Иконописные образы в художественном слове

                (Иконописные образы в художественном слове: С. П. Шевырев – популяризатор византийского искусства)

        Все искусства тесно связаны между собою, образуя в своем единстве величественный феномен духовного творчества, благодаря которому на любых этапах истории человечества возникали и продолжают вновь и вновь создаваться непреходящие ценности мировой культуры. Существуют многочисленные примеры интеграции различных видов искусств. В данном случае речь пойдет о взаимодействии искусства слова и искусства живописных образов. Их объединило высшее духовное начало – служение вечным идеалам религии и стремление к нравственно-эстетическому совершенствованию людей.

        Предыстория рассматриваемого эпизода из летописи искусств такова. В конце 1858 года в Москву прибыл с Афона известный в свое время собиратель художественных древностей и религиозных святынь православного Востока Петр Иванович Севастьянов. Составленная им богатая коллекция предметов искусства включала в себя, помимо подлинников, также большое количество фотографических снимков с древних письменных памятников, относящихся к церковной истории. Но наиболее интересной частью коллекции было уникальное собрание копий древнейших византийских икон, причем технология изготовления этих копий была весьма необычной. О том, каким способом Севастьянов делал свои копии, сообщил в прессе для сведения всех любителей искусства С. П. Шевырев, один из учредителей Московского Художественного общества, глубокий знаток классического художественного наследия, искусствовед и критик, в недавнем прошлом профессор русской словесности и педагогии Московского университета: «Подвергаясь всевозможным лишениям и побеждая всякие препятствия, он скалькировал до 50 византийских икон на прозрачной бумаге с обозначением их красок, икон, писанных на холсте и на дереве a tempera и на стенах al fresco; воспроизвел фотографически множество грамот, рукописей, миниатюр, вещей из церковной утвари, видов Афона и проч.» [1].

        Интерес Шевырева к выполненным Севастьяновым копиям обусловливался, конечно же, не только уважением к преодоленным техническим трудностям, а, в первую очередь, ясным осознанием того мощного духовного и эстетического потенциала, который несли в себе уникальные произведения византийского церковного искусства. Восхищенный красотой и силой представленных в севастьяновской коллекции художественных образов, Шевырев спешил поделиться с широкими кругами образованного общества своими первыми, самыми яркими и свежими впечатлениями: «Иконы византийские поражали нас истинно величавою простотою своего стиля, глубоким выражением лиц, изяществом очертаний, неизменною верностью предания, которое в них дружит шестое столетие с семнадцатым» [1]. Отчетливое ощущение внутренней исторической преемственности канонов церковного искусства, сознательного подержания тех традиций, которые позволили сохранить незыблемыми основополагающие духовные ценности, запечатленные в священных образах византийской иконописи, приобрело под пером Шевырева выразительное и емкое афористическое обобщение: «Всё это создала как будто единая кисть, прошедшая через века» [1].

        Такая прочная укорененность искусства на плодородной почве исторических преданий, мощная опора на многовековой уклад жизни народа, лучшими представителями которого являлись художники-иконописцы, казались Шевыреву достойными всяческого подражания и заслуживающими внедрения в практику развития художественной школы России для обретения ею зрелости и достижения высшего мастерства. «Вот где живописцы православных храмов должны искать вдохновения и настоящих образцов для своего искусства!» [1] – восклицал Шевырев, и пафос этих слов отнюдь не был всего лишь риторической фигурой.

         Стремясь как можно ближе познакомить публику с сокровищами византийского искусства и приобщить современников к духовным ценностям, завещанным миру давно ушедшими поколениями, людьми далеких эпох, Шевырев счел необходимым выступить в качестве истолкователя-популяризатора иконописного наследия Византии и составил с этой целью специальный каталог «Афонские иконы византийского стиля в живописных снимках, привезенных в С. Петербург П. И. Севастьяновым». В издании каталога был задействован Святейший Синод, предоставивший свою типографию, где в начале февраля 1859 года и был отпечатан искусствоведческий труд Шевырева. Аналогичное издание было параллельно выпущено в то же самое время и в Москве.
 
        С полным знанием дела и с большой любовью к искусству Шевырев дал обстоятельное описание каждой из 36 копий византийских икон. Относительно многих из них приводились исторические данные и факты, служащие объективным комментарием основных этапов развития иконописи в Константинополе и на Афоне, раскрывались внутренние закономерности, присущие этому виду изобразительного искусства. Иной раз выдвигались аргументированные предположения о датировке той или иной иконы, а также гипотезы о ее вероятном авторе, заказчике или владельце. Освещение сложных перипетий истории Восточной церкви нередко совмещалось с элементами художественной критики и научного анализа. Всё это придает каталогическому описанию Шевырева характер основательного искусствоведческого труда. Вместе с тем яркость, гибкость и впечатляющая выразительность литературного стиля описаний делает их примечательным образцом духовной прозы, основывающейся на поистине сакральном материале.

        Представляя читателям образы, а точнее сказать – лики святых православной Восточной церкви, Шевырев выявляет и подчеркивал уникальность каждого из них, что свидетельствовало об очень высоком уровне, достигнутом византийским искусством иконописи: «Пересматривая все эти художественные типы и вникая в каждый из них соответственно значению лица, которое он представляет, нельзя не удивиться их разнообразию и не признать с тем вместе, как иконопись вникала в характеры лиц, ею изображаемых» [2, с. 16]. Наиболее совершенным в художественном плане иконам Шевырев посвящает самые подробные описания, тщательно отмечая все мельчайшие детали, исключительно важные для верного истолкования значения религиозно-эстетической символики.

        Вот, например, как был им увиден и понят образ Иоанна Предтечи, значащийся четвертым номером в каталоге: «Св. Иоанн Креститель, с надписью: Предтеча. Волосы на голове благообразные, но несколько всклокоченные; голова наклонена перед Спасителем в знак благоговения; глубина мудрости и след пустынных трудов в лице; движение брови над левым глазом выражает благоговейное изумление перед И. Христом; одежда голубая, а не власяная, означает уже небесное его пребывание» [2, с. 5]. Столь же выразительно и информативно описание иконы святого Николая Чудотворца, всегда пользовавшегося, как известно, особенным благоговейным почетом у русского народа (двадцать четвертый номер каталога): «Св. Николай Мирликийский Чудотворец, без надписи, потому что стерлась, в облачении архиепископа, с омофором, покрытым крестами, но без митры, а с обнаженною головою; правою рукою он благословляет, а в левой держит Евангелие в богатом окладе из драгоценных каменьев. Это один из превосходнейших типических ликов, которыми украшается афонское собрание П. И. Севастьянова. Чело высокое, морщиноватое, осенено негустыми белыми волосами; глаза большие, на них надвинуты густые брови; борода небольшая окладистая; усы седые, но к концам волос черноватые. В очах сияют разум и премудрость защитника православия. Величие в выражении лица нельзя передать словами. Всякой, при первом взгляде, узнавал его немедленно, хотя он без надписи» [2, с. 12].

        Шевырев отнюдь не ограничивается простой фиксацией иконных образов святых греческой церкви при отстраненном взгляде, а прямо передает собственные впечатления, возникшие при углубленном и духовно просветленном созерцании святых ликов. В частности, на иконе, изображающей святого Давида Селунского (тридцать второй номер по каталогу), Шевыреву больше всего запомнилось художественное воспроизведение выражения глаз «благообразного старца пустынножителя», чей образ был расценен им как «один из превосходнейших художественных типов собрания»: «Весь лик и особенно глаза выражают глубокую думу и дар прозрения; сильный взгляд точно пронзает вашу душу и проникает в самые тайные ваши помыслы» [2, с. 14].

        В ряде случаев, знакомя читателей с образами малоизвестных святых, Шевырев считает уместным дополнить описание икон кратким изложением некоторых эпизодов из житий изображенных на них подвижников, что привносит в художественный каталог определенные черты агиографического жанра. Показательным образцом такого необычного жанрового синтеза может служить красноречивое описание тридцать третьего номера каталога: «Св. Павел Ксеропотамский, с греческою надписью. Он был евнух: это заметно сей час по чертам лица, по скудным волосам, особенно на бороде. Глаза большие; взгляд проницательный, нос длинный, брови тонкие, надвинутые на глаза; в обеих руках держит свиток; мантия, застегнутая вверху и внизу. Много преданий рассказывается об этом подвижнике; особенно замечательно следующее. На заставе горы Афона находился, по обычаю, гребень, которым все приходившие должны были чесать себе бороду. Павел пришел на Афон в таком молодом возрасте, когда бороды у него еще не было, а безбородых не принимали. Юноша взял в руки гребень и воткнул его себе в подбородок, чтобы только удостоиться счастия жить на горе Афонской. Иноки, видя такое рвение юноши к их подвижнической жизни, нарушили обычай для Павла и позволили ему остаться на Афоне» [2, с. 14–15].

        Свой каталог Шевырев рассматривал как посильный вклад в дело изучения византийского искусства, оказавшего очень большое стимулирующее влияние на развитие русской национальной художественной школы. Кроме того, Шевыреву, человеку глубоко религиозному, представлялась чрезвычайно важной сама возможность укрепления в обществе ценностей православной веры посредством вдохновляющих образов церковного искусства. Наконец, определенную роль играли патриотические соображения, поскольку собранная неутомимыми трудами Севастьянова коллекция должна была стать собственностью России, способствуя духовному просвещению русского народа, на протяжении многих веков истово поклоняющегося тем же самым святым, чьи лики были запечатлены на старинных византийских иконах. Не случайно поэтому Шевырев в заключении своего каталога поделился с читателями радостными надеждами на благие плоды, которые должна была принести севастьяновская коллекция: «С особенным удовольствием мы имеем право объявить ревнителям православия и знатокам религиозной живописи, что все эти иконы останутся в нашем отечестве и украсят собою Византийский музей, учреждаемый при Академии художеств» [2, с. 16]. Так, благодаря духовным и интеллектуальным усилиям Шевырева, искусство слова сослужило добрую службу изобразительному искусству, став характерным примером творческого взаимодействия двух видов искусства, – примером, какими, к счастью, так богата история мировой культуры.   
 
                Литература

    1.  Шевырев С. П.  П. И. Севастьянов со своим афонским собранием в Москве // Развлечение. – 1859. – Т. I, № 2 (10 января). – С. 4 (Отдел «Смесь»). 
    2.  Шевырев С. П.  Афонские иконы византийского стиля в живописных снимках, привезенных в С. Петербург П. И. Севастьяновым. – М.: Тип. ведомства моск. гор. полиции, 1859. – 16 с.

         Сентябрь 2008