времени. После полуночи Яся спохватилась:
- Мне пора. Если Юрка уже дома, опять будет допрос с пристрастием.
Упоминание о Кургалине испортило настроение, всколыхнув наболевшее.
- А чем он занимается?
- Юра - заместитель какого-то начальника, кажется, ОВД, или криминальной милиции. Я в этом не очень разбираюсь.
- Как твоя дочь, на кого она больше похожа?
- Больше на Юрку. Он её балует, а Мила этим вовсю пользуется.
- Мы ещё увидимся, Яся? – Максим задержал её ладонь в своих руках.
- Я так устала без тебя жить, Макс…
- В рецепте счастья неразборчив почерк, - пробормотал Потапов.
Пламень пожара, загнанный вглубь, яростно вырвался наружу и грозил сжечь дотла зыбкие конструкции видимого и иллюзорного благополучия семьи Юрия Владиленовича Кургалина. Обнаружив перемены в облике и настроении жены, он сначала не придал им значения. Заполучив, мягко говоря, не совсем честно и чисто красавицу Ясю, но обеспечив до самого верха их совместную жизнь шикарными атрибутами, ему казалось, что этого вполне достаточно для беззаботного и счастливого существования. После свадьбы и родов Яся решила: если судьба распорядилась таким образом, значит так тому и быть. Но недавняя встреча с Потаповым всё расставила по своим местам. Будто закусив удила, они неслись по ухабам, навёрстывая упущенное, вспоминая и заново осваивая друг друга. Возвращаясь домой после встреч с Максом, Яся загадочно сияла лицом, подолгу рассматривала себя в зеркале. Она лихорадочно меняла гардероб, причёску, макияж. Придумывала разные поводы, чтобы уйти из дома.
Кургалину с его возможностями не составило большого труда организовать слежку за женой и получить нужную обескураживающую информацию. Встретившись с Потаповым, он предложил ему уладить вопрос мирно и без шума.
- Не лезь в мою семью, Потап. Я Ясю не отдам. Отвали по-хорошему, иначе я тебя уничтожу. Мало баб вокруг, что ли?
- Я могу напомнить тебе, КАК ты её получил.
- Ну, что же, жаль, что ты меня не услышал.
Спустя неделю на съёмной квартире Потапова объявились «маски-шоу» и один из оперативников «обнаружил» в шкафу большую упаковку с героином.
Потапов ошибался, считая, что Яся ничего не знает о случившемся. После исчезновения Макса Дубровина подняла на ноги всех своих знакомых и друзей, встретилась с музыкантами из группы и Геллером. Он и сообщил ей об аресте Потапова. Не зная деталей, она обратилась к мужу с просьбой как-то помочь или хотя бы прояснить ситуацию. Кургалин спокойно, но жестко сказал:
- Вы с Потаповым поступили по отношению ко мне отвратительно. Я такое не прощаю. Забудь о нём, если хочешь, чтобы он когда-нибудь вернулся с зоны.
- Сволочь ты, Кургалин, - выдохнула Яся.
Их семейная жизнь, как обречённый, смертельно больной человек, постепенно угасала. В огромной, богато и со вкусом обставленной квартире, где обитали, по сути, чужие друг другу люди, было тоскливо. Иногда Кургалин срывался и неистово кричал, размахивая перед лицом жены кулаками:
- Чего, скажи, чего тебе не хватает? Денег? Тряпок? Чем я тебя не устраиваю?
- Любви, Кургалин, за деньги не бывает. Только - любовь в обмен на любовь. И счастье с помощью обмана и подлости не слепишь, - спокойно отвечала Яся.
Томская область, Асиновский район, 2004 год
Они сидели в крохотной комнате, не включая электричество, друг против друга, взявшись за руки. Из открытого окна тянуло свежестью, прямо над домом висел большой диск луны. В её свете были хорошо видны благоухающие, умытые майским дождём деревья и кусты. Где-то совсем рядом надрывался, как сумасшедший, соловей.
Максим взял её ладонь и поднёс к губам.
- Яся, ты уверена, что поступила правильно?
Дубровина прижала голову Макса к груди и окунула лицо в его всё ещё буйную, но уже с проседью, шевелюру.
- Даже не сомневайся. Мы наделали столько глупостей и прожили бездарно, бессмысленно столько лет друг без друга. Я больше не хочу это продолжать…Нам с тобой всего по тридцать пять. Я ведь ещё могу родить, слышишь, Потапов?
- Слышу, любимая. А теперь ты послушай. Это почти экспромт.
Дом я для нас построю,
Рай в шалаше достанется,
Настежь окно открою,
Поводов нет печалиться.
Солнце в росинке каждой,
Небо в пруду купается,
Выпьем до дна от жажды
То, что еще останется.
Сколько же счастье стоит?
Тропка к нему не гладкая,
Счастье на вкус какое,
Пробуем не украдкою.
Не сотворив кумира,
Век коротаю плавно я,
В мире с собой и с миром
Жить – это самое главное.
Вы не судите строго,
Глядя на домик карточный,
Счастье не в том, что много,
Счастье – когда достаточно.
Затем была жаркая, безумная ночь, наполненная до самого верха страстью, нежностью, любовью. И было совершенно невероятно сознавать, что за стенами этого хлипкого домика существует ещё какая-то жизнь. Село и колония, люди и птицы, тайга и поля, небо со звёздами и целая Вселенная. Всё это не имело сейчас никакого значения. Значение имело только неистовое, безмятежное, выстраданное счастье.
Свидетельство о публикации №220110401678
Счастье – когда достаточно".
Это афоризм.
Владимир Ариничев 04.09.2022 10:39 Заявить о нарушении
Василий Мищенко-Боровской 04.09.2022 15:15 Заявить о нарушении