Ошибка. 16

               
Речушка Баланда была не широкой и скорее напоминала большой ручей, но берега её были болотистые и поэтому деревянный мост, связывающий два берега, был достаточно длинным. Первые сваи стояли на сухом месте, под ними – то и расположились два варнака в ожидании своей жертвы. 
- Прохладно становится, - съёжился Неведомский, - давай по стаканчику самогона пропустим.
Выпили по стакану первача, заранее купленного у той же бабки Матрёны, закурили.
- Что – то долго никого нет, - нетерпеливо задёргался Неведомский, - этот Галушкин может нас подвести, а потом ещё и Баженову всё расскажет.
- Заткнись, - осадил его Кабан, - рано ещё, мы договорились на десять часов. Я думаю, Галушкин всё сделает, как надо, он сам ненавидит этого кулака, да и трусливый, словно заяц, я его припугнул, как следует.
Замерли.  В вечернем воздухе повисла прохладная тишина, и лишь, очень осторожно, журчала речушка, перекатываясь через камушки. Вдруг со стороны железнодорожного переезда послышался тяжёлый стук каблуков, как раз со стороны улицы, откуда и ожидали появление Баженова.
- Вот видишь, - зашептал Кабан, передавая обрезок трубы Неведомскому - Галушкин сделал всё,  как надо. Сейчас давай присядем в кювет, как поравняется, ты первый выскакивай и сразу по башке  этой трубой, только не очень – то старайся, а то убьёшь совсем, после, как свалится, пройдись этим обрезком по рукам и ногам, пусть потом хромает на все четыре лапы.
- А чего это всё я, да я, - злобно в ответ зашипел Неведомский, - а ты то, что будешь делать, деньги хапать?
В это время шаги вдруг неожиданно стихли. Метрах в двухстах, еле различимый сгусток темноты остановился, вспыхнуло пламя не то спички, не то зажигалки. Высветилось неопределённое лицо закуривающего человека.
- Баженов вроде же не курит, - засомневался Неведомский.
- Чего с радости не сделаешь, отхватил деньжат, теперь сыт, пьян и нос в табаке – попытался развеять сомнения Кабан.
Человек поднёс пламя к руке, видимо смотрел на часы.
- Во, гад, - возмущённо зашипел Кабан, - да он однако с топором идёт. Не уже ли Галушкин нас предал. Слушай Володька, ты уж тогда приложись, как следует, а не то он из нас фарш наделает.
Человек докурил папиросу, окурок, рассыпая искры, упал на дорогу. Послышался стук приближающихся шагов, вот уже начал определятся в темноте силуэт быстро идущего человека.
- Ну, всё, ну, всё, - лихорадочно шептал Неведомский, то ли от ярости, то ли от страха.
- Этот чувак сейчас промахнётся, - почувствовав волнение, овладевшее приятелем, подумал Кабан и, пошарив в кювете, подобрал увесистый камень.
Неведомский, как зверь, кинулся на поровнявшегося с ними человека, труба, описав в ночном пространстве дугу, опустилась на место предполагаемой головы, но попала, как раз в молот, расположенный на плече железнодорожника, послышался звон металла. Человек ойкнул и обеими руками схватился за ручку молота.
- Ах, мать твою…, пере мать, - взревел Фёдор Иванович, и, размахнувшись, со всей силы саданул молотом в набегавшую фигуру.
- Промахнулся, сволочь, - мелькнуло в голове Кабана, и он, сжимая камень, кинулся на помощь. Удар молота пришёлся ему в голову, в ухо, но  вскользь. Кабан вскрикнул, выронил камень и свалился в кювет. Кровь заливала лицо, схватившись за ухо, он понял, что с этим предметом своего тела пришлось расстаться, ухо болталось само по себе, отдельно от головы.
Кабан, снова приложив все усилия, размахнулся трубой и опустил её уже на голову соперника,  одновременно почувствовал, что тяжелый молот,  прилетел ему в бок, с хрустом перемалывая рёбра. Человек, получив сокрушительный удар трубой по голове, обмяк и начал опускаться на дорогу. Неведомский перехватил ручку топора или молота, ему это было неизвестно, и начал беспорядочно опускать его на тело поверженного человек.
- Хватит, - схватил его за руки, выползший из кювета Кабан.
Неведомский нехотя выпустил из рук ручку молота и, тяжело дыша, схватился за бок.
- Этот гад  мне все рёбра переломал, - в пылу борьбы он боли не замечал, а сейчас она душила его не давая глубоко вздохнуть.
- А я без уха остался, - обвязывая голову порванной рубахой,  жалобно подхватил Кабан. 
Закурили, успокаивая разыгравшуюся, в пылу борьбы, ярость. В предчувствии крупного куша, подонки не испытывали никакого сожаления о содеянном.
- Ладно, посвети, деньги нужно забрать, - наклонился над трупом Кабан.
Неведомский чиркнул спичкой и опустился рядом с приятелем на колени. Лицо покойного было изуродовано до основания, и узнать его, при таком освещении, было невозможно. Кабан расстегнул плащ и откинул полы, сверкнули оловянные пуговицы железнодорожной формы.
- Кто это? - воскликнул растерянно Кабан, - кого это мы завалили? Нагребли деньжат! Ни за что мужик пострадал!
- Я тебе говорил, что Баженов не курит, а ты «…сыт и пьян, и нос в табаке…», вот тебе и нос. А где же тогда эта сволочь, видимо Галушкин прокололся. Но всё Кабан не миновать нам с тобой тюряги. Чо делать то будем?
- А что нам остаётся делать, пойдём к бабке Матрёне, врежем самогоночки, и будем зализывать раны, а там видно будет, - невозмутимо провозгласил Кабан.
Неведомский обшарил карманы покойного, забрав зажигалку и сняв часы, сунул их себе в карман. Варнаки встали и,  постанывая от боли, двинулись в сторону дома бабки Матрёны.