Без названия пока. Джеки

   Дважды в день доктор Зуев в сопровождении группы добровольцев, осевших на территории госпиталя, совершал обход больницы. Это была вынужденная мера. Несколько раз на территорию проникали мародеры и сумасшедшие, учиняя разгром и насилие.  Население больницы немного приросло с момента вспышки заразы и состояло из женщин, детей, стариков и больных. Крепких здоровых мужчин, включая самого доктора, не набиралось и десятка. Поэтому ответственность на каждом из них лежала колоссальная. 

   Я не стала разыскивать Алекса, чтобы сообщить о своем походе в город. Накануне мы обо всем договорились. Накормив и выгуляв ребенка и собаку, я закрыла их в комнате и ушла. 

   Почтовый офис находился в трех кварталах от госпиталя. Зуев набросал мне на обороте какого-то медицинского бланка схематичный план, но я все-таки заблудилась. Где-то свернула не туда... и оказалась на набережной, над которой под пение птиц расцветало красивое немое утро.

   У самого неба блестели в розовом свете восхода стеклянные головы сонных небоскребов. То, что они не спят, было заметно только по ночам, когда прежде сияющий миллионами огней мегаполис, погружался в глухую тьму.

   И все же нельзя было сказать, что мегаполис абсолютно мертв. Кое-где очагами в нем все-таки теплилась, тлела жизнь. Проходя мимо двух разграбленных магазинов, я остановилась напротив третьего, явно дающего понять, что внутри кто-то есть, кто-то способный защитить и витрины, и имущество.

   Я постучала в стеклянную дверь.

   Едва заметная тень скользнула между прилавками.

   Я постучала еще раз, добавив для убедительности: “Мне нужна помощь. Я заблудилась.”

   Тень снова скользнула короткой перебежкой между прилавков, видимо, занимая более удобную позицию, чтобы разглядеть меня. Убедившись, что я не представляю опасности, ко мне вышла поджарая женщина лет шестидесяти в джинсах, с винтовкой в руках.

   - Я заблудилась. Мне нужно найти почтовый офис. Подскажите, в какую сторону мне идти.

   - Пост офис? А пост офис! Го деа! 

   Она махнула в ту сторону, откуда я пришла.

   Спасибо,  - я приложила руку к груди в знак благодарности, но женщина уже скрылась в магазине.

   Я вернулась к предыдущему перекрестку. Снова сверилась с планом Зуева. Поняла, что ничего не поняла и вспомнила Бедного Йорика, который сейчас наверняка ввернул бы какую-нибудь острую шуточку про топографический кретинизм, как особый вид сенсорного дара у проводников по параллельным пространствам. Подумала, грустно усмехнувшись своим мыслям: “Знал бы ты, Юрка, как я по вам соскучилась!”

   В Старом Городе мы с ребятами могли не видеться неделями. Но осознание того, что мы можем созвониться и встретиться через пятнадцать-двадцать-тридцать минут, позволяло все время чувствовать их рядом, на расстоянии вытянутой руки. А здесь, в Милабурге, та прежняя жизнь временами казалась мне только сном. Но таким сном, после которого просыпаешься с ощущением острой тоски и разлуки. И отчаяния... из-за того, что нельзя остаться в сне навсегда...

   Погруженная в свои невеселые размышления, я брела по пустынным улицам, уже не понимая куда и еще не переживая о том, как же я вернусь в госпиталь. А попереживать бы следовало.

   Солнце забиралось все выше по небосводу.  Мне стало интересно - то ли это солнце, что согревало мой милый Старый Город? Или оно тоже... параллельное... Глупые люди. Вместо того, чтобы воевать, изучали бы лучше мир, в котором живете, его законы, его возможности...

   И тут в меня врезалась дверь!

   Ну, на самом деле все было наоборот, но у меня возникло четкое ощущение, что эта синяя дверь выпрыгнула из-под земли, чтобы напасть на меня. Я потерла шишку, вздувшуюся на лбу, разглядывая вывеску над дверью, на которой синим по белому сияло “Postal office”.

   Ну, и кто тут сомневался в том, что я латентный чемпион по спортивному ориентированию на чужой местности?

 

   Внутри было светло, холодно и пусто. Напротив окна высилась стеклянная стенка, за которой, как в аквариуме стояли белые столы. Столы располагались и по эту сторону стеклянной перегородки. На них крепились небольшие дисплеи. Вдоль дальней стены тянулся гигантский оранжевый постамат. На стенах то тут, то там висели таблички с полезной информацией. На чужом мне языке. Беспорядка, как в разграбленных магазинах не было. То ли в голову никому не пришло, что здесь можно чем-то поживиться, то ли помещение все-таки кем-то охранялось. 

   - Э-эй! - позвала я не очень громко, - Тут есть кто живой?

   Опасаясь немного, что откликнуться на зов может кто-то, с кем встретиться мне бы совсем не хотелось, я еще раз сдавленно произнесла:

   - Э-эй! - и медленно направила свои стопы к выходу.

   И тут краем глаза я заметила, торчащий из-под крышки одного из столов хохолок. Приблизившись, я увидела спину человека.

   - Э-эй! - сказала я ему прямо под стол.

   Человек дернулся, стукнувшись макушкой о крышку стола и наружу вылез молодой мужчина, в очках, с жидкой растительностью на лице и длинными тонкими пальцами на длинных худых руках. Он был похож на потревоженного енота.

   Мы друг другу улыбнулись, и далее произошел очень оживленный разговор немого с глухим. Совершенно не понимая, о чем идет речь, мы, похоже, говорили об одном и том же. Потом, наконец, мужчина озарился гениальной идеей, взял со стола бумагу и шариковую ручку, начиркал что-то быстро и протянул мне.

   Это были картинки.  В верхнем ряду - прямоугольник, перечеркнутый по диагонали крест-накрест (письмо! догадалась я). От него шла стрелочка с острым концом, направленным к краю листа. Строчкой ниже такой же прямоугольник и стрелочка, но уже острым концом к письму. А-а... это наверняка получить или отправить...

   Я ткнула пальцем в конверт со стрелкой, убегающей с листа.

   Парень сделал жест рукой, предлагая мне присесть за один из столов. Принес бумагу, ручку и два маркированных конверта. Потом показал на стоящий в углу синий ящик, смахивающий на урну для голосования. На верхней крыше ящика темнела узкая длинная прорезь. 

   Я кивнула, давая понять незнакомцу, что сообразила для чего он.

   Незнакомец улыбнулся, удовлетворенно потер руки и вздохнув, снова нырнул под крышку стола.

   Склонившись над белым листом, я медлила... Мне столько нужно было им сказать! Только...  что бы я ни написала - они не смогут это прочесть. Никто - ни Скиф, ни Йорик, ни Голубка, ни девочки Ника и Тина, ни Жорис... ни даже Марк... Да, что там - и сам Михалыч! Никто из них не умеет читать письмена саби. А писать нужно только на языке пилигриммов. Иначе оно не дойдет. 

   Внезапно мне показалось, что в глубине зала, за стеклом стоит человек. В чем-то белом. С капюшоном, опущенным на лицо....

   Не... вздохнула я после секундного оцепенения, - показалось...

   Итак: письмо.

   "Я жива. Обстоятельства задерживают. Вернусь при первой возможности..." Люблю. Целую. Подпись.

   Хм, усмехнулась я, это не письмо, это телеграмма какая-то: "Ждите дома зпт скоро буду тчк". Исчерпывающая информация... для того, кто сможет прочесть...

   Я задумчиво уставилась на листок с конвертиками и стрелочками, что лежал рядом на столе. Рука сама собой вырисовала под текстом письма высокий, узкий, слегка косоватый кирпич очень напоминающий небоскреб. Потом у подножия небоскреба нарисовался человечек, в руках он держал поводок, на поводке появилась собака. Перед ними легла дорожка стрелкой. Стрелка упиралась в группку, состоящую из шести человечков... Я спохватилась и пририсовала еще одного, но он все-равно почему-то получился, как будто не с ними.

   “Детский сад...,” - подумала я, аккуратно складывая письмо и запечатывая его в конверт, - “Надеюсь, вы это получите”.

   Насчет запретов на изображения в письмах пилигримской почты мне ничего известно не было, поэтому я грела в душе надежду, что послание дойдет до адресатов. Но, на всякий случай, я сделала еще одно письмо - без рисунка. Надписав адреса на конвертах со всеми подробностями - и отправителя и получателя, - я опустила письма в “избирательную урну”, работающую почтовым ящиком.

 

   В госпиталь я вернулась уже после обеда с ощущением острого беспокойства. В холле меня встретил доктор Зуев с плачущей девочкой на руках.

   - Что случилось? - бросилась я к ним.

   Девочка обвила мою шею руками и заревела с новой силой.

   - Джеки, - проговорил доктор громко, сквозь рев ребенка, - Я открыл дверь, а она выскочила! Наверное, помчалась тебя искать! Я не успел ее остановить!

   Как же это, Джеки? Что ты натворила? Зачем? Где же ты теперь, моя старушка?   

   Я оставила плачущую девочку с Алексом и пробежалась по территории госпиталя, подзывая собаку. Но ее нигде не было.