Окно

Вы, конечно, не обязаны проявлять любопытства. Пройдя мимо, не должны смотреть в чужие окна. Там ничего особенного: чья-то бытовуха. Различия лишь в интерьере. Кому это интересно? Кто это видел?

Старые обои, облупившийся потолок, вечно сифонящие оконные рамы и обязательный атрибут - лампочка Ильича, которая поначалу слепит, но вскоре привыкаешь, и она становится незаметной. Все вокруг серое, старое.

Изнутри видна улица: тротуар, деревья, кусты, дорога, прохожие. Они тоже серые и старые.

Можно смотреть на стену, на ту часть стены, где обои уже свернулись в трубочку, обнажая голый бетон. От угла, где-то из-за потолка тянется трещина, молнией расползающаяся в разные стороны и скрывающаяся под бумажной одеждой. Скоро она совсем оголится, не стесняясь своей наготы. Приковывая взгляд к себе, она жадно поглощает внимание, наслаждается им, смакует. Бесстыдная трещина, демонстрирующая свой рельеф забесплатно, ради интереса и похвальбы. А навстречу ей несется безмолвный укор и желание избавится. Штукатурка смеётся из своего мешка в углу, ждёт своего звездного часа. Скоро, совсем скоро, грянет торжество фальшивого одного над естественным другим.

Одинокий палец тянется в сторону отвернутых обоев, застывает в воздухе, а затем чертит понятные только его владельцу знаки, ищет образ, далекий и навсегда утерянный, а по сути никогда не являвшийся. Глаза, рот, губы скривившиеся в самодовольной улыбке, плавный изгиб шеи, грудь, наполовину скрывающаяся под бумагой.

"Шалава", - ворчит владелец пальца, и тут же любовно гладит невидимое лицо, стесняясь взглядом прикоснутся к полуобнаженной груди.
Свидание длится недолго. Рука безвольно опускается на колено. Из прихожей слышится постукивание секундной стрелки о циферблат. В шутку или по недосмотрению, тощая ниточка металла была создана слишком длинной и с каждым рывком её мотает из стороны в сторону, сталкивая с твердой поверхностью механизма. Она жаждала выбраться из своей клетки, мечтала увидеть мир за прозрачным стеклом прежде, чем остановится или сломается. Над ней никто не смеялся, скорее с любопытством наблюдали её метания, изредка приободряя. Тик, тик, тик, тик - билась секундная; так - чинно продвигалась минутная; тик, тик, тик - отчаянно рвалась на свободу секундная; так - соглашалась часовая.
Пора. Отточенные движения: брюки, носки, рубашка, ботинки, часы. А затем окно. Серые тучи, асфальт, голые ветки деревьев. Рука нервно теребит потрепанную занавеску, готовая в любое мгновение скрыть тканью от посторонних глаз своего владельца.

Пожалуйста, тише. И все замолкает. Штукатурка больше не смеётся, секундная перестаёт биться о стекло, минутная с часовой замирают в ожидании. Трещина все также высокомерно улыбается со своего угла, выглядывая из-под обоев.
Её можно узнать издали: силуэт, походка. Если чуть ближе, то можно разглядеть её лицо: застывшая маска, которая на людях ничего не выражает. Но тело, руки, ноги, в целом разрешают вопрос: не подходите. А ещё глаза, голубые, холодные как лед, которые могут потеплеть лишь на мгновение, и тогда появляется кривая ухмылочка, высокомерная, самодовольная.

"Шалава", - бурчит себе под нос голос из-за занавески, а слезы тем временем обжигают глаза. Так нельзя. Пара шагов в угол комнаты, мешок со штукатуркой получает пинок, а рука хватает шпатель с пола и судорожно сдавливает рукоятку. Размешать, пара взмахов, и все будет кончено. А взгляд уже прикован к трещине на стене. Улыбается. Холодно и безжизненно. Пальцы самопроизвольно разжимаются, и шпатель падает обратно на пол. Уже в который раз. Тик, тик, тик - снова затрепыхала секундная. Так - одновременно одобрили минутная с часовой.

Обратный отчет: часы, ботинки, рубашка, носки, брюки. Всё на кровать. Не в этот раз. Кресло предлагает снова вернуться в свои тёплые материнские объятия, и по-старушечьи, со скрипом принимает долгожданный груз. Погибнет, но не предаст.
Взгляд намеренно избегает голой стены. Пусть трещина там сама как-нибудь. На какое-то время ей стоит забыть о внимании. Пусть ждёт, ждёт так, как никогда, эту кривую ухмылочку, этот момент, когда голубые глаза чуть теплеют. Тем временем руки сами закрывают измученное лицо и принимают непомерную тяжесть головы, которая уже не справляется от обуревавших её мыслей.

Кому-то она улыбается, не той кривой ухмылочкой, а по-настоящему, и глаза её не обжигают холодом. Кто это видел? Кому интересно? Сердце непроизвольно начинает судорожно сжиматься, через силу качая кровь. Стон наполняет собою комнату.
А за окном серые тучи начинают изрыгать из себя тяжелые капли дождя, окрашивающие асфальт в чёрный цвет, оплакивая последний "тик" секундной стрелки, зажатой двойным "так" минутной и часовой.