Чудной... или Идеальный роман

По окончании университета, я несколько лет проработала на кафедре философии одного московского вуза. Муж получил сюда назначение из Питера годом раньше… Заведующий кафедрой, ранее начальник кафедры философии какой-то военной академии, принял меня очень радушно, поскольку я оказалась здесь не по какому-то распределению, а вслед за мужем, человеком военным: «Конечно, куда же тебе еще, если не к нам? Наш институт ближе всего…»
  Вела я семинары на двух, как выяснилось позднее, престижных факультетах – факультете электроники и экономическом, куда поступали большей частью москвичи. Общий уровень развития студентов  был достаточно высоким, и сложностей с восприятием достаточно абстрактной дисциплины практически не было. Была у меня еще  вечерняя группа, где студенты были и постарше меня. Очень дружная группа. Кроме работы и занятий в институте, они успевали еще и отмечать совместно дни рождений. Они и меня хотели вовлечь в свою компанию. Помнится, они пригласили меня в кафе, когда провожали в армию своего сокурсника. Мне очень хотелось пойти, но я отговорилась, боясь потерять профессиональную дистанцию. И всегда об этом жалела.
На общественных кафедрах тоже отметили мой приход. Одна немолодая дама с соседней кафедры подошла к моему заведующему и  удивленно воскликнула: «Какую хорошую девочку вы себе взяли, но почему она ходит в брюках?». Сидевший рядом заместитель заведующего кафедрой  Геннадий Васильевич  невозмутимо встал на мою сторону: «Елена Алексеевна вольна одеваться так, как считает нужным». Это мне доложила секретарь Танечка. Мои брюки были узаконены. К тому же, мой брючный костюм был вполне классическим…
В коридоре меня остановил как-то профессор с кафедры политэкономии, сосланный, как говорили, за что-то из МГУ, - и недоуменно спросил: «Елена Алексеевна , а студенты за вами не ухаживают?» - «Они – не смеют!» - подчеркнуто  серьезно ответила я. «Да- да, конечно, они не смеют… они не смеют…», - гипнотизируясь моей строгостью, задумчиво повторил он.
Но с этим  выводом я несколько поторопилась… Уже  вскоре по моем приходе в институт, меня попросили на месяц подменить коллегу на факультете, где он преподавал постоянно. Я попала в совершенно другой мир… Это был особый  факультет, факультет лесного хозяйства, куда по заявкам, квотам или направлениям зачислялись молодые люди на льготных условиях, м. б. даже без экзаменов. Еще их называли - «целевики». Самый слабый факультет. В основном это были мальчики из отдаленных леспромхозов, даже внешне отличавшиеся от москвичей. Будучи второкурсниками, они больше напоминали подростков. Подготовка их была соответствующей.  Я напряглась, впервые я напряглась…
Но вот месяц прошел, и я с облегчением избавилась от этой подмены, никакого проблеска в этих двух группах не отметив. И однако же, один из студентов этого потока на меня «запал». Правда он был уже после армии и казался взрослее своих сокурсников, тем не менее, он был одним из них. Он буквально не давал мне прохода… При встрече останавливал  в коридоре с каким-нибудь заумным вопросом по философии именно тогда, когда я куда-нибудь спешила… Я не могла появиться в библиотеке, потому что он всегда сидел в читальном зале и тут же, увидев меня, поднимался с готовым вопросом, который должен был остановить меня по меньшей мере минут на пятнадцать. Однажды он надолго остановил меня в коридоре. Его сокурсники проходили мимо, здоровались, явно уважая его за то, что он вот так надолго занял меня равноправным разговором. Наконец он меня утомил: «Простите, Саша, но мне пора домой…». Он, что называется «с лёту», будто только этого и ждал: «Я вас провожу. Буду ждать вас на  выходе из института». И все это, не дав мне опомниться… С тех пор он очень часто ждал меня у выхода из института и провожал домой. Предварительно он оказывается заходил на кафедру и изучал расписание.  Его конечно все знали, а Танечка даже сетовала: «Елена Алексеевна, опять приходил ваш молодой человек… Даже не здоровается, подходит прямо к расписанию. Мог бы и у меня спросить, я ведь знаю, что он вас ищет…» - «Таня, это не «мой молодой человек», это студент, его зовут Саша».
*****
Обстановка на кафедре была ровной и доброжелательной. И казалось, что так будет всегда. Но где-то в  конце   ноября, из декретного отпуска вышла ведущий доцент кафедры, дама, почти в два раза старше меня –  рыжая Изольда, Изольда Константиновна. Она была относительно небольшого роста, несколько нескладной, но очень активной и очень уверенной в себе. А проще говоря – скандальной. Так и не выйдя замуж, Изольда родила дочь уже после 40 лет. Наш завкафедрой, добрейший Иван Алексеевич, всячески ее утихомиривал, по отечески жалея ее.
Выйдя на работу и обнаружив мое появление, она первым делом возмутилась: почему её никто не курирует?  Девчонка, с университетской скамьи, да за ней еще глаз и глаз нужен!
Через пару дней, когда я пришла на работу где-то к семи часам вечера, на занятие с вечерней группой, на кафедре я увидела Изольду. 
-Я иду к тебе на семинар, - безапеляционно заявила она. Мол, трепещи, проверка.  Какая-то намеренная, изначальная конфронтация, причин для которой – не было…
-Даже без моего согласия?.. В таком случае: я возражаю.
Не обратив никакого внимания на мои слова, она взяла сумочку, намереваясь идти со мной. Я остановилась:
-Вы меня не услышали, Изольда  Константиновна. Если вы намерены идти в группу, возьмите журнал, вам придется провести занятие. Вместе в аудиторию мы не войдем.
Изольда вспыхнула, а на следующий день сама же раструбила по кафедре, что я «не пустила ее на занятие». Так как мужчины (не считая нас с Изольдой кафедра была мужской) здоровались со мной, всеми силами скрывая улыбку, я поняла: все уже известно. Еще я поняла,  что все давно уже хотели дать ей по носу за ее нрав и манеры, но… так никто и не решался. А тут я, вроде как «на новеньких», сделала то, о чем все давно мечтали… То есть этой драчке между двумя женщинами – порадовались.
Выход из положения нашел Геннадий Васильевич. Он все понял. Когда кафедра была в сборе, он, привлекая общее внимание, обратился ко мне:
- Елена Алексеевна, вы не возражаете, если я зайду к вам на занятие?
-В любое время, Геннадий Васильевич!
Он зашел ко мне на семинар в тот же день, просидел минут десять и ушел. Но Изольда через пару дней  буквально повторила его движение  и при всех сказала: «Елена Алексеевна, я бы хотела зайти к вам на занятие» - «В любое, удобное для вас время, Изольда  Константиновна».
После «инспекции» она подошла к завкафедрой и, вся в размышлениях, вполне миролюбиво доложила:  «Ну, ничего… вобщем-то ничего, ничего… приемлемо… ассистент ведь (не доцент, мол, как я)». После этого случая – удивительное дело! - отношения наши с Изольдой не ухудшились, а  - улучшились. Она даже готова была принять меня в подружки.
***     
Вернемся, однако, к Саше. Достаточно долго я его, что называется «терпела»,  считая это вынужденное общение своей профессиональной обязанностью. Но однажды в разговоре  он сказал то, чего я от него никак не ожидала. Теперь я уже и не помню, по какому поводу. Отметила только про себя, что заурядный человек не мог бы сделать такого замечания… Не то, чтобы его «увидела» каким-то особенным образом, но с этого момента он перестал быть для меня «досадным недоразумением».
Очевидно, чтобы было о чем со мной поговорить, он усиленно взялся за изучение философии. Сначала – истории философии. В персоналиях и подлинниках. Начал, как это и ведется в университете, с античной философии. Вузовская техническая библиотека заказывала ему и Платона и Сократа и Гераклита… Продвигался он – гигантскими шагами, удивляя и утомляя меня своими познаниями. Философией он был явно увлечен. Однажды я не выдержала: «Саша, вы переоцениваете  меня, я – невольник философии». Он остановился и, серьезно глядя на меня, сказал: «Я вас за это накажу!». Едва сдерживая улыбку, я спросила: «Как же вы меня накажете?» - «Хотел подарить вам «серую лошадь», а теперь – не подарю».  «Серая лошадь» - это История философии под ред. Александрова  издания 1941 года, в свое время арестованная и уничтоженная властями, я думаю за то, что написана была профессионально, но  без достаточных экивоков в сторону КПСС. Соответственно – библиографическая редкость. В 41-м году успели выйти только первые два тома. Говорили, что был еще и третий том, но его и вовсе мало кто видел. «Серой лошадью», которая «всех вывезет на экзаменах», студенты университетов называли  это издание за яркий, доходчивый язык, а также за серый переплет.
«Серую лошадь» позднее  Саша мне все-таки подарил. Однажды, зайдя на кафедру, я увидела на своем столе два узнаваемых тома… Коллеги улыбались: «Дорогие подарки принимаете, Елена Алексеевна!».
Однажды под вечер он пришел к нам домой. То есть – без звонка, без предупреждения… Дверь открыл муж. «Я – к Елена Алексеевна» - «Проходите, раздевайтесь…». Муж дал нам какое-то время пообщаться, а когда Саша собрался уходить, сделал мне знак, чтобы я оставила его поужинать. За столом нашлись общие темы. Оказалось, что мужчины – и тот и другой – охотники. Муж стал сетовать, что подмосковные охотхозяйства, куда он выезжает через военное охотничье общество, только удручают… «Я ведь  из Приморья, с Дальнего Востока… с 14 лет у меня было свое ружье,  и я на неделю уходил с соседом-охотником в тайгу… Это была – охота. А тут, загонщики выводят на тебя зверя, того же лося,  которого приходится практически расстреливать. Даже животное жалко, какая тут охота…». Саша отвечал, что у них не так,  у них - никаких загонщиков, а за лосем бежишь, бывало, по лесу километра три, пока настигнешь… Поговорили и о спорте, поскольку (я так думаю) Саша заметил в углу комнаты два штангистских «блина»…
Когда Саша  ушел, муж  сказал: «Хороший парень, вот на таких Россия и держится. И вот что… Ты не препятствуй ему к нам приходить. (Еще одна нагрузка!) Провинциальный парень, не к кому пойти… пусть к нам приходит». «Хороший парень» был на два года моложе меня и почти на десять лет моложе мужа.
Я ждала ребенка, и это становилось все более очевидимым. Сашу это не смущало. Более того, он как-то заметил: «Вам ведь надо больше гулять, пойдемте вот здесь пешком».  Он также ждал меня у выхода из Института и провожал домой, докладывая о своих теоретических достижениях, делясь мыслями, которые были все более интересными. У дома, помнится, нас как-то встретил муж и поблагодарил Сашу за то, что он проводил меня.
Он явно возрастал. За четыре года в техническом ВУЗе  Саша несомненно  прошел курс философского факультета, по крайней мере - по истории философии. А будучи на 5-м курсе, явно отличился по этой дисциплине. Наша кафедра в это время проводила конкурс студенческих работ по философии. Чтобы не перебирать рефераты второкурсников, я попросила Сашу написать работу на конкурс: «На любую тему и в любом жанре, хоть в стихах...».  Естественно, он занял первое место, а мои коллеги после его доклада долго не отпускали его, экзаменуя по истории философии, а потом единогласно решили, что его можно рекомендовать в философскую аспирантуру.
- Да какая тут философская аспирантура, - заметила я, - его, закончившего институт с отличием, не оставляют даже в аспирантуре на факультете…
Шеф  был в полном недоумении: «Да кого же им еще оставлять?...Ты вот что… зайди к декану. Расскажи о конференции, скажи, что мы всей кафедрой рекомендуем его… Да, кстати, это он «серую лошадь» подарил? Зайди, зайди к декану».
Узнав о предмете моего визита, декан воскликнул: «Да что же вы ломитесь в открытую дверь! Знаем мы этого Сашу!.. Отличный парень. Но в этом году нет приема в аспирантуру по его специальности. Я уже вызывал его и пообещал, что в следующем году обязательно пришлю ему официальный вызов».
Декан слово сдержал, да только к тому времени Саша уже иначе распорядился своей судьбой… Он пошел во власть.
Из института мы уходили одновременно. Саша уезжал в свой леспромхоз, который направил его на учебу, я – в аспирантуру. Прощаясь, он сказал: «Давайте я вам напишу реферат в аспирантуру. Вам ведь некогда – дочка маленькая, а мне – целое лето девать некуда…». – «С превеликим удовольствием доверила бы это вам, да тут есть ряд тонкостей… я уж сама».
Саша писал мне о своей безрадостной жизни. Главная его печаль состояла в том, что на работе он был занят так много, что на чтение у него совершенно не оставалось времени. «А если я в день не читаю, хотя бы два часа, серьезную теоретическую литературу, я начинаю ощущать себя животным». И он, первоначально прагматически, для досуга, «для чтения» - пошел во власть. Сначала был исполком, потом райком, а позже и обком… «Иного, писал он, в моих условиях не дано». Я не знала, что такое «власть» и «во власть» и относилась к его деловой карьере достаточно индифирентно. 
Однажды он пригласил нас всей семьей на отдых в свои края. «Можете взять с собой хоть с десяток  друзей-приятелей.  Все будет на высшем уровне, будете довольны. И охота у нас отменная…». Я даже не поняла смысла этого приглашения: «Саша, как вы можете приглашать такое количество гостей?» - «Да власть ведь!..».
Муж, узнав о приглашении, сказал:  «А ты хотела оставить его в аспирантуре… Он вон какую карьеру сделал». Ни о какой поездке речь конечно не шла в том числе и потому, что представить себе мужа, пользующегося властной дармовщинкой, я не могла.
Саша довольно часто приезжал в Москву, непременно наведывался к нам, всегда без предупреждения, всегда -  как снег на голову. Он заметно преобразился. Костюм, белая рубашка под галстук… все это сидело на его крепкой фигуре достаточно ладно. Однажды он приехал на второй день каких-то многодневных праздников. С цветами. Муж, уже одетый на выход, открыл ему дверь и, поздоровавшись, извинился: «Вы проходите, а я должен идти  в спортзал, меня там люди ждут».
Праздники, холодильник заполнен. Я накрыла  на стол. Было даже вино и торт. Четырехлетней дочери «дядя Саша» очень понравился, она приняла его за еще одного нашего родственника, который её конечно же очень любит. Первым делом она устроилась у него на коленях и пальчиком показала на щечку – куда ее надо поцеловать. Она его так смутила, что я, чтобы подавить улыбку, поспешила выйти из комнаты. Впрочем, от «дяди» исходил    покой, дочь скоро утихомирилась, занялась своими игрушками и рисованием.
А Саша именно в этот день решил признаться мне в любви.                - Когда я вернулся из армии и решил поступать в институт, мой дядя, брат матери, подвыпив, выдал: «Да разве этого идиота  примут в институт, да еще – московский?». И я решил ему «доказать». Сел за школьные учебники… И экзамены в институт сдал довольно легко… А когда вы первый раз появились у нас в группе, я подумал: «Вот ведь… совсем девчонка. Как я. Но уже университет закончила. А я – безграмотный чурбан, с которым ей даже не о чем было бы поговорить…» - «Именно поэтому вы занялись философией…» - «Первоначально – да… Но потом меня это очень увлекло. Такая глыба, такая  пища для ума…  - и тут, без перехода: вы ведь очень долго меня не замечали, хотя я надоедал вам всеми силами, всеми возможными способами …». Разговор принимал опасный поворот, и я решила миролюбиво заключить: «Ах, Саша, вы же знаете, что все – относительно: и знания, и познания, и – образование… Вот сейчас вы имеете практически два образования, стабильное и даже завидное положение в обществе…  Так что знания-образования в  человеческих отношениях  играют не такую уж большую роль. Я говорила что-то еще «в пользу бедных», всячески отвлекая его от признаний. Ну зачем говорить об очевидном?
Вскоре, к моему спасению, вернулся из спортзала муж. Я проводила Сашу до транспорта и, облегчено вздохнув, вернулась домой.   
        ****
Как-то в его  письме была интересная приписка, именно приписка, где-то в конце.  Саша писал, что - женился. Я очень удивилась – он не был похож на влюбленного человека. По этому поводу я спросила: «Надеюсь, это брак по любви?». В ответ он написал: «Какой брак по любви?! О чем вы говорите? Будто бы вы вышли замуж по любви…».
Нахал! На-ха-ал… Совсем утратил чувство дистанции. Да, затянула я что-то с этим идеальным романом… - О своей жене он написал только, что она ему «подходит». Но – и всё!   Любовь в нашем общении была темой сакральной: об этом мы не говорили.  Мне была уготована роль  средневековой «дамы сердца», изначально недоступной, поскольку замужней. Чем тогда и проверялась искренность сердечных устремлений  рыцарей. Здесь, в этом «идеальном романе», все было именно так.
Саша приезжал к нам довольно долго. Одет он теперь был всегда – «при параде».  Иногда он приходил ко мне в Институт. Я выходила, и мы шли в какое-нибудь  кафе или гуляли по Центру. Сидя за столиком кафе, я спрашиваю:
- Саша, зачем вы приезжаете?
- На вас посмотреть. И удостовериться, что с вами все нормально.
- А что, может  что-то быть - «не нормально»?
- Не знаю… Но мне все время кажется, что с вами что-то случится.
Муж, уже много позже, как-то сказал о нем: «Чудной парень… чудной». Может, он рассчитывал как-то тебя дождаться?
Чудной…Сейчас я думаю так: будучи по натуре средневековым рыцарем, он просто родился не в свое время.
****
Наверное более десяти лет после окончания института Саша писал и  приезжал к нам. Потом он как-то исчез, то есть просто перестал приезжать,  а я, к позору моему, это не сразу заметила. Позже пришло даже какое-то умиротворение: как хорошо, что все это закончилось так спокойно и мирно, будто растворилось. И все-таки воспоминание об этом идеальном романе согревает мое сердце.
Август 2018