Поэма о дворянах

Автор: Виктор Сакевич
Моб.тел.: +38(066) 664 64 56
E-mail:   viktor.tv@ukr.net

Поэма о дворянах
О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух. И опыт – сын ошибок трудных и гений – парадоксов друг. Вот первое открытие – дворяне. О них сегодня речь пойдет. Забыты предки их давно, ну а потомки – во говно. О сколько их великих малых в немилость царскую впадало влачило жалкое ярмо по всей Руси… ну и дерьмо. Романовы, Голицыны, Ржевские, Мицкевичи, Гузёвы, Страшуки, Рыбальченки… всех не упомнишь всуе. Но речь о главных будем весть – Романовы, имеем честь!
Летят года века минают, но Киев наш не обминают, и вот среди потомков голытьбы расцвел цветок, увы, увы никто не ценит кровь былую с голубизной, расскажем же о ней, она у нас герой. Рыбальченко Руслана – маркграфиня.  Хранцисский кожвенпансион холю ногтей, ондулянсьён все на дому, а также воспитанье он дал ей как бы в назиданье.
Неужто и она туда же… молчу, молчу. Романова по всем статьям. Курносый нос глаза навыкат и даже ногти на ногах, а может пальцы на руках – все выдавало царскую породу!
Подруга Лорик – герцогиня (потомок сера Норфолка она)…
Да если толком разобраться кубыть надысь в перекалдырь, мы с вами все дворяне братцы, Но всеж не будем отвлекаться… Чиста невинна непорочна была та Лорик - это точно и ведала она Руслане, за банкой пива после бани:
«С твоим умом и положеньем, а также и происхожденьем, лишь только принц и подойдет, ну может и король войдет»
Руслана только лишь кивала, задумавшись она мечтала жених давно сыскался ей, таких же голубых кровей. Гузёвы – в геральдике кто шарит тот поймет, фамилию припомнит и всплакнет. В далеком славном Усть-Пердюйске служил Андруша денщиком и дивный вахмистра мундир он замусоливал до дыр. И вот он сладкий миг свиданья, когда по Киеву галопом на тощей пегой кляче он промчался, словно чемпион. И дыбились гусарские усы, давно уже он омочил трусы, ведь конь понес еще в Ростове. Раззявив рот и вылупив глаза, сияя эполетами и шпорами звеня, случайно зацепив цепочку унитаза и им фарфоровым и белым подлинным лестницам гремя, Андре ворвался прямо в зал, где был в разгаре светский бал. Прогрохотав по скользкому паркету, не нарушая в то же время этикета, он аксельбантами шурша, задал вопрос свой неспеша:
«надеюсь дамы мне простят, и вряд ли что то возразят, коль я немножко тута покурю», - и с этими великосветскими речами он оседлал сливной бачок, поправил саблю промеж ног и вытащив фамильный портсигар, неспешно козью ножку закатал.
Двенадцать дев по залу в обморок упало, пять графов секундантов подослало, но крайне краток был ответ. Всех обдышав сивушными парами, да так, что секунданты ляжки обдристали, а графы дружною толпой его коня свели на водопой.
Но к делу, к делу шумный бар в разгаре. Сквозь сизый дым и запахи Клико гусарский взор приметил маркграфиню далеко. Но что это?! Руслана не одна. Гумозный светский хлыщ так нагло стан ее обнял и ручку ей поцеловал. Да и она ему не очень то не рада! «Какое-то хренло со взбитым коком и лорнетом, я придушу его одним лишь эполетом!» Такое оскорбление бесстрашный вахмистр снести не мог и ринулся вперед не чуя ног. Уж цель близка, не миновать разборки. «Чем привалить, любимой саблей пистолетом, иль дедовским испытанным кастетом. А похрен, удавлю руками, а после отпинаю сапогами!» Гусар летит вперед, шо бык. Узрев его Руслана срывается на крик, а светский хлыщ (в миру – барон фон Кривонштейн) встал на защиту, как кронштейн.
«Слышь ты, муфлон, прочь руки от моей невесты!»
Напудренный барон картинно рвет из ножен шпагу, Андре с кармана – дедовский кастет.
«К услугам вашим сударь – вот ответ»
И вот скрестились, звякнув друг о друга, в ущербинах от вражеских зубов кастет и сталь оправленного золотом клинка, что продают барыги из ларька. Враз ясно стало всем, что фехтовал барон умело, но и гусар был не баклан и делал дело. Фон Кривонштейна он теснил и наступал, его кастет со свистом воздух рассекал, кулак пудовый мог снести чердак быка, Андре готовился со вкусом мять бока.
Но тут случился неожиданный конфуз. К дерущимся подкрался какой то карапуз. Барону в это время не везло, его клинок сломался, как назло, уже готовился он промеж глаз удар принять и попу дивную поймать…
Но что случилось, что такое? Гусар почуяв вкус победы, вложил все силы в финишный удар и… как подрубленный упал. Тот наглый шкет, что к ним подкрался, вдруг неожиданно вмешался, и ножкою обутою в ковбойский сапожок, он вахмистра ударил промеж ног. Тот мелкий пакостник, что в поединок вдруг ввязался, не просто так здесь ошивался, он по балам частенько тусовался, придворный шут поэт и менестрель, на многих пасквили он сочинить успел. Стрелялся он и в спину и в упор, и имя чмошнику – Виктор. Он близкий друг барона был и поглумиться шанс не упустил…
А что ж Андре? Упал… но если б просто так упал. Передние резцы он по паркету раскидал. К тому ж с него слетели сапоги, ковром персидским размотались его прекрасные портки. По залу прокатился казарменный духан. И покрывалом вонь окутала всю заллу, а тем кто близок был к порткам, да и еще додумался нюхнуть, тем смрадом легкие взорвало! Ну в общем многим там здоровье подорвало. Андре ж пять метров прокатившись по паркету, уткнулся шнобелем в изящную попетту...
«Ты шо опух, это ж моя жена – боярыня Страшук, а я – ее супруг, Мицкевич, сахарозаводчик…»
Андре глаза поднял, когтями шкрябая паркет неспешно встал. И пред собою пару увидал.
«Она ниче, а он куда же, фуфло-фуфлом, а все туда же! Ты кто такой?»
«Я – Вольдемар…»
«На этом отыграюсь точно! За все чморения уж душу отведу!» - гусар дуэльный вынул свой наган – «Ты – Вольдемар, ну что ж пошли в сортир, баклан!»
В кабине Вольдемара он закрыл и тихо тихо опустил.
А бал меж тем сиял, шумел, кружился. В бокалах дам шампань искрился. Проветрили весь зал (три раза). Андре свой satisfaction получил, и упившись, упал под стол и все забыл. Мицкевич-сахарозаводчик с боярыней Страшук мазурку танцевал, украдкой на Андре он взоры страстные бросал, в его глазах восторг сиял, в ответ лишь пьяные отрыжки получал, и вскоре Вольдемар наш, как обычно заскучал.
Три друга же – фон Кривонштейн, Виктор и маркграфиня, уединившись на катране, кальян курили на диване…
 
© Виктор Сакевич, 1996