Письмо Крестнику

1866 год

Милый мой племянник, Крестник Васенька!

Третьего дня добралось до меня твое письмо.
Благодарю тебя сердечно, друг мой, за беспокойство о моем здравии и хлопотах моих да сборах с приездом к вам. Видит Бог, тревожиться не о чем. Я по-прежнему жива-здорова и даже в трезвом уме. Прислуга у меня послушная и умелая - даст Бог, всё уложим в срок и выедем к тебе еще по зимней дороге.

Вот и пришла пора моя покидать нашу усадьбу, где прошло более шести десятков лет моих, и более тридцати из них с Иваном. Легко ли оставить разом то, что вместило в себя столько жизни, и слез и счастья, и главное - любви? Могла ли я даже помыслить, что переживу Ивана??

Брожу по дому, перебираю былую нашу жизнь. Как похорошела усадьба при Иване, как развернулся он, как украсил всё здесь, какую библиотеку дивную собрал. Сколько вложил в усадьбу сил своих, выдумки, знаний и умений.
Даже склеп фамильный, последнюю свою усыпальницу, соорудил Иван так, что видеть его любо-дорого. Светлый и чистый - под стать Ивановой душе и телу - из камня, замешанного на желтках яичных, стоит склеп этот на холме, рядом с ажурной беседкой-ротондой.

Там и спит ныне мой Иван крепким и ясным сном праведным. Хожу туда в любую погоду, а ведь пора нынче не летняя. Но вот повидаюсь с утра с Иваном и жить легче, и будто снова есть за чем жить.

Думаю порой: к чему Бог наградил меня таким невиданным долголетием и твердой памятью? Не иначе, чтобы помнила я всех давно ушедших, родных наших. И матушки твоей, милой моей сестрицы Анны, тридцать лет как нет на свете, и батюшки твоего, и младших братьев и племянников моих многих уж нет, а я всё живу. Отчего, зачем - одному Богу ведомо.

И как красиво мой Иван уходил и прощался со всеми! Всё благородство души его было тут - всех, всех одарил он по разуму и справедливости, от родных своих племянниц и детей их благородной крови, до няни крепостной, что ходила за детьми его, радовалась и горевала по ним до изнеможения.

Но всего пронзительнее было видеть, как прощался Иван с продолжением своим - детьми и матерью их. Впервые переступили они порог дома нашего, чтобы увидеть отца и мужа своего (да, мужа - не ошиблась я тут) - у него в спальне, по-прежнему красивого и молодого, принимавшего у судьбы последние дни свои с достоинством благородного рыцаря.

Видел бы ты, Васенька, что за красоту породил Иван! Все как один в отца, а глаза у всех небесные и сияющие, от матери. А ведь как славно бы вышло, забери меня Господь вовремя - по моим летам, в обычный людской срок. Повенчался бы Иван с мадонной своей ясноокой, и все бы дети его обрели законное имя и продлили его славный род.
Но рассудил Бог так, что остался Иван венчанным со мною до самой своей смерти, и остались сыновья его с именем их матери, а уж в остальном наградил Иван их всем - породой своей, свободой, землей, богатством, отчеством своим. Богаты будут, красивы, умны, и даст Бог, счастливы и плодовиты.

А до того жили мы, Васенька, на две жизни-половины в нашей усадьбе. Дети Ивановы рождались и росли со мною рядом, да за невидимой чертой, во флигеле крепком, возведенном для них с размахом и избытком. Сколько смеха звонкого и голосов детских неслось оттуда, а ни единого раза никто не забежал - по ошибке будто случайной, запыхавшись - в наш с Иваном дом. Видит Бог, я была не против ничуть видеть эту жизнь чистую, бьющую как родник из-под земли, в своем доме.
Но сам Иван провел ту незримую черту для всех, оставив наш с ним дом в неприкосновенности, привычной нам обоим, и никто сию черту не преступал, до последних дней Ивана.

И вот опустел мой с Иваном дом. А без Ивана, словно тень я тут, хотя прожила здесь столько лет. Пусть Ивановы дети заполняют собою имение - детище его. Им оно теперь принадлежит по праву, им и управляться с ним. Я же была вдоволь балована Судьбой, давшей мне двоих мужей и никаких почти хлопот с делами хозяйскими и усадьбой. Жила как птичка Божия. А дело помещичье непростое, Вася - особенно в нынешнее время, тебе ли о том не знать!

Иван мой вожжей из рук не выпускал до самого конца, всё у него было как в полку хорошем - каждый человек, скотина да предмет знали свое место и службу, все были жалованы и обласканы им по справедливости и чину. Оттого прибавлялось, множилось всё у нас в имении - и земли, и крестьяне, и доход. 

И всё было при том у Ивана весело и радостно. Слышал бы ты, Вася, легенды наши местные о том, как ходил Иван бывало с поля, где с крестьянами работал о бок - для бодрости телесной - и оглашал округу после труда лихой, отборной артиллерийской бранью! То было его счастье и веселье, и память о былых его друзьях и походах. Крестьяне наши успевали лишь креститься наперегонки - святые люди, они слов таких не знали от роду, но говорили о пане своем с гордостью. Кухарка после докладывала мне об озорстве Ивана по секрету, и вовсе сияя. Снова, дескать, Пан Полковник наш с крестьянами молотил, а после стращал их словами страшными, египетскими. И смех, и грех. Любили и ценили крепостные наши Ивана очень, были за ним как за каменной стеной.

Вот и ты у нас, Васенька, десять лет уже как помещик, да в каком имении! Досталось оно тебе, конечно, налаженным, но то были другие времена. Порой грущу я остро - отчего матушка твоя не дожила до того часа, когда получили вы в наследство это богатство, и времена были еще прежние. Что за счастье и воздаяние было б материнское - видеть тебя с добрым семейством твоим, да в такой роскоши и благоденствии.

Но любое богатство хлопотно, беречь его надо и управляться с ним умело, порой без сантиментов лишних. У тебя, Васенька, характер мягкий, гуманитарный, вот и дружок твой Гоголь души в тебе не чаял (упокой Господь его душу).
А жизнь ныне стала иная совсем. Сколько дел на тебя обрушилось - хозяйских, с усадьбой, и служивых государевых забот. Тебе бы приказчика хорошего, надежного в помощь с имением, но где надежного нынче взять? Да и семье твоей беречь тебя надобно больше, с душой твоей доброй, порой излишне.

Ты уж не сердись на меня, милый Крестник, за поучения мои старушечьи, выскажу их в сем письме, а как прибуду к вам, стану воистину тенью века минувшего! У тебя таких теней, по слухам, немало уж собирается в усадьбе. Так и будем век свой доживать рядом, меж собою век наш славный вспоминая да хваля. Скоро и правды о нем поведать будет некому.

Однако, полно болтовни старушечьей. В главном ты прав, Васенька - пора, пора мне выбираться к вам, да поживее, покуда реки и дороги не вскрылись.
Лишь сберусь с силами на последний свой поклон Ивану. Остался он венчанным со мной до гроба, а упокоится, видно, рядом с любовью и женой своей невенчанной. Вот она, милость и справедливость Божья, каждому воздает Господь по заслугам и делам его.

Писать тебе уже не буду боле, милый мой племянник.
О дате выезда своего дам знать тебе отдельно.
Храни тебя Бог, Васенька, и даст Бог, свидимся скоро.

Обнимаю вас всех сердечно, любящая тебя тетушка Е.