Монолог. Глава 5

Часть вторая.

Глава 5.

Сразу же после разговора с Ле. при взвешивании чемодана выяснилось, что его вес не соответствует весу бесплатного провоза. Девушка, выдававшая билеты, сообщила, что нужно заплатить за лишние килограммы в кассу авиакомпании. Снова знак! – страх взметнулся огнём из тлевших углей. Я был последним в очереди на регистрацию, и пробежка до кассы и обратно могла стать причиной того, что я не успею до закрытия регистрации.
Около 7 утра 8-го сентября 15-го я прошёл регистрацию на самолёт, паспортный контроль и очутился в зале ожидания аэропорта нашего города. Сразу бросились в глаза двое мужчин в костюмах. Возникшая первой мысль – не по погоде. Вторая – москвичи. Едут сразу на работу. Деловые люди. Последние две мысли могли быть ошибочны. Снова иллюзия. Но могли быть и верны, и стали бы таковыми, если бы я знал точно, откуда они и кем работают.

Второе чувство, которое я ощутил, имело больше радости. Увидев самолёты за большими витринами, услышав взбудораженный говорок будущих пассажиров воздушного судна, я зарядился импульсом наездника, смотрящего на степь. Путешествие – новые эмоции, новые впечатления. Кто-то сказал, что человек, вернувшийся из путешествия, перестаёт быть прежним.
Стюардессы внушали другие мысли. Это были люди той профессии, в отношении которой существует предубеждение. Каждая из этих девушек должна быть красива. Других не подбирают. Поэтому, теперь, увидев среди них ту, чья внешность не дотягивала даже, как я подумал, до общего представления о красоте, я удивился. Снова иллюзия.
Ни в зале ожидания, ни в самом самолёте Ле. я не увидел. Кресло рядом со мной оказалось занятым парнем лет двадцати. Подумал, взглянув на его причёску и одежду, что он москвич. Он сказал, что пассажиров мало, поэтому можно спокойно лечь на ряд свободных кресел и спокойно поспать ближайший час. Сказано – им же сделано. Я остался сидеть, уставившись на незанятые ряды, подумав при этом, что помну причёску, если лягу – стюардесса сделает замечание, да и каково кому-то будет смотреть на мои пятки в носках?
Первая же мысль была – конечно, я тоже лягу! А иногда это «конечно!» становится единственно возможным ответом на вопрос собеседника, из-за чего даже кажется, что этот вопрос, по сути, приказ, но в вопросительной форме. Это тоже проявление страха, его подвид – страх сказать «нет».
Ещё подумалось, что утром на самолётах в Москву летают бизнесмены, потому что они могут себе это позволить. Те, кто богаче, летают каждый день – как в маршрутке, остальные – вечером в пятницу к нам, а в понедельник утром – в столицу. А поскольку сегодня (8-го сентября 15-го) понедельник, и многие имели при себе небольшие сумки, моя мысль могла быть верна. Снова иллюзия.
В Домодедово я выловил сумку с крутящейся по кругу ленты, подошёл к девушкам, одетым одинаково. Они стояли у выхода и продавали билеты на аэроэкспресс. После самого прилёта, зайдя в зал ожидания и увидев их, я подумал, что билеты у них дороже, чем в кассах, но заглянув в одну из касс, понял, что это не так. Наряды девушек напоминали красивую форму, а билеты они продавали словно предлагали новый товар для пробы.

Теперь надо было спешить. Страх имел свои основания: беспечность и медлительность могли привезти к срыву всей поездки.
В аэроэкспрессе привлёк внимание человек с внешностью выходца с Ближнего Востока. Подумалось, что это иранец. Ещё возникла мысль, что Москва – город националистов. Вообще, негр, идущий навстречу в любом из российских городов, ведёт непростую жизнь. Обязательно его кто-нибудь заденет, оскорбит. Иллюзия?
Иранец откинул спинку кресла, чтобы комфортнее провести время в пути. Но сидящий сзади него человек с недовольством в лице попросил восточного гостя вернуть спинку кресла в прежнее положение. Иранец не стал возражать.
Сам я с трудом нашёл место в аэроэкспрессе. Пройдя много вагонов, я нашёл одно местечко и уселся, поставив чемодан перед собой. В окне мелькали деревянные постройки. Московская область выглядит иначе, чем Москва. В этот момент не думалось о дороге, о дальнейшем пути. Ничего не существовало, кроме движения поезда и мира за окном.
Когда я нахожусь в дороге и знаю о пункте назначения, то рассчитываю, что буду в этой дороге до конца. Движение, начавшееся выходом из дома, закончится приездом в итальянскую гостиницу. Конечно, в одной из областей мозга существовала мысль о том, что может случиться всякое, и мой путь оборвётся. Но эта мысль словно держалась для того, что если случится неожиданное, то быть к этому готовым.
Если в 8 утра я прилетел в аэропорт, то в 9.15, выйдя из аэроэкспресса, спустился в метро. Тусклое освещение, старая краска на стенах. Очередь за билетами. Вступив на эскалатор, идущий вниз, понимаешь, что от высоты может захватить дух. По стене вдоль эскалатора были развешаны рекламные картинки. Наблюдатель за девушками во мне не спит. Москвички кажутся высокомерными, особенно, если видят человека с чемоданом.
В метро люди выглядели так, словно их сжал с боков невидимый пресс. Так же, как и в моём городе. Здесь каждый имел лицо человека, читающего в данный момент официальную газету. Я же со своей сумкой оказался в углу вагона, и мой взгляд упёрся в спины пассажиров. Возникло ощущение того, что ты безнадёжно заперт людской толпой.

В 10 утра я уже был на Белорусском вокзале. Нашёл кассу, где и купил билет на аэроэкспресс до Шереметьево. Посмотрев на билет, понял, что времени до самолёта остаётся всё меньше и меньше, и мысль об опоздании тут же пересела с заднего ряда сознания на передний.
Теперь я ощущал себя снарядом, выпущенным из орудия. Состояние движения сузилось до взгляда перед собой. В 10.30 я прибыл в Шереметьево. К моему удивлению, им оказался очень большой аэропорт. До терминала, откуда улетал самолёт в Италию, можно было добраться на специальном автобусе – шаттле. Но его ещё надо было найти, и я стал ориентироваться на таблички и слова сотрудников аэропорта. Я убедился, что до терминала можно добраться только на шаттле, и поэтому надо дойти до зала ожидания этого шаттла. До него два раза я прошёл рамки, на которых проверяли так пристально, как будто я шёл на встречу с президентом страны.
Залом ожидания оказалась комната средних размеров без окон, поэтому снаружи могло быть всё, что угодно. Шаттл приезжал по определённому времени, и, поскольку он уехал недавно, людей в комнате становилось всё больше и больше. Около меня сели две женщины. С ними я перекинулся парой реплик. Они летели в Симферополь. После их ответа разговор не продолжился.
Такое качество. Я не стремлюсь разговориться с людьми. Страх, отчуждение напрочь отбили интерес к ним. Ну, да, две женщины. Ну, летят в столицу Крыма. Дорого? Возможно, ответят. Почему одни? Вряд ли. Даже если ответят – неинтересно. Даже если расскажут обо всей своей жизни – неинтересно. Дети, внуки, на ком, за кого, где. Эти рассказы так похожи! А у сидений напротив шагал годовалый ребёнок. Я обратил внимание на его маму, которая наклонившись к нему, обнажила верхнюю часть груди. Я взглянул – и, возможно, женщина заметила мой взгляд, и снова скажем «здравствуйте» иллюзии – женщина уже по-другому на меня посмотрела. Теперь я тот, кто обратил на неё внимание, а значит, существует ответная благосклонность с её стороны. Иллюзия как шампанское готова была заполнить мозг.
Тут же на сидениях справа сидели, по всей видимости, муж и жена. Вслух они недовольно обсуждали отсутствие шаттла. Потом стали обсуждать пассажиров, которые забегали в комнату, думая, опять же по всей видимости, что опаздывают на автобус, упирались в закрытые двери, озирались по сторонам, находили глазами расписание и успокаивались. Чем же были недовольны эти супруги? Почему их разговор так напоминал приглушенное гавканье собаки? Но и сам я часто недоволен, только в отличие от них не выражаю недовольство вслух.

На регистрацию самолёта я успел, и теперь мог выйти из роли снаряда. Снял деньги из банкомата (на всякий случай) и занял очередь к стойкам контроля. Путь к залу ожидания лежал через магазины и кафе. Надо было поесть, но, спросив у продавца из чего суп, решил поесть в самолёте.
В самом зале сидело много людей. Я видел пустые места, но думал, что, заняв, скажем, то сидение, упрусь взглядом в сидящего напротив человека. Большинство людей имело такие сочетания: супруги, семьи с детьми, две девушки, парень и девушка.
Наплевав на свои мысли, сел, вскинул взгляд и заметил, что на меня обратила внимание девушка с белокурыми волосами. Чем же я привлёк её внимание? Настроение улучшилось: значит, я не безнадёжен.
Внутренний человек всё это время словно сидел в кинозале и из темноты смотрел на меняющиеся картины мира, мои мысли и переживания. Он видел иллюзии. Я понимал, что это иллюзия только потому, что он её видел. Я сидел в зале ожидания аэропорта и был не тем, кем был лет пять назад. Не был человеком, который беспокоился о том, как выглядит, что подумают люди, взглянув на меня. Отсутствие любви стало приманкой для страха. Быть отвергнутым – очередной его подвид. Не заговорить – значит смотреть. Не смотрят в ответ – значит отвергнут. Заочно. Посмотрели – отношения возможны. Огорчаться и радоваться только от взглядов девушек.
Не внутренний человек ли плевался, слушая всё это? О, да, пусть это будет он!
На самолёты за витринами, выглядевшими здесь выше, чем в аэропорте моего города, я взглянул лишь пару раз. Страх новым своим подвидом сковывал взгляд, притащив мысль «на тебя все смотрят».
Но всё же я услышал внутреннего себя и подумал не о людях, а о зданиях и городах. «Внутренний» хотел бы встать с места и подойти к тем витринам, понаблюдать за большими лайнерами. По пути из столицы сюда – в населённый пункт Московской области, он не всматривался в здания, но видел их мельком, а в своём городе взгляд его упирался в дома и прочие сооружения. Он не мог понять, почему его взгляд застывает на асфальте, зданиях, фонарных столбах, а заразившись их видом, теперь и на людях. Он, воплощение стремления понять, ломается на предметах этого мира. Теперь он вспомнил: его никогда не покидало ощущение того, что этот мир ненастоящий. Он не мог сказать точно, когда именно в нём зародилось это ощущение. Литература? Некоторые фильмы? Подтверждая это ощущение, они переставали быть иллюзией.

Знание это не приводило ли к тому, что есть другой мир – настоящий? Первый ответ – конечно, да. Это логический закон – что-то признаётся недействительным, когда есть знание о действительном. Но именно здесь этот закон не работал. Мир вокруг не противопоставлялся другому миру. Искать за покровами действительности нечто другое было бессмысленно.
Но всё же для разума это было единственное объяснение – внутренний человек обладал знанием о другом мире, и все его попытки – это попытки увести к этому миру. Внутренний человек не собирался переубеждать разум. Разум рулит – к чему гнать рулевого с корабля?
Единственное, чего хотел «внутренний», чтобы разум сам смог всё понять. Литература не всегда быстра, точнее, как правило, не быстра. Живая она – ближе. Понять этого человека возможно лучше, когда сама жизнь, в которой и он проявляется тоже, записывается тут же.
Не потому ли взгляд ломался об людей, а «внутренний» зевал от скуки, когда можно было только увидеть, как люди ходят, разговаривают? Нельзя  было увидеть движения их чувств, устремлений, идей. Не это ли и было другим миром, о котором твердил «внешний», чувствуя эти мысли «внутреннего»? Не к нему ли стремился последний? Не через этот ли мир лежал путь понимания? Скучно было и слушать людей, потому что в их словах не замечалось движения их чувств, устремлений, идей. Снова иллюзия? Люди чувствуют – они говорят о своих чувствах. Они озвучивают и свои устремления, и свои идеи. Но если «внутренний» и слышал эти проявления, то он знал, что в них нет истинных чувств, устремлений и идей. То есть того, что выражало внутреннего человека в каждом из людей.
Встать мне всё же пришлось – в поисках воды. Стал подмечать, какие девушки есть в зале ожидания. В самолёте обратил внимание на одну из стюардесс. Теперь замечаю, что такое внимание напоминает инерцию. Делаю так будто по обязанности. Покушать не удалось. От соседа по креслу услышал, что есть два способа понять женщину, но ни один из них неизвестен. Тихо, но верно начала болеть голова.
Зал ожидания, самолёт были воспоминаниями и для дня – 27 июля 16-го. В качестве него отметился истинно летний день, когда нет подавляющей жары, нет неожиданного холода. Дул лёгкий ветерок. Солнце заполнило всё вокруг. И зелень, зелень, зелень…

В этот же день снова проявило себя стремление к девушкам. Время, в течение которого это стремление проявляется, словно битум: течёт так медленно – и не скажешь, что движется. После работы я направился обычной дорогой и дошёл до автобусной остановки. В мою сторону стала подходить девушка в солнцезащитных очках и коротком платье. Я измерил взглядом её ноги. Вновь та же иллюзия: девушка заметила этот взгляд, заинтересовалась. Она встала прямо передо мной, конечно же, спиной. Взгляд мой вдруг стал голодным – и я уже не мог оторваться от её конечностей. Жёлтые глаза – так почему-то стал ощущаться мой орган зрения. Как будто выпив рюмку, я опять ушёл в запой. С этого момента и до самого дома я только и делал, что ронял глаза на оголённые ноги женщин.
На следующее утро (28 июля) перед тем, как сесть в автобус, я посмотрел и в разрез платья на ногах, и его же вырез на груди одной некрасивой рыжеволосой и стройной девушки. А поднимаясь по лестнице в офис, уставился на ноги одной сотрудницы. Чуть полноватая, она надела необычное платье, которое открывало и верхнюю часть ног…Невозможно отказаться.
Жёлтые глаза – будто болезнь. Они насытились солнцем и выискивают девушек как наркотик. Женщина как объект вожделения, которое приводит к греху. Когда я смотрю на голую женщину, я понимаю, что поступаю неправильно. Вопрос, на который я никогда не мог ответить: если я знаю, что это неправильно, то почему каждый раз будто срываюсь и смотрю видео с такими женщинами? Писание однозначно: я поддаюсь искушению дьявола. Это моя грешная сущность. Каждый раз я доказываю свою слабость, поддаваясь искушению. Я грешен и каждый раз совершаю один и тот же грех – что ждёт меня после смерти?
Женщина тянет. Это неоспоримо. Жениться – прилепиться к одной женщине. Как её найти? Любая? Жениться ради Всевышнего? Жениться на верующей? Но если я не знаю, верует ли человек на самом деле в Бога, значит, на той, кто придерживается правил религии. Жениться по любви?
Настоящее лето, возникшее 27 июля, потеряло свою энергию 30-го. В этот день на улице было пасмурно. 31-го появился холодный ветер. Настроение «жёлтых глаз» закончилось 29-го.

30 июля в отделе, который работал с клиентами, заметил женщину в возрасте и девушку. Как я выяснил потом у сотрудника, это были бабушка с внучкой. Каждая из них звалась Любовь. Девушке – 19 лет, и она с полным правом могла ещё зваться и красавицей. Голубые глаза, пусть и небольшие круги под ними. Она заметила мой взгляд и во время моего присутствия изредка поглядывала на меня. Когда приём закончился, и она с бабушкой направилась к двери, я понял, что нуждаюсь в девушках. Без сомнений.
А за неделю до этого – 23 июля – по вдруг появившейся квоте в офисе раздавали билеты на репетицию церемонии открытия международного чемпионата. Один билет доставался мне, а ещё один из немногих должен был достаться А., как старшему менеджеру. Я хотел быть вместе с ней на этом мероприятии, но она неожиданно отказалась от этого билета. Во мне возникло недовольство: специально, чтобы не быть со мной. Застав её в кабинете, спросил, как мне показалось жёстко: что мне делать? Она ответила, что может предложить только внимание и общение. Я тут же сказал: а стоит ли? А как иначе, если теперь мы работаем вместе – ответила она.
Да, она замужем, и на что я мог рассчитывать со своим изменившимся отношением к ней? А до моего вопроса у нас шёл спокойный разговор. Она удивила своим вопросом: что означает частота нажатий на кнопку шариковой ручки? Я отбросил ручку и не ответил, что волнуюсь.
На следующий день, в пятницу (24-го), она пришла в майке-футболке, облегающей её фигуру, а точнее её высокую выступающую грудь и плоский живот. Желание к ней только лишь усиливалось этой картиной.
В следующий рабочий день – 27 июля она заглянула ко мне и поздоровалась. В этот же день две женщины с нашего офиса предложили поехать в кассу, чтобы купить билеты на соревнования того чемпионата. Я согласился, потому что меня попросил об этих билетах отец. Он хотел приехать и в течение двух дней посещать выступления атлетов. Сам он с юности увлекался спортом и этому увлечению не изменял.
Но к нам присоединилась и А. Она была в хороших отношениях с одной из тех двух женщин. Вчетвером мы спускались по лестнице, и я шёл позади, сам не свой, всем своим видом пытаясь показать, что никакого притяжения у меня к А. нет.

Утром уже 28 июля она позвонила по внутренней связи и спросила про настроение. У неё оно было отличное, впрочем, как и вчера. Пожелала хорошего дня. Из-за этой вежливости отношение к ней когда-то и изменилось! А в самой вежливости сквозило истинное внимание – его как раз и не хватало от людей.
В этот день я видел её издалека, когда возвращался с обеда. Она шла под руку с той самой девушкой из 14-го года. Симпатичная девушка с восторженными голубыми глазами и широкой улыбкой. Девушка, которую звали Ад. Путь их шёл параллельно парку и должен был продолжиться мимо пятиэтажного дома, но девушки почему-то повернули направо и продолжили прогулку по внутреннему двору этого дома. Мой шаг, как только я их увидел, замедлился. Подумал, что они намеренно свернули во дворе, потому что А. краем глаза заметила меня. Она была одета в тёмно-зелёную блузку и чёрные брюки. Глаза её закрывали солнцезащитные очки. Как будто она скрывает синяки – появилась в моей голове мысль. Ещё  я подумал, что если хочу проверить своё отношение к А., то не должен её видеть.
На следующий день (29-е) так и получилось – за исключением далёкой картинки в другом конце коридора, сказавшей «добрый день». В четверг, 30 июля, она заглянула ко мне лишь вечером, когда уходила домой. Простилась до завтра. Моё же настроение менялось от этих мыслей – обращает она на меня внимание или нет.
В ночь на 31 июля шёл проливной дождь. Наш офис, переехавший на время в старое здание, ждал сюрприз. В коридоре перед кабинетами образовалась лужа. Выяснилось, что делали ремонт крыши, и на время осадков не укрыли разобранную крышу. Мне это озеро напомнило сцену из одного знаменитого фильма, где один герой взялся провести двух других в зону. Кроме озера, как выяснилось, набухли обои в кабинете – и именно около места, где находится маленький электрощит. Появился местный компьютерщик, сказал, что электрощит надо выключить во избежание неприятных последствий. Местный завхоз решил пойти дальше и обесточил весь этаж. Директор организации, отвечающей за здание, собрал короткое совещание, на котором объявил о дежурстве, включая выходные дни, поскольку прогноз погоды неутешителен, и воды в здании может стать больше.
После совещания я спустился в подвал здания, где сидел завхоз, взял у него вёдра, тряпки и полиэтиленовую плёнку. Последней сотрудники стали укрывать компьютеры и прочую ценную технику. После я поспешил на общую молитву в одном из храмов. Возвращаясь в офис, получил sms от А. – «Вы вернётесь?». Ответил – «Вернусь». Снова сообщение – «До вечера будете?». Писать не стал, позвонил. Ей к 2-м часам надо к доктору. До этого времени в их части офиса будет начальник отдела. Поэтому было бы неплохо, если бы я к двум появился в офисе, чтобы подежурить вместо неё. Сама она обещала позвонить, как только выйдет от врача, чтобы определиться, кто останется в офисе до вечера. 

Пообедав в кафе, взяв оттуда пластиковую коробку с куриным рулетом и картофельным пюре, вернулся в офис. К моему удивлению того начальника отдела в части офиса А. не оказалось. Вот, это обязательность сотрудников, пусть и начальников! Зайдя в пустой кабинет, я уселся около окна и стал читать афоризмы из книги, прихваченной до этого из своего кабинета. Стал отмечать листочками страницы с понравившимися изречениями. До чего же, всё-таки, конкретная мысль слаба! Её сила, возможно, в большом тексте, частью которого она является.
Минут через сорок после прихода услышал, как кто-то пришёл в один из соседних кабинетов. Может быть, это А. Волнение усилилось, сердце застучало чаще. Дверь в мой кабинет открылась, и я увидел А. До этого момента я ждал её звонка, на который собирался ответить и сказать, что не надо приезжать, а если она приедет, то время до вечера проведу рядом с ней.
Она вернулась в свой кабинет. Минут через пять я зашёл к ней. Она красовалась в белоснежной блузке и чёрной длинной юбке, которую она поправила, как только я вошёл. Чтобы закрыть оголившиеся ноги – подумал я тут же. Так быстро от врача? – спросил я. Всё отлично, - ответила она. Что читаешь? Достоевского. Ад. оставила перед отпуском.
В А. царили тишина и спокойствие – так показалось мне, внешнему наблюдателю. Эти качества усиливались под светом, льющимся через большие окна кабинета, около которых она сидела. Я стал расхаживать по кабинету, пытаясь прийти к мысли, позволяющей понять, как мне быть с отношением к ней, и принять единственно верное решение.
Болит спина? – спросила она. С чего ты взяла? – удивился я вопросу. Сильно сутулитесь. Я выпрямил спину, подумав, а почему. В следующий момент она пошутила. Я засмеялся. Она заметила, что, наконец-то, улыбнулись. Да, и она тоже! – подумал я. Сколько раз мне пеняли на отсутствие улыбчивости. Улыбка мне идёт! – добавляли некоторые.
Спокойствие А. усиливалось очками, которые она решила сегодня надеть. Улыбка поднимала её щёки, и на них появлялись ямочки. Она продолжала говорить, и её лицо словно дарило волны. Рядом с ней было хорошо – я это уже подметил раньше, но теперь принял, как факт.

В кабинет зашла та начальник отдела, которая обязалась дежурить до двух. Оказывается, она спускалась на этаж ниже, поэтому здесь отсутствовала. Она предложила попить чай. Девушки сели с одной стороны стола, я – с другой. Разговаривая с ними и переводя свои глаза на А., я вспомнил о вопросе, на который никак не мог ответить. Зачем А. носит одежду, позволяющую оценивать красоту её груди и ног. Теперь белая блузка была расстёгнута в верхней части, и я мог видеть часть её груди, знать, какой цвет лифчика под блузкой. Возможно, она замечала мои взгляды. Знала ли она о том, что такой её вид усиливает влечение к ней?
Первый понедельник августа 16-го года, 3-е число, показал, что лето, царившее 27 июля, забыто природой. «Желтые глаза» прошли, и теперь глаза стали внимательнее, словно скачивая в фоновом режиме ноги, грудь…Небольшие порции удовольствия.
Придя в офис, я обнаружил, что вёдра и тряпки, которые стояли в коридоре и кабинетах в минувшую пятницу, исчезли. В кабинете А. я увидел её с начальником отдела (другим – не тем, что был в пятницу). А. внимательно на меня посмотрела, сказала: «Доброе утро!» и пригласила на совместное с её отделом кофепитие. Я отказался, спустился в приёмную директора здания. От помощника директора узнал, что в выходные успешно затопило серверную, и интернета в ближайшее время не будет. Он же сказал, что у директора сейчас компьютерщик и завхоз. Прошло минуты две, они вышли, сказали, что решения о том, что делать дальше, нет. «Пока сидим, ждём». Сам директор к десяти должен быть на большом совещании в городской думе. Зайти или нет к нему, пока он здесь, спросить и узнать из первых уст, что делать дальше – я стал думать над этим. Решил – не заходить, а то подумают, что выделяюсь.
Вернулся к своим кабинетам. Коллега из моего отдела сообщила, что один из других отделов приглашает на арбуз и дыню, на которые решила раскошелиться их начальник. За общим столом увидел и А. Стал искать место, на котором я не буду напротив неё.
Может ли отношение к девушке полностью себя выразить? Может ли, если за ним стоит чувство, смутное, осознаваемое, как существующее, но не понимаемое по своей сути? К А. – чувство, стремящееся к любви и замешанное на желании, что удивило, когда я это понял. С той секунды, когда это стало понятным, я пытался отнести его только к одному из двух: либо к любви, либо к желанию. Но у меня ничего не получалось. Я знал, как проявляется желание – пустое, сильное, острое, но без участия сердца, и я знал что-то из любви, и она не шла рядом с наслаждением от созерцания тела, она напоминала воздух, увлекающий сердце.

Сегодня (3-е августа 16-го) А. не облачилась в вызывающее платье или полурасстёгнутую блузку, или короткую юбку. Сегодня у неё настроение, которое я подметил ещё в пятницу: сдержанное, грустное. Сам я не вздыхаю в тиши кабинета о том, как она хороша, но каждый раз, когда знаю, что встречу её, во мне словно начинается движение сотен клеток.
Я вижу, что она некрасива, но она самая красивая и хорошая на свете. Она может, я уверен, лгать даже глазами, притворяться тихой скромницей, будучи рассудительным человеком, не ставящим чувства превыше всего.
Часовой разговор с А. в пятницу словно вывел моё чувство на новую дорогу. Оно, напоминавшее неуверенного в себе человека, вдруг осмелело и стало более явным.
Иллюзия? Сильная иллюзия? Но рядом с этой иллюзией знание, которое никто не отменял: она – замужняя женщина, и отношения с ней запретны.
А. прошла за стол, я пропустил вперёд себя коллегу по отделу, и в итоге, сел по одну сторону с ней. Зазвонил мой телефон. Это был брат, Р. Встал из-за стола, вышел в коридор, обсудил с ним события минувшей субботы. Теперь они во мне ощущаются не так остро.
Вернувшись в кабинет, узнал, что с минуты на минуту начинается общее совещание по зданию. Быстро доедаю свои порции дыни и арбуза. Выходя из кабинета, столкнулся с А. Как съездили домой на выходных? – спросила она. Пообщался с пьяными людьми – ответил я. В бассейн сходила? – вопрос уже звучал от меня. Конечно – лаконично закончила разговор она.
Чуть позже выяснилось, что срочно нужно доделать один проект. Заказчик ждал. Заместитель директора договорилась с кем-то из соседнего здания о помощи с материалами. В одном из офисов в этом здании могли тут же дать на время компьютер. Проект касался и А. Заместитель предложила нам идти не с пустыми руками, а взять с собой порции разрезанных арбуза и дыни.

Раньше, месяца три назад, когда я только погрузился в это состояние- отношение к А., я бы скорее отказался идти куда-то с ней. Теперь не испытывал ни тени сомнения. Всё же, это желание, уверенное как локомотив?
Когда спускались по лестнице, я стал ловить её взгляды, словно пытаясь угадать, что она думает обо мне. Я смотрел на оголённый верх её спины. Мне захотелось обнять и поцеловать А., но ощущалась сила разума с его запретами. А. сказала, что на выходных с мамой ездила в супермаркет, и они купили стиральную машину. В подарок им вручили капсульную кофемашину.   
Её ненакрашенные глаза не обладали красотой, но манили тем, за что можно любить бесконечно. Когда она села за компьютер, я снова заметил у неё маленькую родинку над верхней губой. Я был радостен. Она шутила и смеялась. Может быть, у неё ко мне есть определённое отношение?
Закончив со срочным поручением, когда мы возвращались назад, я спросил – ты одна убирала в офисе в воскресенье последствия потопа? Она ничего не ответила. Покоробило. На подходе к кабинетам она пригласила на кофе.
С работы я ушёл в обед. Приехав домой, написал sms А. – ещё на работе? Она: нет, поехала в бассейн. Потом следом пришло неожиданное: пойдёшь со мной? Я за Вами заеду. Мой ответ выглядел так: нет, отец приехал, есть дела по дому, но спасибо за приглашение. Она: не за что, приятного завершения дня.
Но я готов был ответить: с тобой хоть на край света. Этот порыв исчез под толщами разума, который, как только погас экран телефона, громыхал: почему от неё исходят такие предложения? Замужняя женщина предлагает холостому мужчине, который ранее признался в чувствах к ней, забрать его из дома, чтобы вдвоём поплавать в бассейне. Может быть, по её мнению, это входит в рамки приличий и покрывается фразой «могу предложить лишь общение и внимание»? Чувство, словно слизняк, трепыхалось под каменной пятой разума, знающего из писания, что хорошо, а что плохо.
На следующий день А. имела то же настроение, что и вчера, и в минувшую пятницу, но только более подавленное. Её «спасибо» на моё пожелание приятного аппетита прозвучало смято. Подумалось, что мой отказ был правилен, и значит с ней что-то не так, раз она огорчена. Я не стал ей задавать тех вопросов, которые озвучивал наедине с собой. Но потом, когда услышал, что она смеётся, общаясь с кем-то из парней-сотрудников за чашкой чая, я готов был взреветь. Уходя домой, А. открыла дверь моего кабинета и сказала «до завтра» с по-прежнему внимательным взглядом…

Разум накидывал на это чувство силки. Внутренний же человек удивлялся мучительности чувства. Такие чувства в его представлении могли быть только лёгкими и светлыми, не порождая у человека тяжёлых вздохов и взглядов. Но что он мог сказать разуму и чувству?
Что он мог ответить недовольству, которое рождалось и тем, что я допоздна сижу у телевизора, поздно ужинаю, опаздываю на работу? Или, когда 30 июля я ехал на автобусе до работы, около меня встала женщина, протиснувшаяся через толчею, а во время поездки стоявшая так, что задевала меня локтём и наступала на мой ботинок. Это чувство, взлетавшее подобно мошкаре, уже касалось и водителя, который особо никуда не торопился, простаивал на остановках и вёл автобус так, словно боялся сильнее нажать на «газ», а потом и начальника, который давал пустые поручения, и очереди в кафе…Что он мог противопоставить? Ощущение весны?
За всеми этими мыслями об А. я забыл об отце, который приехал на чемпионат. Ещё вчера (3 августа) он уже сходил на соревнование, купил магнитики с изображением спортсменов. Когда он болел за наших, я переписывался по поводу бассейна.
5 августа у А. чувствовалось особое настроение. Внимательный взгляд. В её голове крутились мысли, но я ни за что на свете не смог бы узнать, о чём они. Во время совместного разговора с кем-то из фирмы я всё же попытался понять, о чём она думает. Что дальше? – есть ли у неё об этом мысли. Я подумал, что ей не нравлюсь. Но её поведение наталкивает на другое мнение. Она может сказать «нет», а в глазах прочитается другое. Так, возможно, исчезает напряжение, и чувство пускается в своё спокойное плавание…
6 августа 16-го А. уже оделась в нечто, похожее на майку, открывающее стороннему наблюдателю виды на её грудь. Снова во мне звучал вопрос: зачем? Она привлекательна не грудью и ногами, а своей уникальностью – сплавом характера и темперамента. Ум, помноженный на мягкий нрав и чувство юмора, вкупе с открытой улыбкой – за это её полюбит каждый, кто увидит это, а увидеть это несложно. Но своими платьями, майками, юбками она привлекает внимание мужчин к другому, и это больно осознавать.

Внутренний человек видел все эти движения мысли и удивлялся. С девушками нужно быть проще – улыбался он. Любовь сродни удаче – приходит в тот момент, когда человек становится её творцом.
Видел «внутренний» и другое. Ночь с 1 на 2 августа была одна из самых чёрных в моей жизни. Может быть, она увиделась такой после светлых июльских. Но, может быть, она стала такой благодаря людям, с которыми я столкнулся вечером, перетёкшим в эту ночь. Большинство из них показали себя с худшей стороны. Звучали и пьяные проклятия, и призывы бросить человека, когда ему нужна помощь. Тьма стала реальной и для «внутреннего». А он знает, что она никогда не овладеет душой, которая хранит в себе свет.
Значит, мысль о дороге верна. Религия тем и сильна, что показывает её отчётливо. Есть грех – прелюбодеяние. Поддаёшься влиянию, подходишь ближе, и возникают мучения. Но попробуй, откажись – вернись на дорогу, и мучения прекратятся. Алкоголь под запретом – выпей, перейди ту грань, за которой уже нет контроля над собой, и начинаются слова, поступки, в которых я уже другой – оскорбляющий другого человека, лезущий в драку. Так было лет восемь назад – в состоянии забытья я сцепился с каким-то крепышом и тот, что называется, помял моё лицо. А вспомнив, что я ему говорил, мне становилось стыдно.
Но религия, чем больше проходило лет, тем явственнее становилась её каменная плита. Нет прелюбодеянию – нет и чувствам. Всякое отношение неумолимо стремится к нулю. Влечение – естественно, и нет смысла уничтожать его в борьбе с прелюбодеянием. Но нет смысла и терять дорогу, которая единственна. Жизнь иногда сводилась  к тому, что я метался между этой естественностью и этим смыслом, словно бешеная горилла, запертая в вольере.