Гл 10 Не марксисты

Глава 10. НЕ МАРКСИСТЫ               
   10.1. А. ЗИНОВЬЕВ               
    10.1.1. Основные положения теории               
    10.1.2. А.Зиновьев после контрреволюции               
    10.1.3. О критике Зиновьевым марксизма               
    10.1.4.Сверхвласть               
   10.2.Е. ПРУДНИКОВА               
    10.2.1. О планах Сталина по реформе политической системы и репрессиях
               30-х годов XX века.               
    10.2.2. Главная ошибка Сталина

В главе приведены взгляды двух явных не марксистов: А.Зиновьева и Е. Прудниковой, поскольку их взгляды по некоторым вопросам более трезвые и правильные чем у некоторых теоретиков, объявляющих себя марксистами.
10.1. А.ЗИНОВЬЕВ
Александр Александрович Зиновьев - известный в прошлом диссидент и критик советского социализма, который он называл коммунизмом. Был выслан из СССР. Получил на Западе широкую известность за работы по критическому анализу социализма. Взгляды А. Зиновьева до начала контрреволюции в СССР отражены в его книге «Коммунизм как реальность», написанной в 1980 г.

10.1.1. Основные положения теории
Зиновьев, по-видимому, придерживается при изучении общества так называемого «цивилизационного» подхода: «Можно выявить законы эволюции общества в рамках данного типа и общие законы такого рода в рамках любого типа. Но не существует никаких законов превращения данного типа общества в другой. Не существует не в силу каких-то эмпирических причин, а в силу определенных средств познания, без которых невозможна наука. Не существует подобно тому, как нет законов превращения мух в слонов, слонов в кроликов, кроликов и львов в удавов.»[39,40]

Под обществом Зиновьев понимает некую совокупность людей, например, общество Российской империи, общество Британии. Ясно, что одно не может превратиться в другое, так сказать, физически. Но далее это положение он переносит на развитие одной человеческой общности, рассматривая их состояния в разные моменты времени как разные общества. Тут уже его аналогия совершенно неправомерна: «Когда, например, рухнула Российская империя, на ее месте образовалась новая человеческая общность. Но сложилась она не по неким мистическим законам перехода от одной формации к другой, более высокого уровня, а по законам складывания больших человеческих объединений в тех исторически данных условиях.»[39,40]

Марксизм предложил движущую силу превращения - развитие производительных сил. И действие этой силы выглядит очень убедительным на больших промежутках времени. Зиновьев с этим не спорит и не опровергает, он просто этого не замечает.

А. Зиновьев критикует марксизм и считает его не наукой, а идеологией. Он отказывает марксизму в научности потому, что: «В марксистском проекте коммунистического общества не принимаются во внимание два фактора, без которых вообще немыслим научный подход к обществу: 1) неотъемлемые качества самого строительного материала общества - человека; 2) принципы организации больших масс людей в единое целое. В марксизме считается, что человек есть «совокупность производственных отношений», что стоит создать желаемые условия жизни, как люди станут воплощением добродетелей. А между тем люди сами продукт истории, и как таковые они обладают такими свойствами, которые не зависят ни от каких социальных преобразований и от которых, наоборот зависят сами возможности этих преобразований. Что касается второго фактора, то в любом большом скоплении людей, образующим целое, с необходимостью происходит образование иерархии групп и должностных лиц, что заранее превращает в идеологические фикции всякие надежды на социальное равенство» [39,15-16].

Здесь А. Зиновьев ошибается. Например, в гидродинамике существует феноменологический (т.е. основанный на наблюдаемом явлении - феномене) подход, когда жидкости и газы рассматриваются как сплошные среды и уравнения движения, описывающие их поведение, выводятся в этом предположении без учета молекулярной структуры. Это не мешает им, однако, хорошо описывать наблюдаемые явления. В дальнейшем  феноменологические уравнения движения были выведены из кинетической теории, рассматривающей газы и жидкости как совокупности молекул. Это дополнительно подтвердило верность феноменологического подхода тогда, когда молекул в рассматриваемом объеме очень много. Универсальным критерием верности любой теории является сравнение получаемых из нее выводов с практикой, а не обязательный учет всех черт моделируемого явления. Марксизм является типичной феноменологической научной теорией, основанной на том, что общество состоит из очень большого количества людей. И равнодействующая их усилий как раз и реализуется в основном через производственные отношения. Зиновьев же претендует на создание, так сказать, молекулярной теории. И тот и другой подход правомерен. Поэтому нет никаких оснований упрекать ни марксизм, ни Зиновьева в ненаучности. Можно говорить только о неполноте моделей и ограниченности применения.

Разумеется, свойства людей, «которые не зависят ни от каких социальных преобразований», существуют и их нужно использовать. И существуют «принципы организации больших масс людей в единое целое», учтенные в марксизме в Ленинском положении о роли Коммунистической партии в строительстве социализма. Т.е. второй фактор в марксизме присутствует. Здесь обвинения Зиновьева не совсем обоснованы: можно лишь говорить о недостаточном учете этого фактора.

Модель А. Зиновьева основана на введенном им понятии «коммунальности»: «Коммунальные законы суть определенные правила поведения (действия, поступков) людей по отношению друг к другу. Основу для них образуют исторически сложившееся и постоянно воспроизводящееся стремление людей и групп к самосохранению и улучшению условий своего существования в ситуации социального бытия. Примеры таких правил: меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почета; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя... Коммунальным правилам поведения люди обучаются. Делают они это на собственном опыте, глядя на других, в процессе воспитания другими людьми, благодаря образованию... В большинстве случаев люди даже не отдают себе отчета в том, что проходят практику на роль коммунальных индивидов, осуществляя обычные с их точки зрения житейские поступки. И они не могут этого избежать, ибо, не обучившись коммунальным правилам, они не могут быть жизнеспособными. Хотя законы коммунальности естественны, люди предпочитают о них помалкивать и даже скрывают их.

Прогресс человечества в значительной степени происходил как процесс изобретения средств, ограничивающих и регулирующих действие этих законов, - морали, права, религии, прессы, гласности, общественного мнения, идей гуманизма и т.д. Людей веками приучали облекать свое поведение в формы, приемлемые с точки зрения этих ограничителей, и скрывать» (законы коммунальности) «как нечто предосудительное. И не удивительно, что коммунальные правила поведения представляются им как нечто неприличное, а порой даже преступное... В законах коммунальности нет ничего бесчеловечного. Они ничуть не бесчеловечнее, чем законы содружества, взаимопомощи, уважения. Последние вполне уживаются с первыми и вполне объяснимы как нечто производное от них. А человечный или бесчеловечный тип общества сложится в той или иной стране, зависит не от самих этих законов, а от способности населения развить институты, противостоящие этим законам и ограничивающие их. Лишь в том случае, если ничего подобного в обществе нет или это развито слабо, коммунальные законы могут приобрести огромную силу и будут определять всю физиономию общества, в том числе определять характер организаций, по идее призванных ограждать людей от них. И тогда сложится особый тип общества, в котором будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, безхозяйственность, обезличка, безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость, система служебных привилегий. Здесь утверждается искаженная оценка личности - превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. Причем не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы, соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел возможности раскрыть свою индивидуальность, а живой человек - выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и в первую очередь - творческие и управленческие. Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение...»[39,64-66].

Эта длинная цитата определяет всю суть теории коммунизма, изложенной Зиновьевым в книге «Коммунизм - как реальность», написанной в 1980 г. Но то, что Зиновьев называет правилами коммунальности, вообще говоря, принято называть законами джунглей (или внутривидовой борьбой). Название коммунальность, возможно, придумано для того, чтобы легче было коммунизм связать с законами джунглей (в книге явно чувствуется симпатия к капитализму), что Зиновьев и делает на протяжении всей книги, утверждая, что коммунизм естественно вытекает из законов коммунальности: «Коммунизм не есть нечто выдуманное злоумышленниками вопреки здравому смыслу и некоей природе человека, как полагают некоторые противники коммунизма, а как раз наоборот - он естественное явление в истории человечества, вполне отвечающее природе человека и вытекающее из этой природы. Он вырастает из стремления двуногой твари, именуемой человеком, выжить в среде из большего числа аналогичных тварей, лучше устроиться в ней, обезопасить себя и т.п. - вырастает из того, что я называю человеческой коммунальностью. Выдуманными и изобретенными являются как раз те средства защиты от коммунальности, из которых вырастает цивилизация, т.е. право, мораль, гласность, религия, гуманизм и прочие средства, в какой-то мере защищающие человека от прочих людей и от власти их объединений» [39,26].

Основным пороком коммунизма, как следует из этой цитаты, является свободное действие при нем законов коммунальности, организация всей жизни общества по законам коммунальности, тогда как цивилизации (под которой понимается, очевидно, капиталистический Запад) ставится в заслугу, что она создает приемы для обуздания коммунальности. Хотя на деле (и об этом Зиновьев стал писать позднее, после крушения социализма в СССР и странах Восточной Европы) многие приемы якобы против коммунальности, о которых он говорит (право, пресса,...) используются при капитализме как раз для того, чтобы части «двуногих тварей» (господствующим классам), выжить и хорошо выжить в «среде из большего числа аналогичных тварей» (эксплуатируемых). Т.е. эти приемы якобы против коммунальности на самом деле служат исправно  законам джунглей (или законам коммунальности по Зиновьеву).

«...Цивилизация вообще вытекает из сопротивления коммунальности, стремления умерить ее (коммунальности) буйство, заключить ее в определенные рамки... Цивилизация есть усилие, коммунальность есть движение по линии наименьшего сопротивления. Коммунизм - есть буйство стихийных сил природы, цивилизация - их разумное ограничение». [39,26-27]

А коммунисты считают как раз наоборот: цивилизация (капитализм) - буйство стихийных сил, а коммунизм - их разумное ограничение. И жизнь подтверждает это: как только разрушилось организованное общество - социализм, так из всех щелей поперла «цивилизация» - капитализм. Цель коммунистов как раз в том, чтобы создать общество, где «надежды на социальное равенство» были бы реализованы, т.е. коммунизм мыслится как победа над буржуазной «коммунальностью». Приведенные выше рассуждения Зиновьева можно рассматривать как апологетику капитализма, но какой-то логики в них не видно: такая оценка Зиновьеву нравится и все.

Все основное содержание книги Зиновьева заключается в логическом доказательстве того, как из законов джунглей (коммунальности) вытекают все пороки социалистического общества в СССР. Разумеется, такой анализ полезен, и модель общества Зиновьева имеет смысл и должна занять свое место в науке об обществе. Ее недостатком является неучет производственных отношений. Если марксизм упрекают за неучет человеческого фактора (отрицательных черт «двуногой твари»), то модель Зиновьева грешит другой крайностью - полным неучетом производственных отношений. Другим недостатком является стремление Зиновьева рассматривать общество изолированно от окружающего мира и игнорирование влияния предистории. Такой подход привел его к неправильному выводу об устойчивости социалистических (коммунистических по терминологии Зиновьева) стран: «Коммунизм означает такую перестройку всей организации жизни общества, что обратный ход эволюции исключается в принципе».[39,289] Как говорится: «Его бы устами, да мед пить.» Но увы... Зиновьев не смог увидеть контрреволюционных настроений высшей бюрократии, завидовавшей значительно лучшей жизни соответствующих им по положению в производстве деятелям Запада. Не увидел, поскольку он не рассматривал производственных отношений и другие страны, т.е. в принципе лишил себя возможности увидеть. А вот Троцкий, стоявший на позициях марксизма, увидел еще в 30-х годах. Некритическое отрицание марксизма помешало Зиновьеву увидеть грозный для социализма «звонок» контрреволюций в Венгрии и Чехословакии, происшедших до написания «Коммунизма как реальности».
10.1.2. А. Зиновьев после контрреволюции
Уже в ходе Горбачевской перестройки Зиновьев один из первых понял ее опасность и началась его эволюция в сторону более трезвого восприятия как капитализма, так и социализма. От своих оценок социализма он формально не отошел, но стал рассматривать его для народов СССР как меньшее зло по сравнению с режимом, который уже вырисовывался из Горбачевской перестройки. В этом он еще больше укрепился после победы контрреволюции. Вот его оценка советского периода истории России, данная в 1994 г.: «...я утверждаю, что мы уже имели наилучшее для условий России и населяющих ее народов социальное устройство, сложившееся в 1917-1985 годах. Советский социальный строй, политическая система, система воспитания, система образования и просвещения, система жизненных ценностей, тип культуры и так далее были вершиной русской истории вообще. Это, повторяю, был оптимальный вариант «обустройства» России, вершина ее исторического бытия. Я не хочу этим сказать, будто советская система организации жизни вообще является наилучшей и очень хорошей. Ее недостатки мне были хорошо известны с юности, я начал подвергать ее критике еще тогда, когда нынешние перевертыши служили ей с великим усердием. Я хочу сказать лишь следующее: все то, что было в России до советской системы было неизмеримо хуже. И то, что пришло ей на смену, есть упадок, деградация, умирание» [40].

Изменилась оценка Запада: «Я, когда оказался на Западе, все то, за описание чего меня ругали в Советском Союзе, увидел на Западе в гораздо большей степени. Я тогда им сказал: вы видите соринку в чужом глазу и не видите бревно в своем собственном. Коррупция? Так у вас ее больше. Бюрократии гораздо больше, чем в Советском Союзе. Я приводил тогда пример: во всем аппарате ЦК было всего 2000 партийных функционеров, а в Международном валютном фонде только в одном здании 8000 сидело... Коррупция в западной системе власти ... и сейчас сильнее, чем в Советском Союзе. ... И система чинопочитания в сто раз сильнее. Скажем, если вы возьмете современную бюрократическую систему Франции, Германии и т.д., - советская просто детские игрушки по сравнению с нею». О положении мелких предпринимателей: «Они действуют в силу закона: не до жиру, быть бы живу...из десяти тысяч, скажем, пять тысяч в течение года разоряются. А пять тысяч, которые выживают, - у них каторжный труд... Подавляющее большинство предпринимателей, мелких предпринимателей и даже средних, работают не потому, что любят дело и эксплуатацию, а потому, что другого выхода нет. Они по - другому не могут найти работу. Если человек в западном обществе имеет возможность получить работу на тех условиях, как было в Советском Союзе, он хватает это». Про сравнение уровня жизни на Западе и в СССР: «...там нет бесплатного медицинского обслуживания, бесплатного образования и проч., но считается, что жизненный уровень там выше. Я считаю, что если по другим критериям мерить, то советские люди жили лучше, чем на Западе» [40,6].

По отношению к преодолению реставрации капитализма в России Зиновьев является скептиком. Он считает, что новый режим пришел надолго. Он не видит в обществе достаточных сил для борьбы с ним. Возможно, поэтому он считает для борьбы с предательским режимом, утвердившимся в России, будет применяться терроризм: «...я утверждаю, что доведенные до отчаяния люди мстят. И я уверен: в России начнется возрождение такого рода явлений. Я к этому не призываю. Но придет время - и это возникнет само собой. Ну, вспомните XIX век, ведь Россия была страной терроризма. Без террористов не было бы и коммунизма, большевизма. Не было бы! Они раскачали царскую империю... Месть нормальное человеческое явление. И каждый действует так, как может действовать. Если бы я был молодым человеком, не видя выхода, не веря в то, что сейчас говорят о возрождении, я бы пошел по этому пути. Это чисто психологический фактор». [41,6]

Зиновьев прекрасно (в отличие от многих послекризисных теоретиков-марксистов) понимает общие принципы организации человеческого общества (изложенные автором в главе 1): «Если человеческое объединение возникло и должно долго существовать, должен возникнуть управляющий орган. Если он не возникнет -  объединение не может  существовать. Такие управляющие органы и создавались. Первым делом создавались. Вот, например, человеку отрежьте голову - его нет. И это общий закон всяких социальных объединений. Единоначалие - вот закон. Сделайте два начальника - и будет между ними драка».[41,5]
Исходя из этого принципа, он оправдывает жесткие действия Сталина: «Считают, что вот Сталин уничтожал ленинскую гвардию. Если бы он их не уничтожил...Тухачевского приказал расстрелять и т.д. Да если бы Сталин этого не сделал, нас в 1941 году уничтожили бы в первый же месяц. Сталин поступил в соответствии с объективными социальными законами, а именно: единоначалие, организация системы власти по принципам команды и подчинения. Диктатура была неизбежной в тех условиях... взять армию перед началом войны. Я всю войну прошел. Я это изучал внимательнейшим образом. Раньше я был антисталинистом, собирался Сталина убивать. Потом только понял. Нужно много-много думать, чтобы разобраться...». [41,5-6]

Приведем еще два полярных мнения о Сталине, чтобы дополнить его обсуждение, начатое в гл.3. Критика действий Сталина была и остается одним из основных видов оружия контрреволюции. Типичную для идеологов Перестройки крайне негативную оценку Сталина, хотя и содержащую претензии на объективность и научность, дает А.П.Бутенко. Суть оценки заключается в следующем. 1) Сталин благодаря своим отрицательным личным качествам создал режим личной власти. Насилие, примененное в процессе коллективизации, и особенно необоснованные репрессии 30-х годов дискредитировали социализм в глазах мировой общественности. 2) Оправдание насильственной коллективизации и репрессий при борьбе с оппозицией военной угрозой империализма неправомерно: «в конце 20-х годов, когда начало раскручиваться «ускорение» по-Сталински, гитлеровской Германии еще не существовало, да и реальной военной угрозы вообще еще не было». [11,16]. Эту угрозу по мнению Бутенко можно было преодолеть, оставаясь в рамках законности и правильных методов построения социализма (добровольность коллективизации,...), рекомендованных Лениным: «...если бы во главе нашего государства стоял марксист-ленинец...  можно было бы избежать той международной изоляции, в которой оказался Советский Союз накануне войны... разгром военных, государственных, научных и партийных кадров, слабость обороны - все это облегчало развязывание второй мировой войны...»[11,15-16].

Бутенко искажает историю: в международной изоляции СССР виноват не Сталин, её организовали Франция и Великобритания, которые развязали 2-ую мировую войну, чтобы Гитлеровская Германия уничтожила СССР. Но просчитались: Франция сама стала жертвой Германии, а Англии пришлось вместе с СССР воевать против Германии.

Наилучшим оппонентом перестроечных критиков Сталина является Б. Курашвили [29]. Он довольно логично доказывает, что, собственно говоря, другого выхода (как сделать то, что он сделал) у Сталина не было для того, чтобы подготовиться к неизбежной войне империалистических держав против страны социализма. Было колоссальное отставание от этих держав по развитию промышленности. Нужно было преодолеть это отставание примерно за 10 мирных лет - «иначе нас сомнут». Взять деньги на индустриализацию можно было только из коллективизированного сельского хозяйства - отсюда необходимость быстрой «неправильной» коллективизации (Это неверно: доля сельскохозяйственной продукции в экспорте была невелика. Верхотуров в [42,308] опровергает эту легенду с помощью справочника «Внешняя торговля СССР»:«С 1929 по 1934 годы СССР экспортировал зерна 14 млн 175 тысяч тонн на сумму 1 млрд 607 млн рублей. Экспортировал сырья продовольственного 14 млн 824 тысячи тонн на сумму 1 млрд 784 млн рублей [43, 139]. Это суммарные показатели. Год максимального вывоза — 1937. Общая стоимость советского экспорта за это же время составила 89,1 млрд рублей. Доля в стоимости экспорта зерна и продовольственного сырья составляет 3,7%»[43,13].)  Нужно было подавить заранее пятую колонну - отсюда ликвидация кулачества как класса, репрессивная политика против оппозиции. Нужно было быстро и целенаправленно развивать производство - отсюда свертывание нэпа и переход к жесткой административной системе управления. И, естественно, подготовку к войне нужно было начинать как можно раньше, не дожидаясь появления реальной военной угрозы, как легкомысленно рекомендует Бутенко - тогда уже было бы поздно. И подготовка была проведена. То, что Бутенко подразумевает под слабостью обороны - это была тактическая слабость начала войны, объясняемая в основном превосходством немцев во владении современных на то время методов ведения войны. Стратегически же страна была подготовлена к войне через индустриализацию, развитие передовой военной техники, психологическую и физическую подготовку населения.

Основной вопрос в том, можно ли было подготовиться к войне и не нанести существенного ущерба социализму? Из аргументации Курашвили следует, что нельзя. И, естественно, подготовка к войне была важнее, поскольку в случае военного поражения был бы ликвидирован и социализм, а народам России грозила «участь американских индейцев». Но ущерб социализму и подготовке к войне, связанный с репрессиями, мог бы быть существенно меньше, если бы не отрицательные личные качества Сталина, благодаря которым, по мнению Курашвили, Сталин в репрессиях преступил пределы целесообразного  В этом Курашвили согласен с Бутенко и не согласен с Зиновьевым, который Сталина поддерживает безоговорочно. На самом деле, как показывают многие независимые исследователи (см. ниже раздел 10.2), основную вину за репрессии на Сталина возлагать нельзя.

10.1.3. О критике Зиновьевым марксизма
У Зиновьева много ценного. Но в критике марксизма он, к сожалению, не оригинален. Его критика не отличается от образцов вульгарного охаивания марксизма, базирующегося на мещанском здравом смысле, который, как известно, не видит дальше своего носа. Разберем несколько примеров такой критики.

«В марксизме утверждается, что возможно общество, в котором исчезнет государство, исчезнут деньги, исчезнут классы, наступит всеобщее благоденствие, всем будет по потребности и т.д. В реальности осуществление этих лозунгов в принципе недостижимо... С научной точки зрения - и это можно доказывать, - в любом обществе обязательно будет расслоение на классы, бесклассовое общество невозможно. Будет неравенство, меняются только формы неравенства; будет и угнетение, и обман. Это, можно сказать, обычные формы существования всякого общества... Ведь было же потом в Советском Союзе неравенство. Это факт, от этого не избавишься»[41,5].

В качестве научной точки зрения Зиновьев подразумевает, по-видимому, свою теорию коммунальности, кратко описанную выше (11.1.1). Однако эта теория - выведение из опыта пороков человека и человеческого общества, основанных на недостатке  материальных благ. Марксизм же говорит о законах коммунизма, где материальных благ должно быть значительно больше, чем сейчас. И поэтому будет возможно смягчение животной природы представителя отряда приматов - превращение человека из человеко-зверя в Человека. А о том, что при низком уровне обеспеченности материальных благ коммунизм невозможен, Маркс и Энгельс писали очень много и примерно в тех же выражениях, что и Зиновьев и даже дали возникающему при этом обществу специальное название «казарменный коммунизм»: «Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частой собственности, являющейся этим отрицанием...всеобщая и конституирующая как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет... Какой прекрасный образчик казарменного коммунизма! Все тут есть: общие столовые и общие спальни, оценщики и конторы, регламентирующие воспитание, производство, потребление, словом всю общественную деятельность, и во главе всего в качестве руководителя, безыменный и никому неизвестный «наш комитет».»[12т42,114] Т.е. при низком уровне развития производства между классиками марксизма и Зиновьевым расхождения на самом деле нет. Оно возникает лишь при оценке довольно далекого будущего. Зиновьев утверждает, что отрицательные качества «двуногой твари» останутся всегда. Однако это опровергается практикой приручения животных: под влиянием обеспеченности существования количество зверя в них заметно уменьшается. Правда, не все виды поддаются приручению. Но человек, как показывает опыт, поддается.

Второй пример: «Но вот говорится: формация есть базис экономический и ее надстройки. Какие надстройки? Государство, право и т.д. Основным в базисе являются отношения собственности, кто является собственником на средства производства. Но понятие собственности есть юридическое понятие. Оно в право входит. Собственность и есть владение по праву. Так что это уже бессмыслица: базис - и он же в надстройке»[41,6].

Вроде бы здорово «поймал» Зиновьев марксизм. Но разрыв логики рассуждений в фразе «понятие собственности есть юридическое понятие». Это неверно. В природе действует право сильного, закон джунглей. Тигр прекрасно пользуется этим правом, не имея понятия о юриспруденции. По отношению к собственности об этом, кстати, говорится в цитате из советского учебника политэкономии, приведенной в главе 2: «...независимо от того, существует или не существует на данной ступени развития общества правовая защита собственности, отношения собственности всегда имеют место как реальные экономические отношения»[9].

Третий пример: «Октябрьская социалистическая революция произошла не в центре западного мира, где рабочий класс был тогда очень сильный, а на периферии - в России, в крестьянской стране, в малограмотной, безграмотной стране».[41,5] Этот пример очень типичен для критиков марксизма. Здесь А. Зиновьев оказывается в одной компании с Бажановым, бывшим секретарем И.В. Сталина: «... ложно и бито жизнью оказалось марксистское предвидение событий. Напомню анализ и прогноз Маркса: в мире с его быстрой индустриализацией происходит жестокая пролетаризация и обеднение масс и сосредоточение капиталов в немногих руках; пролетарская социальная революция наступит поэтому в наиболее развитых странах. На самом деле все произошло наоборот. В развитых индустриальных странах произошла не пролетаризация и обеднение рабочих масс, а чрезвычайный подъем уровня их жизни... А что касается социалистических революций, то она не произошла ни в одной из развитых индустриальных стран и, наоборот, широко зажгла страны бедные, отсталые и малокультурные»[44].

На первый взгляд, критика Зиновьева и Бажанова кажется просто убийственной. Но, на самом деле, мы видим отмеченное выше непонимание точности общественных наук. Они критикуют Маркса за то, что тот не мог предвидеть на 100 лет. Они критикуют положения марксизма XIX века, не упоминая их развития Лениным, существенно пересмотревшим эти выводы Маркса. Не упоминают, наверняка, совершенно сознательно,  поскольку едва ли не читали «Империализм, как высшая стадия капитализма» Ленина. Т.е. критика марксизма Зиновьевым и Бажановым настолько же логична, как, скажем, критика современной астрономии за систему Птоломея. Но в случае с астрономией люди понимают разницу между наукой и ее историей, а вот когда речь заходит о политике, тут другое дело: демонстрируется нарочитое непонимание.
Проанализируем эту критику. Начнем с XIX века, на основе опыта которого Маркс разработал свою теоретическую модель. И тогда эта модель соответствовала действительности. Эксплуатация рабочих в капиталистических странах была высока (возможно, даже выше, чем сейчас в странах третьего мира) и накал революционного движение рабочего класса более или менее соответствовал уровню развития капитализма. Капиталистические страны периодически (примерно раз в десятилетие) сотрясали экономические кризисы, приводившие к обнищанию рабочих масс. И, естественно, чем более развит был капитализм, тем больше кризисы революционизировали общество. Поэтому вывод, что социалистическая революция произойдет прежде всего в наиболее развитых странах, был вполне логичным в то время. Время шло. Развивался капитализм. Это развитие проанализировал Ленин. Он показал переход капитализма к империалистической стадии, когда бремя эксплуатации в развитых капиталистических странах несколько ослабевает за счет эксплуатации зависимых стран. «Империализм, … означая монопольно-высокие прибыли для горстки богатейших стран, создает экономическую возможность подкупа верхних прослоек пролетариата.»[1т30,722]. Далее Ленин отмечает, что впервые тенденция подкупа рабочего класса была отмечена еще Энгельсом на примере Англии, раньше других вступившей в эпоху империализма. 7 октября 1858 г. он писал: «Английский пролетариат фактически все более и более обуржуазивается, так что эта самая буржуазная из всех наций хочет, по-видимому, довести дело в конце концов до того, чтобы иметь буржуазную аристократию и буржуазный пролетариат рядом с буржуазией. Разумеется, со стороны такой нации, которая эксплуатирует весь мир, это до известной степени правомерно» [1т30,724]. Как видим, классики марксизма еще в середине XIX века видели в Англии «чрезвычайный подъем уровня ... жизни» пролетариата, но понимали, в отличие от Бажанова, чему такой подъем обязан.

Перераспределение эксплуатации между странами, естественно, сдвигало максимум революционной энергии от развитых стран к слаборазвитым. Таковы новые обстоятельства, которые играли меньшую роль в XIX веке, когда многие отсталые страны еще не были капиталистическими (например, Россия). Ленин учел эти обстоятельства. Он разработал теорию слабого звена и обязательное использование ввиду ее крайней редкости революционной ситуации, несмотря на явно недостаточный уровень развития производительных сил. Т.е. Ленин понял, что если ждать какого-то высокого уровня развития производительных сил (кстати, непонятно какого, поскольку количественно определить этот уровень не представляется возможным до свершения революции), который бы позволил сказать, что «вот, наконец, мы готовы к социалистической революции», то революции не будет никогда: «Кто ждет чистой социалистической революции, тот никогда ее не дождется»[1т30].

Особенно усилился процесс перераспределения эксплуатации после Октябрьской революции и научно-технической революции XX века. Сейчас не одна Англия, а целая группа высокоразвитых стран («золотой миллиард») эксплуатирует весь остальной мир, поддерживая у себя за счет этой эксплуатации высокий уровень не только буржуазии, но и основной массы трудоспособного населения.

В настоящее время, практически, все коммунисты принимают положение, что революция произойдет именно в слаборазвитых, эксплуатируемых странах, потому что именно там тяжелое положение трудящихся. (Это мы видели и при описании Вазюлинской школы, увидим и ниже при анализе Программы КПРФ.) Т.е. материальный критерий революционности (революционизирует тяжелое материальное положение) остался тем же, что и у Маркса! Но наиболее важен именно материальный критерий, а не география или уровень развития производительных сил.
Однако критики марксизма, включая А. Зиновьева, ограничиваются, похоже, чтением «Манифеста коммунистической партии», считая его неким «евангелием» марксизма, из которого все вытекает.

10.1.4. Сверхвласть
На этапе критического осмысливания капитализма А.Зиновьев пишет книгу «Запад», где при анализе структуры власти при капитализме он вводит понятие «сверхвласти».
«Сверхвласть образуется из множества активных личностей, занимающих высокое положение на иерархической лестнице общества. По своему положению, по подлежащим их контролю ресурсам, по их статусу, по богатству, по известности и т. д. эти личности являются  наиболее влиятельными в обществе. В их число входят ведущие промышленники и банкиры, крупные землевладельцы и династические семьи, хозяева газет и издатели, профсоюзные лидеры, кинопродюсеры, знаменитые актёры, хозяева спортивных команд, священники, адвокаты, университетские профессора, ученые, инженеры, хозяева и менеджеры масс медиа, высокопоставленные  политики.
Разумеется, не все представители упомянутых категорий граждан входят в сверхвласть, а только избранные личности и признанные лидеры соответствующих секторов общества.

Эта элитарная среда… образует своего рода неформальные «директораты»,  контролирующие  все  ключевые учреждения общества. Члены ее знают друг друга лично. Они вырабатывают в своих кругах координированную политику. Тут готовятся и принимаются наиболее важные решения…

Сверхвласть есть явление закономерное. Без нее публичная власть вообще не могла бы существовать в условиях сложнейших человеческих объединений, какими являются западные страны. Она не зафиксирована и не признана как явление правовое, конституционное. Но в этом нет никакой надобности, ибо она, в принципе, есть образование качественно иного рода, чем просто политическая власть. Она аккумулирует в себе высший контроль над всеми аспектами общества, включая всю его систему власти» [45, 237-238].

А вот дополнительная характеристика сверхвласти (которую Зиновьев называет также «системой сверхгосударственности») и демократии.
«Система сверхгосударственности не содержит в себе ни крупицы демократической власти. Тут нет никаких политических партий, нет никакого разделения властей, публичность сведена к минимуму или исключена совсем, преобладает принцип секретности, кастовости, личных сговоров. Коммунистическая государственность уже теперь выглядит в сравнении с ней как дилетантизм. Тут вырабатывается особая «культура управления», которая со временем обещает стать самой деспотичной властью в истории человечества. Я это говорю не в порядке разоблачения или упрека — упаси меня Боже от этого! Просто по объективным законам управления огромными человеческими объединениями и даже всем человечеством, на что претендует Запад, демократия в том ее виде, как ее изображает западная идеология и пропаганда абсолютно непригодна. Об этом открыто говорят теперь многие западные теоретики» [45,445-446].

Таким образом, Зиновьев признаёт, что формальная буржуазная демократия может существовать только потому, что её контролирует сверхвласть - невыборная структура, реализующая диктатуру правящего класса.
Т.е. сверхвласть – это то, что автор в части 1-ой называет руководящей силой общества.

10.2. Е. ПРУДНИКОВА
В 2002  - 2009г.г. ряд публицистов, таких, как Ю.Мухин, А.Бушков,  Е.Прудникова, … написали ряд книг с исследованием сталинского периода в истории СССР. Они не являются коммунистами и их объявленной целью является восстановление исторической истины, погребённой под толщами лжи антисталинизма, пожалуй, основной вклад в который внёс закрытый доклад Н.С. Хрущёва на XX съезде КПСС. В процессе этой работы они, в общем, довольно убедительно доказали, что возложение на Сталина главной ответственности за репрессии 30-х годов является ложью. В процессе этого расследования они выдвинули версию о ходе репрессий и её основных виновниках. Ниже эта версия изложена в основном согласно Прудниковой.

10.2.1. О планах Сталина по реформе политической системы
и репрессиях  30-х годов XX века.
По мнению Прудниковой в 1935-36 гг. были приняты меры, которые «были нацелены на отмежевание правительства СССР от революции и на консолидацию общества вокруг правительства». [6,237]. Их она вслед за Троцким считает контрреволюцией. Вот эти меры:
«1. «Реабилитация» традиционных устоев народной жизни: семья, школа, отношения между родителями и детьми, та же ёлка и т.п. Рассчитано на всех нормальных людей Страны Советов.
2. Отмена классовых ограничений при поступлении в вузы. Возвращение из ссылки тех, кто был выслан по «классовому» признаку, но лично был ни в чём не виновен. Эта мера, адресованная в первую очередь молодёжи: те, кто вырос при советском строе – наши, кем бы не были их родители.
3. «Амнистия» крестьянам. 26 июля 1935 года Политбюро приняло постановление о снятии судимости с колхозников, осуждённых к лишению свободы на сроки не более 5 лет и отбывших наказание. Снятие судимости означало и восстановление в полном объёме всех гражданских прав, в том числе и избирательных.
4. Наконец, пресловутый  «исторический ренессанс», апеллирующий непосредственно к менталитету. Большевистская идеология, правда, осталась – но она прекраснейшим образом ужилась с российской историей. Просто раньше историю идеологизировали в одну сторону, а теперь в другую». [6,236-237]. 

Наиболее ярким примером  этого «ренессанса», т.е. возвращения к дореволюционной оценке части исторического прошлого является запрет на постановку оперы-фарса Демьяна Бедного «Богатыри»:
«Ввиду того, что… опера-фарс…
б) огульно чернит богатырей русского эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа;
в) даёт антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося  в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры» [6,231-232].

На самом деле, конечно, это не было контрреволюцией. Контрреволюция – это возвращение прежнего социального строя. Ничего этого не произошло. Просто практика показала, что некоторые прежние представления об организации жизни при коммунизме дают худшие результаты, чем традиционные схемы. Например, в 20-е годы в СССР проводились эксперименты по замене семейного воспитания согласно программе мер «Манифеста коммунистической партии» [10т1,127] общественным: «Одно время в среде высокопоставленных партийцев можно было сдавать детей в детские дома – чтобы не мешали строить «светлое будущее» [6,228]. Жизнь показала, что это детдомовское воспитание приводит иногда к негативным результатам.
Т.е. все перечисленные выше меры были только возвращением к здравому смыслу, а никакой не контрреволюцией.

Однако Прудникова считала это контрреволюцией, за которой по аналогии с Французской революцией следует «термидор», т.е. устранение верхушки революционеров, которые заняли руководящие посты в партийной иерархии.
Далее она излагает, для чего это было нужно. В 1933 году в Германии к власти пришёл Гитлер. И страны, ставшие на сторону фашизма, устанавливали режим личной власти. История показала, что буржуазная демократия не выдерживает столкновения с авторитарным режимом: Франция при равной по силе армии продержалась против Германии всего 45 дней.
«Едва ли Сталину нужно было историческое подтверждение, чтобы понять: при той ветром колеблемой системе власти, которая существовала в СССР, выиграть войну невозможно. Чтобы победить, германскому фюреру нужно было противопоставить  советского диктатора» [6,238].

Далее Прудникова говорит, что этого Сталин мог бы достигнуть с помощью советского варианта «ночи длинных ножей».
Но… «Подвёл Иосиф Джугашвили, миротворец, - захотел сделать всё «по закону». То, что он задумал, было на самом деле гениальной комбинацией из области политического фехтования. Но фехтовальные приёмы срабатывают, если у противника в руках шпага, а не лом, против которого, как известно, нет приёма…» [6,238-239].

По новой Конституции согласно наметкам Сталина на выборах предполагалось выбирать не из одной кандидатуры, как получилось на практике, а из нескольких. Вот, что ответил Сталин американскому журналисту Рою Говарду:
«…Как уже было объявлено, по новой конституции выборы будут всеобщими, равными, прямыми и тайными. Вас смущает, что на этих выборах будет выступать только одна партия. Вы не видите, какая может быть в этих условиях избирательная борьба. Очевидно, избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации. А таких у нас сотни.
Вам кажется, что не будет избирательной борьбы. Но она будет. И я предвижу весьма оживлённую избирательную борьбу. У нас немало учреждений, которые плохо работают… Построил ли ты или не построил хорошую школу? Улучшил ли жилищные условия? Не бюрократ ли ты? Помог ли ты сделать наш труд более эффективным, нашу жизнь более культурной?  Таковы будут критерии, с которыми миллионы избирателей будут подходить к кандидатам… Выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти…» [6,240].

Т.е. Сталин решил с помощью выборов в Верховный Совет избавиться мирным путём от разложившейся части партийной верхушки. На альтернативных выборах их провалят. А после провала им придётся покинуть и партийные посты. К тому же такие же выборы с тайным голосованием планировалось провести и в партии.
Сталин хотел провести выборы в конце 1936 г. Однако VII съезд Верховного Совета СССР отложил выборы на неопределённый срок и поручил ЦИК Съезда утвердить «Положение о выборах» и назначить дату выборов.
Это дало время первым секретарям почувствовать угрозу своей власти и предпринять ответные действия. Они ответили требованием провести массовые репрессии против якобы выявленных многочисленных «врагов народа». С помощью этих репрессий они рассчитывали устранить конкурентов на выборах. Инициатором репрессий, как считают эти писатели, по предварительному сговору с другими первыми секретарями выступил секретарь Западно-Сибирского райкома Эйхе, которого Хрущёв представил в своём докладе на ХХ съезде как невинную жертву Сталина. По этому поводу Политбюро приняло постановление от 28 июня 1937 г.

«О вскрытой в Зап. Сибири к.-р. (контрреволюционной) повстанческой организации среди высланных кулаков.
1.Считать необходимым в отношении всех активистов повстанческой организации среди высланных кулаков применить высшую меру наказания.
2. Для ускоренного рассмотрения дел создать тройку в составе Нач. УНКВД по Зап. Сибири т. Миронова (председатель), прокурора по Зап. Сибири т. Баркова и секретаря Запсибрайкома т. Эйхе». [6,257].

Могло ли Политбюро отказать Эйхе? 
Прудникова считает, что не мог: «Получив отказ, на следующий день това¬рищ Эйхе апеллировал бы к более высокому органу - пленуму. И пленум бы ему желанное разрешение охотно дал. А потом попросил бы слово кто-нибудь из «кровью умытых», или некий «старый большевик» с неза¬пятнанной революционной репутацией, и как вы думаете, с какими об¬винениями в адрес Политбюро он бы выступил и чем бы все это кончи¬лось?
Сталинцев не трогали, пока они не покушались на власть «партий¬ных баронов», но теперь, после перевыборов в партии и утверждения нового избирательного закона, перемирие было нарушено. А люди тако¬го склада, едва почувствовав угрозу, имеют обыкновение звереть. Ски¬нули бы и Сталина, и прочих, а при попытке обратиться к массам утопи¬ли бы в крови и партию, и страну. Еще раз напомню: в партии сталинцы были в меньшинстве (речь идет, конечно, о «внутренней партии» - «вне¬шняя» вообще погоды не делала) и держались у власти лишь благодаря иезуитским талантам и хитрому балансированию лидера. Не им было играть с аппаратом в силовые игры...»[6,259]. Т.е. Прудникова  считает, что вину за репрессии на Сталина возлагать нельзя – это был вынужденный шаг, чтобы избежать более тяжёлых последствий.

Вслед за Эйхе аналогичные требования предъявили многие другие первые секретари. В результате завертелся маховик репрессий. После завершения которого о проведении демократических выборов уже не могло быть и речи.

Но вернёмся к планам Сталина по демократизации страны. Прудникова приводит оценку сталинской реформы Юрием Жуковым: «Уникальный парадокс советской системы управления тех лет состоял ещё в том, что его сросшиеся ветви, а по сути одну-единственную ветвь власти, от макушки до корней обсел партаппарат. Всё это Сталин решил поломать с помощью новой Конституции. Во-первых, отделить в советских органах исполнительную власть от законодательной, а их отделить от судебной, которая напрямую подчинялась наркому юстиции Крыленко. Во-вторых, отделить от этих властных структур партию и вообще запретить ей вмешиваться в работу советских органов. На её попечение оставить только два дела: агитацию и пропаганду и участие в подборе кадров. Грубо говоря, партия должна была занять то же место в жизни страны, что, скажем, занимает церковь в жизни Ирландии: да, она может влиять на жизнь государства, но только морально, через своих прихожан. Реформа, которую задумал Сталин, призвана была консолидировать наше общество ввиду почти неминуемого столкновения с фашистской Германией». [6,240-241].
То, что сказал Сталин в ответе Говарду, является описанием типичной системы буржуазной демократии и должно было при внедрении привести к созданию многопартийной системы, хотя по названию партия могла быть и одна. Но дело не в названии. Внедрение буржуазной демократии при социализме  чревато настоящей контрреволюцией, как это произошло во время Горбачёвской перестройки. В этом смысле правы были «первые секретари, которые немедленно возразили, что в «сталинский парламент» попадут в основном попы». [6,242].

Что касается обнаруженных Жуковым намерений Сталина внедрить буржуазное разделение властей и запретить партии вмешиваться в работу советских органов, то это, вообще говоря, из интервью Сталина не следует. Однако после XIX съезда КПСС на Пленуме ЦК он фактически попытался, что-то подобное сделать. Изложим намерения Сталина по Прудниковой: «В первую очередь он вообще ликвидировал пост Генерального секретаря ЦК. Отныне в партии было 10 простых секретарей ЦК, среди которых не выделялся ни один, не имелось ни «генерального», ни даже «первого». Во-вторых, вместо старого Политбюро Сталин зачитал список нового органа, Президиума  ЦК КПСС, куда вошли совершенно новые люди: и некоторые партийные бонзы и чистейшей воды управленцы… Если не считать Сталина – двадцать четыре человека. «Чистых» партийцев из них девять. Остальные - сплошь  «управленцы»…

Но, главное, Сталин объявил во всеуслышание, что намерен уйти с поста секретаря ЦК. Он остаётся Председателем Совета министров и членом Президиума ЦК, но с партийного поста уходит…
Всё, дальше ехать некуда! Сталин остаётся на вершине власти, он только уходит из руководства партией, но что такое партия без Сталина во главе?!. Да попросту кучка бессильных шаманов при властном вожде, не более того» [6, 232].

11.2.2. Главная ошибка Сталина
Как считает Мухин, а также многие другие исследователи после этого Пленума партийная верхушка, спасая свою власть, организовала убийство Сталина.
Но рассмотрим это решение Сталина с точки зрения судьбы социализма в СССР. Пока Сталин был жив, угрозы не было. Но, если бы он прожил дольше, партия, действительно потеряла бы власть. Да и, вероятно, стала бы распадаться. Ведь партии создаются именно для борьбы за власть. А если власти ей, по определению, не положено, то зачем она? И зачем в ней состоять? В этом случае контрреволюционная перестройка могла бы начаться сразу после смерти Сталина, не в 80-х, а 50-х, 60-х годах прошлого века.

Т.е. Сталин, фактически, отошёл от Ленина, учеником которого всегда себя объявлял. В «Вопросах ленинизма» он писал:
«Партия осуществляет диктатуру пролетариата. Партия, это - правящий авангард пролетариата, это – руководитель» (Ленин). В этом смысле партия берёт власть, партия управляет страной. Но это нельзя понимать так, что партия осуществляет диктатуру пролетариата помимо государственной власти, что партия правит страной помимо Советов, не через Советы. Это ещё не значит, что партию можно отождествить с Советами, с государственной властью. Партия есть ядро власти. Но она не есть и не может быть отождествлена с государственной властью» [46, 128].
Намерение Сталина уйти с партийного поста, на практике, означала, что партия теряет функцию ядра власти. Хотя, конечно, явно реформа партии, проведённая Сталиным после XIX съезда, этого не провозглашала.
Разумеется, противоречие между партией и Советской властью существовало. Менее грамотные технически партийные органы вмешивались в хозяйственные дела. Что иногда вредило делу. Их положение как контролёров приводило к тому, что хозяйственные органы их задабривали взятками. Т.е. возникала коррупция и разложение.
Сталину, конечно, партия нужна была до тех пор, пока он не занимал постов в правительстве. Тогда Политбюро собиралось примерно раз  в неделю. Но как только перед войной он стал официально во главе страны, то это прекратилось. Политбюро собиралось только для решения политических вопросов. Так в 1952 г. Политбюро собиралось только 4 раза. Очень редко собирались пленумы ЦК, а от XVIII  до XIX  съездов прошло вообще 13 лет.

Понять действия Сталина, раздражённого тупостью и разложением номенклатуры можно. Но если не думать о будущем социализма в стране. Мухин, Прудникова и Бушков действия Сталина по отстранению КПСС от власти с восторгом поддерживают, поскольку им социализм без надобности: они находятся во власти иллюзий, что и без социализма Россия может быть процветающей. Но ведь Сталин был выдающимся марксистом! Возможно, в том то и дело, что был. Но под загруженностью решением практических вопросов управления скатился к середине 30-х годов на позиции патриота-государственника.

 Критикуя систему власти в СССР, Мухин, Прудникова и другие, похоже, не понимают, что они предлагают. Им, видите ли, не нравится партия, поскольку она только контролирует государственную власть. Хорошо, контроль уберём. И что получается. Бесконтрольная власть. На примере Гитлера видно, к чему это приводит. Да, к власти его привёл, в том числе, и крупный капитал Германии. Но дальше он действовал бесконтрольно. И устранить его можно было только физически. Что не получилось. Т.е. в подавляющем числе случаев государственная власть контролируется и направляется наиболее богатыми представителями правящего класса. Этот контроль нигде не прописан. Но он действует. Именно этот контроль, а не фарс «демократических» выборов. А, когда не действует, то непонятливых правителей устраняют физически. Как, например, президента Кеннеди в США.

Наши же патриоты решили, что государственная власть может работать на благо страны без контроля. Они обвиняют в разложении партийный аппарат. А что, такого разложения не получилось бы в советском аппарате, освобождённом от контроля? Ещё похлеще бы: при наличии партии были всё же какие-то идеологические препятствия: построение социализма, всё для блага народа,… Недаром же говорят: «власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно».

Так что партию нужно было сохранить. И в этом смысле правы были наследники Сталина, когда отменили его реформы. Катастрофу удалось отсрочить примерно на 30 лет, но не предотвратить её, поскольку к власти пришли люди, которые уже были политически малограмотными, а иногда и просто не порядочными, как, например, Хрущёв, давший старт крушению социализма, своим разоблачением культа Сталина.

Товарища Сталина можно обвинить в том, что он своевременно (начинать нужно было сразу после войны: уже близко 70-летие, и здоровье не очень) не подготовил себе преемника, не производил омоложение своего окружения, из которого нужно было бы воспитать марксистов, чтобы потом поставить их во главе партии и государства. Т.е. Сталин как бы забыл свой лозунг: «Кадры решают всё!»
Как можно было оздоровить партию? Не уничтожать, поскольку без руководящей силы общества государство неустойчиво, а оздоровить. Поскольку партия строилась снизу, то снизу она и загнивала. А чтобы снизу она не гнила, нужно было там устранить условия для гниения. В чём они заключались? Прежде всего, в преимуществах членам партии при занятии должностей в народном хозяйстве и советском аппарате. Это преимущества нужно было бы существенно сократить или даже отменить вовсе. Тогда интеллигенция не пёрла бы таким валом в партию. И партия была бы существенно меньше, но лучше. Т.е внизу она должна бы быть контролёром, но без властных полномочий. Давать рекомендации, давить через партийную печать в случае обнаруженных жалоб и поручений. Если не получается, то жаловаться наверх. А вот на верху партия руководит. Как сказал Сталин: «Партия есть ядро власти». Именно ядро, а не проволочная сетка.

В этом случае партия могла бы обрести устойчивость, если в начальный момент вверху ядро было не гнилое. Далее, проведя реформу внизу, и оздоровив низы, руководство могло бы наладить воспроизводство ядра кадрами хорошего качества снизу. Но для старта такого процесса Сталин должен был бы начать описанный выше процесс омоложения и воспитания кадров сразу после войны, чтобы к XIX съезду вокруг него уже не было бы таких кадров, как Хрущёв, Маленков, Микоян и т.д. Их следовало понизить или отправить на пенсию.
Основная ошибка Сталина не в том, что он не сумел противодействовать массовым репрессиям, а в кадровом вопросе по организации власти после своей смерти.

Эта ошибка Сталина и создала в конечном итоге условия для контрреволюции. Вот этапы её развития.
1 . Возложение Хрущёвым ответственности за массовые репрессии 30-х годов на Сталина из мстительности и желания скрыть своё участие в репрессиях привело к огульной реабилитации жертв террора. Это в свою очередь привело к понижению требований к кадрам на выдвижение на высшие руководящие посты в партии.
2. Отсутствие в руководстве КПСС грамотных марксистов привело к вредным экономических реформам (Совнархозы Хрущёва, Косыгинская экономическая реформа), что привело к трудностям развития экономики и снижению темпов роста.
3. Понижение требований к кадрам привело к выдвижению на руководящие посты Горбачёва и Ельцина, имевших весьма непростую родословную. У Горбачёва «при Сталине дед по материнской линии  сидел в тюрьме, по отцовской линии был сослан. Дед супруги был расстрелян в 1937 как ярый троцкист, отец Раисы Максимовны отсидел в тюрьме четыре года как противник Сталина». [138,184]
Что касается Горбачёва, то при его выдвижении не были также учтены его контакты с диссидентами. В результате к высшей власти пришёл предатель Горбачёв, который под руководством предателя Яковлева блестяще провёл контрреволюцию сверху.
4. Успех клики Горбачёва стал возможен благодаря вопиющей политической малограмотности (или трусости) остальных членов ЦК, которые не увидели предательства в действиях Горбачёва (или сделали вид, что его не видят), несмотря на то, что многие рядовые члены это видели и не скрывали своих взглядов, в том числе и в печати.

Литература к главе 10
1. В.И.Ленин. Полное собрание сочинений (ПСС) Издание 5. Издательство политической литературы. Москва. 1971 г.
6. Прудникова Е.А. Хрущёв. Творцы террора. М. ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2009, 640 с.
9. Политическая экономия. Капиталистический способ производства. Мысль. Москва. 1971.
10. К. Маркс, Ф.Энгельс. Избранные произведения в 3-х томах. Москва. Политиздат. 1970.
11. А.П.Бутенко. Откуда и куда идем. Лениздат. 1990 г.
12. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, 2-е издание.
29. Б.П.Курашвили. Куда идет Россия? Москва. «Прометей. 1994.
39. А.Зиновьев. КОММУНИЗМ КАК РЕАЛЬНОСТЬ. – M.: Центрполиграф, 1994. -495 с.
40. Советская Россия, №181, 1994.
41. Искание истины. Советская Россия. N 136(11574), 1997.
42. Д. Верхотуров. «Сталин. Экономическая революция». М.: ОЛМА-ПРЕСС. 2006. 352 с.
43. Внешняя торговля СССР за 1918-1940 годы. Статистический обзор. М.: Внешторгиздат, 1960.
44. Б.Бажанов. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. «Всемирное слово». Санкт-Петербург. 1992.
45. Зиновьев А.А. Запад. Феномен западнизма. М.: Центрполиграф, 1995. – 461с.
46. И.Сталин. Вопросы ленинизма. Госполитиздат. 1952.
138. А.П. Шевякин. Загадка гибели СССР (История заговоров и предательств 1945-1991). Москва «Вече». 2005